- Нужно. И мы с тобой вдвоем тогда вместе таких дел натворим. Соглашайся, Петер. Сама судьба свела нас. Нельзя нам расставаться.
Мира задумался.
"А чего мне ломаться? Мне уже больше 30 лет и я пока ничего в этой жизни кроме шишек и синяков не получил. И Бирен прав насчет того, что побои от Арайя были совсем рядом со мной. И если мне уехать из России, то куда я денусь? Куда поеду? Снова в Италию? В Турин, где меня ждет смертный приговор?"
- Если пожелаешь, то я дам тебе пас из России и 100 рублей. А если решишь остаться, то нас ждет много чего. И риск, и деньги, и слава, и Россия!
- Я готов! - согласился Пьетро Мира. - Но я буду не обычным шутом.
- Такой нам и нужен, Петер!
- Я вынужден согласиться, ваша светлость.
- Тогда прошу. Вот двери за которыми тебя ждет императрица.
Граф сделал знак рукой и лакеи в золоченных ливреях медленно отворили створки. Новая жизнь для итальянского скрипача началась….
Глава 2 Пьетро Мира и коньюктуры двора ея императорского величества императрицы и самодержицы всероссийской Анны Иоанновны
Я вижу, я знаю судьбину твою,
Мой милый, возлюбленный сын:
Не бойся ты биться на суше в бою,
Не бойся ты синих пучин!
Матушка государыня императрица Анна Ивановна не была злой, и не была по своей натуре жестокой, хотя и звали её современники "царицей престрашного зраку". Это потом измыслили легенду о её жестокости писатели века XVIII-го и еще больше века XIX-го. Они облили краскою темной всех иностранцев при дворе, и особливо графа Бирена, и украсили нимбами святости многих русских, хотя на деле ни святыми, ни даже просто людьми порядочными оные русские не являлись.
Страстный поэт российский Рылеев восклицал:
Сыны Отечества! - в слезах
Ко храму древнего Самсона!
Там, за оградой, при вратах
Почиет прах врага Бирона…
Красиво! Патриотично! Но неправдоподобно!
Но на деле граф Бирен врагом русских людей не был. Но так уж повелось на святой Руси, что нужно найти крайнего, сиречь того, кто виноват и того, кто будет отвечать за "разбитые горшки".
Царствование же императрицы Анны, получившей в истории российской страшное прозвище "кровавой", было на деле полно курьезов и анекдотов. Любила императрица шутов, карликов, ведуний разных, болтушек и посмеяться любила. А что шутки зачастую были грубыми, та то не её вина. Век тогда грубым был, а каков век - таковы и шутки.
Но иногда Анна проявляла жестокость. Она мстила своим врагам, тем, кто выступал против неё явно и тайно, и мстила страшно. Но разве другие такими не были? Я бы назвал сам век XVIII - веком жестоким для России…..
Год 1735, март, 21 дня, Санкт-Петербург. Либман и Пьетро Мира. Дом банкира.
Обер-гофкомиссар двора её императорского величества Лейба Либман вызвал к себе придворного шута Пьетро Миру и имел с ним серьезный и конфиденциальный разговор.
Вызвал он его тайно, дабы никто про то проведать не смог из партий враждующих. Привезли Миру в дом Либмана вечером в экипаже закрытом.
- Вы меня еще не знаете, гере Петер, - заговорил Либман по-немецки. - Но пришло время для нас познакомиться ближе. Ибо вы стали товарищем моему доброму другу Эрнесту Иоганну Бирену. Хотя я могу общаться вами и на вашем родном итальянском языке. Не угодно ли?
- Не стоит, я хорошо владею немецким.
