Начальник штаба недовольно говорил: "Если бы не завтрашнее награждение и не заступничество замполита. Сидели бы Вы еще пару дней…" Увидев Сергея, Шульц осекся, не закончив фразу. Все вскинули взгляд на Серегу. В глазах Зброжека, блеснул радостный огонек.
Как того требовал Устав, строевым шагом, молодцевато, Сергей подошел к офицерам. Щелкнул каблуками и громко доложил.
- Товарищ полковник! Гвардии сержант Анненков прибыл из госпиталя, для дальнейшего прохождения службы!
- Вольно сержант. Да, а почему Гвардии? У нас бригада не Гвардейская, - Шульц смотрел на Сергея, сузив глаза.
- У меня так в военном билете написано. Гвардии сержант. Срочную служил в Гвардейском полку.
- Понятно. Что ты, Зброжек, сияешь, как новенький пятак? Твой боец?
- Так точно!
- Ладно. Идите, приводите себя в порядок. И сержанта этого переоденьте. Мы танкисты! Элита. Аристократия сухопутных войск. А он выглядит, как задрипанный пехотинец.
- В госпитале только это выдали, товарищ полковник.
- Сходишь в каптерку, получишь новое обмундирование. Кожудетов, проследи, - и Шульц с замполитом ушли к себе в кабинет. Дверь за ними закрылась.
- Серега! Мужик! Как я рад тебя видеть! - Зброжек бросился обниматься.
- Я тоже командир! - радостно засмеялся Сергей.
Через десять минут вместе с Кожудетовым и Зброжеком стояли около дверей каптерки. Каптерщиками были два бойца срочной службы, Береза и Абдулла. Оба ленивые и трусливые, но после ухода дембелей возомнившие себя королями батальона. Они и в каптерку попали именно из-за своей трусости. Комбат понимал, что таких бойцов в бой не пошлешь, пришлось пристроить на первую попавшуюся должность. Теперь, отогревшись и отожравшись на теплом месте, они заносчиво вели себя даже с контрактниками, не говоря о солдатах одного с ними призыва. От безнаказанности стали приворовывать, даже у офицеров. За что не раз уже были биты. В данный момент Береза ставил примочки на заплывший правый глаз. Горячий прапорщик Зброжек, за украденную у него бутылку, врезал смачный хук левой рукой. Теперь огромный лиловый синяк украшал толстую физиономию каптерщика. Хорошо, что Шульц за пьянку засадил его в "зиндан". Так ему и надо подлому шакалу. Береза злобно улыбнулся. В этот момент в каптерку тихонько постучали и притворно ласковый, но от этого не менее страшный голос "подлого шакала" произнес: "Господин каптенармус. Не будете ли Вы любезны, открыть двери в свою пещеру Алладина? Не пустите ли Вы меня, скромного прапорщика, на свой остров сокровищ?"
Спавший, на сложенных в стопку матрасах, Абдулла, испуганно открыл глаза.
- Береза, не открывай. Он, наверное, про берцы узнал. Сейчас опять драться полезет.
- Блин, дверь сломает, - шепотом ответил Береза, - а на хрена ты их украл?
- Да, а кто мне сказал, что он не вспомнит про них?
- Эй, крысы, открывайте! А то дверь вышибу, - как бы в подтверждение своих намерений, Зброжек треснул кулаком в маленькое окошко на двери. Оно как снаряд, сорвавшись с петель, влетело в помещение. Каптерщики увидели небритое, но ухмыляющееся лицо прапорщика.
- Что не ждали? - весело спросил он, - Абдулла, ты еще мои кеды не пропил?
- Нет, товарищ прапорщик, все на месте. Хотите, покажу? - с ужасом в глазах ответил солдат, думая только об одном, чтобы этот прапор не вздумал взглянуть на свои ботинки.
- Нет, верю. Мне надо, чтобы ты, вот этого сержанта одел, как Валентин Юдашкин одевает своих моделей. Понял? - Ян, засунув руку в окошко, открыл замок и распахнул дверь. Каптеры увидели Сергея.
- Понял. Но…
- Никаких, но… Шульц приказал. Или ты хочешь сам с ним поговорить?
- Тогда вопросов нет. Какой размер.
- Еще бы у тебя были вопросы, крыса. Серега, скажи им размер.
