Сраженный этим аргументом, я тут же на подоконнике написал письмо – длинное, напыщенное, в стиле Ги де Мопассана. Отдал его другу, и он пошел в класс к феям, передать. Я замер в ожидании. За дверями класса вначале было шумно, а затем стало очень тихо. Я заглянул: мой друг стоял на учительском столе и читал притихшему классу мое объяснение в любви. Когда он закончил, класс заржал, девочки заплакали. А меня за уши потащили к директору школы учитель труда и учитель физкультуры.
В институте я влюбился в третий раз – в свою однокурсницу. Она была настолько красива, что казалась сказочным существом, а не обыкновенной студенткой.
На меня она не обращала никакого внимания, хотя весь курс знал, что я в нее влюблен. Влюблен я был безнадежно и безответно, поэтому жил в подавленном состоянии. Однажды осенью наш курс отправили на картошку в колхоз. Там после очередного костра под гитару она, поссорившись из-за чего-то со всей мужской элитой, демонстративно взяла меня за руку и увела в кусты. Там она меня раздела и сделала то, что я по законам природы должен был сделать с ней сам. Потом она откинулась, закурила, натянула джинсы и ушла, а я остался лежать на муравейнике, оглушенный неожиданно свалившимся на меня счастьем.
Утром все на меня смотрели и похихикивали, она не обращала на меня никакого внимания, как будто ничего между нами не было. От такой ситуации я потихоньку стал сходить с ума.
А через две недели по приезде с картошки я заболел. Но заболел не душевной болезнью, а вполне материальной, которой, как пояснил мне доктор, заражаются глупые люди от неразборчивых половых связей.
И такие идиотские истории происходили со мной всякий раз, когда я влюблялся (из-за ограничений в толщине книги я не имею возможности их все вам рассказать).
А влюбляться я продолжал.
Но со временем пришел опыт и понимание, что если для всех людей любовь – нормальная, рациональная, определенная законами природы жизнь, то для меня любовь – нечто мое, как фактор слабоумия. В момент влюбленности я становлюсь полным идиотом, кретином, притягивающим к себе все человеческие несчастья. Но одна вещь до сих пор мне непонятна: интересно, я один такой или есть еще такие же… в общем, как я?
Ненаписанное письмо (моему самому дорогому и любимому человеку)
Мне 35.
Ему 25.
Тебе 45.
Вот такая арифметика, милый.
Но не в ней дело.
А дело в том, что я попала в беду.
Я влюбилась в Него.
Но не забыла Тебя.
Я никогда не забывала Тебя.
Ты всегда был рядом.
Даже идя на свидание к Нему, я ощущала вину и угрызения совести, и я просила у Тебя прощения: "Родной мой, прости меня".
Да, я была не вправе причинять тебе боль. Это жестоко, но я хотела скрыть про свое личное, мимолетное женское счастье, чтобы не причинить тебе боль.
Как-то Ты прочитал мне стихотворение Лермонтова.
Мне запомнилась одна строчка: "…и ненавидим мы и любим мы случайно…"
Но встреча с Ним – далеко не случайность.
Ты ее сам предопределил.
Вернее, твое отношение ко мне в последние годы предопределило эту встречу.
Вспомни: Ты был со мной, а меня не видел.
Ты охладел ко мне. Нет, Ты меня не забыл. Ты просто привык, что я всегда рядом, под рукой, считал меня своей тенью, да и все прочие считали так же. Ты перестал меня замечать.
А мне хотелось всегда быть любимой. И желанной как можно дольше. Ничто так не старит женщину, как невостребованность.
Ты стал равнодушен ко мне, к самому моему существованию, не говоря уже о внутреннем мире.
И тогда я поняла, что в жизни ничего нельзя откладывать на потом, нельзя смиряться с тем, что тебя не удовлетворяет.
Нельзя приносить себя в жертву.
Будь ты чуть повнимательнее, поласковее, понежнее со мною, никаких случайностей никогда, никогда бы не произошло.
Это Ты меня толкнул на это.
Только Ты.
С самого начала я прекрасно понимала, что со мной произошла самая настоящая беда.
Честно сказать, все эти дни я не жила, а существовала, боясь потерять Тебя.
Но лучший повод избавиться от искушения – это сдаться.
И я пошла к Нему, несмотря на мои муки, терзания.
Я мучилась, если не видела Его, если не слышала Его голос.
С ним мне казалось, будто я снова счастлива, какой была раньше с Тобой.
Даже глаза засверкали.
Все вокруг только и твердили, что я похорошела.
Это необходимо женщине, чтобы почувствовать себя нужной, востребованной, поднять самооценку наконец.
Чем Он взял меня?
Просто Он писал мне каждый день стихи.
Пусть они были наивными и даже порой глупыми, но они писались для меня. Мне и только мне.