- Вы, Петер, пришлись ко двору нашей государыни. А я знаю Анну еще по Митаве, когда она была только герцогиней Курляндии и Семигалии и о короне российской и не мечтала. И в России, получив корону, она не забыла старых друзей. И часто русские обвиняют в этом государыню. Не могу понять за что. Дядюшка Анны император Петр Великий выдал её в молодости замуж против её воли. Муж её умер в тот же год от пьянства. И жила она с тех пор в Митаве и друзей себе там завела. И понятно, что вместе с друзьями и приехала Россией править. А как же иначе? Ежели в России у неё друзей не было. Да и престол Анне предложили не просто так, а при условии подписания ею "кондиций", по которым господа некие власть монархическую ограничить пожелали. Они лишили императрицу права учинать войны и заключать мир, распоряжаться финансами империи, вводить новые налоги, жаловать чины выше полковника и прочее. Но ничего у них не вышло.
- Я уже слышал про это. Императрица, опираясь на гвардию, те "кондиции" разорвала и провозгласила себя самодержавной государыней.
- Оно так. В России без этого нельзя. Это вам не Италия, где в Венеции республика имеется. Но можно ли сравнить размеры России и Венеции? Только самодержавие пригодно для управления такой страной как Россия. Но власть самодержавная одну особенность имеет. Около престола монарха может любимец появиться. Он фаворитом прозывается, или фавориткой. И через близость свою к особе царственной может на политику государственную влиять.
- Про то мне известно! Граф Бирен и есть такая особа. И в Европе это известно. При дворе версальском фавориты не единожды многие дела решали.
- Это так. Но вы знаете, что если вы друг Бирену, то у вас здесь будет немало врагов?
- Уже успел это узнать. Вчера камергер Бестужев-Рюмин хотел побить меня палкой и назвал "холуем безродным", и еще…, - Мира не смог вспомнить русские слова, высказанные камергером.
- И еще он назвал вас "псом курляндским", хоть вы вовсе и не курляндец, - договорил за него Лейба. - Я знаю про это происшествие, Петер. И знаю, что вы побить себя не дали. И камергер пока отступил. Но это пока. Молодой Бестужев-Рюмин мстителен.
- Я схватился, было за шпагу, но Бестужев-Рюмин сказал, что клинка своего дворянского марать о колотушку шутовскую не намерен. Тогда я высказался по правде, гере Либман.
- А что вы сказали? - заинтересовался банкир. - Про это мне не доложили. Не досмотрели соглядатаи. А ведь я советовал им быть внимательными и ничего не упускать.
- Тесть Бестужева-Рюмина, отец его жены, князь Никита Волконский, также при дворе в шутах служит. И я сказал, что "отец вашей жены шут похлеще моего и честь его дворянская давно и без моей колотушки замарана!".
- Молодец! Ловко отбрил, этого павлина надутого. Но теперь у вас есть не просто враг, а страшный враг. Берегись его. Бестужев-Рюмин хитер. И, как я уже сказал, мстителен.
- Но графа Бирена, моего покровителя, он боится.
- До времени. Вот отчего я желаю вас познакомить с коньюктурами придворными, Петер. Сам Бирен этого не сделает, ибо весьма простодушен. Эрнест не понимает много. Он не жесток, а здесь жестоким быть следует. Вы уже поняли, кто интригует против Бирена?
- Не совсем. Но слышал о бароне фон Левенвольде.
- Барон Карл Густав фон Левенвольде прибыл с нами в Россию из Митавы. Недавно его в графы пожаловала государыня. Он также курляндец и также претендует на сердце государыни. И мечтает вытеснить оттуда нашего друга Эрнеста и вышвырнуть его из Петербурга. Но сам по себе Карл Густав нам мало опасен.
- Но вы сказали…
- Сам Карл Густав и его брат обер-гофмаршал Рейнгольд фон Левенвольде люди посредственные. Да можно сказать больше - глупые они люди. Но за Левенвольде стоят влиятельные круги при дворе. За ним стоит сам Остерман, вице-канцлер империи Российской, который и делает сейчас всю политику внешнюю и внутреннюю. Он фактически и правит Россией. Он берет взятки от двора венского и политику империи в угоду их интересам поворачивает. Остерману Бирен не нужен. Они соперники. Вот он и держит руку фон Левенвольде. Враг нашему Бирену и фельдмаршал Миних, еще один немец при дворе.
- Миних? А что они с Биреном не поделили?
