* * *
Полковник Смирнов выслушал ее и сразу же засыпал вопросами:
- Как? Молодцом? Поправилась? Как нога? В порядке? Летать сможешь?
- Разрешите завтра проверить себя, потренироваться?
- Отлично! Ты что же, малость раньше срока вернулась?
- Поправилась, чего же высиживать…
- Одобряю. Но учти - сначала пойдешь с кем-нибудь на Як-7. Проверишь себя. Перерыв-то изрядный.
Смирнов коротко рассказал Наташе о делах полка и дивизии, сообщил о предстоящем перебазировании дивизии на север - в район Курска.
Наташа подумала о Сазонове, о неминуемой долгой разлуке… Но тут же память воскресила иную картину.
- Это же к востоку от моей деревни! - И опять болью отозвались беспокойство и тоска о родных.
Смирнов заметил это и, чтобы отвлечь Наташу от невеселых мыслей, спросил:
- Хватит дней десять на тренировку?
- Постараюсь, товарищ полковник… Боюсь, как бы на переподготовку не послали…
- От тебя зависит - старайся! Время есть…
Командир поднялся, развернул на столе карту, показал Наташе район будущего расположения дивизии:
- Сюда пойдем. Здешний комфорт придется забыть. Там немцы ни кола ни двора не оставили. В палатках, шалашах да землянках будем жить.
- Разве нам привыкать?!
Прощаясь, Быстрова сказала:
- У меня посылка для вас. Разрешите занести? - Не дожидаясь ответа, вышла из комнаты и сейчас же вернулась с ящиком в руках:
- Пионеры села, где я отдыхала, просили передать. Принесли, когда я уже сидела в машине.
- Пионеры? - удивился Смирнов. - Ты не уходи, вместе посмотрим, что там такое…
Полковник поставил ящик на подоконник, вытащил из кармана перочинный нож, перерезал бечевку, без особого труда снял фанерную крышку и с нескрываемым любопытством заглянул внутрь.
Сверху лежало несколько совершенно свежих лимонов, зелено-желтых, ароматных, и десятка три мандаринов. Разложив их на подоконнике, Смирнов вытащил две пары шерстяных носков, пачку табаку, несколько чурчхел и бутылку коньяку. Бутылку он для чего-то встряхнул и, посмотрев на свет, подмигнул Наташе:
- Придется отметить твой приезд. Я загляну к тебе сегодня вечером со Станицыным и Мегрелишвили. Пустим в расход бутылочку. Согласна?
- Милости прошу!..
Полковник бережно поставил коньяк на окно и начал рассматривать чурчхелы.
- Приятно. Очень приятно… От незнакомых людей - вот что главное.
Наташа достала из ящика пионерский галстук и аккуратно сложенный протокол, свидетельствующий об избрании Смирнова почетным вожатым пионерского отряда села Реви.
- Твоя инициатива? - добродушно улыбнулся он, прочитав бумагу.
- Нет. Честное слово!..
- "Н-нет"! - шутливо передразнил Смирнов. - Откуда же они, позвольте спросить, знают о моем существовании?
- Я рассказала кое-что о вас… О всех нас…
На самом дне ящика лежала фотография. Дети сосредоточенно глядели в объектив фотоаппарата.
- Этот мальчик, - показала Наташа, - мой хозяин Петре, племянник доктора Бокерия.
- Ишь! Скажите, пожалуйста! Целый взвод! - ухмыльнулся Смирнов и посмотрел на оборот фотографии. Здесь была надпись, выведенная аккуратным ученическим почерком:
"Гвардии полковнику Смирнову, у кого такая хорошая летчица - тетя Нато, от пионеров и октябрят села Реви".
- Гм… Здорово! - удивлялся растроганный полковник. - Надо написать им. Ты непременно дай мне адрес.