Мне прежде никто и никогда не писал стихов, даже Ты.
Но все равно я люблю только Тебя. Ты – мой самый лучший друг, самый надежный причал и самый близкий человек в моей жизни, и я люблю только Тебя понастоящему.
И на всю жизнь.
А Он – просто Он.
Это влюбленность уже зрелой женщины, изведавшей с Тобой все, что можно изведать в любви.
Всякая женщина живет или хотя бы мечтает жить любовью.
Может, Ты слишком многому меня научил и наши
Любовные игры стали уже приедаться.
А может, захотелось чего-то свежего. В память о наших с Тобой первых встречах. Чистых, светлых и красивых.
Может быть, может быть…
Не знаю.
Он такой наивный, неопытный и неумелый, что меня это умиляет.
Мне нравится, что я умнее и опытнее Его.
Он слушает меня раскрыв рот, учится у меня всему.
Всему, что бывало в нашей или, вернее, в моей не совсем, согласись, легкой жизни.
И я счастлива, когда вижу положительный результат своего влияния.
Мне становится легче жить.
Я ощущаю себя выше, лучше, увереннее, умнее.
А рядом с Тобой ощущать себя личностью довольно трудно.
С Тобой можно ощущать себя только наивной девочкой, едва вступившей во взрослую жизнь.
Ты подавляешь.
А с ним я – Королева.
Так что пойми меня.
И прости.
Ты же сам не раз говорил: "Кто сможет понять, тот сможет и простить".
Я знаю Тебя.
И знаю, что Ты поймешь меня.
И простишь.
Прости, любимый… Я всего лишь слабая женщина, которой осталось в этой жизни совсем немного внимания, любви и обыкновенного женского счастья.
Но самое приятное в моем романе – это его окончание, возвращение к твоим рукам, губам, к твоим понятным шуткам.
Именно Ты – тот единственный, честный, заботливый, который никогда не обманет и не предаст!
Прости меня, прости!
Твоя Полина.
Р. S. Только боюсь, что потеряю Тебя, пока ищу свое счастье.
Если уже не потеряла.
Одиночество
Рождение человека, при всей его наглядности – таинство.
Великое таинство природы и разума. И в то же время их высшее проявление.
Родился человек. Были у него отец и мать.
Были.
Просто были, без имен и фамилий.
А рожденный рос, не зная своих родителей, как и они не вспоминали о нем.
Никогда.
А человек рос, раз уж родился.
Иногда смеялся. Но иногда ему начинало казаться, будто у него никогда не было ни отца, ни матери, и появился он на свет не от людей, а просто возник откуда-то на меже среди заброшенного капустного поля.
Так, возникнув неизвестно откуда и неизвестно от кого, человек рос, учился в школе, институте.
Жил.
Но жил как бы отдельно от всех тех, кто его окружал. Как бы немного в стороне от остальных людей.
В пятом классе, когда у него еще были приятели, один из них обманным путем выпытал у него имя девочки, которая ему очень нравилась. Даже можно сказать больше – он ее любил по-детски трепетно и до наивности страстно, тайно и безответно. Тот приятель согласился стать посредником. Наш герой написал избраннице записку с признанием, а потом… потом весь класс вместе с той девочкой и приятелем дружно смеялся над ним. Вдобавок об этой записке стало известно классному руководителю, затем – завучу и директору. А кончилась вся эта история сильным нервным припадком, длительным прогулом и глубоким неверием в простую человеческую дружбу.
Но время лечит и не такие раны.
В институте он опять влюбился в бойкую и современную активистку с параллельного курса, опять тайно, как он был уверен, безответно.
Но активистка во время осенних сельхозработ вдруг загорелась непонятной для всех симпатией к своему тайному обожателю и после двух-трех прогулок неожиданно отдалась ему. Вернее, отдавался он, поскольку с ним, в отличие от нее, это было впервые.
И получилось все это как-то нехорошо, неловко и совсем не так, как это ему представлялось. Вдобавок избранница после этого случая совсем перестала замечать его.
Такое открытое презрение перевернуло всю его душу.
А еще через несколько дней ему стало трудно ходить по малому, а еще чуть позже и вовсе невозможно.
Не будем описывать, что перенес и как сумел избавиться от столь трагических последствий той короткой встречи неопытный любовник, скажем лишь одно: после всех стыдных треволнений в его душе быстро развилось и выросло до гигантских размеров липкое, противное чувство неполноценности.
И с этого времени он практически лишился всех человеческих радостей.
С этого времени одиночество стало для него осознанной потребностью, необходимостью, смыслом его бессмысленного существования.
Он полюбил дождливые осенние вечера с их пустынными улицами.
