Наташа замолчала. Ее внимание привлекло море. Оно лежало внизу, прозрачно-зеленое с сине-фиолетовым отсветом неба, огромное и величественное. Вдалеке маячило несколько рыбацких судов. За горизонтом сильно дымил корабль. Чайки белыми точками кружили над водой неподалеку от береговой полосы, окаймленной двойной синеватой нитью железной дороги.
Деревенские домики, совхозные и колхозные постройки, санатории и дома отдыха мелькали там и тут, утопая в декоративной зелени садов и парков. Черепичные ярко-оранжевые крыши и красная глина в междурядьях кустов чая, где переливались золотом соломы широкополые шляпы работающих женщин, играли на солнце сизо-пурпурными пятнами, дополняя и без того богатую гамму природных красок аджарского побережья. Тени лежали синие и холодные, резко очерченные. Их цвету трудно было поверить. Местами они разливались чистой кобальтовой синевой, местами отсвечивали бирюзой, а меж крон лимонных и мандариновых деревьев горели чистейшим ультрамарином.
Оставив в стороне асфальтовую гладь шоссе, машина свернула на проселочную дорогу и вскоре забежала в селение.
- Скажите, где дом колхозника Бокерия? - спросила Наташа встречного.
- Вот тот на бугорке, голубой, двухэтажный. Только машина туда не пройдет.
- Разрешите, я донесу ваш чемодан? - предложил Быстровой шофер.
- Нет, разрешите мне! - У машины неожиданно появилась высокая стройная девушка с длинными черными косами и густыми, сросшимися на переносице бровями. Это Кето поджидала Быстрову. - Здравствуйте, Наташа! Извините, руки у меня от работы шершавые… Пожалуйте, очень рады! Мы ждали вас…
- Здравствуйте! - Наташа улыбнулась. - Господи, как вы похожи на брата!
- Да, говорят…
Наташа поблагодарила сержанта, и тот, разворачивая машину, приветливо взял под козырек:
- Счастливо оставаться!
Кето легко подхватила Наташин чемодан и направилась к дому, стоящему в глубине сада.
Несколько огромных ореховых деревьев, широко раскинув ветви, бросали густую тень на окна, стены и балкон второго этажа. Вокруг зеленел глянцем листвы приусадебный цитрусовый сад. Опрятный, чистый дворик порос невысокой молодой травкой.
За всеми заборами, примыкавшими к дому Бокерия, царило скрытое от глаз Наташи и Кето оживление. Ребятишки, притаившись около широких щелей, жадными, блестящими от любопытства глазами наблюдали за "знаменитой летчицей". На лицах большинства ребят было написано разочарование. Сбитые с толку рассказами Петре, дети представляли себе "знаменитую летчицу" в военной форме, в кожаном шлеме с большими очками, вооруженной по меньшей мере двумя пистолетами. И вдруг… обыкновенная девушка.
У балкона девушек встретила Ксения Афанасьевна и по-матерински ласково обняла Наташу, несколько раз поцеловала, заплакала и сразу же устыдилась своих слез.
- Такие молодые и гибнуть должны… Сюда, сюда, наверх, - суетилась она. - Очень рада… Милости просим… Идемте, идемте.
Слегка опираясь на палку, Наташа поднялась по наружной лестнице на балкон второго этажа и, войдя в отведенную для нее комнату, осмотрелась. Женское чутье подсказало ей, что только материнские руки могли так хорошо, с такой трогательной заботливостью предусмотреть здесь все до мелочей. Она поцеловала Ксению Афанасьевну:
- Как чудесно! Спасибо вам большое. Мне стыдно…
- Чувствуйте себя, как дома. Не стесняйтесь. Вы мне как родная дочь… По-нашему - Нато…
- Спасибо, Ксения Афанасьевна!
- Будем надеяться, что вы поправитесь у нас и хорошо отдохнете. Смотрите, какая вы бледная… Страху-то, верно, натерпелись?..
