– В чём дело?
– Есть вариант, – облизывая губы, сказал Маэстро.
– Ты хоть в чём дело слышал?
– Слышал.
– Потом, Юра. Потом поговорим.
И Славка захлопнул дверь.
В другой раз Маэстро бы плюнул, сказал бы: "Вы – умные и вам поручено".
Однако слова Вадима его возмутили. "Иди, мол, Юра. Не твое, мол, собачье дело. Нет, извини-подвинься, не получится".
И так бормоча и чертыхаясь себе под нос, он побежал посмотреть телеметрию.
Руководству докладывал Лосев, а Вадима окружили в коридоре.
– Полет зондом, – комментировал Вадим. – А что? Отработаем дальнюю радиосвязь, и не с 60, а со 100 тысяч. И разберёмся с вычислителем.
– Вадим Палыч, – строго сказал Маэстро.
– Что, Юра? – улыбнулся Вадим и пояснил окружающим: – Он одержим какой-то фантастической идеей.
Все заулыбались.
– Но у него недержание этой идеи. Вы не знаете Юры. Готов всю баллистику на пальцах пересчитать. Задачу "Н-тел", доступно?
Все заулыбались.
– А сколько "Н"? – спросил баллистик Академии Наук.
– Сколько угодно.
– А что? – радовался баллистик. – А если пальцев много? На бесконечном количестве пальцев можно любую задачу разрешить. Может, он на своих, на твоих и на наших и на тех, что в комнате управления полётом, и тех, что пока ещё в гостинице.
– Он скоро всех заставит разуваться.
И снова все рассмеялись.
– Слушаем тебя, Юра, – сказал Вадим.
– Нужно сделать коррекцию соплами ориентации, – сердито сказал Маэстро, и не через вычислитель, а по КРЛ.
– Уволю, – сказал сурово Вадим. – В какую сторону?
– Ну, как вы не можете понять, – сказал с досадой Маэстро. – Какая разница? Угловая скорость выше пороговой. Я смотрел телеметрию. И объект, когда датчик смотрит на Солнце, можно раскрутить.
– А когда будет такой момент?
– Будет. Раз был, значит, будет ещё. А потом то туда, то сюда.
– Но в какую сторону?
– В какую выйдет, и пускай замерят. И если сразу не туда, то исправим потом.
– Постойте, – вмешался баллистик, – значит… узел в Гринвиче и солнце при старте…
Но Вадим быстрее соображал.
– А какая скорость?
– Пол градуса сейчас.
– Ну, что же раскрутить сумеем. Скажем, градусов до трех. И тогда в следующем сеансе можно выдать десять импульсов… Если повезет чуть-чуть. Если повезет чуть-чуть… А что? Идея. Все равно терять нечего. Юра мужик дремучий, но иногда все же соображает.
Маэстро смущенно улыбался.
– Только, если повезет. Потому что не исправишь, и объект уйдёт. Значит, пятьдесят на пятьдесят. Даже не пятьдесят, а двадцать пять, потому что бесполезно поперек. А что? Неплохой шанс. Выигрывает каждый четвертый. А что, если и по звезде чиркнуть? Сработает звезда?
– Вашими соплышками, – не успевал за ними баллистик. – Они же вокруг центра масс.
– Да, да, – недовольно сказал Вадим, – качанием-вращением, а Земля репером для знака. Закрутим объект до невероятной скорости. Пусть так и летит.
– Но Земля вряд ли попадет.
– Прости меня. Она сейчас в 150 градусов.
– Понимаю.
– Слава богу.
– А я думал…
– Ещё чего? – сказал Вадим. – А сколько вам нужно?
– Полметра в секунду.
– Можно успеть.
Вадим сосредоточенно прикидывал в уме. Остальные понимающе молчали.
– Сделаем, – сказал, наконец, Вадим. – Ну, Юра, а, может, плюнем? Может не стоит? Такой шум пойдет. Сейчас заварим такую кашу. Только держись.
Сначала из комнаты руководства вышел непроницаемый Вадим, за ним вылетел взбешенный Лосев.
