- Сергеем меня зовут. Аненков Сергей. Танкист, подорвался в Грозном, в районе… вот не помню какой район. Шли к вокзалу, попали под обстрел, почти вся техника сгорела. - Сергей говорил почти шепотом. И окончив говорить, понял, что устал. К тому же, он почувствовал, как болит грудь под бинтами, обильно намотанными, вокруг нее. И хотя боль была не острой, было не приятно.
- Аненков. Ты не родственник декабриста, ну помнишь стихи "Во глубине сибирских руд…"? - снова спросил Вдовин. Сергей отрицательно покачал головой и улыбнулся.
- Все равно, с сегодняшнего дня, ты "декабрист", а меня можешь звать "Вдова", - закончил Вдовин. Так Сергей обзавелся своим фирменным позывным, который на долгие годы, стал его вторым именем.
- А Ваша мама, только утром уехала домой. Всю неделю рядом с Вами сидела. Все ждала, когда Вы очнетесь. - Анна Сергеевна тоже улыбалась сквозь слезы в ее глазах. Вдовин стоял рядом и скептически оглядывал Сергея. Пытался оценить его состояние.
- Конечно, ты сейчас не тянешь на Бреда Пита, но думаю жить будешь, - и Вдовин пошел к человеку с гитарой. Прибежала вызванная сестра, курносая, стройная девушка с большой грудью. Из под чепчика медсестры виднелись белокурые кудряшки. Осмотрев Сергея, она сунула ему в рот градусник и, стуча каблуками, вышла.
- Тук, тук, тук - Вдовин изобразил цокот каблучков сестры, - губки бантиком, попа крантиком и фик-фок на один бок. Слышишь, капитан пошли, курнем, мочи уже нет - и Алексей достал сигареты из кармана халата. Человек, которого назвали капитаном, отложил гитару, спустил ноги, одна из которых была в гипсе, и взял костыли. Но выйти они не успели. Впорхнула бабочкой медсестра и, увидев в руках Вдовина сигарету начала сердито говорить.
- А ну, в кровать, быстро! А Вам, Вдовин, курить нельзя, с Вашей-то дыркой в легком. Уберите, сюда Лидия Михайловна идет!
Алексей быстро спрятал сигареты и пошел к своей кровати. Сев на койку, он тяжело вздохнул, и лег, отвернувшись к окну.
Вошла полная светловолосая женщина. С ней пришли двое мужчин. Подойдя к Сергею, вытащила из его рта торчащий градусник, посмотрела и повернув голову к одному из мужчин сказала: "Тридцать восемь и пять" Затем повернулась к Сергею.
- Что герой очнулся? Ты ведь наша сенсация. Как себя чувствуешь? - Лидия Михайловна села рядом на табурет.
- Почему сенсация? Нормально чувствую. Только грудь болит. Несильно, - с вопросом ответил Сергей.
- Как почему? Сам себя гранатой взорвал, и выжил при этом. Даже в "Красной звезде" о тебе написали. Еще написали, что к "Герою России" представлен, - при этих словах врача, Вдовин резко повернулся, а человек с гитарой привстал на своей кровати и внимательно посмотрел на Сергея. Затем Лидия Михайловна осмотрела Сергея, делая указания мужчинам, которые старательно все записывали в блокноты. Закончив с Сергеем, подошла к женщине напротив.
- Шли бы Вы отдохнули, Анна Сергеевна. Девочки присмотрят за Вашим сыном. Все будет хорошо, - при этих словах Анна Сергеевна заплакала. Через несколько минут, закончив осмотр раненых, врачи ушли. С ними ушла и Анна Сергеевна, поцеловав, забинтованную руку сына. Когда врачи ушли. Вдовин подпрыгнул на своей кровати и, обращаясь к Сергею, сказал.
- Сам себя взорвал! Вот это тебе повезло, парень! Давай-ка поподробней, рассказывай…
Начались, долгие месяцы лечения. Госпиталь находился в Щелковском районе Подмосковья. Вскоре Сергей перезнакомился со всеми ранеными. Кроме того, что Вдовин рассказал о себе сам, в дальнейшем Сергей узнал, что он из Тамбова, что, служа в ОДОНе, никак не может сдать на краповый берет, все время что-то мешает.
