- Что сказала? Неправду? Сколько лет мы не виделись? Откуда он вернулся как не из тюрьмы? Хорошие люди туда не попадают.
- Успокойтесь, Наталья Никитична, я оправдан. То есть был незаконно осужден и меня освободили, извинившись за ошибку. Вот справка о том, читайте и впредь думайте, о чем говорите.
- Пап! А бабуся твоя родная мамка, или взяла тебя из приюта? - встряла Анна.
Бабу словно ударили со всей силы, она подскочила к девчонке:
- Да как смеешь здесь рот разевать, кукушонок? Кто ты такая, чтобы взрослым людям дерзить?
- А почему всех обижаете? Даже дедушку, как чужого зовете с именем и отчеством. Папку и меня чужими обозвали. Мамку тоже. Или только вы хорошая? Неправда! Злая и противная старуха! Если у нас на севере мозги поморожены, то у вас сердце и душа из сосулек. Это нам с папкой стыдно за вас. Разве вы люди, если папкина беда для вас чужая? Я целый год плакала и ждала! А вы вот так нас встретили. Пошли отсюда, папка. Лучше на улице переждать эти два дня, чем с ними! - плакала девчонка.
- Ну, успокойся, не реви. Мы не совсем плохие, как тебе показалось. Иди ко мне, - позвал дед девчонку.
- А почему я должна называть вас как чужих? Или мы все глупые?
- Так положено!
- Где? Кем?
- В каждом культурном обществе, в любой порядочной семье так заведено. И мы эти общие правила не собираемся менять, - отозвалась старуха фыркая.
- Дурное общество! Люди Боженьку на Ты зовут. И Он их любит. А ваше общество - кто перед Богом. Сплошное говно.
- Как смеешь в моем доме так выражаться? Нахалка!
- Баб! А у тебя на жопе халата дырка. Большая-пребольшая. Наверное, пропердела. Я даже вижу, какие зеленые у тебя трусы. А еще у твоего лифчика от злости бретелька оторвалась. И сиська по коленке гуляет. Приведи себя в порядок, а то вороны на даче тебя за пугало примут. Правда, дедунь? - смеялась Анна и добавила:
- Прежде чем папкины носки высмеивать, себя оглядеть нужно.
- До чего дерзкая девчонка! Нет! Я с такою никогда не уживусь, - бурчала Наталья Никитична, уходя в спальню.
- Баб! Ты меня еще звать будешь.
- Ни за что! - послышалось из спальни.
- А вот посмотришь, уже летом скучать станешь.
- Только не я!
- Баб! Смотри! Кот твои зубные протезы лизал, а теперь обоссал их. Ты, наверное, валерианку пила. Что теперь делать станешь. От протезов, как из унитаза несет.
Бабка выскочила из спальни в одних рейтузах. Забыла старая, что в зале муж и сын.
- А разве хорошо в таком трико выскакивать из спальни при чужих? - язвила Анка.
- Я у себя дома. А ты, если воспитанная, отвернись, - отняла бабка протезы у кота, какой вздумал играть ими. Она перескочила на кухню, помыла протезы, положила в содовый раствор.
- Ты там скорей управляйся. Ужинать пора, - напомнил дед и добавил:
- Ведь наши с дороги! Она у них дальней была.
- Максима дождемся. Вместе поедим. Он уже скоро придет. Не накрывать же на стол по десять раз.
- А хорошая у нас Анютка. Только приехала, уже за меня вступилась перед Никитичной, велела по теплому называть. Вот это настоящая внучка, никого не испугалась, даже моей Натальи Никитичны. Она нас всех в ежовых рукавицах держит и дыхнуть вольно не дает, - сказал Павел Антонович обескураженному Сашке. Тот не знал, как угомонить дочку, а она словно назло вставляла бабке все новые шпильки:
- Баб!
- Не обращайся ко мне по-деревенски, я не признаю такой вульгарщины.
- Хорошо, пусть кот весь носок твой распустит на свои лапы. Он уже к пятке добрался.
- А ты чего сидишь? Отними!
- Хочу, чтоб вежливо попросили! - ответила Анька хохоча.
Бабка отняла у кота нитки. А отец, глянув на часы, достал сотовый телефон.