- Адрес тот же, что был у меня… Лишь прибавьте: "Пионервожатой начальной школы…"
- Сегодня же напишу, - решил Смирнов. Вытащив бумажник, он достал плотный почтовый конверт, в котором хранились фотографии жены и дочери - девочки лет шести. Присоединив к ним фотографию грузинских ребят, Смирнов спрятал бумажник. - Тронули меня огольцы черт-те как! Спасибо и тебе… Сегодня дам приказ о зачислении, а пока иди, отдыхай… Виноват, - заторопился он, - иди готовься к встрече! Бутылку, фрукты и лакомства захвати с собой. Часиков в восемь мы нагрянем к тебе.
- Разрешите пригласить доктора Бокерия?
- Непременно! Кстати, его переводят в медсанбат нашей дивизии. Улетит с нами…
34
На другой день Наташа вылетела на тренировку с капитаном Мегрелишвили.
Когда двухместный Як-7 с синхронным управлением выруливал на старт, у Наташи так сильно билось сердце, словно ей впервые предстояло вести машину.
И вот стрелка высотомера показывала уже три тысячи метров.
- Перехожу на фигуры, - передала она Мегрелишвили.
- Не рано?
- Нет!
- Ну давай… Если что, буду подправлять!..
Выполнив несколько глубоких виражей, Наташа сделала перевороты через крыло в обе стороны и перешла на петли Нестерова, затем последовали восходящие бочки, иммельманы, наконец, она перевела самолет в штопор и, выйдя из него, развернулась на посадку.
"Подправлять" не пришлось.
Отлично посадив машину, Наташа с разрешения Мегрелишвили пересела на одноместный Як-3 и опять поднялась в зону. В течение двух часов она выжгла весь бензин, отрабатывая технику и чистоту выполнения фигур высшего пилотажа.
- Пойдет. Ей как с гуся вода! - заключил Мегрелишвили, наблюдая за полетом Быстровой.
Смирнов разрешил Наташе летать столько, сколько сочтет нужным, и она в течение недели широко использовала данное ей командиром полка право. По два-три раза в день заправляли ее самолет. Она избороздила все небо над городом и окрестностями, выделывая головокружительные фигуры высшего пилотажа.
- В полной летной форме, - доложил Мегрелишвили командиру полка. - Легко вернулась в строй. Очень легко. Сразу видно, крепка характером!..
Прошло два дня. Перед вылетом на новую базу Наташа встала пораньше. Еще до рассвета уложила в маленький чемоданчик все необходимое ей на первые два-три дня, а остальные вещи запрятала в большой дорожный чемодан и вещевой мешок.
Часов в семь к ней зашел Кузьмин и предложил отнести "барахлишко" на транспортный самолет. Усадив Кузьмина за стол, Наташа поднесла ему полстакана коньяку, оставшегося от ужина в день ее приезда, и, угощая своего механика всякой всячиной, уселась и сама попить чаю.
Она искренне любила Кузьмина и знала, что машина в его руках всегда будет в образцовом порядке и боевой готовности.
Выпив коньяк, Кузьмин стал словоохотливым.
- Вы пойдете на новенькой машине, - говорил он. - Уже приказано. Ту, что тренировались, здесь сдадим, в бой не годится. Списывают…
- А новая хороша?
- Золото! Позавчера ее принял… И номер-то какой! Ровно тысяча! Раза три перекопал… Война, сложности, а как добротно поделано! Нового номерного завода.
- Заправлена?
- Полные баки.
- Боекомплект?
- То же самое. Машина отрегулирована как часы!
- Ты сам-то сегодня улетаешь?
- В тринадцать часов, на транспортном. Нас девятнадцать человек техсостава летит. Врачи и сестричка Настенька тоже с нами. Вас проводим и сами отправимся… Пойдем в обход Кубани, в случае чего - не к немцам падать. Горюновское хозяйство везем.
- Понятно.
После завтрака, наскоро вымыв посуду и уложив в чемодан, Наташа отдала его вместе с вещевым мешком Кузьмину. Когда механик ушел, она осмотрела свою крохотную комнатку, взяла маленький, спортивный чемодан и отправилась на стоянку.
Там ей встретились Смирнов и Станицын.
- Решили мы, - сказал Смирнов, - предоставить тебе право идти ведущим. Ведомыми пойдем мы…
- Почему так? - удивилась Наташа. - Не много ли мне чести?