– Изобретатели, – закричал он, – всё изобретаете. Изобрели велосипед.
– Выпустили джина из бутылки, – сказал вполголоса Вадим. – Теперь держись, Юра.
– Ваши сопла же вокруг центра масс.
– Ну, начинай всё сначала. Сказка про белого бычка. Качанием, – сказал Вадим.
– Качали однажды яйца слону, – вмешался кто-то из зрителей, но сразу же замолчал.
– А остаточные скорости? – спрашивал Лосев.
– Совсем нас без головы считаешь?
– А импульс размазанный кто станет считать?
– Тебе следует объявить выговор, – сказал Вадим. – Не знаешь распределения работ. Не может работы организовать. Впрочем, тут и считать нечего. А разве баллистики не способны совсем мозгами пошевелить?
То, что Вадим был обычен – действовало успокаивающе. Хотя хорошо его знавшие понимали насколько обманчив его вид.
– Ну, ладно, – уже спокойно сказал Лосев. – Хорошо, сделаем коррекцию. В этом я не уверен, но предположим. А что потом? Вычислитель не работает.
– Ничего. Будет время, разберёмся и с вычислителем. Времени тогда будет вагон.
– А почему вы считаете себя самыми умными? – ещё спокойно спросил Лосев.
– Да, потому что так и есть. А ты, тоже мне, раскричался, как беременная женщина.
– Садитесь и письменно изложите, – сказал Лосев.
– Ещё чего?
– Что это он? – сказал Маэстро вслед Лосеву. – Не может рассудить объективно.
– А у него на счёт соображаловки туго, – опять улыбнулся Вадим.
Ведущий ни в коем случае не мог судить объективно. Во всём, что касалось "гибрида", он походил на влюбленного и поступал, как однолюб. Занимаясь одной машиной, он тем самым исключал для себя возможность другой работы со всеми вытекающими из однобокой любви последствиями. А потому он ни в коем случае не мог поступать объективно.
В ведущие Лосев попал из конструкторов. И это в нём осталось. Он любил упорядоченность, лоск в документации. Наводил порядок, точно собственный дворик убирал: полол, приглаживал, асфальтировал, подкрашивал, но каждый раз приходили водопроводчики и ломали асфальт. Он возражал, и каждый раз убеждался, что переделки по существу и приходилось рушить и перестраивать. Но были проверенные и надёжные люди, которым он приучил себя верить, и были такие, как ориентаторы, слишком учёные, не удосуживающиеся даже толком объяснить.
С этим объектом была совсем необычная история. Его сначала решили пускать с песком, без обычной верхушки, отработать добавочный ракетный блок. Но Лосев настоял, упросил, и из обычной "Венеры" с минимумом переделок сделали за год с небольшим новый "гибрид". Важно было при этом пуске проверить добавочный ракетный блок. Верхушка была "бесплатным приложением". Первый пуск Главный отменил, второй готовили в варианте зонда. Но Лосев бился, изворачивался и пробил полет к троянским точкам. И вот теперь, когда объект выведен, не смогли повторно запустить ракетный блок.
Через спецвычислитель не проходили уставки. Ну, и бог с ним. Блок-то проверен, и можно ставить вопрос о следующем "гибриде" и стартовать к Венере или Марсу. Но если теперь не перемудрить, останется и этот вариант – "троянский" – между окнами старта.
Вадиму и Славке Лосев безоговорочно доверял. Они давно работали вместе. Но именно в этот раз они повели себя беззастенчиво и нагло. Когда, запершись в конференц-зале, они подготовили совместное решение о судьбы "гибрида", и Лосев взял итоговый листок, Вадим сказал:
– Постой, лучше докладывать не тебе.
– А кому? – удивился Лосев.
– Не тебе, – добавил Славка, – ты-то здесь причём?
"Конечно, – обидясь до глубины души, подумал Лосев. – Конечно, если всё пойдет по программе, то он ведущий будет третьим лишним. Но если загубят объект, то его голова полетит в первую очередь. "Почему не проконтролировали? – закричит или холодно и тихо спросит Главный. Теперь нам расплачиваться за вашу халатность"". И хотя докладывать поручили все-таки Лосеву, неприязнь к ориентаторам у него осталась.