В эти минуты кажется, что не только ты одинок, но и весь мир, с его безлюдными и серыми от дождя городами. И от этого миражного вселенского одиночества на душе делается как-то полегче.
Вроде, весь мир состоит из таких же одиноких и тоскливых людей.
Порой он еще по инерции влюблялся. Один раз и в него тоже влюбились. Женщина даже жила у него три дня, но потом пропала, и вместе с ней пропал почему-то будильник.
Больше ноги женской не ступало через порог его маленькой однокомнатной квартиры на пятом этаже пятиэтажного дома.
На работе его просто не замечали. Есть кто-то, делает что-то, ну, и пусть что-то делает, лишь бы не мешал.
Так и жил этот человек с неприятным чувством ненужности и тоской в глазах. Казалось, все в нем потухло и душа уже превратилась в пепел. Казалось, он смирился с одиночеством в окружающей его вязкости и однообразности жизни.
Казалось, он по-своему счастлив.
Счастлив потому, что его уже никто не трогает, не обращает на него внимания, никому до него дела нет.
Это люди, окружающие его, общество, в котором он жил, породили одиночество.
А одиночество породило его самого как члена этого общества.
И всем было хорошо.
Все кругом было тихо и мирно.
Но вот наступили перемены. Вначале, думалось, временные, случайные. Но время шло, жизнь забурлила, заклокотала. Она начала отторгать тусклых, одиноких уродцев, счастливых в своем самосозерцании и самокопании. И нашему герою жить становилось все неуютнее и неуютнее.
Его стали куда-то звать, к чему-то призывать.
Его стали спрашивать.
А он уже и отвечать не умел, и идти никуда не хотел. На работе – собрания, на улице – митинги, по телевизору – съезды, но ему всего этого не надо. Он перестал включать телевизор, ходить на улицу, еще незаметнее стал сбегать с работы.
Но его то и дело дергали.
Выясняли его жизненную позицию.
Требовали высказаться по вопросам.
Он отбивался, как умел.
Не мог только понять, чего от него нее кругом вдруг захотели.
Так хорошо жил он раньше: тихо, спокойно, одиноко.
А когда уже стало невмоготу, когда понял что его прежней спокойной жизни пришел окончательный конец, плюнул он на всю эту бурлящую вокруг него стихию, открыл газовые конфорки на кухне, выпил литр технического спирта, украденного на работе, и счастливый – ведь теперь никто и никогда не нарушит его одиночества – уснул широко раскинувшись на своем продавленном затхлом диване.
Песня
Во время подготовки к съемкам очередного фильма, пришло известие о смерти актера Александра Кайдановского.
И мой друг, рассказал мне один случай, связанный с этим актером.
Тридцать лет назад он пригласил его на роль белого офицера в фильме "Чужой".
" Саша приехал как раз на мою свадьбу.
Свадьба была прямо среди гор и съемок фильма, небольшая, но веселая.
Все выпивали, шутили, пели.
И вот уже под утро, когда все подуставшие, утомленные, съев целый котел баранины, хотели уже расходиться, Саша запел. Запел в начале тихо, потом громче, громче и уже к концу песни, зачаровав всех своим голосом, словами и мелодией, поставил точку очень низким аккордом отчего, чуть сам не заплакал, жалея героя своей песни, его коня.
– Тогда, – продолжил мой друг, – все были так тронуты, что долго, долго молчали, боясь спугнуть те необыкновенные ощущения, навеянные этой незнакомой, но все же близкой всем, песней. И меня тоже тогда тронула эта песня. Я понял, что это песня моих предков, казаков Яицких.
Я, задетый за живое, подошел к нему:
"Саш, спиши слова". А он ничего не ответил, просто встал и ушел. Утром я проснулся. Песня сидела у меня в голове. Но тут что-то случилось на съемочной площадке, меня закрутило, завертело, и я забыл попросить его спеть мне эту песню еще раз. А когда уже сняли фильм, я его спросил о той песне, а он удивился и сказал, что не знает о какой песне я говорю. Я ему напомнил, а он отмахнулся от меня и все. А потом уже в Москве, я пытался несколько раз добиться от него, чтобы он спел мне эту песню, но он отмахивался от меня, как от назойливой мухи и говорит, что не понимает о какой песне я ему говорю. И я стал ее искать сам. И до сих пор ищу. А вот теперь он умер. Но я "ее", эту песню все равно найду".
Прошло еще несколько лет.
Недавно в Москве проходил кинофестиваль, куда я был приглашен.
Перед самым открытием фестиваля, уже в зале, мой друг подошел ко мне и сказал:
– Будет сюрприз.
– Какой? – заволновался я.
Он не ответил, только загадочно улыбнулся.
Я сидел, как на иголках всю церемонию.
Вручают "Орлов", что-то мелькает, что-то говорят.
