Гильзы на скалах - Евгений Анников 8 стр.


- Тогда в машину! - скомандовал Зброжек. Парни скрылись внутри танка. Взревев двигателем, боевая машина рванула к перекрестку.

Серега, вдавив газ до пола, бросил свой танк на горящую БМП. Притормозил перед перекрестком, пушка два раза ахнула по зданию с боевиками. И снова газ до упора.

Протаранив полыхающую БМП, танк отбросил ее прямо под окна дома, откуда велся автоматный и пулеметный огонь. Дым от горящей машины закрыл бандитам обзор.

Шквал огня мотострелков и двух БМП, не давал высунуться гранатометчикам, чтобы уничтожить, этих наглых танкистов в их железном гробу. Танк крутанулся на одной гусенице, и рванул прямо на лежащую медсестру, закрывая ее своей броней.

Сергей остановил машину. Глянул в люк, увидел искаженное болью, запачканное грязью и пылью перемешанной со слезами, лицо девушки.

- Командир, я вниз, - нажав тангету, крикнул Серега. И отсоединив переговорное устройство, полез под танк. Спустившись, осмотрел девушку. У нее была прострелена грудь и бедро.

- Держись сестренка, - пробормотал Серега и, взвалив тело медсестры на себя, уцепился руками за край люка. Ян уже сидел на его месте, и смотрел на действия Сергея.

- Командир, теперь жми! - крикнул Сергей Яну.

Тот, врубив передачу, нажал педаль газа. Через мгновение, ягодицы и спина Сергея полыхнули огнем. Шершавый асфальт, в секунду прорвав обмундирование, снимал кожу со спины Сереги. Сжав до треска зубы, тот только мычал от боли, не отпуская закраины люка.

Перед собой, он видел только полные страдания глаза девушки, смотрящие на него с надеждой.

Наконец танк остановился.

- Все, - понял Серега и отпустил люк. Подбежавшие солдаты вытащили его из под днища вместе с медсестрой. Спина горела. Комбинезон лохмотьями висел на окровавленном теле Сергея.

- Молодец, танкист, - услышал он голос, рядом с собой.

Девчонку медсестру положили на носилки, Сергей подошел к ней.

- Спасибо, братики! Миленькие мои! Адрес свой дай, найду потом, - уцепившись в руку Сергея, шептала девушка. Сергей вытащил из кармана карандаш и блокнот, нацарапал свой адрес и сунул его в руку девушки.

- Вот держи. Поправишься, приезжай. Мы еще с тобой станцуем, - ласково сказал Сергей.

Девушку унесли, нужно было заняться собой.

- Эй, парень, подойди сюда, - услышал Серега и оглянулся. К нему шел медик мотострелков.

Усадив Сергея, заставил снять остатки комбинезона. Начал смывать водой из фляг, кровь и грязь со спины. Затем перевязал полыхающее тело. Солдаты притащили новые штаны и камуфляжную куртку. Подошел прапорщик Зброжек.

- Наводчик контужен, сильно. В нас три раза попали из граника. Разбит двигатель, и радиатор. Все, мы теперь пехота, - грустно сказал он.

Еще два дня Сергей воевал, как пехотинец. Потом его ранило в правое предплечье.

Хасавьюрт Сергей встретил на госпитальной койке. Ранение было пустяковым, пуля прошила мягкие ткани предплечья насквозь. Кроме дырки в руке, лечил ободранную спину и мягкое место, которое, обычно не принято показывать в приличной компании. Последний факт вызывал бурное веселье у соседей по палате, не знавших подробностей. А Сергей не изъявлял желание что-либо рассказывать. На насмешки не реагировал. Смеются? Да и пусть смеются. Веселье, говорят, жизнь продлевает. Лежал он в Ханкале. Из-за незначительности ранения, Сергей всеми правдами и не правдами, не дал отправить себя на большую землю. Дырка уже затянулась и не болела, только сильно зудела по ночам, не давая уснуть.

Серега лежал на животе, подставив голый зад медсестре. Женщина обрабатывала последние, самые глубокие порезы. Вокруг посмеивались раненые, отпуская сальные шутки на этот счет.

- Слышишь, танкист. Что же ты не расскажешь, при каких обстоятельствах, тебя так расписали.

- Может, он на охоту ходил. На медведя. С рогатиной.

