Но, раздумывая дальше, он был вынужден признать, что корень зла не в Попове. Ведь и Попов, надо полагать, не сразу пришел к такому заключению. Попова подвели к этой мысли. Забрать овес у Сидорова или не забрать, в конечном счете, решают не в районе. Вот ведь какая сложная ситуация…
С Поповым они встретились в парткоме.
Попов больше десяти лет в районе "первый" - был секретарем райкома, стал секретарем парткома производственного управления. За последние годы он заметно округлился: лицо полное, щеки словно бы пораспухли - тугие, красные. Черные волосы гладко зачесаны назад. Взгляд карих глаз властный…
Павлов сразу - о планах. Не удержался, сказал и о том, что узнал от Сидорова. Он думал, что Попов начнет "выкручиваться". Но Попов даже не защищался. Он повторил слово в слово, что говорил Щербинкин: "Принять большие изменения в планах колхозов и совхозов - значит согласиться с откровенно выраженным недоверием руководству".
- Это ты сам пришел к такому выводу?
- А разве в обкоме думают не так? - явно взволновался Попов.
К вечеру приехал Сидоров со своим агрономом - молодым застенчивым парнем.
В кабинет Попова пригласили руководящих работников производственного управления.
- Ну, Сидоров, докладывай, с чем ты не согласен, - начал Попов.
Сидоров поднялся, бросил взгляд на Павлова, словно ища поддержки, откашлялся и начал негромко:
- Поля наши за последние годы сильно запущены.
- Кто же их запустил? - сразу же перебил Попов. - Ты в колхозе уже три года. - И, спохватившись, более миролюбивым тоном добавил: - Да еще и сам агроном по образованию.
- Вы, Федор Федорович, по образованию тоже агроном. А вот ведь не подсказали нам, как правильно вести полевое хозяйство. И в районе вы не три года, а десять лет! - перешел в наступление Сидоров.
Попов вспыхнул, хотел начальственно оборвать забывшегося председателя, но, взглянув на Павлова, только пожевал губами и отрывисто бросил:
- Давай, Сидоров, по существу вопроса.
- А если по существу, то вот наши наметки… Они нами и раньше были экономически обоснованы, но управление и вы, Федор Федорович, не согласились с нами.
При обсуждении Павлов имел возможность убедиться, что Сидоров в делах экономики разбирается куда лучше, чем Попов, он, что называется, клал Попова на лопатки, когда обосновывал свои планы.
Потом уже, поздно вечером, в разговоре один на один Попов признался Павлову, что это после консультации с Щербинкиным он решил "не распускать вожжи".
- Но в конечном-то счете вы дрожите за себя? - злился Павлов. - Вы десять лет здесь и, выходит, десять лет сдерживаете инициативу творческих работников.
- А выше… - начал было Попов, но замолк, встретив сердитый взгляд Павлова.
- И у нас тоже бывает так, - безжалостно выговорил Павлов. - И мы виноваты. Но надо уметь смотреть правде в глаза, как и положено коммунистам, настоящим коммунистам. Не усугублять своей вины. Если хотите, партия выразила мне и тебе известное недоверие, когда последнее слово при составлении планов оставила за председателями колхозов. Почему бы это? Не потому ли, что мы слишком шаблонно руководили сельским хозяйством, не учитывали конкретных особенностей каждого колхоза, совхоза, даже каждого поля.
Попов встал, оперся о стол обеими руками и заговорил, тщательно подыскивая слова:
- Андрей Михайлович, я так смотрю на это. Неужели я хуже Сидорова разбираюсь в политике? Да и в производстве? Неужели нам, руководителям района, так уж и нельзя доверить утверждение планов по колхозам и совхозам? Здесь какое-то недоразумение, Андрей Михайлович… За район отвечаю я! Не Сидоров, не Коршун, а я в ответе за район! И вот представьте себе такое положение… - Попов отпрянул от стола, начал жестикулировать руками и чуть заикаться, как это всегда бывало с ним, когда он горячился. - Допустим, Сидоров взял бы да и наставил в своих расчетах несусветные цифры по урожаю, по продуктивности скота… Все это вошло бы в сводный план по району, и план остался бы невыполнимым. А кто в ответе?
