СПАСЕНИЕ "ЧЕЛЮСКИНА"
Первый Семен Иванович, буксируемый собачьей упряжкой, достиг северо-восточной оконечности Азии и стал мысом.
Второй Семен Иванович до мыса не доплыл, "раздавился" и стал устным памятником.
И только Семен Иванович Третий повторил подвиг деда. Он тоже достиг края Азии, и тоже на буксире.
Все они были Челюскиными: первый - первопроходцем, второй - ледоколом, третий - научно-исследовательским судном с генетически и механически переданными повадками торосокрушителя.
"Семен Челюскин" - добротный корабль второго ранга с крепким ледовым корпусом - был соседом и хорошим другом нашей "Азии". Они нежно терлись бортами, стоя у стенки Дальзавода, и косили друг на друга раскосыми глазами клюзов. "Сене" делали ремонт на дизельном сердце; он постанывал, но терпел - ведь рядом стояла красавица "Азия" с пышным бюстом из двух радиопрозрачных шаров и широкой кормой. Ее вид анестезировал…
Заводские же айболиты в замасленных робах, сделавшие разрез грудины и досрочно получившие премиальные, быстро дошли до состояния тянитолкаев - их ноги бессознательно гуляли в разные стороны, уводя тела все дальше от цехов. "Сенин" выход в море оказался под вопросом. Его командир, Петр Степанович Рябов, был весь в гневе! Гнев свалился на него сверху, из штаба. И еще немного гнева принес с собой каперанг Сухов, вежливо передавший его Петру Степановичу. Гена Сухов был "антиллигентным" офицером: интеллигентным по сути, но анти - по должности.
Это он, однажды проверяя флотскую часть, наткнулся на отдельно стоящего матроса с книжкой в руках.
- Матрос, ко мне! Чем занимаемся в рабочее время?
Матрос подошел строевым шагом с боевым до бесстрашия взглядом и по-уставному доложил:
- Товарищ капитан 1-го ранга, командир 1-го отделения 2-го взвода 3-й роты 4-го батальона 5-го полка 6-й дивизии морской пехоты Краснознаменного Тихоокеанского флота младший сержант Борзов. Докладываю! Изучаю Устав Военно-Морского Флота, утвержденный постановлением Верховного Совета СССР от 7 ноября 1917 года, во устранение замечаний, сделанных командиром роты капитаном Дрю-киным на основании статей 10, 20, 30 и 40 Устава ВМФ за нарушение статей 50, 60, 70 и 80. Докладываю статью 10… Разрешите идти? - шепотом спросил Сухов. Раздался щелчок. Это у его "антиллигентности" отпала отрицательная приставка, а оставшаяся один на один с борзостью интеллигентность поступила в соответствии с мировой традицией - дала команду ретироваться.
Сейчас, стоя на ходовом мостике, Гена был решительнее:
- Петруха, нам в Славянку приказано идти для окончания ремонта. Я - старший, - передав пакет с гневом, сказал командиру "Челюскина".
- Так в чем же дело?! Пойдем, товарищ Сухов! - улыбнулся Рябов.
- Буксир дадут?
- Уже дали - "Азию".
Петр Степанович с сомнением поглядел на льдины, плавающие в свинцовых февральских водах залива Золотой Рог, и с сожалением - на свежевыкрашенный борт соседнего корабля.
- Не пройдем… У нее корпус не для льдов, да и бульбу помнем.
- Пройдем! Я льды авторитетом давить буду.
И ведь пошли… Наш командир, Николай Прокопович, злющий, курил свой неизменный "Беломор", сидя на боковом диванчике ходового мостика и бросая косой взгляд на развалившегося в ЕГО кресле Сухова. Он отказался от управления кораблем, отдав весь переход в руки Гениного авторитета.
"Челюскин", вихляя галсами, легко катился за нашей кормой, и только опасно натянутый до струнного звона буксирный конец дымился и постанывал: "Сейчас лопну и ноги вам переломаю!" Мы с Колькой, командиры шкафутовой и ютовой партий, отправили бойцов на полуют, где уже обосновался хитрый Шура Пчел, поставленный для связи с ходовым мостиком. А когда раздался пушечный выстрел порвавшегося буксирного конца, ласточками взлетели следом.
