- Ну, что поделаешь? Может, оно к лучшему. Не забывайте нас. Хоть когда-то навестите, позвоните, теперь это просто. Сотовый телефон имеешь, запиши наши номера мобильников. Скажешь, как устроились на новом месте. Вот тебе деньги. Это от нас на первое время. Тут тридцать тысяч.
- Не надо, мам! Сколько-то есть, нам хватит.
- Возьми сию минуту. А то накажу. В угол поставлю! Ишь упрямый барбос! - дернула Сашку за ухо.
- С чего это ты раздобрилась? Потом попреками замучаешь.
- Совсем глупый! У тебя дочка умнее. Ты же мой сын. Сколько той жизни мне осталось, может год иль месяц. Хоть на похороны приедешь и не будешь меня вслед ругать. Оно, конечно, есть за что. Но живые люди не могут жить без ошибок. Так уж ты прости меня заранее.
- Ты это что? Зачем говоришь, будто прощаешься? Мы с тобой на Анькиной свадьбе спляшем.
- Размечтался! А кто осколки соберет. Я же на мелкие развалюсь, - рассмеялась Наталья Никитична.
- Мы с отцом не дадим.
- Эх, Сашок! Последнее время сердце сдавать стало. Так прихватывает, что белый свет не мил. А жить хочется, чем старше, тем силней. Все кажется, что мало видела. И Павлушку одного оставлять жаль. Да и вы не обогреты не устроены. А я уже старая, чем помогу.
- Мам, нам ничего не надо. Будь с нами такой, как сейчас. Для нас это счастье - твое тепло. Я знаю, что не любишь меня, но хотя бы Аннушку признай.
- Да как ее не любить, если она даже кота за один день научила называть меня мамой! Лапушка моя, у тебя самое доброе на свете сердце. Я ее ругала, а она, гляди-ка ты, какой подарок мне сделала! - погладила Анюту по голове, поцеловала обоих, пожелала спокойной ночи и тихо ушла в свою спальню.
- Ну, что, поговорила, помирилась с ними? Деньги отдала? - спросил жену Павел Антонович.
- Сашка никак не хотел брать деньги. Брыкался, упирался, но я настояла, уговорила его. Честно сказать, после твоего разноса поневоле впихнешь, лишь бы не брюзжал и не ругался. Устроил разнос нам с Максимом, да такой, что и впрямь поверишь, будто хуже нас на свете никого нет.
- Да пойми, ты все сделала для Максима. А Санька, как приемыш жил, если б тебе всю жизнь говорили, что ты свинья, через год хвост бы вырос. А ведь тоже наш сын, не за что был судим. Так и в справке об освобождении написано, я сам читал.
- Сам виноват, зачем женился на Ленке? Я его умоляла не связываться с нею. Так он даже слушать не стал. Уехал в Сургут вместе с шалавой. И все годы молчал, как там живет. Хотя мое сердце чувствовало беду.
- Не сочиняй, ты даже не вспоминала о Сашке. Обиделась, а человек помереть мог. За него чужие люди вступились. Человек при большом звании ему поверил. Хотя с Ванькой сами могли договориться о сыне. Ведь все же родной брат, - ворчал Павел Антонович.
- Мне такая глупость и в голову не пришла б. В деревне, хуже чем на зоне жить. Работать станет, как ломовой конь, а получит за это жалкие гроши. Вот где будет обидно.
- Ну, а что ты предлагаешь? Оставить их у себя?
- Только не это! Я не вынесу. Мы слишком разные. Не уживемся вместе.
- Тогда как быть?
- Не знаю. Пусть с годок поработает в деревне. За это время что-то придумаем, - успокоила мужа Наталья Никитична.
- Давай возьмем их с собою на дачу, - предложил Павел Антонович.
- Зачем? Кому они там нужны? Все мои грядки потопчут. А что подумают о нас с тобой.
- Смотря, как позовешь. Ведь после твоего приглашения могут тут же к Ваньке в деревню сбежать.
- А пускай они дома останутся. И нам, и им мороки меньше. Помочь не смогут. А навредить запросто.
- Пусть остаются. Но покажи им приготовленное, все продукты укажи, вели, чтоб ели. Это и их дом, - напомнил Павел Андреевич.