Первый раз курение - не смог пробежать многокилометровый кросс, второй раз - не устоял в рукопашной схватке с инструктором, третий раз - заклинило автомат, и его отстранили от дальнейшего участия. Скоро дембель, а он еще так и не получил заветный "краповик". Вдовин был ранен в грудь, когда перебегал улицу.
Человек с гитарой - капитан морской пехоты Северного флота, Александр Каверин, прошедший не одну горячую точку на карте мира и бывшего СССР. Был ранен двумя пулями в правое бедро, при штурме президентского дворца в Грозном. Александр хорошо играл на гитаре и знал множество военных песен. Сам писал стихи и музыку.
Еще лежал раненый в левую руку десантник Володя, любивший поспорить с Кавериным, что круче ВДВ или морская пехота. С пеной на губах отстаивая честь родных войск. Владимир уже выздоравливал, поэтому частенько отсутствовал в палате.
Лежал молоденький мотострелок Петя. Его вызволили из плена и здесь, помимо лечения раненых ног и контузии, он проходил курс реабилитации. Но это мало помогало. Плен сломал Петю. Он кричал по ночам, прятался под кроватью. Страдал недержанием, чем расстраивал нянечку Зину, пожилую уже женщину. Еще Петя никак не мог наестся, и постоянно прятал куски хлеба под подушкой.
Петя был невысок, худ, на тощем лице, блестели, всегда испуганные глаза. Вместе с заострившимся носом и оттопыренными ушами, это производило сильное впечатление, что Петя душевно болен.
Забинтованный с ног до головы раненый, был наводчиком-оператором БТРа. Его звали Антоном. Его БТР был подбит и загорелся, но Антон остался на своем боевом посту и прикрывая отход пехоты, поливал свинцом из башенного КПВТ, наступающих боевиков.
Даже когда начал гореть сам, он продолжал вести огонь, пока не кончились боеприпасы. Только потом, пылая как факел, он покинул горящую машину. Его смогли потушить и доставить в госпиталь. Состояние Антона было тяжелым. Страшные ожоги покрывали его тело, у него сгорели уши, нос и кисть левой руки. Из подслушанных разговоров врачей, Сергей понял, что если этот парень выживет, то только чудом. Постоянно посещавшая его мама, Анна Сергеевна, часто показывала фотографию Антона. С фото на ребят смотрел красивый парень, как будто сошедший с рекламы товаров для мужчин. Модельное лицо, высокий рост - таких любят девушки.
Когда Антон спал, Анна Сергеевна плакала, уткнувшись головой в его забинтованное тело. Сергей не мог смотреть на горе этой, молодой еще женщины, и отворачивался, накрывая голову подушкой. Анна Сергеевна растила Антона одна, больше детей у нее не было. И это было страшно. За подвиг сына, матери вручили орден "Мужества", и больше никто не вспоминал о них. Вот так Родина оценила жизнь и здоровье, этого замечательного парня и его матери. C Анной Сергеевной, часто приезжали родители Сергея.
В первый приезд, увидев, что Сергей пришел в себя, мать долго плакала, рассказывая, как они, получив сначала извещение о смерти Сергея, искали сына по всем моргам Ростова. Отец при этом только тревожно кряхтел, глотая таблетки валидола.
- Анна Сергеевна, сейчас живет у нас, - сообщила как-то мать - горе сближает. Даже твой отец, Сережа, не стал возражать, когда я предложила ей пожить у нас. Они с Антоном из Иркутска. А где ей здесь жить, денег нет. Папа взял ее к себе на работу, бухгалтером.
Все деньги она тратит только на сына.
Приезжал младший брат Сергея, Колька, со своей девчонкой. Подростки, пока сидели рядом, все время с ужасом таращили глаза, на окутанного бинтами Антона и прятавшегося под койкой в очередном припадке Петю.
Спустя месяц Сергею, Вдовину и Каверину, вручили награды. Прибывший в госпиталь высокий чин из министерства обороны, раздал раненым ордена и медали, поблагодарил за службу и пожелал скорейшего выздоровления. Затем быстро удалился, чтобы не отвечать на вопросы Анны Сергеевны.
Вдовину вручили медаль "За отвагу", Каверину - орден "За заслуги перед Отечеством".
Сергею не дали "Героя России". Он получил орден "Мужества" - за подрыв, и медаль "За Отвагу" - за бой в городе.