Сращивать его пришел боцман. Человек основательный, он не сразу принялся за работу: прицелившись в "Сенин" форштевень, он дал длинную очередь веером, в которой трассирующим было слово "мать", зажигательным - "хрен", а бронебойным - "баааля… сина". Поняв, что промахнулся, боцманмат откинул суффикс и стал просто боцманом, раздающим подзатыльники и команды.
Срастались и пошли дальше… Впереди уже было видно Славянку. О ее близости наглядно говорили и рыбаки, сидящие на льду и удивленно глядящие на борт "Азии", ломающий тонкий полуметровый лед всего в пяти метрах от их лунок. Зачарованные, они еще не понимали, что их рыбалка обречена, но заволновались, когда с нашего борта посыпался дружеский чат в одну сторону: "Пацаны, кто ж корюшку на блесну ловит?.. Подсекай, дурень… Дядя, у тебя корма к баночке примерзла…" Раздался гул! Это не рыбаки роптали, это "Азия" уткнулась носом в полутораметровый лед и задрожала всем корпусом. Пчел встал, отряхнулся и восстановил связь:
- Ходовой, дистанция до "Челюскина" резко сокращается.
- Дистанция 70… 50… 20 метров! Есть касание! - запоздал с докладом поднимающийся с палубы Шурка.
"Сенин" усиленный форштевень достиг-та-ки "Азии", прорезав край ее кормы и снеся стальную стойку передающей антенны.
Через пять минут на ют стали прибывать официальные делегации: пришел связист Вова Пряник, глянул вниз на ловящую рыбу антенну и ушел "устанавливать связь с подводными лодками"; следующим пожаловал механик дядя Миша: его великорусское лицо приобрело греческие черты Прометея с выклевыванной печенью. Как и подобает огнекраду, механик матерился более пламенно, чем искрил уже работающий сварочный аппарат. Последним прибыл старпом, который спустился по штормтрапу на лед и пошел ругаться на "Челюскин". Но ушлые "челюскинцы" нечестно сыграли церемонию встречи старшего начальника - захождение с правого борта - и отвалили трап. Старпома скорчило от смеха, и он не смог попасть ногой на нижнюю ступеньку. Через полчаса с видом центуриона, принявшего свою сотню (не воинов, а миллилитров), он заскользил обратно, сделав круг вокруг рыбаков и дав им ценное указание сматывать удочки.
По носу "Азии" уже пыхтел на выручку трудяга-буксир, ломая лед, как вафли. Рыбаки позорно бежали! Вспоров белый саван вокруг нашего корабля, буксир вывел нас на чистую воду и, подцепив "Челюскина", потащил его в Славянский завод. Мы же пошли в другую сторону - во Владивосток становиться в док для ремонта пробитой бульбы. Странно, но впоследствии "Сеня" больше ни разу не стоял борт о борт с "Азией". Девочка рассердилась! Я же говорил, корабли - они как люди.
ОБЯСНИТИЛЬНЫЙ
Рылся недавно в старых бумагах и нашел ее, старую пожухлую бумажку, написанную в 1984 году.
Не хочу комментировать. Синтаксис сохранил. Просто прочтите…
Обяснитильный. "Я - мотрос Доемамедов. А нарушил ваенному уставы мы карочи мотрос Февралев Л месте пили водка. Февралев тот день 21 июля Дежурный по камбузе был я патом расхотке (мое - расходка - маленький продсклад) карочи картовел чистка зашол и хател праверт там парядик или нет. Патом картовел чистке бумага весят я сматрел чо бумага хател сматрет там был бутилке вотка аткрите я патом Февралева сказал там вотка лежит. Февралев мне нверил патом паказал я сказал будеш пит. Февралев сказал ладна будем. Потом мы пили я всего три сткана пил потом будике (мое - бутылки) бросили на воде и Февралев ушол. Я патом на чайо (мое - на чай) воды паставил на завтрка и камбузы закрил и ушел кубрике спат. Кубрике минуми (мое - минимум) 30 - минут лежал патом мне начила ташнит. Патом стал и ешо паднялса камбузе памылса и патом ним-ношка сдел (мое - сидел) и уснулса. Патом мне искали. Я патом стал спустился кубрике и патом спал. Патом я ничво низнаю".