- Уж не матери звонить намылился? - на-сторожилась Анька и перестала подкидывать коту клубки ниток, решила послушать, с кем и о чем будет говорить отец.
- Иван Антонович, здравствуйте! - заговорил Сашка и услышал в ответ:
- Приветствую! С кем имею честь говорить?
- Кравцов Александр Павлович. Ваш племянник! Если помните, обо мне с вами говорил подполковник Киселев. Он разрешил мне сослаться на него и напомнить о том разговоре. Он рассказал обо мне.
- Да, было такое. Помню. Я ему сказал, что могу взять вас на общих основаниях.
- Я и не претендую на исключительность!
- Напомните ваше имя!
- Александр!
- Скажите! Вы с деревней знакомы? Что умеете?
- В деревне был. Но ничего не умею. Если возьмете, научусь, - ответил Сашка.
- Кем работал?
- Бурильщиком.
- Это нам совсем не нужно.
- Еще автослесарем.
- Вот это уже хорошо! Нам нужны слесари в мехпарке.
- В последний год был в бригаде дорожников.
- Ну, совсем клад, сокровище! Конечно, возьму. Дорожники дозарезу нужны, но толковые, работящие люди. Мы без них задыхаемся. Дороги у нас безобразные! Мучаемся с ними, и все руки не доходят сделать их основательно. Специалистов нет. Потому, ремонтируем их по-своему, по-деревенски, засыпаем дырки, ямки и на том все. А через пару недель снова латаем. Ну, хоть ночуй на наших дорогах, толку все равно никакого. Только зимой от них отдыхаем, - разговорился Иван Антонович. И, словно спохватившись, спросил:
- Вы, я извиняюсь, выпиваете? Я это к чему спросил, всех опрашиваем загодя, чтобы потом избежать недоразумений. Мы пьющих не берем в хозяйство. От них один урон и неприятности. А потому, лучше сразу выяснить.
- Выпить, понятное дело, могу. Но не страдаю пристрастием. Хотя в праздники за компанию, случается выпивал рюмку, другую, но никогда не падал, меру свою знаю и ни разу не перебирал, а теперь и вовсе не до того. Вы знаете, я совсем недавно из зоны. Оправдан.
- Я наслышан…
- У меня дочь.
- Ну и что? У меня семеро по лавкам скачут.
- Я сам ее растить буду. Без жены. Мы с нею разъехались. Так что не до выпивки мне.
- Дочь совсем маленькая?
- В третьем классе.
- Так это уже хозяйка в доме!
- Моя пока не приучена.
- Не беда! У нас все быстро освоит. Куда денется?
- А с жильем как?
- Без проблем. Нынче пошлю баб, чтобы прибрали в доме. Пусть окна и полы помоют, во дворе подметут. Без хозяина полгода стоит. Прежнего за пьянку выгнал. Сразу всех выселил. Они не только гнали самогон, а и продавали деревенским, спаивали моих людей. Я пробовал говорить с ними, не помогло. Пришлось расстаться, - вздохнул Иван Антонович.
- Думаю, у нас с вами до того не дойдет.
- Это хорошо. Но знайте, заработки у нас не северные! Больше всех получают животноводы. Их продукция в постоянном спросе. У других получки поскромнее.
- А сколько в среднем получают? - поинте-ресовался Сашка.
- Самое малое - три тысячи. Другие больше. До девяти. Смотря где, и как работают. Все от отдачи. Слесари по семь-восемь тысяч. Ну и халтура имеется. Хоть у нас деревня, люди имеют транспорт. А он, иногда ломается. Наши слесари ремонтируют. Раньше за бутылку, теперь за деньги. Вот и получается приработок. Конечно, не в рабочее время ремонтируют.
- Скажите, Иван Антонович, а в вашем хозяйстве есть свет и газ в домах? - спохватился Сашка.
- Все имеем. В кусты по нужде давно не бегаем. Живем культурно, как в городе. Есть своя больница, школа и клуб. Люди не жалуются. Молодые не убегают. Конечно, получать высшее образование едут в город. Но многие возвращаются к нам работать. Вот и в прошлом году, трое врачей и двое учителей, да двое воспитателей вернулись. Зоотехник свой, механик из нашенских, - хвалился человек.