- Как раз впору! - пошутил Смирнов. - До Ростова мгла будет, - продолжал он, - не заблудиться бы!..
Командир разрешил Наташе идти ведущей звена, намереваясь прикрыть ее во время полета над оккупированной врагом Кубанью.
- Как прикажете, товарищ полковник, - сказала польщенная Наташа.
- Так вот и приказываю! - весело ответил Смирнов, направляясь дальше.
Он по-хозяйски осмотрел все помещения аэродрома, отдал последние приказания, в парашютном складе кого-то распек и пообещал десять суток ареста.
Перед тем как сесть в машину и запустить мотор, Наташа подошла к командиру полка узнать, нет ли каких-нибудь дополнительных приказаний.
- Договор такой, - ответил полковник, - если в воздухе обнаружим или встретим врага, немедленно нападаем. Первая посадка под Ростовом, Где указано… А там - двинем дальше…
Принесли парашюты. Смирнов взглянул на часы:
- Давайте выруливать!
Вскоре машины стали треугольником на взлетно-посадочной полосе. Впереди - Наташа, справа - Смирнов, слева - Станицын.
Дежурный по аэродрому просигналил флажком. Наташин "як" взревел мотором и побежал вперед. Следом двинулись машины Смирнова и Станицына. По бетонной дорожке полетели сухие былинки и легкая пыль.
Оторвавшись от земли, самолеты набрали высоту и описали над аэродромом прощальный круг.
Безветренный облачный день благоприятствовал полету. От разомлевшей под теплым солнцем земли поднимались испарения. Дымка и облака застлали горизонт, а с высоты трех тысяч метров землю вообще нельзя было различить.
Поглядывая на приборы и карту, Наташа уверенно вела звено.
Предстояло пересечь горы - северо-западную часть Главного Кавказского хребта. Самолеты шли по прямой на высоте около пяти тысяч метров.
Справа, окутанная облаками, торчала сахарная двуглавая вершина далекого Эльбруса. Правее и ближе возвышались характерные рога Ушбы и легко поднимался остроконечный Тетнульд - два вековечных стража Сванетии.
Горы манили и звали к себе, приковывали восторженный взгляд Наташи. Их громады волновали сердце непорочной белизной снегов, крутыми розово-фиолетовыми отвесами оголенных скал, всем своим непоколебимым царственным видом. Их немое гордое величие в то же время заставляло грустить и думать, думать обо всем…
Глядя на проплывающие мимо самолета вершины, Наташа прощалась с Кавказом. Вспомнились тяжелые бои осенью сорок второго года, зимние сражения над морем… Потом - ранение, таран, авария… Госпиталь и вручение ордена на корабле. А еще… - тихая, добрая семья Бокерия, последняя встреча с Сазоновым…
В наушниках свистело, хрипело, потрескивало - сюда врывалось все, что угодно.
Оглянувшись направо назад, Быстрова качнула плоскостями: "Как, мол, дела, командир?" Смирнов ответил легким покачиванием машины. Наташа взглянула на Станицына. Тот тоже покачал свой самолет.
"Все в порядке", - сказала себе Наташа.
Звено, по расчетам, уже миновало не менее десятка наземных ориентиров, скрытых мглой и облаками. Горы остались позади. Впереди расстилались бесконечные просторы кубанской земли. Скоро Краснодар. Облака поредели, но земля, сплошь затянутая дымкой, по-прежнему была скрыта от глаз, и лишь высотомер говорил, что до нее четыре тысячи восемьсот метров. Самолеты еще и еще набирали высоту. Предстояло идти над территорией, занятой врагом, и его зенитки могли начать обстрел.
Кровь в висках пульсировала и стучала. Начинала побаливать голова. Пришлось надеть кислородную маску. Высотомер показывал шесть с половиной тысяч метров.
Пройдя над Краснодаром, звено взяло курс на Ростов. "Внизу гитлеровцы… Там фашисты!" - думала Наташа, разглядывая прояснившуюся бледно-голубую, испещренную квадратами полей землю, и вдруг ее взгляд остановился на одной точке. Кровь хлынула к лицу. Впереди, пересекая их курс, шел немецкий транспортный самолет Ю-52. Солнце светило прямо на него из-за спины Быстровой, играя переходящими с места на место искрами на винтах.