После его доклада Главный выдал вполне конкретные поручения, выполнять которые в этой ситуации следовало незамедлительно, ориентаторы опять мутили воду. Однако Лосев знал по опыту – с ориентаторами нельзя рубить с плеча.
– Садитесь, – холодно сказал он, – и напишите что к чему.
– Напишем, – сказал Вадим, – напишем тебе, бюрократ, а время уйдёт. Через дельта тэ все наши хлопоты будут ни к чему.
– Так скорее пишите.
– Видимость закончится, – сказал Вадим. – Ещё на нашем НИПе будет чуть. Сами станем управлять.
– Об этом и думать не смей, – рассердился Лосев. – Ишь чего захотел. Навыдумали. Идите и пишите.
– Значит так.
Они распределили обязанности. Взоров в смене, его не трогаем. Вадим готовит бумагу. Бумага – тоже важное дело. Случись что (когда все пойдём под монастырь), она станет зацепкой и фигурировать как документ. Славка блокирует Лосева, а Чембарисов и Маэстро выбивают машину.
– Не стойте козой, используйте все возможности. Кстати, подружка дежурной, которой ты цветочки дарил, работает в диспетчерской. Словом, действуйте.
– А откуда звонить?
– Из кабинета Главного.
– Ты в своём уме?
– Действуйте.
Телефон, по которому можно было позвонить, стоял в кабинете Главного.
Там теперь командовал Лосев, и Славка сидел рядом с ним.
– Не твоё это дело, – кричал Лосев, – ты – приборист.
– Не в этом дело.
– Разрешите? – Чембарисов и Маэстро кивали на телефон.
– Только не долго, – раздраженно бросил Лосев, – мне должны звонить.
Ему действительно непрерывно звонили. Главный уехал на НИП и теперь звонили ведущему. Сообщили: нагрелся преобразователь. Спросил: "Сколько выдержит?" "Ориентировочно часа два". Позвонили оптики: высокий фон, не рекомендуется работать со звездным датчиком, пока не уляжется пыль при разделении. "Ну, что еще?" Нет подзарядки аккумуляторов. По программе сразу же после коррекции закрутка на Солнце для подзарядки батарей. А тут ещё эти чёртовы теоретики.
– Прошу вас, недолго.
– Как позвонить в гостиницу?
– Телефоны под стеклом.
– Лена. Объясню сейчас. Срочно нужна машина. Какая стиральная?
Выручай. Какой здесь номер?
– Не занимайте телефон. Предложения написали?
– Пишут.
Маэстро молча сидел рядом с водителем. Он было вынул блокнот, но сильно трясло.
Когда они позвонили в диспетчерскую, он не верил, что что-нибудь выйдет.
Но был обратный звонок.
– Кого? Зайцева? – Лосев едва лишь сдерживался.
– Да, – осторожно ответил Маэстро, – Зайцев – я.
И мелодичный приятный голос спросил: куда подавать машину?
– К МИКу.
– Погоди, – перебил его Лосев. – Девушка, – закричал он в трубку. – Это ведущий по 16-му изделию. Попрошу вас никому без моего разрешения машины не давать. Мне самому понадобится. Моя фамилия Лосев.
– Вас нет в списке пользования машинами, – ответила диспетчерская.
В коридоре Маэстро сказал:
– Значит, я к проходной, а ты к Вадиму. Не успеете, я ждать не буду.
– И не жди.
– Ты в своем уме? – растерялся Маэстро.
– Не жди, – твердо повторил Чембарисов.
Он так и уехал, не дождавшись Вадима, и был этим очень огорчён.
"Как же так? Он был совсем не против формализма. К формализму его приучили программы счётных машин. Но один, голый формализм?" Этого он не мог понять.
Машина сходу заглатывала куски шоссе, выбегающие из-за горизонта, подминала их, накатывалась, но впереди постоянно появлялись такие же новые, точно лента шоссе закольцовывалась и они по треку ехали, ни начала, ни конца.