- Миних честолюбец. И честолюбец каких мало. А я знавал всяких честолюбцев на своем веку. Но желает преклонения перед своей личностью и своим военным гением. Но он пока не так опасен как Остерман и Левенвольде. Миних скоро уедет на войну, когда Россия сцепиться с Турцией и Крымом, и, надеюсь, обломает там себе рога. Но в будущем они столкнуться. Наш Эрнест и Христофор Бурхард Миних. И многие русские враги нашему Бирену.
- Трудно мне во всем этом разобраться. Я ведь не политик.
- Как не политик? Вы меня не поняли, Петер.
- Но я в кувыр коллегии состою. Не в коллегии дел иностранных, не в военной коллегии.
- Шуты придворные большое касательство до "политик" российский имеют. Именно шуты иногда и делают сей "высокий политик". Братья Левенвольде обхаживают Юшкову. Баба она тупая и вздорная, но на государыню громадное влияние имеет.
- Это та, что ногти государыне стрижет? - Пьетро наблюдал эту сцену постоянно во время утренних приемов в спальне у государыни.
- Именно. Они её лейб-стригунья прозвали. Но звезда Бужениновой взошла еще выше, чем звезда Юшковой. Правда Буженинова ни на кого не работает. Слишком независима и строптива. Мечтает про одно - выйти замуж. А иные шуты на придворные группировки работают. Лакоста, например, король самоедский, с которым вы едва на дуэли не сразились, на кабинет-министра князя Алексея Черкасского работает и на братьев Лвенвольде. В зависимости от того, кто заплатит больше. Балакирев Иван золотом от Левенвольде и от Остермана иногда не гнушается. А иногда и от меня берет. А вы говорите, Петер, что к политике касательства не имеете. Имеете и еще какое. Ибо шутки ваши государыне по сердцу. И завтра может статься, что вы станете "политик" определять!
Мира поклонился.
- А историю московского нищего Тимофея Архипыча слыхали?
- Нет.
- Он в Москве проживал и в юродивых числился. Есть у русских такая категория почитаемых нищих. Сей Архипыч громадное влияние на "политик" имел. Предсказателем себя мнил. Вроде бы волю господа вещал. Но ту волю ему в старобоярских домах Москвы диктовали. А он отговаривал царицу в Петербург переезжать из Москвы.
- Про такое я также не слышал.
- Он уже умер. И это я к слову про него вспомнил. И вы, Петер, большую пользу вашему другу Бирену принести можете.
- Мое влияние при дворе пока ничтожно, гере Либман. И не думаю, что смогу многим помочь. Хотя готов всей душой. Эрнест действительно не только мой покровитель, но и мой друг. Он помог мне, и я помню добро. В жизни своей не так много я его видел.
- Влияние дело наживное. Вам только стоит чем-то отличиться. Кстати, какое у вас жалование?
- Сто рублей в год.
- А не хотите получать больше?
- Кто не хочет больше. А сколько, например?
- Скажем 200 рублей и не в год…в месяц? - Либман хитро улыбнулся.
В то время сумма в 200 рублей была сказочной. И годовое жалование в 200 рублей было у чиновника довольно высокого ранга. Мира подумал, что Либман шутит.
- Я не оговорился. В ближайшее время, когда будете при дворе, в шутливой форме попросите такие деньги и вам их станут давать! Берите пример с Бужениновой, Петер.
- Но как мне такое просить?
- С остроумием, друг мой. Вы же умный человек. Или дурнее камчадалки грязной?
- Нет.
- Вот и докажите это. Сие будет испытание для вас лично. А наш разговор мы еще продолжим.
Год 1735, март, 25 дня, Санкт-Петербург. При дворе. Утренний выход императрицы.
Пьетро много думал ночью о том, как сделать то, что советовал Либман. А ночевал он в спальне певицы Марии Дорио. Мария специально поссорилась с сеньором Франческо Арайя, дабы тот на ночь оставил её в покое.
Так они и ночевали рядом. Пьетро Мира в спальне Марии, а сеньор Арайя в комнате рядом. Дюжие же лакеи дежурили под окнами, дабы сеньор Пьетро в них не пролез.