Наташа ринулась на врага, резко перейдя в крутое пике. Мотор взревел на предельных оборотах. Позиция истребителя была на редкость выгодной. Он шел со стороны солнца, и через мгновение ничего не подозревавший немецкий самолет уже попал в перекрестие прицела.
Меткой очередью Наташа поразила врага. Снаряды разнесли носовую часть "юнкерса". Вспыхнул и взорвался бензиновый бак, и окутанный черным дымом самолет закувыркался в воздухе.
Не сбавляя газа, Наташа вывела машину из пике. Ее прижало к сиденью так сильно, что голова и тело казались налитыми свинцом, а в глазах запрыгали цветные огоньки.
Соблюдая направление по курсу, Наташа оглядела голубые просторы, разыскивая своих ведомых.
Смирнов и Станицын, не успев сообразить, в чем дело, ринулись следом за Быстровой, но подоспели только к развязке и теперь, прибавив обороты, шли позади нее.
Полковник передал по радио: "Моряна", видим, подходим…" Потом добавил: "Ну разве можно так! Не доложила, сорвалась и пошла…"
"Турбина", алло, "Турбина"! Не было времени предупредить. Боялась упустить. И вы сами приказывали, если встретим…"
"Знаю, что приказывал! На месте вздую!" - ответил Смирнов.
Внизу тоненькими серебряными нитками протянулись разбитые железнодорожные пути Батайска, промелькнули рухнувшая водонапорная башня, светлые полоски улиц, а впереди, за бесчисленными ериками, расстилался по длинному холму Ростов, опоясанный с юга черной лентой широко разлившегося полой водой Дона.
Отсюда курс на несколько градусов отклонялся к востоку, на полевой аэродром Н-ского авиасоединения, где самолеты должны были сесть на заправку и лететь дальше - к месту нового базирования.
35
Поспешно отступая из района Курска, противник не успел уничтожить аэродромы. Немцы сумели только взорвать на одном взлетно-посадочную полосу и сжечь закопанные в землю цистерны с горючим.
Второй аэродром, предоставленный полку Смирнова, был построен в войну и считался резервным. Единственным "недостатком существования", как шутили летчики, было отсутствие "нормального человеческого жилья". От соседней деревни ничего не осталось - фашисты уничтожили ее до последнего сарая, целиком сожгли они и расположенный поблизости совхоз. Поэтому в километре от смирновского аэродрома на склоне широкого, поросшего кустарником оврага саперы отрыли добротные землянки с накатами из бревен, замаскированные сверху деревцами и кустарником. Здесь и устроился на жилье летный состав.
Полк, находившийся в резерве, отдыхал. Летчики "обживали" новое место, с шутками и прибаутками вспоминали комфорт, выпавший на их долю во время пребывания на юге…
О вылете Смирнова знали все, и встретить своего командира собралась на летном поле большая группа пилотов.
В положенный час в воздухе показались три истребителя, шедшие образцовым строем. Звено разошлось, чтобы приземлиться поодиночке на неосвоенном и еще не знакомом аэродроме, тем более что выложенный знак "Т" разрешал посадку машин только на бетоноасфальт.
Первым стал снижаться самолет ведущего.
Когда после пробежки машина развернулась и начала заруливать в указанном направлении, встречавшие летчики пошли к самолету, думая, что прибыл командир полка. Увидев Быстрову, они удивились. Кто-то не преминул пошутить, что за время пребывания в госпитале Наташа вопреки всему сумела повысить летный класс, если командир полка и его заместитель оказались ее ведомыми.
Быстрову подхватил с крыла Мегрелишвили. Он взял на себя миссию познакомить Наташу с новыми товарищами по полку. А их оказалось немало.
Вторым сел Смирнов. За ним - Станицын.
После рапорта дежурного по полку командир и офицеры поздравили друг друга с новосельем. Кто-то на лоскуте парашютного шелка подал полковнику кусок хлеба с горсточкой соли.
