"Что с ней? - недоумевал Алексеи. - Да, с характером девушка! Подумаешь, перекинулся несколькими словами с футболистом. А может, Тарас ее обидел? А вообще-то, что я знаю о ней? Мастер смены. Дочь главного инженера завода. Красивая. Ну и что ж, что красивая? Надо еще иметь и красивую душу. Человеком быть. А мне-то она нравилась. Да что там правилась, влюбился по самые уши! Собирался объясниться. Вот и объяснился! Эх, ты, Алексей, Алексей! Драть тебя за уши, да некому!"
6
Стрижов волновался. Сейчас откроется дверь - и в кабинет войдет не просто ершистый инженер, а его сын. Его плоть, продолжатель рода Стрижовых. Только почему он на фамилии матери? Может, Анастасия догадывалась, что отец живой и затея с утопленником - ложь. Поэтому на свою фамилию и записала. Может, еще и пособие как мать-одиночка получала?
Не отложить ли эту встречу? И сои плохой снился. О войне. Нет, нет, с испытанием "Сибиряка" медлить нельзя.
Он вспомнил атмосферу в министерстве, когда ему прямо сказали, что он не справляется. Теперь, правда, министр новый. И мнение о нем может измениться. На заводе-то он справлялся. Главным инженером назначили. Его бы и раньше назначили, но в министерстве кому-то не нравилось его назначение. Машина "Сибиряк" взбодрила его. Вот где мог себя показать. И он возглавил это дело, зачастую давая распоряжения, минуя главного конструктора.
"Главный конструктор Найдорф был в силе пятнадцать-двадцать лет назад, - размышлял Стрижов. - А сейчас он дряхлый старик и на него полагаться нельзя".
Об этом он только думал, но директору сказать не смел, они еще во время войны на одном заводе работали. Сюда Найдорфа и перетянул Привалов откуда-то с Урала. Однажды Привалов как бы мимоходом заявил: "Пока я директор, Найдорфа не трогать, пусть трудится человек".
Тогда Стрижов прикинул: если Привалов собирается работать до семидесяти, то Найдорф вряд ли дотянет до девяноста.
- Алексей Иванович, - начал Стрижов, как только Коваленко появился на пороге кабинета. Трубка лежала на пепельнице и дымила. - Я прочитал ваш отчет по испытанию "Сибиряка". Нельзя так строго судить о ребенке, который только родился. Подрастёт, наберется силы.
"Что это я машину с ребенком сравниваю?" - поймал себя на мысли Стрижов.
- Помните наш первый одиннадцатитонный самосвал? - продолжал главный инженер. - Хотя вы не помните. Меня тоже здесь еще не было. Шестнадцать лет назад его собрали, а до сегодняшнего дня усовершенствуется.
- Да он и сейчас не первоклассный, - пожал плечами Коваленко. - Слишком тяжелый наш самосвал. Одиннадцать тонн, а грузоподъемность едва, до двенадцати дотянули. И это за шестнадцать лет. Но речь идет о машине "Сибиряк" для Севера, Сибири.
- Согласен. Но в общем-то машина лучше.
- Будет хорошей. А пока не доведена до конца.
Стрижов взял трубку, и она заклокотала. Кабинет наполнился дымком крепчайшего сухумского табака.
- Машина для Севера - это труд целого коллектива. Труд не одного года…
Он зашагал с угла в угол.
- Пока такую машину выпускать нельзя. Большое количество недоделок.
"А сынок упрямый, - думал Стрижов. - Он куда упрямее меня".
- Нельзя, Алексей Иванович, судить так строго. Идеального ведь ничего нет. И конца совершенству тоже.
- Автомобиль надо дорабатывать. Не завидую тем, кто сядет за руль такой машины. Я, собственно, все изложил на ваше имя. И другие испытатели со мной согласны.
"Был бы ты не мой сын, - думал Иван Иванович, - я с тобой бы по-иному разговаривал".
Как бы он разговаривал с другим испытателем, еще сам не представлял.
- Мы должны раньше, чем во втором полугодии, начать серийный выпуск этих машин. Север и Сибирь ждут их.