- К страху привыкнуть можно, а вот к ранам - никак…
Наташа сбросила жакетик, сняла берет и, поправив волосы, открыла чемодан:
- Письмо вам от сына.
Ксения Афанасьевна взяла письмо. Пальцы ее слегка дрожали.
- Кето, помоги гостье расположиться. Потом вниз идите, закусим… И Нато надо отдохнуть с дороги. - Она тревожно посмотрела на Наташу: - Хромота-то у вас навечно?
- Нет, пройдет. Но пока ходить немного больно…
- Слава богу, что пройдет…
Прижимая к сердцу письмо своего первенца, старушка пошла вниз. Она жалела, что сейчас нет дома Отара, а то бы они вместе прочли письмо их мальчика, их любимого сына. Она каждый день втайне от всех молится за него и за бесценного младшего - Тенгиза, где-то затерявшегося, но живого и невредимого, как подсказывает ее материнское сердце.
* * *
В тот же день, под вечер, Петре с унылым видом мастерил во дворе дома деревянный кинжал. Наташа и Кето вернулись из колхозной бани, и теперь летчица спала.
Маленький Бокерия неотступно думал о гостье. С первого же взгляда на нее весь его своеобразный мирок пошатнулся. Образ летчицы, могучей и сказочной, растаял, оставив тоску и досаду: тоску по величественному, уже любимому герою, которого не оказалось на самом деле; досаду - что так просто и обыкновенно выглядят знаменитые летчицы.
Мальчик разочарованно поглядывал на обструганный конец самодельного кинжала. Ни на что другое смотреть ему сейчас не хотелось.
Вдруг он услышал за соседским забором приглушенный шепот. Потом его позвали. Петре знал, сейчас произойдет что-то обидное, и потому нехотя подошел к товарищам.
- Прилетела?! - засияло презрительной улыбкой лицо Гоги.
- Приехала, - примирительно ответил Петре.
- Чего ж ты врал? Рассказывал: военная, знаменитая, а мы уши развесили…
- Кто ее знал?! Но она все-таки знаменитая летчица…
- Не похоже, - возразил один из мальчиков.
- А я говорю, знаменитая летчица!
- Сам ты летчица!..
Ребятам понравилось такое прозвище. Они засмеялись, поддразнивая:
- Летчица! Летчица!
- Ну вас! Идите отсюда, - не на шутку обиделся и рассердился Петре и, опасаясь, чтобы насмешки ребят не достигли слуха родных, поспешно скрылся в доме. Из-за дяди Шакро он должен терпеть всякие неприятности. Да и летчица ли она на самом деле? Дядя Шакро, видимо, ошибся и прислал кого-то другого. И орденов не видно…
В это время по другую сторону дома, спустившись по тропинке к перелазу, Кето поджидала Тамару - соседку, очень красивую девушку, прошлой осенью назначенную директором сельской школы. Она была невестой брата.
- Приехала? - еще издали спросила Тамара.
- Утром…
Тамара взглянула на подругу.
- Молодая она?
- Совсем молоденькая! - простодушно и искренне ответила Кето.
- А как ее зовут?
- Наташей. Брат пишет, что она капитан. Гвардеец… Имеет шесть орденов. Сбила одиннадцать самолетов. Ходила на таран. Чуть не погибла, - тараторила Кето. - Шакро отзывается о ней с большим уважением… Он был ее лечащим врачом, а сейчас прислал к нам, чтобы она после госпиталя отдохнула и окрепла…
- А мне он ничего не написал?
- Не знаю. Спрошу…
Тамара вздохнула и, оторвав листок лимонного дерева, посмотрела на облака, застывшие на склонах отдаленных гор.
- Какая я смешная! - вдруг сказала она и, не попрощавшись, медленно пошла домой.
Кето, грустная и подавленная, возвратилась к себе. Только после ухода подруги она поняла, что пробудила в Тамаре ревность.
* * *
После ужина Отар Ираклиевич перечитал письмо сына. Читал он про себя, покачивая головой и беззвучно шевеля губами.