- Что-то я тут последнее время медведей не видел. Наверное, растопырил свою рогатину на какую-нибудь медведицу посимпатичней. А, Серега? А она обиделась.

- Нет, Вова, тогда бы у него морда была исцарапана. А тут спина и…опа. Видать достал рогатиной до самого сердца. И медведица растаяла. Вот в порыве бурной страсти, она его и покоцала. Значит, силен на это дело "охотник".

- Вот Танюша, смотри и решай быстрее. Бери этого "охотника" сама знаешь за что, и тащи в ЗАГС. Не пожалеешь.

- Замолчали бы Вы лучше! - краснея, в сердцах ответила медсестра, - одевайтесь раненый.

Серега натянул штаны пижамы, достал из тумбочки сигарету и, всунув ноги в тапочки, невозмутимо пошел к выходу.

- Сергей, Вы идете на улицу? - спросила медсестра.

- Да. В курилку.

- Оденьте халат. Там прохладно.

- Хорошо, - и взяв с вешалки халат, вышел.

Тихий осенний день согревал прозрачный воздух ласковым кавказским солнцем. Подставляя бледные тела теплым лучам, легкораненые сидели в курилке и обменивались последними новостями. Стоя на крыльце, Сергей жмурился от удовольствия и яркого света. Увидев Тимура, направился прямо к нему. Тимур оперевшись на костыли, о чем-то беседовал с незнакомым кавказцем средних лет. Рядом стояли огромные сумки. Тимур был дагестанцем. Служил в мотострелковой роте. Был ранен снайпером в бедро, когда провожал раненого Сергея к пункту эвакуации. Пуля сломала Тимуру кость, и уже Сергею пришлось вытаскивать его из-под огня. Так вдвоем, помогая друг другу, и ползли по раскаленному асфальту. Взяв в раненую руку автомат, (здоровой он за шиворот волок Тимура) испытывая жуткую боль, Сергей поливал короткими очередями, зияющие зловещей пустотой, окна домов. Из темноты которых, по ним в любую минуту мог снова выстрелить снайпер. Минут через двадцать, на них наткнулись разведчики внутренних войск. Тимур считал Серегу своим спасителем и героем. Серега себя таковым не считал. Обычное дело на войне. Что тут героического.

Подойдя к Тимуру, который стоял к нему спиной, Сергей хлопнул его здоровой рукой по плечу.

- Салам алейкум Тимур!

Тимур резко повернулся. Его лицо расплылось в радостной улыбке, и он обнял Серегу.

- Салам алейкум, брат! Долго спал ты сегодня.

- Не спал, Татьяна задержала. Как нога?

- Сегодня хорошо брат. А это мой отец, Магомед, - представил Тимур мужчину, - в гости приехал.

- Здравствуйте, - Сергей протянул Магомеду ладонь, для рукопожатия. Тот, взяв ее обеими руками, пристально взглянув Сергею в глаза, ответил.

- Здравствуй сынок! Спасибо тебе!

- За что? - удивился Серега.

- За сына. За брата. Вы теперь братья. Так сказал мой отец, дед Тимура. Ты теперь самый долгожданный гость в нашем доме. Поправишься, приезжай, барана зарежем. А захочешь, и невесту тебе найдем. У нас в селе много красивых девушек.

- Спасибо за приглашение Магомед. Обязательно приеду, - Сергей улыбался.

- Отец подарок тебе привез. Давай Серега кури, и в палату пойдем. Подарок примерять, - весело скаля белоснежные зубы, говорил Тимур. Покурив, втроем пошли в палату.

Татьяна, как танк встала в дверях. Ее крупная фигура загородила весь проем.

- Куда? Посторонним сюда нельзя!

- Э, Таня, это не посторонний. Это мой отец.

- Танечка, пусти, - улыбаясь женщине, попросил Сергей.

- Ну и что. Отец не отец. Без халата нельзя.

- Момент, - сказал Серега и метнулся в ординаторскую. Сорвав с вешалки халат, вернулся обратно. В руках Тани, уже лежала головка домашнего сыра и что-то еще завернутое в белую тряпицу. Накинув халат на плечи Магомеда, Сергей вопросительно взглянул на медсестру.

- Так можно?

- Можно, но недолго, - оглядывая подарки, благодушно ответила она и посторонилась.