Досмамедов, прости - я все же поставил в некоторых местах точки, иначе читать нельзя.
Где ты, Досмамедов? Хорошо ли продаются мандарины? Или ты теперь командующий флотом своей независимой страны?
ЭКСПЕРИМЕНТ ДОКТОРА АБСТА
Помните этот фильм детства? Конечно же, помните! Злой гений доктор Абст вербовал военнопленных, которых накачивал озверином и страхокордином, сажал на управляемые торпеды и приказывал совершить суицид, подрывая себя и вражеские корабли.
На нашем корабле служил доктор Абст…
Абстом он стал позже, а пока носил кличку Пчел - как производное от фамилии и исполняемых обязанностей инженера радиотехнической службы. В обслуживании Пчела находилось множество оборудования, размещенного от киля до клотика, но главное - 1,5-тонный пеленгатор на грот-мачте, постоянно вращающийся с огромной скоростью на 20-метровой высоте. Время от времени у пеленгатора что-то сгорало, и Пчелу под возгласы делающих ставки зрителей и недобрый взгляд командира приходилось пчелой лететь на мачту, амплитуда колебаний которой даже в легкую качку составляла метров десять. Положиться же ему было не на кого, ибо был в его подчинении всего один матрос - сын гор и внук Болта Забое-ва. Забоев был не только тупым, хотя и преданным, но и изрядно пьющим горцем. Однажды, когда Пчел в очередной раз пресек "разпитие дикалона" своим подчиненным, утерявшим совесть и часть воинского обмундирования, он принес командиру следующую объяснительную записку, позже скопированную и размноженную по кораблю: (цитирую частично) "…ми дикалон пиль-пиль камбус… я уснулься и асталься без казирка…" Пчел был командиром топтан и отправлен на голгофу - смазывать подшипник пеленгатора.
С тех пор его взгляд потух, сам он замкнулся и начал недобро хихикать. Ему, уроженцу Кенигсберга, претило нарушение дисциплины. Его внутреннему орднунгу была нанесена пощечина. Скопившийся внутричерепной пар грозил взорвать черепицу его дома. И он начал сублимировать, воспитывая спартанскую дисциплину у существа слабого и зависимого…
Рыб был декоративным сомиком длиной сантиметров пять, одолженным у одного корабельного любителя-аквариумиста и досаженным Пчелом в банку для получения шила. Получал он ежемесячно немного - всего стакан спирта, который тут же менял на колбасу у помощника по снабжению. Вместе с помощником он этот спирт и выпивал, пряча колбасу в сейф. Банка же пустовала и наконец пригодилась.
С первых дней Пчел поставил перед Рыбом сверхзадачу - стать автономным хищным Суперыбом - убийцей пираний. Метода была проста - минимум кормления (один раз в два дня), отказ от смены или фильтрации воды в банке (вплоть до превращения ее в болото), исключение побочных средств к существованию (водорослей и улиток) и тренировки-тренировки. Пчел брал нитку и опускал ее к воде, постепенно, от недели к неделе, увеличивая высоту. В первые дни Рыб шарахался в сторону, прижимаясь к стенке банки, через неделю начал хватать нитку, выпрыгивая на Полсантиметра из воды, через три недели сомик научился чернеть как ночь при появлении мучителя, выпрыгивать за ниткой на два сантиметра и (главное!) висеть на ней несколько секунд, сжимая голодный рот. Теперь приглашенные зрители уже боялись опустить палец в банку - Рыб был отчаянно голоден. Попытки подкормить бедного сома пресекались агрессивно настроенным Пчелом.
В тот печальный день он опять начал восхождение на голгофу, проведя на мачте несколько часов в сопровождении верного Забоева. Спустившись вниз и зайдя в каюту, Пчел обнаружил бездыханного Рыба лежащим на палубе. Бедняга совершил самоубийство, выпрыгнув из банки!
Хоронили Рыба в соответствии с морскими традициями и отданием чести. Пчел получил новое прозвище - доктор Абст.