Наташа внимательно разглядывала его. Ей нравились его длинные белые усы и борода, добрые, по-молодому ясные глаза и тонкое благородное лицо.
Петре пристально следил за дедом, стараясь понять, о чем тот думал, читая письмо дяди Шакро. Он внимательного взгляда ребенка не ускользнуло, что дед несколько раз улыбнулся.
Дочитав письмо, Отар Ираклиевич опустил листок на колени и откинулся на спинку стула:
- Я был в ту войну рядовым, или, как тогда говорили, "нижним чином". Воевал тут недалеко: на турецком фронте.
- Вот и отлично: солдат солдата всегда поймет, - сказала Наташа.
- Это верно, - согласился старик и, запрятав письмо в конверт, отдал его жене. - Вот мы и будем ухаживать за раненым гвардии капитаном. Сын без конца повторяет наставления, словно не доверяет нам. Смешно даже…
- Он, должно быть, у вас в полку врачом? - спросила Ксения Афанасьевна.
- Нет, не у нас, а в госпитале…
- Как ему живется?
- Хорошо. Он здоров, выглядит чудесно, бодрый, веселый… Но работы у него много…
- Не убьют его там?
- Ну что вы! - улыбнулась Наташа. - Будьте за него спокойны. Фронт от нас далеко, и мы живем в полной безопасности.
- Слава богу, - облегченно вздохнула Ксения Афанасьевна, убирая со стола. - Младший-то у нас пропал… А старший… По номеру полевой почты никак не определишь, где он находится. Разве это нормальный адрес? Я слыхала, военные ездят, а номер почты все тот же! Сделали так, что и не понять, где кто…
- Он в Грузии, - успокоила Наташа Ксению Афанасьевну.
26
Тамара после разговора с Кето наскоро пообедала, опустив маскировочную штору на окне своей комнатки, зажгла электрическую лампочку и села писать письмо доктору Бокерия.
Ей хотелось сообщить Шакро о многом, но прежде всего спросить, почему он не прислал ей письма с Наташей? И теперь она, Тамара, не знает - по-прежнему ли крепка их дружба? Хотелось сказать, что приезд Наташи словно бы поколебал ее веру в Шакро, хотя она должна верить ему и ни в чем не сомневаться. Ведь она любит его так же горячо, как и раньше…
Тамара писала очень быстро, выводя ровную и округлую вязь красивого грузинского письма, стараясь поспевать за убегающими мыслями. Изредка она перечитывала последние строки и писала дальше.
Тишину нарушили шаги матери. Затем скрипнула дверь.
- Ты слышала о бокериевской гостье? - спросила мать. - Не познакомилась? Говорят, славная девушка.
- Нет, сегодня не успела познакомиться. Кето рассказала о ней. Странно, Шакро почему-то ни в одном письме не упоминал о Наташе…
Тамара сложила письмо, запечатала и пошла на сельскую площадь к почтовому ящику.
Накрапывал дождь. Где-то на окраине селения дрались и визжали собаки.
Проходя мимо дома Бокерия, Тамара заметила пробивающуюся сквозь ставни узенькую полоску света в окне крайней комнаты второго этажа. Раньше эта комната пустовала, и Тамара поняла: там хозяева поместили Наташу.
Ощущая легкую тревогу, от которой почему-то было трудно избавиться, Тамара замедлила шаги. Ей показалось, что она способна возненавидеть приезжую…
А там, в комнате второго этажа, Ксения Афанасьевна и Кето уже более часа сидели у Наташи.
Петре, облокотись на край стола и подперев ладонями голову, молча слушал старших и наблюдал за Наташей.
- Коли что не так, - заботливо говорила Ксения Афанасьевна, - мы переделаем, как вам будет удобнее…
- Не беспокойтесь, пожалуйста… У вас тут рай земной! Что же здесь может быть не так?
- Сами решайте… А пока - спокойной ночи!
Кето и мать вышли.