- Пятидесятый, рост четвертый. Размер обуви, сорок три. Да и мой вещь мешок там найдите. У меня там куртка танковая, кожаная, была.
- Блин, мы переезжали, сейчас не помню куда положил, - попытался выкрутиться, пряча глаза, Береза. Абдулла в это время рылся в "закромах Родины", выкладывая на стол комплект нижнего белья, новенький камуфляж, шапку, ботинки и зимнюю танковую куртку с брюками.
- Береза, найди вещмешок моего механика. Я прошу тебя. Пока прошу. Иначе… - Зброжек многозначительно посмотрел на свой кулак.
- А комбез, - спросил Сергей, зная, что положен еще комбинезон.
- Нету.
- А там, что чернеет? - разглядел узкоглазый, но не слепой Кожудетов.
- Это мой. На "дембель", - Абдулле не хотелось расставаться с дефицитным танковым комбинезоном черного цвета. Мечта всех танкистов. Теперь "танкачи" выпускали либо песочного цвета, либо пятнистыми.
- У-у-у! - протянул Ян, - давай сюда, тебе до "дембеля" еще, как медному котелку. Еще наживешь. Да, Серегин вещмешок, через час я вижу в роте. Со всем содержимым. И мои ботинки тоже. Ясно? Ну, вот и хорошо. Пошли Серега. Блин, Береза, ты себе повязку на глаз сделай. Будешь пиратом. Слепой Пью! Ха-ха! Молодых пугать. Вот и побрешешь им тогда: "Когда я сражался под знаменами герцога Анжуйского!" - подражая герою известного детского фильма, прохрипел Зброжек и засмеялся, глядя на глупую физиономию каптерщика.
Через десять минут прогуливаясь по расположению роты в черном "танкаче", Сергей привлек внимание Шульца.
- Где взял? Даже у меня нет.
- Каптер выдал.
- Ого, запасливый у нас каптер. Надо зайти. Не знаешь, есть еще?
- Есть.
- Ладно, иди. Спасибо. Да, в комбинезоне по расположению не шляться. Только в форме.
- Я временно, товарищ полковник. Форму только получил, еще не готова, подшить надо, ну и нашивки там…
- Давай сержант, быстрее приводи себя в порядок, - и комбат пошел к себе.
Сергей, сидя на подоконнике в умывальной комнате, пришивал подворотничок. Хотя это было не обязательно и командование за отсутствие этого атрибута воинской формы не наказывало. Но в силу привычки, заложенной на срочной, да и просто из пижонских побуждений, как-никак орденоносец, Сергей постоянно подшивался. Наклонившись над раковиной, обильно намазав лицо пеной, Ян брился. Щетина скрипела под лезвием бритвы. Журчал открытый кран. Над казармой раздался грохот вертолетных двигателей.
- "Крокодилы" - посмотрев в потолок и прислушавшись, сказал Ян.
- Слушай, Ян, откуда такая роскошь? Казарма, кровати с простынями, вода в кране. А?
- Ты что, с луны свалился? Сюда же сам Верховный приезжал. Парад устроили, - Зброжек ополоснул станок под струей воды.
- Видел. По телеку. Так это очередная показуха? - Сергей, надел подшитую куртку.
- Ага. Один день была даже горячая вода. Если бы ты видел, как это строили. Дня за два, может за три, но построили модули, сделали плац, дорожки гравием засыпали. Пехоте кирпичную казарму подремонтировали. Ладно, я закончил, айда в кубрик, сейчас Григорий еще подстрижет меня, кстати, тебе тоже надо, - и Ян щелкнул Серегу вафельным полотенцем по носу.
- Сейчас, я тебе иголку в задницу воткну, - засмеявшись, потирая ушибленный нос, сказал Сергей.
В коридоре между кубриками третей роты стояли две табуретки. На одной сидел Семен со снятым в канцелярии большим зеркалом, на другой Гриша с ножницами и машинкой для стрижки. Посреди одного кубрика стоял Абдулла с двумя вещмешками и парой армейских ботинок в руках. В кубрике три кровати были перетянуты черной траурной лентой.
- А господин каптенармус! Все принес? - усаживаясь на освобожденный Григорием табурет, спросил Ян.
- Да, товарищ прапорщик. У Сереги оказалось два вещмешка, принес оба. А вот Ваши ботинки.