Наконец из-под земли показались сначала удочки, а потом вазочки и шары антенн. Газик лихо притормозил у проходной. Маэстро мгновенно выскочил. Газик развернулся и, набирая скорость по большой дуге, вылетел на шоссе.
Маэстро стоял теперь перед проходной. О ней он просто не подумал. Казалось, обо всём успел: и о машине, и о Лосеве, и как считать. О чём угодно, только не о проходной.
Он просто чувствовал, как бежало время, когда он торопливо совал свой пропуск в окошко проходной.
– Нет штампа, – сказали ему в окне.
Он пробовал звонить. Не соединяли. Когда часовой, услышав сигнал машины, замкнул на замок вертушку, он даже подумал: не перелезть ли? И от соблазна выскочил назад, к воротам. Часовой медленно отворял ворота перед машиной. Отворил половинку, не спеша пошел к другой.
Маэстро чувствовал минуты, словно время текло через него. Он взглянул на машину перед воротами. На переднем сидении рядом с шофёром застыл Мстислав Всеволодович. Он смотрел на него.
Зато потом всё было, как в прекрасном сне. … Он объяснял Главному.
"Невезучая машина, – думал Маэстро, – как ей не везёт. И он не умеет убеждать. Сюда бы Взорова или Вадима". Он старался объяснить, не пугая сложностью и говорил легкомысленным тоном, но Главного интересовала суть. Он исподлобья взглянул и потянулся к телефону. "Сейчас начнётся, подумал Маэстро. – Лосев, баллистики…"
Но всё решилось в пару минут. Главный действительно позвонил баллистикам и Лосеву, но там, видимо, Вадим уже как следует поработал. Затем Главный взял в руки микрофон.
– Соедините с Центром управления в Евпатории, – сказал он оператору. Слова его через микрофонную решетку, вколачивались в эфир:
… Предлагаем провести коррекцию качанием – включением и выключением тангажных двигателей системы ориентации по КРЛ на удалении от центра Земли в шесть тысяч километров командами нашего НИПа. Как поняли?
"Здорово, – подумал Маэстро. – Если бы он сам объяснял НИПу, ушло масса времени. Пришлось бы тысячу раз объяснять, мусолить, перепроверять. А вышло: тотчас и смело, попробуй возрази".
Глава 7.
Когда с коррекцией закончилось, они вернулись в гостиницу. Их останавливали. А приехавшие по носителю были чуть-чуть навеселе и спрашивали:
– Что не веселы, строители космических кораблей?
– Рано, – отвечал Вадим. – Нам ещё рано. Ещё бы разобраться с вычислителем.
– А когда сеанс?
– В семнадцать. А вы уже?
– Мы уже.
Вечером корпуса гостиницы напоминали растревоженный улей. Обитатели гостиниц в белых рубашках и даже галстуках заполняли и холл гостиницы, и вестибюль, стояли перед окнами, в полосах света на асфальте и красной земле. Склонности и взаимные симпатии проступали теперь во взаимных предложениях. Приглашали особенно Славку.
– Станислав Андреевич, – кричали ему с балкона, – зайди, пожалуйста… Станислав… Будь другом.
И Маэстро был тоже героем дня. Правда, Вадим сказал: "С тобой особый разговор. Победителей не судят, но следует разобраться. Понимаешь, тебе просто повезло. Всыплем ещё тебе по первое число, дай разобраться с вычислителем".
С вычислителем разобрались и без них. С пункта дальней радиосвязи вернули всё в исходное. Но управление качанием стало гвоздем дня.
Вечером, сидя у проектантов, они вспоминали, как, выйдя от Главного, Юра начал распоряжаться, посадил попавшегося под руку полковника делить и складывать и в нарушение субординации девочку-телеметристку его проверять. Словом, устроил по здешним понятиям страшный кавардак, но его слушались и докладывали. Как, проверяя полковника, Маэстро наорал на него. И это было в порядке вещей. А потом наехали проектанты, баллистики по вызову Главного. Дело живей пошло. Сообщили: по данным траекторных измерений коррекция соответствует штатной, и все начали улыбаться, и Маэстро вызвали к Главному. Он сидел перед Главным, а вокруг все стояли, и Главный приказал: "Не трогайте его. Он заслужил отдых. Дайте ему стакан боржоми".