Петре двинулся следом, но у порога остановился и, прислонившись к косяку двери, нерешительно посмотрел на Наташу.
- Ты хочешь о чем-нибудь спросить меня?
- Ты летчица?
- Да, милый.
- Настоящая или так?
Петре тихо, на цыпочках вернулся к столу. Наташа улыбнулась его вопросу, привлекла ребенка к себе:
- Самая настоящая: летчик-истребитель.
- Как это?
- Ну, значит, военная летчица. Воевала, была ранена, теперь с палкой хожу.
- Тебя сколько раз ранили?
- Три раза. - Наташа показала ему шрам на руке и, разобрав прическу повыше уха, склонила голову. - Посмотри, здесь, видишь, выстрижено было?
Петре слегка коснулся шрама.
- Больно?
- Нет.
- А еще где?
- В ногу, выше колена. Рана забинтована. Еще не зажила.
- А почему, если ты настоящая летчица, в женском платье ходишь? Военным погоны дали.
- И мне дали.
- Вот и носила бы.
- Я же в отпуске. Хочется в платье походить.
- Ты их на платье надень.
Наташа засмеялась:
- На неформенной одежде погоны не носят. С погонами надо быть одетой по форме, в военное…
- В штанах?
- Можно и в юбке.
- А у нас будешь все время в платье ходить?
Наташу удивляло любопытство мальчика. Вопросы сыпались один за другим.
- Да, у вас буду в платье ходить.
- Военной формы у тебя нет?
- Есть. Придет время являться в строй, тогда я надену.
- А у нас не будешь являться в строй?
Наташу развеселил вопрос Петре. Обняв мальчика, она поцеловала его в щеку.
- Нет, не буду! Являться в строй, - значит, вернуться в свою воинскую часть, в полк… Понятно?
- Понятно… А скажи еще: ордена почему не носишь? Дядя Шакро писал, что у тебя шесть орденов…
- Зачем же их носить? Да еще на тонком платье?
- Как зачем? Раз дали, надо носить.
- Тяжелые они, платье отвиснет… А у меня, видишь, складки здесь, тут и приколоть их некуда.
- Ордена у тебя с собой?
- С собой. На военной гимнастерке.
За дверью послышались шаги Ксении Афанасьевны. Она приоткрыла дверь и виновато взглянула на Наташу:
- Петре! Не надоедай. Гостье надо отдохнуть, и тебе спать пора.
- Иду. Спокойной ночи! Завтра еще поговорим, ладно?
- Ладно! Будь здоров, Петя. Спокойной ночи!
Почесывая переносицу, Петре вышел из комнаты.
Все же летчица ему как будто начинала нравиться.
27
Поднявшись довольно рано, Наташа перебинтовала ногу, умылась, причесалась и, написав Смирнову и Шакро Отаровичу письма, вышла на балкон. Отсюда открывался чудесный вид на морские дали. Солнце, по-весеннему яркое, щедро заливало горные склоны, покрытые цитрусовыми садами и плантациями чая. Густой и пряный воздух, насыщенный испарениями ночи, голубел по долинам и овражкам.
- Благодать! - прошептала она и с наслаждением вздохнула полной грудью.
После завтрака, не решаясь пока много ходить, она осмотрела приусадебный сад семьи Бокерия, внимательно слушая рассказы Ксении Афанасьевны о жизни колхоза, о цитрусах и чае. Наташа сравнивала работы в субтропическом хозяйстве с работой и жизнью колхозов своей области. Она вновь и вновь особенно остро вспоминала свои родные края, мать, сестренку и братика.
Тяжелое чувство охватывало Наташу, когда она старалась представить себе родное село Пчельню. Семнадцатилетней девушкой, в 1937 году, уехала она на учебу в авиационную школу и в последний раз видела родных в сороковом году… С той поры Наташа ни разу не была дома, а с июля сорок первого года ничего не знала о родных.