Сергей уже чувствовал себя хорошо, поэтому не отказался от предложения Вдовина вечером, после обхода, обмыть награды. Отправив, готовившегося к выписке, Володю за спиртным, сами готовили небольшой стол. Владимир вскоре вернулся, притащив в палату две бутылки водки и бутылку красного вина. Положив награды в стакан с водкой, все по очереди выпили по глотку. Затем, повесив ордена и медали прямо на больничную одежду, стали пить дальше. Налили стопку водки Петру, тот сразу захмелел и ушел спать. Антону потихоньку влили две ложки красного вина в спекшиеся губы. По его взгляду, они поняли, как он благодарен им за это. Стоя выпили третий. Каверин взял гитару, начал петь. Сергей, тоже игравший на гитаре, попросил инструмент. Сидеть долго он еще не мог, поэтому играл и пел лежа. Вскоре подтянулись несколько раненых из других палат. Красивый романс, исполненный Сергеем, привлек и дежуривших медсестер. Девчонкам, за их молчание, отдали остатки красненького. Сергей подмигнул сестрам и запел.
Покуда кровь по жилам, а не квас
течет. В глазах огонь, в руках гитара.
В кого еще влюбляться, как не в нас,
Ужель соперник сыщется гусару?
Но минет ночь, не умолим рассвет.
Что ж, Господа! Нам счастье не по чину.
И женщина, когда выходит в свет,
Берет в мужья солидного мужчину.Пусть милых глаз, другому отдан луч,
Пусть сердце пленено, другим и мысли.
Пол жизни, отдадим за поцелуй!
И без того, короткой нашей жизни.Вино не застоится в погребах,
От сапога не поотвыкнет стремя.
Вкус жизни, на обветренных губах,
Мы чувствуем во много раз острее.
И чтоб закрыть дорогу подлецам,
Стремящимся, проникнуть в наше братство.
Друзей, мы выбираем по сердцам!
И по уменью - пить, любить и драться!Вращается Фортуны колесо,
То медленно, то бешено, то чинно!
Как трудно, разглядеть ее лицо!
Когда все время, видишь только спину.
Отечества, презренные враги!
Угодно ль Вам изведать нашу силу?
Не делайте поспешные шаги,
И мой совет - не трогайте Россию!
Нас вновь пленяет боя круговерть!
Своим аршином, наш уклад не мерьте.
Мы живы! Слава Богу, ну а смерть.
Что за дела? Нам некогда о смерти.Хрусталь звенит, и золото и медь!
И жизни грош цена в огромном мире!
Но кто нибудь, опять, за нашу смерть.
Себе добавит крестик на мундире
С тех пор, так и повелось, раненые и сестры каждую ночь, собирались в палате у Сергея с ребятами. Сергей пел романсы, он знал их великое множество. Сестры плакали над красивыми словами, и уже практически все, были тайно влюблены в Сергея. Сергей начал быстро поправляться. Молодой организм взял верх над ранами. Вскоре, после очередных ночных посиделок, одна из медсестер, Дашенька, пригласила Сергея к себе в дежурку, якобы для того, чтобы переписать слова одного романса. И там, весь остаток ночи, они долго и нежно любили друг друга.
Глава 5
Сергей снова играл на гитаре. Рядом на табурете сидела Катя, очередная медсестра очарованная им. Уперев кулачок в подбородок, она влюбленными глазами, смотрела на Серегу. Вдовин, на своей койке, читал какой-то фантастический роман. Каверин писал стихи в своем блокноте. Десантник Володя выписался, обняв на прощание всех, он оставил каждому свой адрес в Калуге. Пожелав всем, скорее поправится, ушел. Парни долго смотрели в окно, провожая взглядом, боевого товарища. Петю отправили в реабилитационный центр. На свободные кровати положили новеньких - война еще продолжалась. Каверин готовился к выписке, нога зажила, и он проходил последние медосмотры перед выпиской.
По палате ходила со шваброй нянечка Зина и потихоньку бурчала на Сергея.
Сергей перестал играть, посмотрел на Зину.
- Теть, Зин. Что Вы все ругаетесь? - спросил он у нянечки.