- Север ждет лучших машин, Иван Иванович. Современных. Время еще есть.
- Москва, Алексей Иванович, не сразу строилась.
- Вы напрасно меня уговариваете.
- Да я и не уговариваю, а убеждаю, что северяне будут рады такой машине. Да еще как!
Зазвонил телефон. Иван Иванович нехотя взял трубку. Но сразу как-то преобразился.
- Слушаю вас, Павел Маркович.
- Иван Иванович, ты читал журнал испытаний новой машины? - спросил директор.
- Читал.
- И докладную Коваленко?
- Да. Он сейчас у меня.
- Ну и что же будем делать? Ты собери конструкторов.
- Есть и другие мнения. Машина хорошая. Конечно, дефекты есть, не без этого. В нашем распоряжении еще полгода.
- Вы же все время говорили, что досрочно начнем выпуск "Сибиряка". А товарищи на серьезные недочеты указывают.
- Ничего там серьезного нет. Если позволите, я сам поеду с испытателями.
- Сам? Ведь конец года. Ну ладно, езжай. Мы как-нибудь без главного три-четыре дня перебьемся. Слесарев такого же мнения. Так. Будем ждать от тебя новогоднего подарка. Новый год-то в "Днепровских зорях" встречать будем…
Стрижов некоторое время сидел задумавшись.
- Еду с вами, Алексей Иванович. - Поднялся. - Посмотрю, как ведет себя машина на испытаниях.
7
К Татьяне забежали Светлана и Венера. Они работают в механическом цехе токарями. Светлане пошел двадцать пятый год. Она блондинка, как и Татьяна. Новое сиреневое платье плотно облегало ее полнеющую фигуру. Венера еще совсем молоденькая, только неделю назад восемнадцать исполнилось.
Мать Татьяны, Октябрина Никитична, предлагает сначала сесть за стол, а потом к балу готовиться. Время еще позволяет. Девятый час вечера. А бал во Дворце культуры автозавода в одиннадцать начнется. Туда рукой подать. Можно и пешочком. Всего две остановки. Это ей с мужем надо ехать в центр города в ресторан "Днепровские зори", где заказаны столики. Муж задерживается. Не иначе, как что-то случилось. И надо же самому напроситься на испытание автомобилей. Подчиненных мало, что ли?..
Девушки принесли с собой белые туфли, завернутые в газету. И каждой хочется повертеться перед зеркалом. Но они слушаются Октябрины Никитичны и садятся за большой стол.
Светлана рассказывает, что, когда спешила сюда, один молодой бородач только вез елку.
- Поздно спохватился, - говорит Октябрина Никитична. - К Новому году не успеет украсить.
"Уж не Алексей ли? встрепенулась Татьяна. - Да нет же. Бороду-то он сбрил. И говорили, что он с отцом поехал на испытание нового автомобиля. А может, он на другой машине?"
- Не из наших? - спросила Татьяна.
- А кто его знает, - сказала Светлана. - Может, и наш. Сюда ехал.
- А ты его когда-нибудь раньше видела?
- Может, и видела. Я мужчин плохо запоминаю. Зрительная память у меня слабая.
Октябрина Никитична смотрит на девчат и думает: что общего у ее дочери с ними? Ведь разные во веем. Интересно, слушаются ли они ее на работе?
Октябрине Никитичне пошел уже сорок седьмой год. Она сохранила фигуру, диету соблюдает с педантичной строгостью. Только тоненькие морщинки собрались у глаз. Но отец не замечает этого и говорит всем, что "мама у нас вечно молодая".
Октябрина Никитична тоже присела к девушкам с приветливым и довольным лицом. Она уже в нарядном голубом платье. Отпила немного вина, шутила, а потом тихо спросила:
- А где же ваши поклонники?
- Поклонников, Октябрина Никитична, много, - засмеялась Светлана, показав белые зубы. - Только моргни - как воробьи, сбегутся.
- Ой, смотрите, девочки, доперебираетесь, что старыми девами останетесь.