Павлов молчал. Он решил понять до конца, что все-таки представляет собой этот Попов.
А тот, торопясь высказаться, продолжал:
- Многие могут занизить планы. А я, партийный руководитель, выходит, не могу отменить такое антигосударственное планирование?!
Павлов видел, что сейчас Попов высказывает то, что думает, как понимает свою роль. А ведь еще в 1955 году по решению партии и правительства колхозам и совхозам было предоставлено право самим планировать посевные площади, поголовье скота на фермах. Но понадобилось второе, более жесткое решение о планировании. Значит, первое не выполнялось? А кто не выполнял? Районные и областные руководители? Между прочим, именно так об этом думают в колхозах и совхозах. Но Павлов-то отлично знает: все гораздо сложнее. Главная беда в том, что на месте фактически нечего было планировать. Если сверху продиктована структура посевных площадей, определена единственная кормовая культура, запрещены чистые пары, овес, многолетние травы, то может ли быть разговор о творчестве в планировании своего производства?
В районах привыкли ко всему этому, смирились и мыслить-то приучились шаблонно. Болезнь эта, к сожалению, застарелая. Но тогда почему он теперь удивляется Попову? Попов свою задачу, как он видит ее, выполняет в меру своих сил. Тем не менее Павлов испытывал смутное раздражение. Вероятно, вызывалось оно тем, что Попов не может и не хочет смириться с ограничением его прежних секретарских прав. Новых же обязанностей он не видит и не понимает. Ему нестерпимо думать, что он лишен последнего слова при утверждении планов колхозов и совхозов, поставлен в такое положение, когда любой председатель колхоза может сказать ему: "Мы так решили!"
- Хорошо, что ты высказался откровенно, - заговорил Павлов. - Но не жди, что я стану на твою сторону. Впредь тебе и твоим помощникам, если придется возражать, то уж возражать веско. Если доводы ваши будут убедительны, председатели колхозов согласятся с ними.
- Они могут не принять и самых убедительных! - по-прежнему нервничая, выкрикнул Попов.
- Вполне возможно, - спокойно согласился Павлов. - Мы с тобой столько раз утверждали планы, не пытаясь даже вникнуть в экономическую подоплеку их, что к нам тот же Коршун может отнестись с известным предубеждением. Но вот что надо понять… - Павлов заходил по кабинету. - Мы должны, Федор Федорович, уровень руководства повысить. Ведь подсказать, как из сотен путей найти один самый верный, может только тот, кто отлично знает дело. И планирование в новых условиях мне представляется своеобразным экзаменом на нашу зрелость. Вот тут-то и видно будет, кто же лучший хозяин - руководитель района Попов или директор совхоза Коршун. Если Попов сможет убедить Коршуна…
- Да если Коршун упрется, ему ничего не докажешь! - окончательно вспылил Попов.
Павлов едва сдержал улыбку.
- А если бы Коршун был секретарем парткома, а Попов - директором совхоза, тогда сумел бы Коршун что-либо доказать Попову?
- Это зависит от личных качеств человека.
- Не совсем так, - возразил Павлов. - Планирование в новых условиях - это прежде всего экономика. Помнишь, как сегодня Сидоров обосновал свои расчеты? Ты же вынужден был согласиться с ним. Так ведь?.. А несколько дней назад отверг его доводы. Почему так получилось?
Попов заерзал на стуле.
- Только не объясняй это моим вмешательством, - опередил Попова Павлов. - Я же понимаю: тебе, что называется, крыть было нечем. А главный агроном управления еще раньше был согласен с Сидоровым. Так что, Федор Федорович, нас поменяли ролями. Раньше директор совхоза или председатель колхоза доказывал нам разумность своих расчетов, и, так как последнее слово было за нами, мы могли проявлять, как ты выразился, личные качества. Теперь же мы должны уметь доказывать.