- Молодец, поставь около кровати, - и, глядя, как каптерщик выполнил его распоряжение, продолжил, - слушай Абдулла, вот почему, для того, чтобы ты и Береза стали хорошими солдатами, товарищу прапорщику надо бить вам морду? А? Вы без этого не можете? Объясни мне, почему на вас бойцы жалуются? Только не говори мне, что они стукачи. Стукач ты, Абдулла. Может вас отправить на периметр, в первую роту? Я поговорю с Шульцем. Он что-то тоже вами не доволен. Думаю, он поддержит мое предложение. А в каптерку, вот Сему и Серегу поставим, они раненые, пусть подлечатся.
Закончив говорить, Ян смотрел в глаза каптерщику. Гриша, щелкая ножницами, улыбался. Остальные тоже еле сдерживали смех. В глазах Абдуллы стоял страх. В глупой голове лихорадочно скакали мысли. Этот прапор и вправду может поговорить с командиром. Шульц не Белый. Жалеть не будет. И тогда…
Тогда прощай теплая каптера, здравствуй грязный сырой окоп. Обстрелы по ночам, холодная жратва, мокрый изъеденный крысами хлеб. Нет, только не это.
- А чем Шульц недоволен? - вкрадчиво спросил каптерщик. Он уже понял, чтобы усидеть на мягких матрасах, надо прогнуться.
- Говорит, что ты для него черный "танкач" зажал, - вставил Сергей, раскрывая вещмешки.
- Да. И все?
- Ну, это то, что я знаю. А может ему еще чего надо.
- Понял, - Абдулла, повернувшись, пошел по коридору. Проходя мимо командирской двери, остановился. Постучал.
"Товарищ полковник, разрешите?"
- Вот крысенок! - смеясь, сказал Зброжек, когда Абдулла скрылся за командирской дверью. Все захохотали.
Из парка вернулись роты. В казарме началось оживление. Топанье, смех. Кто-то с кем-то ругался. К Сергею подходили знакомые, здоровались, жали руку. Гриша закончил стричь Яна, тот ушел в умывальник мыть голову. На табуретку сел Сергей. Снова прогрохотала вертушка.
- Не иначе "Корова" идет. Что-то "Крокодилы" разлетались. Сопровождают, наверное, - сказал Семен. Издалека и вправду послышался надсадный гул приближающегося транспортного вертолета Ми-26. Из умывальника, вытирая голову полотенцем, шел Зброжек. Рядом с ним семенил механик комбата Иваныч. Иваныч был невысок, кривоног и сух. Ему было далеко за сорок. Говорил скрипучим, как несмазанная дверная петля, голосом. В далеком Мурманске у Иваныча жила жена, дочь и внуки. Раньше он был мотористом на сухогрузе, ходил в загранку. По его словам четыре раза обогнул шарик по экватору. После развала союза и всеобщей вакханалии наступившей в стране, его сухогруз стал на вечный прикол. Работы не было. Вот так Иваныч и стал контрактником.
- Привет Серега, - проскрипел Иваныч, - вернулся? Значит снова споем с тобой.
Вокруг все засмеялись. Из песен старый матрос знал только одну, да и то один куплет. Но в творческом порыве, подогретом алкоголем, Иваныч умудрялся своей песней довести всех до белой горячки и сумасшествия.
- А рыбак! И ты здесь? Что ржешь? - Иваныч обратился к Семену. Семен тоже был в свое время матросом на рыболовном траулере. Только на Камчатке. В остальном их судьба была схожа. Иваныч никак не хотел видеть в Семене коллегу, упорно называя его рыбаком. Себя же он громко именовал - моряк заграничного плавания.
- Конечно, споем дед, - подтвердил Серега. Закончив стрижку, он, вытряхнув из мешка свой парадный камуфляж, уже одевался. На кителе позвякивая тускло блестели награды.
- Иваныч, что же ты Семена все рыбаком называешь, он тоже моряк, - спросил, надеясь повеселится, Ян.
- Всякий, кто не ходил дальше Курильской гряды, не моряк. А я был, - купившись на подначку, Иваныч сел на своего конька, - на Тринидаде, Сан Томе и Принсипи, Мадагаскаре, Кубе. Какие там мулатки! Сочные. Ляжки, во-о, какие. Правда, пришлось потом триппер лечить…
Вокруг раздался взрыв хохота. Иваныч, насупившись, замолчал.