Последнее вручение.
Гаснет экран. Мой друг вышел на середину сцены, за ним кубанский хор, во всей своей красе. Смолкает все.
Затем музыка.
И вижу, что друг мой смотрит прямо на меня. Затем закрывает глаза. И, как бы уходя в себя, начинает петь песню:
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня…
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня…
Пел он песню, а я видел его слезы. Потом на припеве подхват хора:
Мой друг, мой конь…
И опять он поет один и снова подхват хора.
Он закончил петь. Овации. Закрытие фестиваля. К нему спешат журналисты, десятки репортеров, а он идет ко мне, я к нему и мы обнимаемся. И никто не поймет в чем дело?
Он мне шепчет: "Я нашел!" Я тоже шепчу: "Неужели ЭТА Песня?"
Он: "Да".
"Господи, – поражаюсь я, – это же дорога в 30 лет!"
Боже мой! Вот это был праздник!
Поговорим о женщинах
Разговор о женщинах!
Что может быть приятнее для мужчин?
Разве только само общение с женщиной.
Поговорим о красивых женщинах.
Красивые женщины сродни искусству – их красота принадлежит народу. Ими все любуются.
Открыто или тайно восхищаются.
С ними все хотят быть рядом или хотя бы рядом с тем, кто уже рядом.
Их многие любят, хотя еще больше хотят, чтобы было и наоборот.
Есть общепризнанные мировые эталоны женской красоты, а к ним – многочисленные и разнообразные комментарии поэтов, художников, скульпторов, композиторов, как гениальных, так и безумных, как святых, так и грешных.
Есть и особое мнение моего соседа, что самая красивая женщина не какие-то там Мона да Лиза, а его жена Клава.
В природе нет красоты без женщины, как нет женщины без красоты.
Поговорим о некрасивых женщинах.
Некрасивая женщина? Нонсенс.
Женщина всегда прекрасна.
Хотя порой женщины так надежно прячут свою красоту, что не каждый нормальный мужчина способен ее рассмотреть, не говоря уже о подругах, поэтах и художниках.
Поговорим о приятных женщинах.
Этим женщинам, как правило, за тридцать.
Они постоянно следят за собой, за тобой и за обстановкой вокруг вас обоих.
С ними приятно побыть, поговорить, постоять на улице, случайно встретиться на совещании или симпозиуме (там они, как правило, сидят в президиумах).
Без приятных женщин жизнь мужчин была бы не так приятна.
Поговорим о любимых женщинах.
О них можно говорить бесконечно. Надоедая всем и всюду.
При этом обижаясь на тех, кто не желает сто двадцать пятый раз слушать рассказ о сказочных достоинствах любимой женщины.
Любовь делает женщину особенной, не похожей на других, которых уже или еще не любят.
С любимой женщиной начинаешь верить в бессмертие.
Любимая женщина – это самое дорогое, святое, чистое и до боли в сердце близкое.
Любимая – единственная женщина во всей вселенной.
И еще раз: о любимой женщине можно говорить бесконечно… пока она любима.
Поговорим о хорошеньких женщинах.
У хорошеньких женщин всегда немного вздернут носик.
Они среднего роста, одеваются со вкусом.
Почти не стареют.
Их голос – музыка, которую мужчины слушают с удовольствием, закрыв глаза и слегка покачиваясь в такт ударам своего сердца.
Хорошенькая женщина – как полевой цветок: без ослепительной красоты, но добрый, мягкий и родной.
Поговорим о верных женщинах.
Это счастье, огромное счастье. Часто только за одно это любят женщину всю жизнь, пылко и самозабвенно.
Мужчины этих женщин всегда многого достигают в жизни: становятся весьма известными учеными, делают великие открытия, руководят солидными учреждениями, получают высокие награды, создают шедевры.
Верность женщины – это царский подарок судьбы.
Поговорим о неверных женщинах.
Почему-то мужчины считают, что неверными могут быть только женщины.
Почему-то принято считать, что неверные женщины – это те, у которых уже есть, был или вот-вот будет еще один мужчина.
Почему-то сплели воедино неверность души и продажность тела.
Неверная женщина отдает другому не тело, а душу, хотя чаще и привычнее – наоборот. Но и то и другое – горе и боль.
Эти женщины несут беду и себе, и близким.
Мне их жаль.
Поговорим о падших женщинах.
У нас их нет (хотя сейчас пишут, будто взялись откуда-то и у нас).
Поговорим о популярных женщинах.
Популярность – это хорошо.
Всеобщее признание – это солидно.
Любовь миллионов – это чудесно.
Наглые поклонники – это отвратительно.
Личная жизнь на газетных страницах – это оскорбительно.
Интимные тайны, ведомые всем – это унизительно, но популярность – это ослепительно.