- Как-то не доходит все это… - недоуменно пожал плечами Попов.
- Дойдет, - уверенно проговорил Павлов. - Не забывай только о горьком для нас с тобой обстоятельстве: мы неумело планировали сельскохозяйственное производство - проваливали планы из года в год. Много напортили. Подумать только: за последние пять лет Сибирь снизила урожай, а по продуктивности коров отлетела назад лет на шесть!
- Может, руководство нам нельзя больше доверять?
- Может и так вопрос стоять. Но пока доверили. И надо оправдать это доверие. Но на долготерпение рассчитывать не приходится. Нам всем надо хорошо усвоить суть решений февральского Пленума. Суть!
Павлов присел. А Попов глянул на свои часы. Павлов невольно посмотрел и на свои:
- Ба, заговорились-то как! Уже час ночи…
На улице темно, хотя небо и было усеяно звездами. Морозило.
- Как у вас считают? Быть урожаю? - спросил Павлов.
- Коршун говорит, что год будет благоприятный, - ответил Попов.
То ли свежий ядреный морозный воздух, так бодрящий и успокаивающий, был причиной, то ли это сообщение, хотя и не новое для Павлова, но Андрей Михайлович заговорил совсем дружественно:
- Вот завтра, Федор Федорович, и надо выдержать испытание… Соберутся все руководители колхозов и совхозов. У них расчеты продуманные, это хорошо показал сегодня Сидоров. А ломка наших прошлогодних планов - это и есть критика снизу. Так давай наберемся мужества, признаем свои ошибки, а их у нас, к сожалению, немало.
- Поднять руки кверху?
- Если в руках нет доказательств, экономически обоснованных расчетов, то поднять. Таким честным признанием мы можем обрести утерянное доверие. Без этого дальше руководить просто невозможно. Вот на это мне особенно хотелось, Федор Федорович, обратить твое внимание.
- Неужели все планы ломать? - ужаснулся Попов.
- Рассматривать снова все планы, - поправил его Павлов. - Если не сможете доказать ошибочность наметок колхозов и совхозов, принимайте их. Но тогда уж отстаивайте!
- Понятно, - тихо вымолвил Попов.
На следующий день съехались руководители и специалисты всех колхозов и совхозов района. В кратком выступлении Павлов повторил им то, что говорил вчера и Попову: получше разберитесь в планах на этот год. Разрабатывая планы, не забывайте самого главного: высокий урожай! К достижению этой цели должны быть направлены все усилия.
После этого приступили непосредственно к делу: работники управления придирчиво рассматривали поправки колхозов и совхозов к утвержденным уже планам по посевным площадям.
Павлов спросил Попова:
- Есть надобность в моем присутствии?
Подумав немного, Попов сказал:
- Позвольте, Андрей Михайлович, нам самим разобраться. Думается, мы найдем общий язык, - и улыбнулся.
Павлов отметил, что он первый раз увидел улыбку на губах Попова. И сам улыбнулся. "Переломится", - подумал он и протянул руку Попову.
3
Уезжал Павлов довольным: ему не пришлось воспользоваться своей властью. Немного рассосалась и досада на Попова. Машина быстро мчалась вдоль высокого берега могучей сибирской реки. Она то ныряла в перелески, то взору открывались просторные поля.
Павлов не заметил, как мысли его вновь вернулись к Попову, а с него перекинулись на Щербинкина. И Щербинкин когда-то работал в районе. И у него, наверное, часто возникали мысли о том, как иногда неправильно решаются "наверху" главные урожайные дела. Наверное, и он часто протестовал. Так почему же такие люди, умудренные жизненным опытом, приобретенным на самом переднем крае борьбы за хлеб, выдвинувшись на более высокие посты, начинают повторять ошибки прежних руководителей? Почему так? Казалось бы, выдвижение способного, знающего сельское хозяйство человека должно вносить в дело свежую струю. Иначе и быть не может. Но почему тот же Щербинкин признает лишь протоптанную колею и в бутылку лезет, едва услышит что-то не предусмотренное инструкцией? А Попов? Он пережил не одну реорганизацию и все же удержался на своем посту. Видимо, крепко усвоил: держись мнения начальства, и все будет хорошо. Павлов горько усмехнулся… Так ведь и есть! Сколько энергичных "сгорело" на его памяти. Только один Смирнов сильно "покрошил" ряды секретарей райкомов. А скольких сбил с пути!
