Глава 5 Пьетро Мира уделывает всех
Да здравствует днесь императрикс Анна,
На престол седша увенчана….
Воспримем с радости полные стаканы,
Восплещем громко и руками,
Заскачем весело ногами
Мы - верные гражданы!
В.К.Тредиаковский
Лейба Либман митавский банкир, занимал солидное положение при дворе Анны Ивановны. Как доверенный графа Бирена и как обер-гофкомиссар двора её императорского величества он читал челобитные и благодаря этому мог брать взятки и пополнять свой карман. Но взятки его унижали как хорошего финансиста. И потому он стал активно вмешиваться в промышленность и особенно в горное дело. Фон Штемберг, которого он вызывал в столицу, дело знал, и много чего прикарманить Либману помог.
Год 1736, март, 20 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Пьетро Мира и Либман заключают пари.
Шут Балакирев за несколько дней получил от императрицы подарков на 2 тысячи рублей и тем нимало гордился. И за то только, что смешные потасовки с карлами, да с Квасником и Лакостой устраивал.
Мира смотрел вслед Балакиреву и тому очередному увесистому кошелю, что исчез в его кармане. К нему подошел Либман.
- Он уже человек богатый, Петер. И деньги все плывут и плывут в его карман.
- Это вы, гер Либман?
- Я. Кто же еще может так говорить, когда речь идет о деньгах? Богатый человек и неглупый, понимает, что деньги это все. Я вот также понял это с ранней юности и деньги стали меня от того любить и не обминают мой карман.
- А вот мой обминают, - признался Мира.
- И неудивительно, друг мой. Для того чтобы деньги любили тебя, нужны две вещи. Всего две.
- И какие же? Или сие тайна банкира?
- Нет. Сей секрет не большая тайна.
- Тогда скажите мне его.
- Охотно. Для того чтобы у тебя были деньги их нужно уметь зарабатывать и уметь сохранять. Первое ты при дворе освоил. Но второе - нет. Зачем ты подарил Дорио вчера ожерелье ценою в 10 тысяч рублей?
- Вы знаете про это, Либман?
- Я многое знаю, и уже говорил, что у меня много послухов* (* послух - доносчик, информатор) из числа лакеев, слуг и даже придворных. Так зачем ты подарил певичке ожерелье?
- Дело в том, что капельмейстер Франческо Арайя подарил ей ожерелье за день до меня и стоимостью в 2 тысячи и при этом сказал, что твой шут тебе такого не подарит. Она сказала мне про его слова.
- И ты решил его переплюнуть, как говорят русские?
- А почему нет?
- Можно найти себе красивых девок, и они обойдутся тебе в сотни раз дешевле. Зачем тебе Дорио? Неужели ты не видишь что это за девица?
- Она мне нужна, банкир. Что я могу с собой поделать?
- Она причинит тебе только горе, Петер! Попомни мои слова.
Пьетро и сам это понимал и сам много раз думал порвать с Дорио, но никак не мог этого сделать. Других женщин для него не существовало.
- Тогда ты уедешь из России нищим. Таким как и приехал сюда.
- Но можно заработать быстро не 2 тысячи и даже не десять. Разве не так, Лейба?
- Быстро? Что ты имеешь в виду? Быстро это как?
- Скажем за день или за два.
- А сколько ты смог бы заработать за день своими шутками при дворе, Петер? - банкир посмотрел на шута с удивлением. Не сошел ли тот с ума?
- Ну, скажем 100 тысяч? А может и 150!
- За один день? - еще раз переспросил банкир.
- А почему нет?
- Петер, всему есть предел. Я могу заработать такие деньги здесь в России вмешиваясь в финансы, в промышленность в горное дело империи. И то не за один день. А вы хоть и остроумный шут, но не император России. А 100 тысяч это состояние которого у большинства владетельных князей Европы нет.
- А если я заработаю за день при дворе более 100 тысяч рублей? Что тогда?
- Тогда старый Либман снимет перед тобой шляпу. А делает он сие не перед каждым.