Тихо посапывая, спали старики. Максим, насидевшись за компьютером, спал безмятежно. Аня вскрикивала в своей постели. Ей приснилось, что все куклы меж собой передрались, и мать выкидывает их во двор прямо с балкона и ругает. Грозит и Аньку выбросить следом.
- Ты же обещала жалеть и никого не обижать. А сама что делаешь? Я папке скажу, что ты все наврала.
- А ну! Иди сюда! - хочет поймать Ленка Аню за шиворот. Та убегает, прячется под кровать и громко плачет, зовет отца. Проснулась от того, что кто-то схватил за плечо и вырвал из сна:
- Чего кричишь? - разбудил отец.
- Мамка приснилась. Хотела с куклами в окно выкинуть.
- Спи спокойно, она далеко и уже никого не достанет.
Перед самым отъездом Наталья Никитична купила внучке обновок и вздумала сама искупать девчонку. Завела ее в ванную, та разделась, и бабка увидела сине-зеленые рубцы на теле внучки. Поначалу не поняла, а потом до нее дошло:
- Кто ж тебя так побил? За что? - спросила дрогнувшим голосом. Из глаз потекли слезы:
- Павлик, Саша! Зайдите на минуту! - позвала бабка мужчин.
- Не надо! Папа видел. А дедуньке не стоит показывать. Это меня мамка отодрала. Я котенка с улицы принесла. И спрятала его в коробке, чтоб мамка не увидела. Но Барсик есть захотел и вылез, пришел на кухню. Вот тут нам с ним обоим досталось. Ему хворостиной, мне ремнем.
Котенка с балкона выбросила, меня на холоде долго продержала.
- Сашка, почему не наказал за ребенка? Зачем разрешил так издеваться над человеком?
- Такую под суд надо было отдать. Сволочь! Разве это женщина? - возмущался дед. Его лицо покрылось красными пятнами.
- Может я и простил бы ей бабью шалость с хахалем. Но когда вот это увидел, о примирении разговора уже не было, - ответил Саня.
- Нужно было отдать ее под суд, сразу выписать из квартиры, как она с тобой поступила, сразу развестись с этим чудовищем.
- Да она садистка! - возмущался старик.
- Я не знал, на зоне был, - опустил голову Сашка и добавил:
- Хотел в бараний рог скрутить стерву, да в зону возвращаться пришлось бы. Каждая минута рядом с нею стала испытанием, вот и поспешили уехать, чтоб новых дров не наломать. Дочку жалко. С кем бы она осталась? Приюта не миновала бы и мне спасибо не сказала б. Потому, плюнули на все и уехали как можно скорее.
Наталья Никитична, искупав внучку, переодев ее во все новое, теперь пила сердечные капли. На радость от обновок не хватило сил. Зато Анька извертелась перед зеркалом. Ей понравилось все. Джинсы и блузки, юбки и платья, все пришлось впору и смотрелось здорово.
- Ты к нам на каникулы приезжай. Я тебя ждать буду, - пообещала бабка, вытирая мокрое лицо. Увидев на внучке следы побоев, женщина никак не могла успокоиться, прийти в себя, ругала Ленку грубо, непривычно для слуха семьи. Сашке она купила кожаную куртку и ботинки высокие и грубые, самые модные и ноские на время.
Расставались старики со своими уже совсем иначе, чем встретились. Молчаливые, притихшие они старались не задавать много вопросов и только плечи выдавали обоих, они мелко-мелко вздрагивали.
Иван Антонович, как и обещал, прислал машину за Сашкой и Анютой вовремя и к самом дому. Старики махали руками вслед уходящем грузовику, а про себя желали, чтоб на новом месте прижились Сашка с дочкой легко и светло, и никто бы не обидел их.
- Как думаешь, приедут ли они к нам в гости на праздники, позвонят ли? - спросила Наталья Никитична мужа.
- Поживем, увидим, - ответил коротко.
- Павлик, у меня Анькины синяки до сих пор перед глазами стоят. Как она выдержала все!
- Они быстро пройдут. Но одного ты так и н поняла. У Сашки таких синяков куда больше. Они долго болеть станут. До самой смерти. Их не видно. Они глубоко, в самом сердце остались. Такие не заживают никогда и живут в памяти постоянной болью. Их не вылечить. А и мы помочь не можем. Разве только не напоминать ему о прошлом. Может, время сгладит.