ОЛИГАРХ ОБЛОМОВ
Шура был гением Облома, и Облом это очень ценил и Шуру берег. Он сидел у Шуры на плече, заботливо сдувая с его погон медленно нарастающие звездочки. Но любя, Облом все же патернально завидовал везению этого неудачника, ибо сам был супернеудачником и конкуренцию тяжело переживал. Шура Облом нивелировал, делал его никчемной величиной, унизительно низкой.
Сидя на грот-мачте рядом с работающим на высоте Шурой, Облом с завистью смотрел на расстегнутый карабин страховочного пояса и вспоминал…
Вот день Нептуна. Вот сидит командир корабля - он круче Нептуна, поэтому его никто не трогает. А вот офицеры и матросы уже побывали в чистилище и потели на солнце мазутом. Только Шуры здесь нет - он заперся в каюте, обложенной злыми дикарями в набедренных повязках, кричащими:
- Товарищ старший лейтенант, откройте на секунду! Ну, тащ лейтенант!
Но Шура не открывал, хотя охранной грамоты от Нептуна, дающей право остаться бледнолицым, у него не было. Тогда пришел большой коренастый вождь этих дикарей, зло ударил кулаком в дверь и голосом еще жившего в нем старпома крикнул:
- Лейтенант, немедленно открыть!
А потом Облом, поскальзываясь в пятнах мазута, полз за Шурой в чистилище, кляня судьбу, и видел, как его экселенца схватили матросы и потащили к бассейну из брезента, но не донесли, уронив на палубу. Облом улыбнулся тогда от чувства нежности к хозяину, еще раз понимая его превосходство, которое признал не сразу.
Признание пришло, когда от смеха слегла вся оставшаяся на "большой сид" смена. Шуру тогда отправили в культпоход - обеспечивать безаварийное катание матросов на коньках в городском парке. Шура - молодец, молод душой. Он тоже пошел кататься…
В 18 же 00, когда группа должна была возвратиться на борт, офицеры "большого сида" сидели в кают-компании, играя в нарды и пере-озвучивая диктора программы "Сельский час". Показывали табун скачущих кабанов, когда звук на правом шкафуте отвлек сидельцев от любимого занятия - по палубе что-то цокало железом.
- Какая военно-морская серость - скалывать лед с палубы ломом! - подумали офицеры и радостно-злобно рванулись наружу. Но по палубе стучал не лом, а Шура в коньках, поддерживаемый под руки матросами с серьезными глазами, из которых сочились слезы.
Знаете, когда два каре со штуцерами встречаются под Аустерлицем и стреляют - падают все разом, вповалку. И тут упали все, кроме Шуры, который продолжал клясть алчных гражданских забулдыг, укравших его офицерские шкары. Он один не понимал правды…
Ведь те, кто вел его под руки, когда-то были им лично взяты с поличным за распитием спиртомал осодержащей браги, но в особо крупных размерах. Когда Шура, обломав их праздник, выкинул за борт трехлитровую банку и пришел за второй, они восстали и пошли всей толпой на него. Но Шура подпрыгнул тогда, схватился руками за кабель-трассу и вдавил каблуки в нос впередкривосмотрящего "годка", забыв о пистолете в кобуре, которым тоже, в принципе, можно было бы сломать нос. Но это неэстетично! Чего ж теперь удивляться, что среди конькобежцев на катке один был кривонос?!
А потом было море… Пожар на камбузе, взрыв главного двигателя, беспечно разогнанная регата американских яхт, погоня американского крейсера. И все это время Облом был рядом с Шурой, стоящим вахтенным офицером. Море их сплотило. Поэтому, когда вернулись на берег и Шура на него сошел, Облом, покачиваясь, шел рядом. Странно, но он не помешал хозяину встретить девушку и влюбиться - Облом почувствовал в ней хозяйку!
А когда Шура устроил предсвадебный мальчишник для друзей-офицеров, Облом, как настоящий друг, был рядом и вместе со всеми пил "Черного капитана", который дает обоснованное право купаться под вывеской "Осторожно - крестовик! Опасно для жизни!". И опять мы не удивимся, что только Шура был укушен за детородный орган этой оголтелой медузой, хотя купались все. И только он с комфортом поехал обратно в "скорой помощи", когда остальные тряслись в электричке.