- Пари? В течение месяца я шут Адамка Педрилло, обещаю заработать более 100 тысяч в день!
- И тогда, если сие произойдет, я сам заплачу Адамке Педрилло еще 50 тысяч серебром! В том мое слово банкира! А что ответишь ты?
- 10 тысяч серебром, если проиграю! Большего обещать не могу. Сейчас у меня нет наличности и 10 рублей. И свои 400 рублей, я получаю еще не скоро от графа Бирена. Но 10 тысяч накоплю, если надобно будет отдать долг. Пусть не за один месяц.
- Идет! - согласился Либман. - Итак, заработать сии деньги тебе предстоит лишь шутовством и никак иначе. И за день. Согласен?
- Принято, банкир!
И они расстались. Мира еще не знал, как это сделать, но знал, что он придумает способ. Он был азартен и такие пари любил….
Год 1736, март, 20 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Арайя дает концерт.
Сеньор Франческо Арайя личностью был не ординарной. Великолепный музыкант и большой талант, создатель первой в России оперы, сегодня он поставил в придворном театре свою кантату "Состязание Любви и Усердия". Приглашенные были в совершенном восторге о его музыки. И императрица, по окончании исполнения, произнесла такие слова:
- Я счастлива, что нашла для России такой талант, сеньор Арайя. Может быть, именно вы и обессмертите мое царствование.
- Служить такой государыне, что столь тонко понимает искусство уже счастье.
- Ваша музыка просто волшебство.
- Я готов никогда не покидать России, что благодаря вам, ваше величество, стала моей новой родиной.
- И мы постараемся достойно вас за сие вознаградить, господин капельмейстер императрицы.
Придворные вслед за императрицей засыпали Арайя комплиментами. А императрица пожаловала капельмейстера 10 тысячами золотом.
Сеньор Франческо раздулся как павлин и совсем рядом увидел Пьетро Миру. Он тихо проговорил:
- А, это вы, сеньор Адамка. Рад вас видеть. Как ваши шутки не подмочились?
- И я рад, сеньор Арайя, что вы столь отмечены государыней, - Мира не обратил внимания на колкость капельмейстера.
- Государыня всемилостива и ценит не только дураков, среди которых вы занимаете самое почетное место, сеньор Педрилло.
- Но я занимаюсь еще и посредничеством, сеньор Арайя. Шутки шутками, но другими средствами заработка пренебрегать не стоит. Я ведь не надеюсь на место в истории как вы.
- Место в истории принадлежит совсем не тем, кто носит шутовской колпак.
- А я по просьбе императрицы пригласил из Италии известного тенора Деера. И скоро он даст первый концерт….
Как ни странно, но именно Адамка Педрилло или Пьетро Мира, и остался в истории, благодаря своему шутовству и сборнику анекдотов. А про сеньора Франческо Арйя, который писал блистательные оперы, кантаты, балеты все позабыли. Таков мир и никто не знает что и кому уготовано в будущем, слава или забвение…
Год 1736, март, 20 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Шутовство.
Пьетро Мира после того как они расстались с Либманом, и после того как он поспорил с Франческо Арайя, вернулся к исполнению своих обязанностей. Императрица как всегда развлекалась в обществе своих шутников и ближайших друзей.
Граф Эрнест Бирен услышал, как Кульковский сказал о том, что в этой стране всегда отыщется тот, кто станет крайним. И на этот раз им будет он - Бирен.
Граф посмотрел на шута и спросил:
- А почему я? Миних на эту роль не подходит?
- Фельдмаршал? - отвечал Кульковский. - Нет.
- А Левенвольде?
- Также нет, ваша светлость. Он курляндский барон и про него в Петербурге такого не говорят. Уж простите меня на резкости.
- Не пугай мне графа, дурак, - шутливо оборвала шута Анна. - А то он завтра сбежит от меня.
- Погоди, Анхен. Я еще имею вопрос к Кульковскому.
- Прошу задать его, ваша светлость, - проговорил шут.
- А почему со мной все осмеливаются шутить больше чем с иными? Не от того ли что я не беру в руки палки?