И подумала: "В Светланином возрасте перебирать не чего. Пока молода - красивая. Но красота с годами увянет. Тогда что? Собственно, девушка полнеть уже начала. Через несколько лет на тебя, толстуху, никто и не глянет. Да и Татьяне пора о семейной жизни подумать. Годы-то летят".
Отпила еще глоток вина и тихо в самое ухо дочери шепнула:
- А отца все нет. Как ты думаешь, ничего, если я одна пойду на новогодний бал?
- Не знаю, мама, по я бы одна не пошла.
- Ладно… А что у тебя с Тарасом? Жених он вроде стоящий.
- Ты что, мама? Ну какой он жених? Мы просто были друзьями.
Мать удивилась.
- Не думала. Тарас, мне кажется, тебя любит. И толковый, и расторопный. Он хороший парень.
- А ты его знаешь? Хороший!..
- А чем тебе не нравится? И родители хорошие. Состоятельные.
"Она уже и о родителях знает!"
- Мама, от хороших родителей дети не убегают.
- Как?!
- А так, в общежитие ушел Тарас.
Раздался телефонный звонок, и Татьяна быстро подошла к круглому столику. Сначала робко спросила:
- Кто это? Слушаю!.. - Потом радостно воскликнула: - Да, да, Олег! Спасибо тебе за такие пожелания! И тебя поздравляю!
- Что он хотел? - подбежала к телефону Венера, но Татьяна положила трубку.
- Олег от всего сердца поздравил с Новым годом, пожелал нам личного счастья. О плане тоже напомнил.
- И о плане, - улыбнулась Светлана. - Это похоже на него.
- А ты что, Таня, недовольна его звонком? - спросила Октябрина Никитична.
- Нет, почему же, довольна, - отозвалась Татьяна. - Приятно, когда поздравляют…
- А мне показалось…
Ушли девчата на новогодний бал уже в одиннадцатом часу. Пешком, хотя и метель разгулялась.
8
Татьяну одолевала тоска. Она обошла фойе, заглянула в комнаты, но нигде Светланы и Венеры не нашла. "Наверное, с вертолетчиками сбежали с новогоднего бала". Ей стало так тяжело на душе, что она отошла к окну, стала делать маленькую отдушину в изморози стекла, И тут же опомнилась: "Я еще, чего доброго, расплачусь и испорчу свои ресницы! А, черт с ними, с ресницами! Кто на них смотрит! Девчата, и те меня оставили".
И вдруг увидела Жанну. Она стояла и смотрела на танцующих. "Ага, и ты одна. Значит, не вернулся Алексей. И отца, наверное, еще нет. Что-то случилось. А тоска такая, хоть домой беги".
Ей даже казалось, что все смотрят на нее и думают: почему-то одна пришла на новогодний бал… Может, ее знакомый где-то задержался…
А Дворец культуры гудел, словно растревоженный улей. Пары кружились в звуках вальса.
Большинство молодежь. Из пожилых, кого знала Татьяна, были Вербин с женой и токарь Ручинский. Их Татьяна обходила и боялась, что они подойдут именно сейчас. На лицах у всех радость, веселье. Федора окружили парни со всех сторон, видно, рассказывал анекдоты. Он стоял высокий, могучий, как дуб. Сегодня без аккордеона. Обычно на новогодних балах он не расставался с ним.
Многие уже были под хмельком. Пока отдыхал эстрадный оркестр, местные начинающие поэты читали свои стихи.
Татьяна снова посмотрела в оттаину на стекле: метель утихает.
Кто-то подошел к ней, легонько тронул за плечо. Она оглянулась. Ручинский!
- С Новым годом, Татьяна Ивановна!
- И вас, Николай Тимофеевич! - выдавила улыбку.
- Вы что одна скучаете?
- Да вот подружки отлучились.
- А я, знаете, случайно сюда попал. Собирался в село. Там жена у своих родителей гостюет. А тут пурга навалилась, автобусы не пошли, так я сюда. Думаю: чего дома одному сидеть? С людьми всегда веселей.
У Ручинского жена из села. Поехал ферму механизировать (тогда они делали кормозапарники и транспортеры для подачи кормов) и через две недели девушку привез.