Сашка тем временем разговаривал с водителем:
- Сколько километров от хозяйства до города?
- Пятьдесят шесть, - ответил коротко.
- А сколько людей живет в деревне?
- Много! В каждом дворе, верней в доме, не меньше пятерых, а где-то по десять и боле. Да еще десятка два летом народят бабы. Чего им делать в зиму? А тут лялька! Глядишь через пяток годов новый помощник.
- Так рано? - удивился Сашка.
- Чего это? Мужик, он с пеленок мужик. К шести годам уже на покос с собой берем. А с конями, коровами, куда раньше управляются. У нас деревня, отдыхать некогда.
- А зимой?
- И тогда без дела не сидим. Сложил руки, остался без получки. Но в доме семья. Все жрать хотят. Об каждом думки в голове держатся. Одному портки, другому сапоги. Девкам того больше одежи надо. А и стариков забижать нельзя. Про себя помнить некогда.
- А как ваш хозяин? Нормальный мужик?
- Свойский. С таким не сдохнешь с голодухи, всех крутиться заставит. А как иначе? Раньше от самогону не просыхали. Все пили. От Мальцев до старцев. Теперь хрен в зубы! Как нажрался, так и обосрался. Иван тут же за жопу возьмет, из хозяйства выпнет.
- Где ж новых возьмет?
- С соседних деревень прибегут. Лишь бы взял. У них хозяина нет. Живут скудно. Все алкаши голожопые. У них и закусить нечем. Хозяйства ни в одном дворе. И мужики, и бабы сплошь забулдыги. Наш их знает каждого, потому не берет. Ихний люд вконец испортился.
- А разве у вас не так было?
- Тоже бухали. Но не так и не все. Было с кого начать. За ими другие потянулись. А кто не сумел в пузе кран перекрыть, так и дышит по бомжовому.
- А бабы?
- Да тоже так. Какие пили, выкинул их Иван к едрене-Фене, и не велел появляться в хозяйстве. Выгнал за пределы, чтоб других не спаивали и с пути не сбивали. Вон моя первая баба пила. И даже двое детей не остановили. Уж и ругал, и тыздил, и уговаривал, никакого толку с бабы. А тут Иван на нее нарвался, на пьяную. Пришел ко мне и спрашивает:
- Что делать станем?
- Я ему и ответил, мол, сил моих больше нет. Делай что хочешь, я с детьми на хозяйстве остаюсь. Ее девай куда хошь! С тех пор все. Другую бабу завел, задышал человеком. Как заново народился. И дети в порядке. Нынче их у меня пятеро. Баба в доярках, я на машине.
- А кто с детьми? - удивился Сашка.
- Как это кто? Сама детвора! Старшие младших растят. Так испокон веку у всех. Иным старики первенцев помогают доглядеть. Чему удивился? Вона у нас детвора, все веселые, толстенькие, озорные, никакая хвороба к ним не липнет.
- А первую жену не видел?
- Пошел срать, забыл, как звать. На что она мне сдалась. И дети от ей скоро отвыкли. Новую бабу мамкой кличут. Не только у меня, у других тоже проколы случались. Конечно, все пытались поначалу на ум поставить своих забулдыг. Ну, ежли ничего не подмогало, шли к Ивану. Другого выхода не было.
- А случалось, что от мужиков гуляли бабы?
- То как же! И такие бывали. И тож долго с ими не базарили. Отселяли их далеко от нас. Но эдаких немного. За все годы двоих с хозяйства отселили. Другим бабам не до того.
- А как получаешь?
- Семь тыщ! Да свое хозяйство, сад и огород прибавку дают. Две коровы имеются, оне всяк день живую деньгу приносят. И куры тож. Так и живем помаленьку. Пусть не богатеи, но и не нищие, голыми задницами не светим. В прошлом году машину купили. Пусть не импортная, свойская, нам и такая в радость. Айв доме все имеем. Стиралка и холодильник, телевизор и пылесос. Сами обуты и одеты по-городскому. Мы довольны. Другие в городе хуже нас живут. А что наш Кравцов строгий, так честно говоря, с нами иным быть неможно. Толку не будет. Держи в кулаке, не разжимая пальцев, вот тогда чего-то получится…
- Выходит, хорошо живете, спокойно, - спросил Сашка улыбаясь.