- Именно от того, ваша светлость. В России жестокость вызывает страх и уважение. Милостивые здесь не в цене.
- А скажи мне еще, что думают про меня русские? Вот Балакирев на сей вопрос ответить не смог. Я год назад ему его задавал.
- Моя спина, граф, хоть и привычна к палкам, но лишний раз с ними соприкасаться не желает, - сказал Балакирев. - Потому я промолчал.
- Но Кульковский только что подтвердил, что я не берусь за палку.
- Все бывает в первый раз, - ответил Балакирев. - С меня хватит того, что я сказал правду Рейнгольду Левенвольде. Пусть Лакоста говорит!
- Но Лакоста как король самоедский посоветовал мне не думать о словах черни! Но я все же желаю знать, что говорят большинство русских про меня? Кульковский? Какой я в их глазах человек?
- Человек? Но с чего вы взяли, что вас за человека почитают? - спросил шут.
- Но кто же я тогда? - спокойно спросил Бирен, совершенно не обидевшись.
- Одни считают вас богом, ваша светлость, - ответил Кульковский. - Ибо для меня вы бог. Вы дали мне все.
- Все? - переспросила императрица.
- Я был нищ. И у меня не было ничего. Я пришел к графу и сказал: "Я нищий офицер армии ея величества и у меня даже вору нечем разжиться. У меня драные ботфорты, и рваный потертый мундир". И граф дал мне новую службу, и мое положение резко переменилось. Оттого он для меня бог. Или почти как бог.
- Но это для тебя. А для других? Что я за человек для других? Не для всех же я бог?
- Ваша светлость. Одни почитают вас богом, иные дьяволом, но человеком - никто!
Бирен засмеялся и зааплодировал Кульковскому. Его примеру последовала императрица и за ней придворные.
Но не все разделяли веселье. Буженинова сидела подле царицы с кислой миной. Когда смех стих, она произнесла:
- И чего сказал то? Рази человека можно с богом равнять? То ересь великая и оттого при твоем дворе, матушка, такое и твориться. Дурак на дураке, да и погоняет дураком. Скоро все енералы твои в шуты пойдут. А кто с туркой воевать станет? Ась?
Карлица Новокшенова вдруг захохотала и стала кувыркаться по полу. Буженинова соскочила со свое места и пнула её ногой.
- Дура! Бу-бу-бу, сидит ворон на дубу!
Анна стала смеяться и попыталась утихомирить свою любимицу:
- Отстань от дуры, куколка. Не трогай убогую. Чего ты такая злая стала?
- А про то тебе ведомо, матушка. Я те сколь раз говорила, сыщи мне мужа. А ты?
- Да где мне сыскать такого? Может за арапа моего пойдешь? - спросила Анна.
- Еще чего. Пойти за чернорожего? Мне нормальный муж надобен, а не пугало огородное.
- Тогда лакея Авдейку возьми. Он тебя возьмет. И здоров и пригож и всем взял.
- За лакея? Удружила матушка. Может еще за козла мне пойти?
Сеньор Пьетро услышал это, и в его голове родилась удачная мысль, как выиграть пари у Либмана. Он сразу подошел к Бирену.
- Граф, у меня новая проблема, - сказал он тихо.
- И какая же? Тебе снова нужны деньги? - Бирен знал про ожерелье, подаренном Мирой Дорио. - Я могу дать тебе тысячу рублей. Хотя это не в моих правилах, Петер.
- Тысячу? Этого мало. Да и не прошу я тебя, Эрнест, давать мне деньги просто так.
Пьетро рассказал Бирену о пари с Либманом. Граф был удивлен суммой, которую обещал заработать Пьетро.
- Такого за день шуты не зарабатывают, Петер. Ты проиграешь пари. Но я готов заплатить за тебя Либману те 10 тысяч, но немного позже.
- Но я сдаваться не собираюсь, граф. Я в свое время не отступил встретиться в Неаполе с пятью наемными убийцами. Неужели сейчас отступлю? Нет.
- Пойми, Петер, что таких денег тебе никто не подарит. Даже я. У меня нет в наличии сейчас и 20 тысяч. А я не последнее лицо в государстве.