Рита сразу же после восьми классов пошла телятницей. Работа ей нравилась. Как приятно напрямик через поле ходить ранним утром на ферму. Только отрывалось от земли огненное солнце, и все огромное небо становилось розовым. И тишина вокруг. Прямые, как натянутые нити, ряды сахарной свеклы бегут вдоль дороги, обрываясь у фермы. Там резвые телята выпрашивали ласки и пищи, тыкались ей в ладони влажными носами, приветливо мычали. За телятами ухаживать - как за малыми детьми. Заведующий фермой хвалил Риту за старание, обещал отправить на курсы в город. И женихи сватались неплохие - знатный механизатор и агроном из соседнего села. Всем отказ: молода еще. А Ручинский подобрал ключики к сердцу молодой девушки и привез ее в Зеленогорск. Теперь она на заводе крановщицей работает. Ее и сейчас, а особенно летом, тянет в село к матери и отцу, трехоконному белому домику с голубым палисадником, огороду, где вьется виноград и покачивают головами желтые подсолнухи.
Ручинский, можно сказать, учитель Татьяны. К нему после десятого класса она попала ученицей. И очень гордилась этим. Думала, не возьмет. Его и так часто отрывали от работы. Уж очень привлекательная для журналистов фигура: виртуозный токарь и фрезеровщик, член завкома, наставник молодежи - и все это в тридцать пять лет.
Кто много делает, того и нагружают. Так и с Ручинким. Вот уже второй год, как его избирают секретарем цеховой партийной организации.
Что ни гость в цехе - непременно к Ручинскому. А ведь разговоры идут - станок молчит. Иногда посетителям он отвечает языком жестов: дескать, работы невпроворот, давайте после смены.
Первый рабочий день она никогда не забудет. После залитого солнцем заводского двора в цехе показалось темновато.
- Берегись!
Совсем низко над головой, предупреждающе зазвенев, надвинулся мостовой кран с какими-то болванками. Татьяна посторонилась, неуверенно сделала несколько шагов, с любопытством огляделась, пытаясь угадать, какой ей станок сейчас вручат. Вербин долго не раздумывал, куда поставить дочь начальника экспериментального цеха. Ясное дело, к Ручинскому. Хотя Стрижов о дочери не просил. Свой станок Ручинский уступил гостье и теперь разрывался между двумя фрезерными. Федору он показывал свои приемы, а текущего задания с него никто не снимал. В общем, Татьяне повезло: в первый же день у нее появились станок и замечательный учитель. Было у кого учиться. Ручинский за неделю ввел новенькую в курс дела, и Татьяна стала работать вполне самостоятельно, но наставничество на этом не закончилось. Конечно, у слесарей-сборщиков, скажем, есть бригадная ответственность, бригадная взаимопомощь. Токари в цехе - каждый сам по себе, поэтому просто невыгодно быть наставником и терять время на обучение в ущерб своему личному плану и заработку. Но Ручинский не из таких. Он то и дело подходил к станку:
- Ну, как дела?
- Вроде получается…
И здесь, на новогоднем балу, Ручинский пришел к ней на помощь. Может, он давно приметил ее одну. А может, просто вот сейчас увидел и подошел поздравить? Вербин тоже поздравил. Но потом совсем ее не замечал. Он был весел, подвижен. Кружился в вальсе, меняя партнерш. Его рослая, полная жена, видно, вальс не танцевала. С женой он танцевал медленные танцы. Лучшей партнершей в вальсе была нормировщица Ирина Гришина.
"Если кто подойдет и пригласит на танец, пойду", - решила Татьяна. Она уже двум подвыпившим парням отказала.
Оркестр заиграл вальс.
Кружились пары, но Татьяну никто не приглашал. И Ручинский стоял рядом. Вдруг она заметила, как в их сторону стал пробираться курсант. "Может, пригласит?" Курсант в метре от них остановился, сделал поклон и спросил у Ручинского:
- Разрешите пригласить вашу партнершу на танец?