- Ну и ходок ты Серега! Едва оклемался, дырки вон еще не зажили, а он уже пошел!!! А девки! Как с ума посходили. Кругом только и слышу: "Ах, Сережа. Ой, Сереженька!". К Вам на этаж, уже очередь, на дежурство, из девок стоит, а раньше не загнать было. Катька, а ты, что здесь сидишь? Иди, там еще раненые лежат, сходи, посмотри. А то совсем про работу забыла. Иди, кукла крашеная, а то пожалуюсь Лидии Михайловне. Она быстро, весь Ваш амур прикроет. Поставит сюда старух дежурить, а Вас по другим отделениям разгонит. - Катя нехотя встала, и пошла к выходу.
- Ну, что Вы тетя Зина. Я же просто послушать пришла. Сережа, я вечером зайду. - и Катя вышла.
- Послушать она пришла, а я потом ночью, их вздохи из каморки, слушай. Кобель ты Серега! Хотя, я в молодости любила таких кобелей.
Эх, была бы я хоть на двадцать лет моложе, мигом бы всех этих кукол разогнала. Мой тоже хороший ходок был. По бабам. Ни одной юбки не пропускал. А такой, как ты был - молчун. На гармошке поиграет, бабы ему в койку так и прыгали. Все вы музыканты такие.
А любила я его, ой как любила! Бывало, знаю, что он с очередной, где-то загулял. А всю ночь жду. Никогда не ругалась. Красивый он был, ну как этот, как его, Косталевский в молодости. Вот, - тетя Зина стояла, оперявшись на швабру, и с улыбкой вспоминала свою молодость. Сергей и все остальные молча улыбались.
- И много у Вас таких кобелей было? - весело поинтересовался Вдовин.
- Да уж было! Все тебе расскажи, обормоту. Вы ведь навешаете нам лапши, а мы и рады за это вас ублажить. А потом плачем в подушку.
Ну ладно, пойду я. А ты, Лешка, вот у Сереги, учись баб обольщать. А то, как мужик неотесанный: "Танька, пойдем, погуляем", тьфу. Я бы тебе не дала! - и Зина вышла из палаты. Парни захохотали. Вдовин сидел в растерянности.
- Вот старуха вредная. Не дала бы она. Да кому ты, старая, нужна! - в сердцах вслед крикнул он.
Раненые засмеялись еще громче. Даже Антон под бинтами, затрясся в беззвучном смехе.
- Эх, Леха, это она сейчас старая. А раньше! Ты сходи на первый этаж, там стенд с лучшими работниками госпиталя висит. Есть фото Зины в молодости. Вот побегал бы ты за ней, лет тридцать назад, - сказал Каверин, пряча блокнот в тумбочку.
- К какой ты там Таньке приставал? Колись? - Серега весело смотрел на Вдову.
- Да после тебя, бесполезно к кому-нибудь приставать. Гад, ты Серега. - Алексей сердито посмотрел на Сергея.
Они крепко сдружились с Алексеем. Уже было понятно, что это навсегда.
- Леха, ты же знаешь. Я кроме Даши, больше, ни с кем.
- Зина права. Девчата тут с ума сошли. Да знаю я, Серый, просто обидно стало, - Вдова продолжал сердито пыхтеть, Сергей снова рассмеялся.
После обеда, когда наступил тихий час, в коридоре вдруг послышался какой-то шум. Через минуту в палату ввалились четверо здоровых, хорошо одетых, бритых наголо парней. В одном здоровяке Серега узнал среднего брата, Павла. Парни приволокли кучу пакетов и сумок, из которых торчали горлышки бутылок и коробки с конфетами. Из рассказов родителей Сергей знал, что Павел связался с преступным миром. Был одним из бойцов у какого-то Гибона, правившего в Щелковском районе.
- Здорово, братела! - радостно заорал Павел, - пацаны, знакомьтесь, это братан мой родной. Серега.
- Здравствуй Пашка! - Сергей тоже был рад видеть брата, с которым в детстве не расставались, и дрались заступаясь друг за друга, если находился тот, кто хотел их обидеть. Братья обнялись. "Пацаны" по очереди подходили и здоровались с Сергеем, потом с остальными.
У двоих Серега увидел стволы за поясом, чуть прикрытые полами пиджаков. Затем "Пацаны" молча стали разгружать сумки, выставляя на тумбочки спиртное, продукты, фрукты и сладости. К радости курящих, вытащили два блока сигарет "CAMEL".