- Да всякое случается, чтоб тебе не сбрехать. Вон надысь соседа моего осудили. На три года в тюрьму увезли. А ведь классный мужик. Жалко человека. За него во всей деревне никто худого слова не скажет.
- А за что посадили?
- Своего отца урыл!
- Как так? Насмерть?
- Как же еще!
- За что?
- Он его жену посиловал, невестку свою. Та хотела повеситься со стыда, дети не дали. А их все же трое. Тут мужик с работы возвернулся. Жена враз ему обсказала все. Тот недолго думая, схватил старого за жабры и об угол башкой. Так и раскроил. За него вся деревня встала. Но посадили. Теперь его ждут и баба, и дети.
- А у того старика бабы не имелось?
- Имелась и теперь живая. Но старая, видать, надоела. Вздумал козел молодость вспомнить, поозоровать, вот и нарвался. Бабы не все прощают. Так и эта.
- Что ж свекруха не вступилась за невестку?
- Он бабку загодя в чулан закрыл. Та не могла выбраться. Так вот и одолел отморозок. Но свое получил с лихвой. Хочь, честно брехнуть, этот случай в деревне первый. Наши деды степенные, серьезные. Тот придурок один такой завелся. Другим и в голову не стукнет. Не до глупостей. А этот, как стоялый жеребец, в доме засиделся. Попросят его, бывало, на сенокосе помочь, враз на старость и хворобы жалуется. Вот тебе и больной, чтоб его черти в сраку забодали. Я бы эдаких Курощупов и снохачей, в один ряд под колеса своего грузовика положил бы и ни единого не пожалел, - въехал водитель в деревню и спросил:
- Враз к Ивану, или сначала в дом зайдешь? Глянешь, что приготовили.
- Давай сначала домой. Все ж интересно.
Сашка вошел во двор, оглядел дом снаружи.
Аня не выдержала, вскочила внутрь.
- Папка! Классно. Мне понравилось, - зазвенел из коридора голос колокольчиком.
Дом и впрямь был хорош. Три комнаты, две просторные, светлые, и только одна небольшая, рассчитанная на спальню. Большая кухня, просторная прихожая, два глубоких подвала. Прямо из коридора вход в ванную и туалет. Все чисто, аккуратно. Столы и стулья, два аккуратных топчана, стол на кухне, все предусмотрел Иван Антонович на первое время.
- Ну, ты осваивайся, Анюта, я пойду к дядьке. Нельзя заставлять его долго ждать, - выскочил из дома и пошел, куда указал водитель.
Сашка увидел человека очень похожего на своего отца. Он просматривал бумаги:
- Здравствуйте, Иван Антонович!
- Здравствуй, если не шутишь! - подал жесткую ладонь, а потом неожиданно резко притянул к себе, обнял, похлопал по спине:
- Вот и встретились, племяш! Лиха беда свела, заставила познакомиться. А то все не получалось. Я к твоим динозаврам не захожу. Они у тебя все с приветом. Как сказанут, в штанах лужу не удержишь. Как-то по самому началу подбросил им харчей со своего подворья. Отдаю Наташке банку молока, а она в ответ:
- Мы не пьем не пастеризованное!
- Я онемел поначалу. Где она видела, чтоб молоко от своих коров пастеризовали. Ну, кипятят, когда нужно, разве это сложно? Я ей мед, картошку приволок, она брякает:
- А они эпидемстанцией проверены? Может там клещи имеются.
- Покрутил ей у виска и уволок все обратно в машину. С тех пор по большим праздникам ничего не привозил и сам не появлялся, пока с меня самого не потребовали справку от какого-нибудь ветврача. Даже не перезванивались. Не терплю таких выкидышей от интеллигенции.
И чего корячится, строит из себя светскую дам из бомона. Ведь обычной телкой жила, пока Пашка не обратил на нее внимание и не увел из коровника. Вот так бы и ковырялась в говне до старости. А теперь, гляди же, о высоких материях лопочет. Что понимает в них? Когда ее сплавили на пенсию, я узнал, позвонил ей и предложил место подменной доярки, как раз вакансия; была. Назвал заработок. Она все культурные выражения в один миг забыла. Ох, и чихвостила меня, а я слушал и хохотал. Ведь при всех ее должностях и званиях, жива в бабе деревенская закваска, наша кровь! Уж что я только о себе не услышал! Курячий геморрой, козья мандолина, деревенский бугай, другое повторять стыдно. Мы с ней после того разговора так и не общаемся. И Пашка обиделся! Ну и хрен с ними! Я от того ничего не потерял! А вот ты мне скажи по совести, дом тебе понравился?