- Бабка, наверное, рада была такому подарку? - гогоча, давясь от хохота, продолжил спрашивать Зброжек.
- Да пошел ты… Перец невьебенный. Ни хрена ты не понимаешь. Ты лучше расскажи, за что тебя Шульц в яму посадил? - Иваныч быстро перевел стрелки.
- О точно. Ну, Ян. Ну колись, - Гриша вопросительно посмотрел на прапора.
- Не нукай. Не запрягал. Ладно. Слушайте.
- Минуточку. Дневальный! - заорал Гриша. Когда прибежал боец, в котором Сергей узнал утреннего носокопателя. Кожудетов приказал, показывая на волосы на полу, - прибери. Ну, быстро.
Зброжек начал рассказывать. Серега взял гитару и начал тихо наигрывать саундтрек из "Терминатора".
- Во, Серега, правильно. Значит три дня назад. Под вечер. Проводив роту в расположение, я и Саня решили зайти к зампотеху. Нет, не бухать. Он там, в парке, какие-то технические опыты ставил. Нет, не бражку. Не перебивай, дед. Вы, знаете нашего зампотеха. Образованный человек. Помимо военного, еще и Бауманку закончил. У него всякой научной литературы, пруд пруди. Вот мы с Саней тоже решили приобщиться к трудам великих. Журнальчик, там какой, почитать. "Технику молодежи", "Юный техник", ну мало ли полезных книжек. Что ржете? Да ну вас. Ладно, продолжаю. Сидим, значит на ящиках, читаем. А журнал, ну безумно интересный. Саня потом еще "талмуд" по эксплуатации танкового двигателя, приволок. Жуть, как интересно. А, хули, я вам говорю, вы кроме "плейбоя" и ни читаете ничего. Слышим, БТР подъехал. Двигатель потарахтел и заглох. Ну, подъехал и подъехал. А мы уже прилично напи…начитались. Не ржать!
Смеркалось. Подходят к нам три бравых омоновца, москвичи. И спрашивают: "Эй, мазута, можно на ваших тракторах сфотаться?" Нет, ну прикиньте, борзота. Вы меня знаете, я человек сдержанный. Промолчал. Что вы все ржете? Хотя конечно на "мазуту", я обиделся. Но еще больше обиделся, когда они наши "коробочки" тракторами обозвали. Но стерпел.
А вот Саня нет. Сидит он так, читает про сердце танка, про пламенный мотор, а его, лейтенанта, "мазутой" называют. Нет, вы, слыхали? Нам Шульц про элиту сухопутных войск, а эти пижоны московские - "мазута" Ладно больше не отвлекаюсь.
"Можно?" значит спрашивают. Саня им и ответил: "Можно за х… подержаться. Можно Машку за ляжку.." Ну, и все в таком духе. Тут обиделись они. Отошли немного, пошептались и, нам гранатку кинули. Шумовую. Долбанула она. Мы малехо обос…ь. Не в прямом смысле, конечно, но почти. Мордами в грязь попадали. Саня новую форму испачкал. А менты ржут. Поржали и на свой БТР полезли. На наше счастье, БТР не завелся. Саня мне говорит: "Прапорщик, по машинам!" Залез я в "панцер", завел. Тут и Саня в башню забрался. Буханок пять черняги с собой притащил. Там этого хлеба, спиртованного, полные ЗИПы. Зарядил он пушку буханкой, заряд засунул и орет: "Подкалиберный заряжен! За честь родного батальона и всех бронетанковых войск! За Родину, За Ельцина! Огонь!" Разворачивает башню и под сраку "бэтэру" - бабах. Омоновцы с него кувырк, харями в лужу. Правда, нет худа без добра, "бэтэр" сразу завелся. Мы сидим, в триплексы смотрим. Омоновцы полежали, встали. И вот нет, чтобы домой ехать. Ну, кинули они нам гранатку, мы им хлебушка дали, даже польза была, БТР завели. Вот подходят они и стучат. Вылезайте мол. Мы с Саней конечно мужики здоровые, но не так чтобы очень. Сидим, не открываем. Они побегали вокруг танка. Ага, думаю, хрен достанете. Они нашли ведро, сходили в сортир, зачерпнули. И весь танк нам дерьмом измазали. Скажите не скоты? Еще какие! Залезли на свой БТР и поехали.