- Значит, мне можно приезжать? - перебил Сашка.
- Даже нужно, - услышал в ответ.
- А как к вам добраться?
- Давай договоримся так, я пошлю своих баб привести дом в порядок. Пусть побелят, покрасят, помоют, чтоб тебе не впрягаться в это. Ведь полгода закрытым стоял. Проветрить его нужно. Ты же у своих мамонтов сможешь дня три пожить? - спросил не без смеха.
- Попробую.
- Ну, а как все будет готово, я позвоню сам. И за тобою приедет машина. Мы ж все равно каждый день возим в город продукцию. На обратном пути кто-нибудь из водителей вас прихватит. Я предупрежу заранее, чтобы успел собраться.
- С этим проблем нет. Мы в сборе. Готовы в дорогу в любой момент.
- Вот и договорились!
- Жду ваш звонок! - ответил Сашка.
- Привет твоим динозаврам, - простился Иван Антонович.
Сашка оглянулся. Дочка спала на диване в обнимку с дедом. Уткнулась лицом в его плечо и тихо посапывала. Все же сказалась на девчонке бессонная ночь.
Павел Антонович во сне блаженно улыбался. Впервые в своей жизни спал вместе с внучкой и радовался большому теплу маленького человека.
Рядом с ними, сидела в кресле Наталья Никитична. Вязала носок, распущенный котом.
Как только услышала, что Сашка закончил разговор, спросила:
- Неужели в деревню собрался переехать, к Ивану? Иль лучшего не сыскал?
- А что в том плохого? Жилье будет, голодными не останемся. Чего надо? В городе где жилье сыщу? Да и работу найти сложно.
- Зато заработки много выше. И Анна станет цивилизованным человеком, а не пастушкой.
- А ты оставишь нас у себя жить? - спросил, глянув в глаза матери.
- Нет! Только не это. Я не знаю, как эти три дня пережить. Вынесу ли такое наказание!
- Чем же так помешали? Порог едва успели переступить, стакана воды не выпили.
- Мы слишком разные!
- Мам, но мы родные люди!
- Ну и что с того? Мы слишком долго жили в разлуке. А когда вместе были, радости от того не было. Сплошные переживания и ссоры. Я не хочу их повторения. Опять начнутся бабы, водка, домой станешь возвращаться под утро, снова свяжешься с какими-то придурками, опять зачастит к нам милиция, а мы с дедом нянчись с Анькой. А она у тебя вон какая грубая и дерзкая. Никакого уважения к старшим. И главное, совершенно не воспитана. Ею никто не занимался, это сразу видно.
- Тогда чему удивляешься, что уезжаем в деревню? Там никто вот так не скажет об Аннушке. Она сделала тебе замечание, а ты ее возненавидела.
- Ну, тут ты перегнул!
- Да что там, сказал правду. Зато, когда уедем, никто друг другу не потреплет нервы. Вы заживете спокойно, а мы постараемся не приезжать и не тревожить вас.
- А я и не позову. Подумаешь, беда большая. Сколько лет врозь жили и ничего, никто не скучал.
- Эх, мама! Ну, почему ты моя мать? Холодная и бездушная, что в тебе от матери? Столько лет прошло, ты даже не спросила, как я жил, почему ушел от Ленки, как попал на зону? А упреками засыпала. Сколько лет твоим обидам. Меня изменили годы, но мои беды для тебя чужие. Не знаю, за что зову матерью, ведь родного в тебе нет. А жаль. Ведь даже взрослому человеку нужно тепло и хоть капля понимания. В твоей душе такого нет. Ты, как мамонт, замерзший во льдах, какой уже никогда не оживет.
- Много ли ты знаешь о жизни, и о нас с отцом. Ты жил чужим с самого детства и никогда не считался с нами. Почему я должна интересоваться той бабой, с какою сошелся? Мне и без слов понятно, что произошло. Она наставила тебе рога, ее натура потаскухи была видна еще тогда. Но ты не поверил никому и даже обиделся. А ведь она до конца останется в шлюхах и не станет нормальной женщиной. Ей это не дано. О тебе и спрашивать не хочу. Слишком много пороков. Потому, ты, конечно, прав. Твое место только в деревне. В городе обязательно влипнешь в какую-нибудь историю и снова попадешь в тюрьму.