- Еще бы! Я в восторге, дочка тоже. Вот кое-что подкупим и заживем.
- А чего не хватает?
- Да по мелочи. Матрацы, подушки, одеялки и простыни, немного посуды, полотенца и мыло. Я все это нынче куплю в нашем магазине. Заодно что-нибудь на ужин.
- Вот с последним не суетись. Все будет, кроме пастеризованного молока. Натуральное станете пить.
- Спасибо, Иван Антонович!
- Мы с тобой родные люди. Об одном прошу, не подведи, не опозорь, не пей! Я пьяных с детства не терплю. Дед иногда перебирал, а потом дебоширил. Всем от него перепадало. Злую память о себе оставил, жизни укоротил нашей матери и всем сыновьям. Потому поминая покойных даже на Радуницу, не называем его имя, а поминая его, говорим:
- За тех, кого нет с нами!
- А ведь столько лет прошло, но душа до сих пор болит. Он по пьянке чуть не убил меня. И твоему отцу от него перепадало много. Так ты, будь человеком, пусть тебя, когда придет время, поминают достойно, с именем…
- Что-то вы меня заранее хороните? Я еще жизни не видел, - удивился Сашка.
- Живи ты тысячу лет, а дальше, сколько пожелаешь. Я тебе говорю о результате прожитого. Чтоб не впустую свет коптил, чтоб в каждом дне свой результат имелся. Знаешь, как иные прозябают? Если прошел день без бутылки, впустую его провел. А другие иначе рассуждают. Нет в прожитом дне доброго дела, зря провел его, без пользы. Вот и суди, кто из них нужнее на земле.
Словно спохватившись, что слишком разговорился, человек спросил:
- Так значит, в дорожники определяю тебя. Конечно, понадобятся люди, помощники. Сколько их нужно?
- Смотря по объемам работ. И где нужно проложить дорогу, какая степень сложности и какие установите сроки. Нам и техника понадобится, - говорил Сашка.
- Первым делом дорогу из деревни в город нужно в порядок привести, центральную улицу, а уж потом остальные. До зимы край как надо их выровнять. Ведь каждый день в город продукцию возим, а машины среди дороги буксую в грязи, сплошные ямы и канавы. Всякий день машины ломаются. От них одни неприятности и головная боль, - признался Иван хмуро.
- Человек шесть понадобятся в бригаду, - сказал Сашка подумав.
- Нет! Столько не дам. Не наскребу. У меня всякий мужик на золотом счету. Посевная в разгаре. Все дотемна работают. Никого лишнего, каждый занят. Никого лишнего или свободного человека нет. Не дам же тебе баб. Эта работа не для них, сорвутся.
- Ну, а что делать? Один не смогу справиться. Кто-то помогать должен носить щебенку, засыпать ямы, ровнять и прессовать их, да и грузить щебень. В одни руки что успею?
- Сашка, хоть убей, нет свободных людей! - взмолился Иван.
- Тогда о чем говорим. В нашем деле сказок не бывает. Один не берусь. Это смешно, - поник головой человек.
- Послушай, а что ежли попробовать?
- Что именно?
- Баб тебе дам. Пятерых. Я их увольнять собрался. На хозяйстве нигде с них проку нет. Без применения остались. Доярки с них не состоялись. Просыпали на работу. В полеводстве не получилось, выгнали. Руки у них из задниц растут. На парниках не справились. На птичник не взяли. Передрались с бабьем. Все здоровые, как кони. А толку ни хрена ни от одной.
- Все пьют? - спросил Сашка подозрительно прищурясь.
- И это случалось. На ногах держатся. Их свалить - бочку самогонки надо! И все ж случалось, что выпивши, на работу заваливались. Никто с ними не сладил. Отпускать из хозяйства тоже жаль. Молодые бабехи. Их в крепкие руки надо взять. Но никто с ними возиться не хочет. Может, попробуешь? Если на дороге ничего не получится, придется увольнять из хозяйства, - сказал Иван погрустнев.