Тут, мы совсем обиделись. Саня снова пушку буханкой зарядил, я дал по газам и в погоню.
Вот и гонялись мы за ними на "панцере" по всей Ханкале. Весь наш "БК" по ним высадили. Они свернули на танкодром и в ров противотанковый, мы за ними. Сашка пушку не успел отвернуть, мы на полном газу кэ-э-к…залетим в ров! Пушка, как плуг, по скату склона прошлась. Полный ствол земли, почти до казенника, набрали. Ну и перевернулись, вдобавок. Вылезли через десантный люк, привалились к днищу, обнялись и запели. Во, Серега, правильно; "Нас извлекут из-под обломков.." Потом Шульц приехал. Бегал вокруг нас, орал, досыльником размахивал. Обещал его нам кое-куда засунуть, но не засунул. Все бы ничего, но мы пару раз промазали. И один "снаряд" в какой-то вагончик связи попал. А там генерал со связисткой кувыркался. Вот так. Во всем, конечно, москвичи виноваты. И что вы ржете?
По казарме стоял приступ густого сочного хохота. Скрипел Иваныч, басил Гриша. Икая, заливался Семен. Серега, отложив инструмент, держался за живот.
- А про генерала ты загнул, брехло, - выдавил Иваныч.
- Рота, выходи строиться! - раздался крик дневального.
Перед ужином пришел борт с пополнением. Уставший командир взвода старший лейтенант Киселев тепло поздоровался с Сергеем. С ним вернулись Ринат Дакшев и единственный в роте солдат срочной службы "дедушка" Костя Федоров. Также прибыло семнадцать новых контрактников. Сначала Шульц, построив вновь прибывших, прочел им зажигательную речь, поздравив с прибытием. Потом немного напугал, пообещав нарушителям дисциплины возможность увидеть звезды днем, глядя в небо с пятиметровой глубины "зиндана". После ужина разношерстная толпа нового "пушечного мяса", как сразу окрестил их Зброжек, отправилась в каптерку получать обмундирование.
После возвращения пополнение раскидали по ротам. В третью роту определили семерых.
Объявили отбой. Командование покинуло расположение. Офицеры жили в переделанной под общежитие многоэтажке. В роте остались только Кононенко и Киселев. Закрывшись в канцелярии, они смотрели новости по телевизору. В роте стоял приглушенный гул. Многие, несмотря на отбой, не ложились.
Серега, расстегнув китель под которым виднелась тельняшка, лежал на кровати с гитарой в руках. На соседней койке, привалившись головой к Сергею, расположился Сброжек.
Рядом стояло несколько табуретов. На одном был накрыт стол с бутылкой водки. На остальных расселись солдаты. В подаренной Сергею папахе, в бурке накинутой прямо на накачанное голое тело, сидел Кожудетов. В таком виде он был похож на туркменского басмача. В одной тельняшке, на кровати клевал носом Иваныч, он успел порядочно набраться. Семен чистил яблоко, периодически шлепая "дедушку" Костю по рукам, когда последний пытался плеснуть себе водки. Дакшев, уйдя в соседний, пустой кубрик, совершал намаз, по компасу определив нужное направление. Пополнение скромно сидело на своих кроватях, поглядывая в сторону импровизированного стола. Слышался только гитарный перебор. Сергей и Ян пели самую любимую песню всех танкистов, самоходчиков и экипажей БМП.
"…Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется, ребята!
А вылезать уж мочи нет…"
Только что выпили третий за тех, над чьими кроватями сейчас теплились лампады.
За наводчика Толика, и сгоревший девятого августа экипаж Женьки Шабалкина.
Слова навевали тихую добрую грусть в души солдат. Сергей считал эту песню настоящим шедевром, наряду с музыкой Чайковского и "Священной войной".
"… И полетят тут телеграммы.
Родных и близких известить,
Что сын их больше не вернется
И не приедет погостить…"
Сергей пел с таким чувством, что на глазах пьяненького Иваныча и Кожудетова появились слезы. Песня цепляла тончайшие струны в сердцах немолодых и всякого повидавших мужиков. Последние куплеты пели уже все присутствующие.
"…И будет карточка пылиться,
На полке пожелтевших книг.
В военной форме, при погонах,
Но ей он больше не жених"
Слова закончились, но Сергей продолжал играть, заставляя плакать гитару.
- Семен, ну пятнадцать капель, - просил Костик.