Ручинский растерялся, пожал плечами - мол, приглашай, я тут при чем? "Вашу партнершу".
Они первые пошли в круг танцующих.
Парень танцевал легко. На его молодом чистом лице играла счастливая улыбка. Припухшие губы вроде что-то шептали, и казалось - они обращались к ней, Татьяне.
После второго танца он предложил Татьяне пойти в буфет. И она не отказалась.
Виталий, так звали юношу, взял бутылку шампанского, плитку шоколада, и они уселись за свободный столик. Рядом спорили, но, как только они появились, парии приумолкли. До Татьяны долетел голос:
- Смотри, Татьяна Ивановна какого парня подхватила.
Знакомый голос. Да это же Леонид! Ему что-то возразил Тарас. Он поднял затуманенные, полные тоски глаза и снова опустил. От этого взгляда ее словно ударило током. Что это? Ревность? Ненависть? В его потухших черных глазах она увидела что-то незнакомое, непонятное. Он, наверное стараясь заглушить волнение, сделал несколько глотков пива из полного бокала, а потом, глядя на пену, что-то сказал. Его друзья переглянулись, некоторые отвели в сторону глаза, а другие стали смотреть с нескрываемой враждебностью. Их лица обветренные, порозовевшие от мороза. И все чем-то были похожи друг на друга.
"Собственно, какое им дело до меня? - негодовала Татьяна. - Я выбираю себе, кого хочу! Смотри, надулись как индюки! А я буду гулять, веселиться! К черту хандру!"
Шампанское теплой волной разлилось по телу.
- Ладно, хватит! - услыхала она звонкий голос Тараса, и за столиком затихли.
Она перевела взгляд на курсанта. Тот, не подозревая о том, что творится в ее душе, спокойно разливал остаток шампанского. На лице по-прежнему играла счастливая улыбка.
"Сколько ему лет? - прикидывала Татьяна. - Ну, конечно же, моложе меня. Года на два, наверное".
Они допили шампанское и пошли в зал, откуда доносились звуки оркестра. Каким длинным показался путь. Ей мерещилось, что все присутствующие автозаводчане только тем и заняты, что смотрят на них.
- Ну и пусть! - прошептала она.
- Вы что-то сказали? - повернув голову, спросил Виталий.
Татьяна зарделась.
- Нет, нет! Мне просто хочется танцевать!..
Глава третья
1
Когда показалась колхозная ферма, передняя машина вдруг остановилась и начала оседать.
Алексей тоже остановил "Сибиряк" и вышел. "Неужели угодил в яму?!"
- Вот, - сказал испытатель. - Наверное, силосная или черт знает какая.
А машина оседала.
- Давай попробуем вытянуть, - попросил испытатель. - В инструкции что написано: машина по бездорожью всюду пройдет. Только по воздуху не летает, а то и летает, если на короткое расстояние.
- Ну, хватит умничать! - сказал главный инженер. - Помогите ему лучше зацепить трос.
- Как трос? - уже серьезно возразил Алексей. - А лебедку для самовытаскивания зачем наши конструкторы изобрели? А межколесный дифференциал, блокирующий колесо?!
- Ну ладно, - согласился Стрижов. - Давайте лебедкой. Только времени много потеряем. Мы и так до темноты задержались. Вас, наверное, никто дома не ждет?..
Ревет от невыносимой нагрузки мотор и, срываясь на высоких нотах, свистит, как реактивная турбина. Машина медленно выползала из ямы.
- Видишь, медленно, но надежно, - улыбнулся главный инженер. - … Пожалуй, с тросом грузовая попыхтела бы. А лебедкой…
- А я что, против лебедки? - вспыхнул Алексей. - Только трос у нее коротковат.
"Горячий", - подумал Стрижов о сыне.
- Если бы заметил, обошел, - сказал инженер-испытатель, вылезая из машины. - Ну, теперь все в порядке.
Все закурили, кроме одного испытателя, угодившего в яму. Он полез под машину. И тут же показалась его кудлатая шапка.
- Все, конец, - сказал он. - Масло вытекло.
- Как вытекло?
Алексей опустился на колено. Снег чернел.