- Ох, и злая, сама желчь и ненависть.
- Глупый!
- Да уж какой есть. Я, практически, вырос без тебя, хотя ты была рядом, как луна. Все видела, но ни разу не согрела и не порадовала. Не зря Аннушка тебя не признала, не потянуло к тебе дочку мою.
- Не велика беда. Она вся в тебя, - пошла открыть дверь на раздавшийся звонок. Это пришел Максим.
Проснулся и Павел Антонович. Осторожно вытащил руку из-под головы Ани, слез с дивана, чтоб не задеть и не разбудить внучку.
- У нас гости! - объявила Наталья Никитична Максиму и тут же успокоила:
- Они ненадолго, всего на три дня.
- Выходит, дачу отложили?
- Пришлось. Не оставишь же их одних в квартире.
- Да! Ты, конечно, права, - согласился младший брат, а Сашке обидно стало. Захотелось поскорее уйти, уехать, убежать из этого дома, чтоб никогда больше не возвращаться сюда.
Они холодно поздоровались. Сели на кухне напротив друг друга, молчали, говорить было не о чем. Мать явно медлила с ужином. И тогда Павел Антонович не выдержал:
- Наталья Никитична, когда нас кормить собираетесь? Люди с дороги! Это даже неприлично заставлять их ждать столько времени. Да и я проголодался.
- Будите свою хамку! - предложила баба.
- Спасибо! Мы лучше в столовую сходим. Там как-то теплее! - разбудил Сашка дочь, перехватив недовольный взгляд отца, брошенный на мать, та сделала вид, что ничего не заметила. И Сашку с Аней не остановила. Они быстро спустились вниз.
Плотно поев, они вернулись. Дверь им открыл Павел Антонович. По его лицу оба поняли, что в семье была крутая перепалка. У деда не только весь лоб в поту, а и лицо покраснело, волосы взлохмачены, в глазах искры не погасли.
- А мы торт купили к чаю. Это взамен сказки на ночь, - выпалила Анна и, войдя в зал, сказала всем:
- Добрый вечер! А чего все такие хмурые?
- Пошли чай пить! - отозвался старик один за всех.
Они долго пили чай молча. Анна жалась к отцу. Ей было холодно под колючими, изучающими взглядами Максима и бабки. Ей так хотелось спрятаться или убежать от них хоть куда-нибудь.
- Ты все еще холостой? - спросил Сашка брата. Тот замотал головой:
- Зачем мне эта обуза? - ответил, чуть не подавившись, и закашлялся.
- Еще годок-другой и ты безнадежно опоздаешь? - заметил брат.
- Останусь в холостяках, сберегу здоровье.
- А дети? Или не хочешь своих заиметь.
- Знаешь, я не люблю суеты и канители с пеленками, горшками, визгами. А и достойной пары не вижу. Не нашел подходящую.
- Да будет тебе! Скажи честно, что постарел и на тебя уже никто не смотрит. Смотри, вон плешь означилась. Кому такой нужен? - встрял Павел Антонович.
- Если захочу, хоть завтра жену приведу.
- Из дома престарелых? - усмехнулся дед.
- Ну, сразу крайности. Я еще в большом дефиците. Молодые девчонки глазки строят, зависают на ходу. На работе проходу нет, - заносчиво ответил Максим.
- Чего ж все выходные и праздники один дома сидишь? Хоть бы какая-нибудь престарелая коза позвонила, поздравила, пригласила бы к себе.
- Зачем мне кто-то! Я дома хочу побыть, отдохнуть в тишине.
- Максим, не пудри мозги. Работу заканчиваешь в пять вечера. А пришел во сколько?
- Я что? Отчитываться должен, где был?
- Зачем? Какое мне дело? Только зачем те-г бе "косить" под монаха? Все мы живые люди.; И тебе пора своей семьей обрасти, - сказал Сашка.
- Выискался советчик. В своей жизни раз-! берись, а других с пути не сбивай! Живет человек себе в радость, и не толкай его на глупое, - ~ возмутилась Наталья Никитична.