Боюсь, что Облом тогда пал, защищая хозяина от жалящих спор крестовика. Через месяц Шура все же женился, а еще через восемь у него родился сын.
Зря он не назвал его в честь… Могла родиться династия. Олигархическая в своем роде…
СВАДЬБА A LA NAVAL
- Скажи, я - баран?
- Нет, ты - муфлон, готовый прыгнуть рогами вниз.
Шура улыбнулся, но улыбки не получилось. Два стакана шила вместо обеда превратили его в автопортрет Ван Гога: глаза, живущие отдельно от лица, улыбались и одновременно просили о помощи, нижние веки отвисли и превратились в щеки, шершавые губы царапали поднесенный стакан.
- Бабахнем? - дыхнул в меня дизельноамбулаторным выхлопом. Это физическое усилие нарушило его координацию - локоть сорвался с края стола, и Шурин глаз оказался в стакане. Я уложил бредящего "завтра… приходи… с… п…пассанами… гульбанить… будем…" друга в койку, с интересом прогулялся по правому борту ракетного крейсера "Владивосток" и пошел на борт своего "Чарли", стоящего через пять корпусов.
В тот день к нам на борт прибежал рассыльный с "Владивостока" с приглашением мне прибыть в каюту старшего лейтенанта…… Шурки - друга со школьной скамьи. Обрадовавшись, что числящийся на Камчатке внезапно объявился совсем под боком, собрался и уже через десять минут ступил на ют крейсера, стоящего в ремонте в "Дальзаводе".
В сидящем в одних трусах алкоголике я не сразу признал бывшего примерного комсомольца и устойчивого хорошиста.
- Я женюсь… Свадьба завтра… Приходи в кафе "***" и возьми с собой массовку. Цирк обещаю, - сказал Шура и перешел к рассказу о своем "залете".
"Помогла" мама. Получив первую в своей жизни отдельную квартиру, мама ушла в море отрабатывать расходы на ее ремонт. Оставить сына одного без домашнего питания и постиранных рубашек она не могла, поэтому приняла чисто женское решение - нужна квартирантка. По первому же объявлению пришла смуглая девушка с горбатым носом родом с пика Коммунизма или Арарата.
- Ну, эта подойдет. На эту он не полезет, - подумала мама и ушла в море на долгих семь месяцев. В первую же ночь смуглянка сама заползла в Шуркину постель… Через месяц она сказала, чтоей нужна прописка, так как она от него беременна.
- Скажи, я - баран? - спросил меня друг, закончив рассказ.
На моем пароходе с интересом отнеслись к предложению "погулять свадьбу на халяву". В назначенное время, обгоняя удивленный вагон фуникулера, на сопку неслась золотопогонная толпа. Тяжело сопя от тяжести шинелей, офицеры с "Чарли" и крейсера "Владивосток" на бегу знакомились друг с другом, вспоминали однокашников и распределяли роли в предстоящем действе.
- Тамада - однозначно "владивостокский" старпом! Механик - старший Шуркин брат. Боцман - племянник.
- А драка заказана? - басил "племянник".
- Драка, боцман, включена в меню ходом событий!
Вот и кафе - стандартная советская стекляшка, жизнь которой по планам архитекторов - свадеб 300 и не более. Наша была 298-й.
- Выдержит ли? - спросил взгляд помощника с крейсера, ставящего в угол две трехлитровые банки шила.
- А те поставь ближе к жениху и невесте, - указал он вносящему еще два "баллона" офицеру….
Шел третий час. Свадьба вяло текла по стандартному сценарию, но шило уже впиталось в кровь. Официоз закончился - пора переходить к драке. Кто-то должен сделать первый шаг. Кавказская сторона невесты хмуро поглядывала на жениха ("Э-э-э, какой из него продавец гвоздик?!") й на флотских, сидящих с его стороны.
- Поцман, иди - выпьем, - сказал один из горбоносцев, фонетика языка которого подразумевала палатализацию согласных.
Боцман - оглянулся вокруг, ища глазами "поцмана".