Павел стал рассказывать о себе. О том, что узнав о Сергее, "авторитет" руководивший ими, прислал вот эти подарки. Что Гибон, классный "пахан", и что он заинтересован, чтобы Серега после выписки пришел к ним в "бригаду". Начал расписывать, как они "работают". Как это здорово, бомбить "барыг" и "лохов". И что Серега тоже может стать членом одной из влиятельных группировок Подмосковья.
- Слышишь, "братишка", а ты ни чего не попутал? Предлагая такое, своему родному брату, - раздался голос с койки морпеха. Пацаны сразу напряглись. Павел возмущенно обернулся, и хотел уже наехать, но внезапно осекся, пригляделся, и его лицо расплылось в радостной улыбке.
- Взводный! Старлей! Александр Сергеевич! Пацаны, это мой взводный, служили вместе. Я Вам рассказывал. Классный мужик! - пацаны расслабились. Павел полез обниматься с Кавериным.
- Уже капитан, - отстраняясь от брата, сказал тот.
- Ты Павел, хвалишься, как Вы тут "лохов бомбите". Нашел, чем хвалится. Нечего меня обнимать. Ты, что-то перепутал в этой жизни. Когда мы с тобой, Паша, лежали на скалах Таджикистана, поджидая очередной караван с дурью, я тебе верил. Сейчас нет. И нечего тянуть в эту грязь своего брата. - Каверин плеснул себе из красивой бутылки и залпом осушил стакан.
- Прости командир, так вышло, - начал оправдываться Павел.
- Пока, ты Паша не натворил дел, ты подумай, куда ты залез и что из этого может выйти. Крепко подумай, - и Каверин отвернулся.
Брат, просидев у Сергея еще час, попрощавшись и забрав своих "пацанов" ушел. Раненые начали уничтожать подарки, принесенные им. Отдали несколько бутылок девчатам, Зине и в соседние палаты. Вдовин разносил гостинцы.
Вернувшись, он тяжело вздохнул и сказал: "Мы еще ничего. А в соседних палатах вообще обрубки лежат. Без рук, без ног. Есть один без нижней половины тела, как он еще жив, не знаю. И как он жить будет, если не помрет".
Вечером ребята снова молча пили. Сергей, помня слова Зины, не пошел с, приходившей к нему Катериной. Та, фыркнув носом, обижено ушла. Ночью, тихо умер Антон.
С утра, когда увезли на каталке тело Антона, и мать Сергея увела, внезапно постаревшую и поседевшую на глазах Анну Сергеевну, которая рыдала, упав на кровать своего сына, Сергей достал бутылку французского коньяка, привезенную братом, разлил всем по стакану, плеснул остатки в изголовье, где недавно лежала обугленная голова солдата.
- Пусть земля будет пухом! - все встали и молча выпили.
День прошел тихо и незаметно. Вечером пришла Дашенька и делая Сергею укол, шептала ему на ухо, какой он хороший. А эта Катька, гадина, хотела его завлечь. Но он поступил, как мужчина, отвергнув ее притязания. Дашенька решила, что Сергей любит ее.
От пережитой смерти Антона, у Сереги поднялась температура, и Даше пришлось всю ночь хлопотать около него. В каморке дежурной сестры, этой ночью, спокойно спала тетя Зина.
Лежа на госпитальной койке, Сергей размышлял об этой войне. По телевизору и радио бессовестно врали о ходе боевых действий.
Говорили, что Грозный очищен от боевиков, что началось восстановление промышленности и сельского хозяйства республики. А вновь прибывающие раненые говорили совсем другое. Бои продолжались. Ожесточенные. За каждый метр, каждый дом, каждую квартиру.
Грозный жестоко обстреливала артиллерия, бомбила авиация. Под развалинами гибли не только солдаты федеральных войск и чеченские боевики. Самое страшное, что гибли мирные люди. Старики, дети, женщины. Русские, ингуши и чеченцы. Запомнился рассказ одного раненого, о том, что солдаты зачастую не проверяют подвалы, где в основном прячутся от бомбежек люди. Услышав какой-нибудь звук из помещений, солдаты попросту забрасывают туда гранаты. Началось мародерство. Война выходила за рамки общечеловеческих норм. Со стороны боевиков начались кровавые расправы над пленными и ранеными солдатами. Федеральные войска тоже не остались в долгу, добивая раненых боевиков и вырезая на зачистках семьи чеченцев. Шла бойня. И никто из руководителей России и Чечни не хотел ее остановить.