Максим глянул на Сашку, усмехнулся уголками губ. Санька понятливо кивнул головой и ответил:
- Как хорошо, что я рос другим. Иначе не было бы у меня Анюты. И жизнь была бы пустой и серой.
- Ну какая от нее радость? - встряла, бабка.
- От меня, сама говоришь, радости тоже не знала. А все же нас двое! И я не такой уж плохой, коль меня любит Аннушка.
- Погоди! Дай вырастет, тогда скажешь, радость она или пэре, - поджала губы бабка.
…Ночью, когда все легли спать, Сашка спросил дочку:
- Ну, что Ань, есть люди хуже твоей мамки?
Девчонка даже села в постели:
- Они одинаковые! Бабка вам не привела чужого дяхона и не определяла в интернат, не била ремнем до полусмерти.
- Девочка моя! Есть слова больнее ремня. Они не тело, саму душу рвут на части. Твоя мать, при всей подлости, еще умеет просить прощенья, и даже говорить по-человечески. От бабки никогда не услышишь ни единого теплого слова. Она как египетская пирамида и внутри вместо души и сердца сплошные мумии. Как решилась родить нас двоих, не понимаю.
- Пап! А мы когда в деревню поедем?
- Скоро. Через два дня. Нам дом готовят.
- Целый дом!
- Да! В нем только мы с тобой будем жить.
- Вот это круто! А он большой?
- Не знаю, не видел.
- Пап! А у нас будет кошка и собака?
- Зачем?
- Я так давно о них мечтаю!
- Значит, заведем.
- Ты у меня самый лучший. Мне мамка не разрешала завести друзей в доме. Я много раз приносила, она выбрасывала прямо в окно. В последний раз так и пообещала, если еще принесу кошку, она выбросит ее и меня следом за нею.
- Это она пугала.
- Не надо, пап! Я ее лучше знаю. Бабка хоть какая, а кота держит и любит. Не бьет его. А когда дед спал, и с него слетела одеялка, она подняла и укрыла. А значит, любит дедуньку.
- Это не доброта. Ты послушай, как она со всеми говорит!
- Ну и что? А я ей в кармане шиш показываю и называю бочкой и дурой, старым мешком.
- Она и молодою такая была.
- Бедный, как ты жил с нею?
- Вот скажи, захочешь приехать к ней в гости из деревни?
- Я жду, когда уедем. Зачем сюда приезжать к таким вредным. Тут только дедунька хороший. Давай его к себе заберем. Мы обижать не будем.
- Анечка, самим сначала определиться нужно. Да и не поедет дед никуда. Он привык к бабке и умеет ее держать в руках. Они даже любят друг дружку. И не могут жить в разлуке. Вот такие они смешные старики.
- Пап! А разве так любят?
- Любовь, Анюта, у всех разная. Но если б не любили, не смогли бы прожить вместе целых пятьдесят лет. Это очень много. А для них - один миг. Любовь не считает годы. Она идет рядом всю жизнь, и счастливы те, кто не теряют ее, идут по жизни все вместе.
- Пап, а ты мамку любил?
- Конечно!
- А она тебя?
- Тоже любила.
- Где ж вы потеряли свое?
- Обстоятельства сломали Лену, слабой она оказалась, трудного времени не выдержала. А жизнь часто такие испытания подбрасывает. Проверяет людей на прочность. Слабые не выдерживают бед.
- Пап, а мамка того чужого дядьку любила?
- Не знаю, Аннушка. Тут только Лена может сказать.
- А ты мамку еще любишь или нет?
- Немножко. Но это скоро пройдет. Ведь наша с нею любовь была как болезнь. Ну, все равно, что простуда. Покашляю, посморкаюсь и пройдет.
- Пап! Ты другой теткой не заболеешь?
- Анютка, нам с тобой уже никто не нужен. Сами будем жить, вдвоем.
- Хорошо бы так! Но вдруг какая-то тебя влюбит в себя.
- Не получится, я отгорел, - ответил тихо, и оба услышали, как скрипнула дверь.
- Вы не спите? Я так и знала. Дождалась, когда мои уснули и к вам прокралась. У меня к тебе разговор, Саша. Вы надолго едете в деревню?
- Насовсем. Мы так думаем.