Зашли. Игравшие в домино раненые, с интересом смотрели на вошедших. Отец Тимура раскрыл сумки и начал выкладывать на кровать гостинцы. Когда в конце он вытащил кувшин с домашним вином, по палате прокатилось радостное гудение.

- О-о-о! Вот это, то, что надо. Враз подлечимся.

- Подходи, угощайтесь, - взмахнув рукой, Тимур пригласил всех к кровати.

- Э-э-э, Павлуша, ты там сиди. Тебя это не касается. Не будешь сам себе палец стрелять!

В палате лежал один с самострелом. Трусов не любили. Узнав, как Павел получил ранение, с ним даже не разговаривали. На войне есть всякое, и подвиг одних, и трусость других. Было и предательство.

- Ну и ладно. Не очень-то и надо, - буркнув, Павел улегся на кровать и отвернулся.

- Тимур, может, дадим парню шанс, - кивнув в сторону самострельщика, спросил Серега. Он не считал проступок Павла, достойный такого осуждения. Ведь мальчишка еще. А что спрашивать со вчерашнего школьника.

- А если бы он в бою струсил? - Тимур сердито посмотрел на Сергея.

- Если бы в бою, то в ящике домой бы поехал. Трус гибнет первым, сам знаешь.

- Добрый ты Серега. Вот погибли бы из-за него парни, чтобы ты тогда говорить стал?

- Ничего. Я бы его первый придавил. Ночью.

- Ладно. Эй, Павлуха, иди к нам. Серега сегодня за тебя.

Когда все собрались, Магомед открыл кувшин. Сладкий запах винограда разнесся по палате. Разлив вино по стаканам, Магомед достал головку сыра и отрезал всем по огромному куску. Чокнувшись, все выпили. Сергей пил медленно, смакуя вкусное терпкое вино. Допив, закусил сыром. Кто-то снова взял кувшин, встряхнул. Услышав слабое бульканье, с досадой сказал:

- Тут только на один стакан.

- Налей Татьяне. Таня выпей с нами, - Сергей протянул стакан медсестре.

- Эх, вкуснятина! Можно вместо воды пить.

- Точно.

Из второй сумки Магомед достал белую бурку и папаху.

- Сергей это тебе, примерь.

- Вот это точно нельзя. Натрясете с нее мусора. А здесь стерильность, - Татьяна, поставив пустой стакан на тумбочку, пыталась запротестовать.

- Женщина! Какой мусор. Ты белый халат, я белый халат. А этот бурка, тоже белый. Молчи, если не понимаешь, - с досадой, возмущенно, оборвал ее отец Тимура. Вокруг рассмеялись. Серега надел бурку и папаху и удивился. Несмотря на свой внушительный вид, бурка была необычайно легка.

- В ней и зимой тепло и летом не жарко, - пояснил Тимур, - наш род, уже двести лет бурки катает. Самые лучшие в Дагестане.

- Это что такое? Кто разрешил? - раздался суровый бас из дверей. Парни вздрогнули и оглянулись. В палате стоял "Царь" - Петр Алексеевич Романов, главный врач госпиталя.

- Так. Все немедленно убрать. Анненков, весь этот кавказский колорит упаковать и сдать на хранение. Посторонним покинуть палату. Развели бардак. Татьяна, Вы зачем здесь поставлены? Зайдете ко мне, через час.

- Петр Алексеевич, товарищ полковник…, - начала Таня.

- Я сказал, через час. Все убирайте. Поняли?

- Так точно.

Скинув бурку на кровать, Сергей догнал направившегося к дверям "Царя".

- Товарищ полковник, разрешите обратиться?

- Что тебе?

- Выпишите меня. Я уже здоров. Вот смотрите, - Сергей помахал рукой перед носом хирурга.

- Здоров говоришь? А так? - доктор нажал пальцем на предплечье. Серегу скорчило от боли.

- Вот тебе и здоров. Ладно, полежишь еще недельки две. Потом посмотрим.

Через две недели Сергея выписали. Собрав вещи, он направился в казармы батальона.

Полчаса промесив грязь, таща на горбу сумку с буркой и гитару, добрался до красного трехэтажного кирпичного здания, где квартировалась пехота бригады. Обратившись к курившему на крыльце лейтенанту, спросил, где расположение танкового батальона. Лейтенант, выпуская дым, оглядел одетого кое-как незнакомого сержанта. Ответил вопросом.