- Никто не даст просто так. Но если я чего-нибудь придумаю, то могут и дать. И тебе, Эрнест, стоит мне только подиграть. Большего я не прошу.
- Хорошо. Но что делать?
- Кое-какие мыслишки появились. Глядя на Буженинову, я кое-что придумал.
- И что же?
- Завтра на приеме, если ты мне поможешь, я заполучу сто или более тысяч. И Лейба пари проиграет.
- Так расскажи мне что делать, Петер. Чего такого ценного сморозила Буженинова. Она умом большим не отличается. Это тебе не Кульковский, не Лакоста, и не Балакирев.
- Она мне посоветовала жениться, Эрнест.
- На ком? - удивился Бирен. - На графине? Или на княгине? Да не отдадут за тебя таких девиц.
- А если ты похлопочешь?
- Ты ко мне приближен и мне недавно большую услугу оказал. Но в таком деле я тебе не помогу. Мне и так туго приходиться. Половина знати волками смотрит. Им только дай повод мне в глотку вцепиться. И вон мой враг Карл Левенвольде. Норовит место мое подле царицы занять.
- Но я не графиню прошу у тебя, Эрнест…..
Карл фон Левенвольде, обер-шталмейстер двора её императорского величества, смотрел на Бирена и выговаривал своему брату обер-гофмаршалу двора Рейнгольду фон Левенвольде:
- Смотри, как спелась эта парочка.
- Кто? - не понял Рейнгольд.
- Шут Педрилло и наша новоиспеченная светлость Бирен. Не с его ли подачи тебе отставку у княжны Черкасской дали? Не он ли тебя посмешищем выставил, когда под твоей треуголкой вместо ягодки куча дерьма человеческого оказалась?
- На Педрилло такое не похоже, брат. Сия шутка не в его стиле, - ответил Рейнгольд.
- А кто сказал, что это его шутка? Это шутка самого Бирена. Ибо ему твой брак с Черкасской был не нужен. Педрилло мог быть только исполнителем. Но главное сейчас не в этом. Ты слышал, что место герцога курляндского скоро станет вакантным?
- После того как Анна стала императрицей и перестала быть герцогиней, на престол в Митаве претендует старый и больной герцог Фердинанд фон Кетлер, что постоянно живет в изгнании в Дрездене.
- И он скоро умрет.
- И что с того? - не понял брата Рейнгольд. - Нам то, что до Кетлеров хоть мы и курлядские дворяне?
- А именно это, что мы с тобой дворяне курляндские. И скоро после смерти Фердинанда престол станет вакантным. Почему бы мне не стать герцогом?
- Тебе?
- А почему нет? Левенвольде знатного рода и если мою кандидатуру поддержит императрица, то курляндский ландтаг может меня избрать герцогом. И за престол в Митаве борьба уже началась. И новый король Речи Посполитой избранный в 1734 году, нам троном обязан и мою кандидатуру поддержит.
Карл говорил о том, что Рейнгольд Левенвольде по приказу императрицы от имении России ездил в Варшаву на сейм и помог Августу III Саксонскому занять трон Польши. И он как сюзерен Курляндии решающее слово сказать может…
- А ты не думаешь, Карл, что императрица не тебе Курляндию желает отдать, а Бирену?
- Бирену? Но он не дворянин по рождению. Он сын конюха. И не потерпит его дворянство курляндское. Ланд-гофмаршал Курляндии барон фон дер Ховен никогда не любил выскочку Бирена.
- Но если Анна его поддержит? Что тогда будет Карл?
- Вот про это нам и стоит подумать, Рейнгольд. Не пора ли нам использовать наш фамильный яд? Все Левенвольде известные отравители. И мы не хуже наших предков.
- Это опасные слова, Карл, - Рейнгольд с опаской огляделся по сторонам. - И не стоит такого произносить при дворе.
- Нас никто не слышит. Все заняты шутами. Карлицы императрицы весьма забавны.
- Наши яды всем известны, Карл. Их так и называют яды Левенвольде.