Дорио и дала ему дельный совет в благодарность за ночь бурную и страстную.
Во время утреннего приема у императрицы Пьетро решил испытать судьбу. Просыпалась Анна обычно в 11 часов и в спальне, когда царицу одевали в халат и приносили ей кофе, начинался утренний прием, на котором присутствовали избранные придворные, шуты, карлы, карлицы, арапчата государыни.
Бирен стоял у самого кресла императрицы и что-то шептал её на ухо.
Шуты Лакоста, Кульковский и Балакирев тузили друг друга, и вызывали тем смешки фрейлин государыни.
Фигуры для партии расставлены. И Пьетро Мира пошел в "атаку". Он приблизился к креслу государыни, хотя сие запрещено было. Никто вторгаться в разговор Бирена и Анны не имел права.
Он поклонился и едва не толкнул графа Бирена плечом.
- Позвольте, Ваше величество, обратиться к обер-камергеру вашему его светлости графу Бирену.
- Ты чего это с утра поганых грибков поел? - строго спросила императрица. - Как смеешь мой разговор с графом прерывать?
Придворные услышав "раскаты грома", затихли. Притихли и шуты.
- Если бы поел, Ваше величество, - продолжил Мира смело. - Но, увы, у меня нет и поганых грибков. Мне совершенно нечего есть.
- И чего же ты хочешь, наглец? - спросила Анна.
Мира снова низко поклонился:
- Прошу выделить мне на прокорм 200 рублей в месяц!
Снова поклон.
Услышав такое императрица опешила, но затем залилась громким смехом. Вслед за ней стали смеяться и придворные.
- А не много тебе будет 200 рублей в месяц? На такие деньги полк солдат можно прокормить.
Современнику возможно не будет понятно отчего люди тогда смеялись над этим. Но потребовать тогда на прокорм одного человека в месяц 200 рублей, это тоже самое, что потребовать сейчас на еду в месяц сумму в 100 000 долларов.
- Но даже целая армия не сможет вас так насмешить государыня! И потому шут стоит этих денег!
- А не лопнешь от такого? - снова спросила императрица.
- Не лопну, государыня милостивая. Не лопнул же Балакирев от того перстня, что вы ему подарили неделю назад. Стоил он не менее 5 тысяч рублей. А Балакирев сказал, что пропил его в трактире и ни копейки более от того подарка у него нет. И не лопнул!
Бирен оценил шутку и сказал:
- Станешь получать от меня по 200 рублей ежемесячно сверх жалования тебе положенного и содержания твоего при дворе!
Всем было известно, что шуты государыни получали помимо жалования и столовые припасы мясом, рыбою, хлебом, солью, икрой и т. д.
Год 1735, март, 26 дня, Санкт-Петербург. Дворец императрицы. Вопрос о питье. Дом банкира Либмана.
На следующее утро ситуация повторилась. Пьетро Мира решил идти даже дальше чем ему советовал Лейба Либман.
Он снова приблизился к императрице и Бирену и снова попросил денег. Еще 200 рублей в месяц и не больше того.
- А ты разве не дал ему вчера денег, друг мой? - императрица посмотрела на Бирена с улыбкой. - Слово моего обер-камергера дорогого стоит.
- Он получил от моего поверенного Либмана ровно 200 рублей серебром! Мне то точно ведомо.
- Али мало тебе, плут? - Анна обратил свой взор к шуту.
- Но его сиятельство пожаловали мне 200 рублей, ибо мне нечего было есть, - высказался он.
- И что? - императрицу уже стал разбирать смех.
- Но теперь мне совершенно нечего пить, ваше величество.
Смех мог бы сокрушить стены дворца. И Пьетро Мира получил еще 200 рублей ежемесячно. Либман понял, что не ошибся в этом человеке. Он был умен, и с таким можно будет делать дела. Теперь у них с Биреном был свой человек в кувыр коллегии!
Банкир приблизился к Пьетро в темном коридоре дворцового перехода, чтобы никто не мог их увидеть.