- А на хрена тебе?

На столь многозначительный вопрос Сергей ответил также многозначительно.

- Надо.

- Да? А че в сумке?

- Шняга всякая, - решив тоже повалять Ваньку, ответил Сергей.

- А-а! Понятно. А на гитаре играешь?

- Да. Какого х… я бы ее таскать стал?

- А ну, изобрази.

Серега поставил сумку и, взяв гитару, заиграл испанский танец. На зазвучавшие зажигательные ритмы из окон казармы высунулись заспанные лица солдат.

Минут пять он перебирал струны. Музыка звучала все сильнее и напористей. Сергей увеличивал темп. Лицо лейтенанта вытянулось, от удивления он открыл рот. Когда Сергей закончил, офицер констатировал.

- Да, можешь! Так зачем тебе танки? Иди к нам.

- Нет, я в пехоте боюсь.

- Ясно. Тогда тебе туда, - и лейтенант махнул рукой в сторону трех сборных модулей белого цвета.

- Спасибо, - Серега снова взвалил сумку на плечо, удивляясь реакции лейтенанта, направился к модулям.

- Коль, кто это? - услышал он за спиной.

- А на хрена тебе? - ответил голос странного офицера.

Подходя к казармам, увидел незнакомого тощего и длинного солдата сидевшего в курилке и ковырявшего пальцем в носу. Вынимая палец, он внимательно разглядывал содержимое, извлеченное из ноздри, потом вытирал палец о штаны и снова погружал его в нос. Выражение его лица при этом было философски задумчиво. Рядом стояло два термоса для транспортировки пищи.

- Воин, палец сломаешь. Скажи, где третья рота?

- Там, - ответил солдат, показав на один из модулей пальцем, на котором висела сопля. Потом вытер его об лавочку, снова засунул в нос.

- Ага, спасибо. Ты это, смотри, поаккуратней с пальцем.

- А что?

- Мозги вытащишь, через нос.

- А-а-а. Ладно.

Серега, снова удивляясь странному поведению попадавшихся ему людей, вымыл сапоги в огромном железном корыте, стоявшем рядом с указанной казармой. Стряхнув с сапог остатки воды, вошел в казарму.

- Дежурный по роте, на выход! - выпучив глаза, заорал незнакомый солдат с повязкой "дневальный".

- Что ты так орешь? - начиная смеяться от неожиданно нахлынувшей радости, спросил Серега. Блин, родная рота. Отчего-то стало хорошо на душе.

На крик дневального, из двери с надписью "Канцелярия", вышел здоровый мужик с казахским лицом и лычками старшего сержанта на погонах. Это был Серегин земляк, казах по национальности, но русский в душе - Гриша Кожудетов. Он, как и Сергей родился в Сибири. Настоящее имя его, знал только ротный, оно было довольно сложным в произношении. Все звали его Григорием. Ему было тридцать лет. Гриша был наводчиком на 536 машине. Так же как и Серега, он был контрактником. В казарме стояла тишина, только из канцелярии доносился звук работающего телевизора.

- Серега! Земеля, ты откуда? Говорили, тебя ранили, ну вроде спас ты там кого-то. Белый на тебя представление написал, ну на орден, - Гриша хлопал Серегу по плечам.

- Из госпиталя. Я тут, в Ханкале лежал. А вы даже не пришли проведать. Барбосы! - Серега радовался, увидев товарища, - а где все?

- Ну! А мы знали? Прислал бы какого-нибудь ну, "салабона", с весточкой. А, нет никого. После Хасавьюрта большинство, ну кто по контракту уволились, ну "дембеля" тоже. Остались только "салаги". Ну, кое-кто из наших. Комбат, ну Белый уехал в Москву, вроде в академию. Ротный в отпуске, за него сейчас "Кисель", ну Киселев, старлея получил. Дакшев остался, ну и Семен нижегородский, да он сейчас в канцелярии "телек" смотрит. Сема, гляди, кто к нам вернулся. Ну! - крикнул Гриша в приоткрытую дверь.

Ну - было любимым предлогом в лексиконе Григория. Из дверей показался Семен Кирилов, сорокалетний контрактник, тоже, как и Гриша, наводчик танка. Улыбаясь, он протянул Сереге руку. Серега крепко пожал ее. Семен поморщился.