Идя по зеленеющему саду меж лимонных и мандариновых деревьев, мимо невысоких деревцев благородного лавра, Наташа невольно вспоминала уроки географии и ботаники. "А по прямой отсюда Египет ближе, чем Москва!" - почему-то подумала она, и в ее воображении встали желтые раскаленные пески, пирамиды, сфинксы… "И там война, и туда добрался Гитлер…"
Вернувшись с прогулки, она достала из чемодана книгу, но тут же отложила ее, заметив какие-то приготовления в доме. Кето, прибежав с работы, торопливо хозяйничала. Она раздвинула обеденный стол, накрыла его свежей скатертью с желтыми цветами, поставила вокруг стулья. Наташа догадалась, что предстоит званый обед, и видимо, по случаю ее приезда. Традиции оказывались сильнее трудностей военного времени.
Ксения Афанасьевна на все убедительные просьбы Наташи не устраивать никаких торжеств только добродушно посмеивалась:
- У нас соберутся друзья и соседи, которые давно не заглядывали к нам.
Единственное, чего сумела добиться Наташа, это помочь по хозяйству. В середине дня она уже месила тесто для хачапури, но, что это такое, еще не знала.
Вечером, когда стол был накрыт, Кето незаметно исчезла из дому. Она побежала к Тамаре, обеспокоенная ее вчерашней грустью и опасаясь, что та вдруг заупрямится и не придет, хотя отец просил ее быть обязательно.
Отар Ираклиевич вернулся домой несколько раньше, чем обычно, и привел с собой четырех пожилых колхозников своей бригады. Они с нескрываемым любопытством разглядывали приезжую.
В условленное время старик Бокерия незаметно переглянулся с Ксенией Афанасьевной и пригласил гостей к столу.
Ксения Афанасьевна принесла и, с трудом отыскав свободное место на столе, поставила тарелки с горячими хачапури.
Один из гостей поднял стаканчик с вином:
- Для начала выпьем за гостеприимный дом Отара, где мы встречаемся по воле и желанию хозяина с представителем нашей могучей авиации…
Он кивнул головой Отару Ираклиевичу и выпил. Остальные гости последовали его примеру. Наташа выпила тоже, боясь нарушить чем-нибудь традиции грузинского стола и очутиться в неловком положении.
Тамара и Кето явились с опозданием. Тамара ездила по срочному вызову в районный центр и только что вернулась. Войдя в комнату и поклонившись гостям, Кето познакомила Наташу с невестой брата, усадила их рядом, а сама побежала на кухню помочь матери.
28
Деревенский отдых с первых же дней благотворно подействовал на Быстрову. Рана на ноге закрылась, боли почти прекратились. Ходить стало легче, но из предосторожности Наташа все еще не расставалась с тростью.
Втягиваясь по своей охоте и желанию в домашние хлопоты, она с удовольствием убирала комнаты, ухаживала за птицей, доила козу, помогала Ксении Афанасьевне стряпать, занималась шитьем. Она сшила два платья Кето, брюки и куртку Петре, а Отару Ираклиевичу - парусиновую гимнастерку полувоенного образца. Хотелось ей поработать и на чайных плантациях, где шла формовка и девушки-колхозницы целыми днями стригли макушки чайных кустов большими ножницами с деревянными рукоятками.
К старикам Бокерия Наташа относилась с подчеркнутой теплотой и вниманием. И они всячески старались угождать гостье. Кето с первого дня стала для Наташи хорошим товарищем, умным и серьезным собеседником. Жизнь текла мирно, спокойно, легко.
Однажды, подметая двор, Наташа увидела спешившего на завтрак дядю Отара. Он радостно махал над головой конвертами.
Письма были от Смирнова и Надежды Семеновны. Пока с веником под мышкой она читала их, старик уселся под балконом на тахту, снял сапоги, густо облепленные красной глиной.
- Что хорошего пишут? - спросил он, надевая валявшиеся тут же чусты .
- Командир спрашивает, как здоровье, как отдыхаю… А еще от знакомой. Вместе в госпитале лежали…