- Ты прав. Таким его травить не стоит…..
Императрица между тем внимательно оглядела гостей. И она увидела жмущегося к дальней колоне поэта Тредиаковского. Она приказала позвать его к себе, и вскоре тот уже склонился перед царицей в глубоком поклоне.
- Чего вид у тебя такой, Василий Кириллович? Али недоволен чем?
- Беда, матушка государыня. Беда…
- Чего случилось? Говори не мямли.
- Беда, матушка, - снова произнес Тредиаковский. - На тебя одна надежда. Затаскали меня в тайную канцелярию и допросами извели.
- На тебя что ли донос поступил Ушакову? И чем ты виноват, Василий Кириллович?
- По слову твоему был я принят, матушка в Академию Наук Российских и получил от тебя наказ вычищать язык российский, пишучи стихами нашими и правила к тому слагать. Но вот за стихи и пострадал.
- Разберусь я в беде твоей, Василий Кириллович. Сама разберусь. А то многие мои чиновники сами ничего путного сделать не смогут. Али не захотят. В чем жалоба твоя?
- Вот, матушка, моя челобитная. Здесь все написано. Изволь принять.
- Давай. Прочитаю сама….
Василий Кириллович Тредиаковский образование получил в Сорбонне, где учился наукам математическим, философии, богословию. В 1730 году он вернулся в Россию и издал свой знаменитый перевод романа Поля Тальмана "Езда на остров любви". В 1733 году его приняли в Академию Наук, и стал он по совместительству придворным поэтом новой императрицы Анны Ивановны. В 1735 году Тредиаковский издал "Новый и краткий способ к сложению стихов Российских". Но судьба не была к нему милостива….
Год 1736, март, 21 дня. Санкт-Петербург. Кабинет министров императрицы.
В кабинете на заседании в тот день присутствовала сама императрица. Она в деле Тредиаковского быстро разобралась. И её возмутила глупость и несуразность обвинения против него выдвинутого.
Доклад как всегда делал граф Остерман:
- По восшествии на престол империи Российской государыни Анны был уничтожен яко вредный для державы Верховный тайный совет. И восстановлен в прежнем величии сенат, еще Петром великим созданный для управления делами государства. И был сенат разделен на пять департаментов: департамент духовных дел, департамент военных и морских дел, прибыльный департамент что расходами и доходами ведает, департамент юстиции, департамент торговый и мануфактурный. Сенату надлежит верховодить над всеми коллегиями и для того императрицей были восстановлены посты генерал-прокурора и обер-прокурора. На должность генерал-прокурора был определен граф Павел Петрович Ягужинский, еще при Петре Великом сию должность исправлявший…..
- Андрей Иваныч! - прервала Остермана императрица. - Про что ты толкуешь? Я не для сего сюда пришла сегодня. Про сие всем давно известно. Я про доносы непотребные знать желаю. Отчего в нашем государстве при моем царствовании столько людей задарма обвиняют? До меня слухи доходят! И жалоба Тредиаковского тому подтверждение.
- Вот я к этому и веду, Ваше величество. При Петре Великом для дел изменных Преображенский приказ существовал. Но в году 1730-м вместо него была Тайная розыскных дел канцелярия учреждена. И ведать онной генерал Андрей Ушаков был поставлен. И его на заседание кабинета я пригласил. Пусть и отвествует!
- Что скажешь ты, Ушаков? - императрица строго посмотрела на генерала.
- Трудимся на благо царствования твоего матушка.
- Ты мне дурака здесь не валяй! Я шутовство люблю, но не на заседании кабинета государственного. Али не понял куда зван?!
Тон императрицы стал таким, что Ушаков задрожал. Анна в такие минуты могла и приказать его в Шлиссельбург кинуть.
- Отчего у тебя по доносам смехотворным люди в подвалах сидят? Что за дело у тебя по моему пииту* (*пиит- поэт) Тредиаковскому заведено? Мне жалобы надоело разгребать. Этим ты должен заниматься. Ты, а не я. Чего глаза пучишь, Остерман? Не знал про сие?