- Блин Серый, аккуратней, меня тут позавчера зацепило. На разминирование ездили. Под тралом противопехотка рванула, осколок-сука залетел в люк.

- Прости. А что ты здесь, а не в госпитале?

- Да ну нафиг. Еще отправят домой. Потом "боевые" хрен получишь. Вот и курю бамбук вечным дневальным по роте, - Семен улыбнулся.

- Блин, знал бы. А так пришлось, полтора месяца провалятся. Гриша, а что там за боец в курилке, в носу ковыряет?

- Тощий такой?

- Ага.

- Ну, сука. Дневальный это. Ну, давай Серый, проходи пока в канцелярию, а я пойду этого ну, перца невьебенного… Блин, послал его, ну в столовую, сачка, ну обед для первой роты принять, - и Григорий выскочил на улицу. Через пару секунд донесся его мат: "Твою мать! Я тебя куда послал? Придешь, я тебе твой, ну, палец знаешь, куда засуну? Бегом марш, я сказал".

Серега с Семенов зашли в канцелярию. По телевизору показывали очередной соплегонный фильм, о тяжелой и неказистой жизни мексиканских влюбленных. Вернулся Гриша, таща в руках трехлитровую банку с водой и чудо солдатской мысли и техники "фотонно-нейтронный бурбулятор". А попросту - сделанный из двух бритвенных лезвий кипятильник. Серега, бросив сумку в угол, сел за стол. Семен уселся напротив.

- Ну, сейчас "чифирнем", - Гриша воткнул кипятильник в розетку, горевшая под потолком лампочка сразу потускнела.

- А где все? Рота в смысле, офицеры? - придвигая к себе стоящий на столе граненый стакан, спросил Серега.

- Первая рота на периметре окапалась. Они в соседней казарме живут. Пятая в "Северном" - охраняет аэродром. Вторая и четвертая сейчас в парке. А в нашей народу нет. Теперь, вместе с тобой, пятеро будет. Дакшев с Костиком под руководством Киселева поехали в Моздок. За пополнением. Там контрабасов привезли. Может и танкисты найдутся, - Семен достал заварку, сахар-рафинад и печенье.

- А кто за комбата? - Серега, скосил взгляд на закипевшую воду в банке.

- Начальник штаба. Ну, Шульц Иосиф Владимирович. Ну, гад! С этим хрен выпьешь, - Гриша разливал кипяток по стаканам. Сергей бухнул в стакан заварку. Шульца не любили. Он был требователен к себе и к подчиненным. Хотя Серега считал, что таким и должен быть офицер, но видя, что начштаба иногда перебарщивал с наведением дисциплины, не испытывал к нему особых симпатий. А в остальном, это был хороший боевой офицер. Сереге импонировала его аккуратность и педантичность. Всегда гладко выбрит, со свежеподшитым воротничком. Ладно, Шульц, так Шульц. Поживем, увидим.

- Блин, забыл. А "кусок" мой? Командир. Настоящий русский офицер Ян Казимирович, где? - весело спросил Сергей и отхлебнул из стакана.

- А, Зброжек! Там где и полагается быть "настоящему русскому офицеру". В "зиндане", ну на гауптвахте. Они вместе с взводным Кононенко, ну набухались. Ну, поехали на танке по танкодрому кататься. Ну, кто из них круче. Перевернули машину в канаву.

Ну, Шульц их в яму посадил. Уже третий день сидят.

- Узнаю Казимирыча. А Толян, наводчик, что уволился? - смеясь, Серега достал из пачки печенье.

- Толян. Толяна нет больше. Его "чехи" раненого взяли, десятого числа. В августе. Узнали, что контрактник… Вообщем, башку нам от Толяна прислали, - опустив глаза в стол, ответил Семен. Погрустить не успели, за дверью раздался крик дневального: "Смирно!"

Гриша встал и, надев шапку, выскочил из канцелярии. Раздался его бодрый доклад.

"Вольно!" - послышался голос Шульца.

"Вольно!" - продублировал Григорий.

Сергей, следом за Григорием, вышел из канцелярии. Нужно было доложить о своем прибытии. В коридоре стояли Шульц, замполит майор Иванов, командир третьего взвода лейтенант Кононенко и прапорщик Зброжек. Двое последних были измазаны в глине, на чумазых лицах виднелась густая щетина, выросшая за три дня пребывания на гауптвахте.

Назад Дальше