- Сеньор, - тихо похвал он. - Вы, сеньор.
Мира оглянулся, и его рука легла на рукоять шпаги.
- Кто здесь? - спросил он.
- Уберите руку с эфеса. Я - друг.
- Либман? - Пьетро узнал того, кто стоял в темноте по голосу.
- Тише. Подойдите ко мне и никогда не произносите имен. Здесь могут везде быть уши.
- Запомню на будущее. Но сейчас вокруг нас нет никого.
- Думаю что это так. Вы отлично справились со своим заданием, Петер. И сейчас я дам поручение посложнее.
- Поручение?
- Вы же говорили, что Эрнест ваш друг?
- Да. И сейчас скажу тоже самое.
- При дворе нужно все тщательно взвешивать и предугадывать поступки своих врагов. Бирен этим не занимается, потому что этим занимаюсь я. И сейчас против него может возникнуть альянс опасный. Это нужно предотвратить. Готовы ли вы мне помочь?
- Если это в моих силах.
- Будь все иначе, я бы не предложил это вам, Петер. Слушайте внимательно. Рейнгольд фон Левенвольде, обер-шталмейстер двора, готовиться жениться на княжне Варваре Черкасской, дочери кабинет министра князя Алексея Черкасского. Если это произойдет, то против Бирена возникнет альянс опасный. Ибо брат Рейнгольда Карл фон Левенфольде метит на место Бирена в спальне императрицы. Понимаете про что я?
- Понимаю, но что я могу сделать?
- Стоит расстроить этот брак. Не допустить его.
- Но я только шут. Как же я его растрою?
- А только шуту это и под силу. Но действуйте не сами, а используйте иного шута. Например, Ивана Балакирева.
- Но он работает на Левенвольде.
- Иногда. Но вы плохо следите за шутовскими баталиями при дворе. Он нынче зол на Левенвольде. Тот с ним недавно дурно обошелся.
- Но мы с Балакиревым не в дружбе.
- Так подружитесь с ним. Сейчас самое время…..
Либман покинул дворец и отправился к себе домой. Там его ждал приезжий из Курляндии. Старый знакомый банкира с которым они часто обделывали разные прибыльные дела.
Либман был умным человеком. Еврею было трудно прожить без ума и хитрости, а у Лейбы их хватило бы на десять человек. Он был из тех, кто чувствует золото словно волшебник, и оно само тянулось к нему и оседало в его сундуках.
"Деньги сделали евреев сильными, но они и предмет нашей слабости, - размышлял он. - Мы евреи с древних времен знаем, как заработать и как накопить. И именно за это нас так ненавидят. А русские живут в такой богатой стране и не видят своего богатства. Ведь в той же Германии нет и одной десятой тех богатств, что есть в России. И если бы они смогли только осознать свою силу. Если бы они стряхнули со своих плеч своих продажных правителей - они бы стали самым сильным народом Европы. Самым сильным и богатым. Но, пока они пребывают во тьме. Здесь сочетаются уникальные богатства и уникальная же бедность. И то и это в Европе невиданны".
Либман прибыл в свой дом и в кабинете увидел того, кого ждал. Старый товарищ Георг фон Штемберг, чем-то похожий на самого Либмана, низкорослый и узкоплечий. Вся его сила была в его уме. С ним можно было делать дела.
- Георг!
- Лейба! Рад тебя видеть, друг!
- И я рад.
Друзья обнялись. Затем они уселись у камина в креслах.
- Страшная страна, Лейба. Здесь холодно даже в марте. А морозы в этой стране какие! Говорят можно себе нос отморозить. Хорошо хоть я приехал весной, а не зимой. Как тебе здесь понравилось, не могу понять.
- Морозы проходят, Георг. А это страна сказочных богатств. И ты мне нужен.
- Зачем? Твой Бирен не помогает тебе?
- Помогает. И я беру взятки вместо него. Сам Бирен денег не берет и ничего в денежных делах не понимает. Мараться не желает. Не понимает, что не возьмем мы, возьмут другие.
- И зачем я тебе, Лейба?