Впереди перекресток: влево - дорога в город, вправо - на юг, в целинные районы. Там Дронкинский район, там Иван Иванович Соколов…
- Петрович, сбегаем к Соколову.
И машина круто повернула вправо.
Приняв это неожиданное решение, Павлов повеселел, даже начал насвистывать веселый мотивчик. А Петрович, его неизменный шофер, уловив настроение, включил приемник.
Но отрешение от тревоживших его мыслей оказалось недолгим. Павлов опять - в который уже раз! - задумался о себе самом, о своем поведении.
Он перебирал в памяти главные события последних лет, работу в райкоме, в обкоме… Вроде бы есть основания сказать честно и откровенно: нет, я никогда не кривил душой! Однако какую пользу общему делу все это принесло? В области урожаи заметно не повысились, продуктивность скота поднялась было, но теперь опять катится вниз. Доходы колхозов и колхозников растут не так, как хотелось бы…
И вот что любопытно: на фоне этих общих неудач отдельные хозяйства, районы, даже области, вроде Курганской, повысили урожайность полей. А Коршун, Климов, Соколов - в чем объяснение их успехов? Ведь они вроде бы не могут так, как Павлов, сказать: мы не кривили душой! Нет, они порой творили, хотя и святую, но все же ложь. Ради общей пользы творили…
Мысли Павлова путаются в лабиринте этих противоречий. Как понимал он крутые повороты последних лет в области сельского хозяйства? Как большой поиск, который возглавил руководитель правительства. Павлов со всей страстью коммуниста помогал нащупывать наиболее верные и короткие пути. Точно так поступали и его товарищи. А кто виноват, что поиск не всегда увенчивался успехом? Конечно, и он сам, Павлов… Но не только он. Все чаще возникают недоуменные вопросы.
Почему по всем решительно проблемам - сельскохозяйственным и даже литературным - истину изрекает один человек? Павлов не без тревоги наблюдал на больших совещаниях, что каждое слово, подчас и спорное, воспринималось немедля как единственно правильное, как директива и даже приказ к действию.
В годы войны наши люди мирились со всеми тяготами жизни, колхозники отдавали весь хлеб, зачастую не оставляя себе ничего. Но это было при чрезвычайных обстоятельствах. Тогда любой приказ воспринимался как должное, как единственно правильное и неизбежное. Но кончились чрезвычайные обстоятельства военных лет, свершилось развенчание ошибок, а приемы руководства во многом остались прежние: приказ, диктат… И целый ряд важных партийных решений, направленных на развязывание творческой инициативы, наталкивался вот на эти устаревшие приемы в руководстве.
Правда, сам Павлов при решении сложных вопросов всегда опирался на деловых людей типа Соколова, Гребенкина, Несгибаемого. Кое-что делалось и вопреки шаблонным установкам.
В прошлом году в области получил широкое хождение лозунг: "Агроном - законодатель полей!" Было принято решение бюро, потом подтвержденное пленумом: никто не имеет права отменять агротехнические рекомендации агрономов. Никто! Но Павлов с горечью наблюдал, как многие агрономы весьма неохотно принимали эту власть над землей. А некоторые откровенно признавались, что раньше работать было спокойней: объявят, когда сеять, когда уборку начинать, какую структуру посевов вводить, - и все ясно. Что за этим? Воспитанная годами привычка подчиняться команде и ни за что не отвечать? Но Павлов не мог не знать, что и у тех агрономов, которые горячо приняли на себя роль законодателей полей, руки очень часто оказывались связанными. Фактически у них была только одна возможность: выбирать из двух зол меньшее. Слишком многое регламентировалось сверху.