Но он сразу пошёл разыскивать полковника, извиниться. Но тот, оказывается, ничего не помнил и был рад, что оказался в центре событий.
Наоборот баллистики вспомнили, как Маэстро орал (визжал, как недорезанный поросёнок) на них, а не на полковника.
– Приходим к нему с предварительными замерами, неофициально, так сказать. Причём сначала к нему, не к Главному. Не верили, а тут… Словом, несём ему сообщение, а самих прямо-таки распирает, обнять его паршивого хочется. "Вот, – говорим Юре, – осталось немножечко". А он, как заорет: "Что значит немножечко? По-человечески не можете сказать: сколько еще?"
Потом он к генералам попал. И самым младшим среди них был тот самый полковник. Он разъяснял в чем суть и путался. Спросили Маэстро. А ему уже надоело всё.
– Использование не по назначению, – объяснил он. – Импульс впрыскиванием.
Все стояли и улыбались. А один, наверное, из них самый старший – лицо в складках, на груди мостовая колодок – стал благодарить:
– Благодарю, – говорил генерал, а может и маршал, и говорить ему было трудно: комки в горле. Не то комками давится, не то говорит. Но пошутил: вспрыскиванием?
– Впрыскиванием, – подтвердил Юра.
– Может, вспрыскиванием?
В связи с этим эпизод вспомнили, как Маэстро прошлый раз генералам не угодил. История, как кому-то в прошлую поездку захотелось подробнее узнать, как работает датчик ПСО.
Славке было некогда. Решили вызвать Маэстро из гостиницы. Позвонили.
– А когда? – спросил Маэстро.
– Сейчас, сию минуту.
– Мне бы очень не хотелось.
– А никто не спрашивает, – объяснили ему, – хочется или нет. Нужно. Понятно?
– Понятно.
– Так что мигом сюда: одна нога здесь…
"А Юра, оказывается, в переделку попал, – рассказывал Славка – так нет, чтобы сразу сказать: так, мол, и так. Не стали бы мучить. Он, оказывается, в тот момент решил брюки постирать. А брюки у него бумажные, светлые, и он их перед звонком в ванне замочил. Отжал он брюки и напялил на себя. Пока шёл, они частично высохли.
Представляете картинку. Чинные генералы в форме, а Юра: штаны в пятнах и царапина на лбу. "Так это и есть ваш самый знающий специалист?" – спрашивают. А Юра и глазом не моргнул: "Да, это я"".
И под всеобщий хохот Славка спросил Маэстро:
– Ну, что, Юра, не так было?
– Нет, – ответил Маэстро, – не совсем так.
Холл в этот вечер пустовал. Зато коридор гостиницы, обычно пустой и чинный то ли из-за блестящего пластика на полу, то ли из-за холодных люминесцентных ламп выглядел необычно. Точнее не сам коридор, а то, что были открыты многие двери, и люди ходили из комнаты в комнату, и тут выявлялись симпатии и антипатии куда быстрее, чем за месяцы совместного труда.
Маэстро вспомнил, как говорил черноволосому проектанту: "Глеб Юрьевич, из проектантов вы самый, самый". И тот сказал ему приятное, может быть из вежливости: "Вы, теоретики, – умные люди. Я бы вас в милицейские будки посадил прямо на улицах. Подходи и советуйся. Намного упорядоченней стала бы жизнь". Глеб Юрьевич улыбался чуть-чуть, и к нему то и дело подходили и старались чокнуться или сказать пару слов. Потому что здесь не нужно было объяснять, кто такой Глеб Юрьевич, и хотя работа по межпланетной станции была совместным трудом, головой в этом деле, конечно, был Глеб Юрьевич Максимов.
И по поведению Глеба Юрьевича было видно, кто действительно заслуженно поднимает стакан, а кто случайный гость в этом коллективе.