- Это хорошо! - улыбнулся Смирнов, отломив корку хлеба, потыкал ею в соль и принялся жевать. - Хорошо придумали, трогательно! По древнему обычаю - хлеб-соль! Стало быть, повезет на новом месте!
- Повезет обязательно! - весело подтвердил Станицын, пожимая руки обступившим его летчикам.
- О том и речь! - посмеивался Смирнов. - Мы, товарищи, уже счет открыли в честь новоселья…
- Кто? - поинтересовался Мегрелишвили.
- Быстрова. Не доходя километров сто до Батайска, с одного захода Ю-52 в расход пустила… Я, кажется, обещал наложить на вас дисциплинарное взыскание? - взглянул он на Наташу.
- Вы обещали вздуть меня… И неизвестно за что…
Летчики дружно рассмеялись.
- Командир полка так и сказал, - повернулась Быстрова к товарищам. - Ничего смешного нет…
На "эмке" прибыл Горюнов. Он передал Смирнову телефонограмму. Командир полка молча прочел ее и сразу уехал.
Наташа устроилась в землянке вместе с Настенькой. Поболтав немного, она вздремнула на раскладушке, потом отправилась на летное поле. Ей хотелось повидать Кузьмина и получить свои вещи.
Транспортный самолет, на котором прилетел Кузьмин, как большая стрекоза, одиноко стоял на краю поля, у самой опушки леса. Кузьмина около самолета не оказалось. Вещи же, по словам бортмеханика, были отправлены на грузовике в неизвестном направлении. Тогда Наташа отправилась на стоянку самолетов. Она решила, что застанет Кузьмина там. И не ошиблась. Еще издали она увидела своего механика. Он сидел на крыле машины и, закончив выводить двенадцатую красно-коричневую звездочку, старательно вытирал кисть и шаблончик.
"Экий неугомонный!" - подумала Быстрова и, незаметно подойдя к увлеченному своим делом Кузьмину, громко поздоровалась;
- Здорово, Тихон!
Кузьмин вздрогнул, повернулся и разом соскочил на землю. Лицо его приняло виноватое выражение. Он знал, что Быстрова недолюбливала его "живописные" занятия.
- Разрешите обратиться, товарищ гвардии капитан? - откуда-то сбоку раздался голос Дубенко.
- Слушаю вас, - Наташа протянула старшине руку. - Здоровеньки булы!
- Здравствуйте, товарищ гвардии капитан! На Кузьмина дывитесь? - хитро улыбнулся Дубенко.
Летчица ответила по-украински:
- Дывлюсь! Який вин дурний хлопец!
- Что-сь, двенадцатую намалювал?
- Ведь знает, что не люблю этого!
- Да полагается так, Наталья Герасимовна, - нерешительно произнес Кузьмин, переминаясь с ноги на ногу.
- Что значит - полагается? Вовсе не обязательно, и устав не требует, - строго ответила Наташа.
- Во-во! Що цэ такэ - полагается?! - обрадовался Дубенко.
Кузьмин мрачно посмотрел на приятеля:
- С вами, товарищ гвардии старшина, будем беседовать потом! Гвардии капитан вас в адвокаты не приглашала. Сами навязываетесь. Прикажите ему молчать, Наталья Герасимовна!
- Ты мне объясни, Тихон, что значит - полагается?
- По числу сбитых…
- Тебе что ни говори - все как об стену горох. Скромность - неплохое качество… Я ведь предупреждала тебя…
- Но все же полагается, товарищ гвардии капитан, - прошептал Кузьмин, боясь взглянуть ей в глаза.
- В рядовые бы тебя! А то в старшины производят! - веселился Дубенко.
- Довольно! Мы поговорим с тобой наедине, - окрысился Кузьмин и зло посмотрел на товарища.
- Побить меня хочешь? - с шутливым испугом отскочил старшина.
- Боюсь, разговор у нас получится больно короткий! - пригрозил Кузьмин. - Не дай бог такого друга, как ты, иметь! Или сам в гроб ляжешь, или его уложишь…