А чем обернется новое решение? Ведь стоило Павлову согласиться с наметками, которые были представлены, - колхоз "Восход" остался бы без паровых полей, или Сидорову, как и честнейшему коммунисту Коршуну, пришлось бы "творить святую ложь" ради высокого урожая. Стоит пойти на поводу Щербинкина - и самое доброе начинание вновь окажется погубленным. Не слишком ли много у нас щербинкиных и поповых? Не в них ли корень зла?
По радио зазвучала музыка Чайковского.
- Погромче, Петрович, - попросил Павлов, удобнее откинувшись на сиденье.
Перед ним открылась степь - бесконечная ширь полей, бывшая целина. Лишь кое-где вдали высокие тополя обозначали места поселков.
Павлов размечтался: научимся и мы выращивать высокие урожаи! Научимся! Позади большой опыт. И по высоким урожаям… и по поражениям.
Впереди завиднелись так знакомые Павлову ветряные двигатели колхоза "Сибиряк".
Вылезая из машины, Павлов подумал: так ведь и не построил Соколов хорошего здания для конторы.
Соколов показался на крыльце. В ватной телогрейке, на голове ушанка. Небритое лицо расплылось в улыбке:
- Быть нынче урожаю… Секретарь обкома приехал.
Соколов пропустил Павлова вперед, сам топал следом.
В комнате три стола. Один - председательский, два других - для агронома и зоотехника. Но хозяев на месте не было.
Павлов разделся, причесал волосы, опустился на старенький диван, что стоял рядом с председательским столом. А Соколов присел на табуретку у стола.
- Какими путями к нам? - спросил он, снимая с головы шапку. Бросил ее на стол, пригладил почти совсем белый ежик на голове.
Павлов заговорил о видах на урожай. Соколов успокоил его: урожай нынче будет!
- У вас-то будет, а в области?
- Везде будет… Все же, понимаешь, помаленьку к земле нашего брата начинают привязывать.
Павлову приятно слышать такие слова. Он всегда гордился старым хлеборобом, уважал его. А сегодня услышал в голосе Соколова нотки, каких раньше не замечал. Иван Иванович всегда немножко брюзжал. И тем был приятен Павлову, что настраивал его на борьбу с недостатками. А сегодня Соколов в добром настроении. Вскоре выяснилось: ему только что сообщили, что колхоз занял первое место в районе по надою молока…
Но как только Павлов спросил об его отношении к новому постановлению о планировании, Соколов сразу же стал прежним Соколовым.
- Хорошо, что заглянул, Андрей Михайлович… Я, понимаешь, все равно хотел до тебя добраться… Умно это - кто на земле хозяйствует, тот сам и планирует. Умно, всякий это скажет. А только, понимаешь, много всяких оговорок сделано. Вроде бы ты свободный, делай как знаешь, а вникнешь поглубже - много загородок, да еще высоких, не перепрыгнешь!
Павлов пересел с дивана на табуретку поближе к Соколову.
- Опять скажешь, Андрей Михайлович: этому старому черту ничем не угодишь? Так ведь думаешь?
Павлов не ответил, терпеливо ожидая, о чем поведет речь Иван Иванович.
- А я к тому, понимаешь, чтобы поменьше загородок ставили. А то свобода-то у нас такая… вроде бы липовая. Делай, что хочешь, кроме… - Он посмотрел на Павлова в упор. - Не понимаешь разве, Андрей Михайлович?.. Ну вот тебе для примеру… У нас в двух бригадах по одному полю позарез надо пропаровать. А не выходит!
- Так кто же вам мешает? Вы сами…
- Не перебивай, Андрей Михайлович, - остановил Соколов. - Вот про загородки и говорю… Надо паровать тем полям, сильно засорены они, да и поистощали, понимаешь. А где же пшеницу сеять?
- Так вы сами…
Соколов поднял руку.