* * *
Сумерки сгущаются, мы в парке на задании. Днем работать сложно, свет обманчив. Лишь в сумерках можно разглядеть истинный облик окружающих. Вот она, обитель зла. Ничем не примечательный парк, пронизанный потоком инфернальных энергий. Угроза для простых горожан может таиться за каждым кустом.
Николай замирает. Мой взгляд устремляется за взглядом напарника, я вижу объект. Похоже, наша клиентка. Сгорбленная старуха с крючковатым носом ковыляет, опираясь на клюку. Вылитая ведьма. Конечно, стопроцентной уверенности в этом пока нет, но я редко ошибаюсь. Времени терять не стоит, надо на всякий случай её сжечь. Нет, возможно, она и не ведьма, а вдруг?
Николай бросается к старухе, заламывает ей руки за спину. Подоспеваю я с канистрой, окатываю нашу дичь бензином с ног до головы. Затем достаю веревку, совместными усилиями привязываем пленницу к дереву. Всё, можно дать ей "прикурить". Достаю бензиновую "Зиппо", поджигаю, бросаю старухе под ноги. "Расточительство", - скажете вы? Вовсе нет. По зажигалке на каждую сожженную. Почетная профессия охотника на ведьм побуждает действовать с размахом, вырабатывает необходимые эстетичные принципы.
Старуха хохочет. На этот раз мы угадали - ведьма. Надо не забыть окропить ее пепел святой водой. Ошибки у нас иногда случаются. Но мы помним главный принцип охотника на ведьм: если не уверен, на всякий случай - сжечь!
Дорога из желтого кирпича
Лет пять назад некому чудаку, представителю городской власти, взбрела в голову мысль выложить центральную улицу города желтым кирпичом. Сказано - сделано. Но на этом он не остановился. Следующим распоряжением было продлить улицу в обе стороны, да так, чтобы пересекала она весь город. Деньги на строительство дороги выделены были немалые, городским бюджетом здесь не обошлось. Власть имущий чудак человеком был небедным, а идея в голову ему засела крепко. И пошло строительство форсированными темпами в несколько смен. Дома на намеченном пути сносились, что естественно вызывало протесты. Но длились они недолго, домовладельцам быстро разъясняли, что командуют парадом здесь вовсе не они, и легко от них откупались. Так дорога пресекла весь город, и продолжала, согласно планам по будущему смещению городской черты, становиться все длиннее и длиннее и за его пределами. Пока в один прекрасный весенний день полоумного организатора строительства не приложили в подворотне по голове кирпичом. Не желтым, обычным. И насмерть.
И вот однажды весной, ровно в полдень, я вышел на дорогу из желтого кирпича и уверенно зашагал на восток. Где-то там, в конце недостроенной дороги, недавно построили воскресную школу, и я был переполнен решимости туда попасть.
И я медленно, но уверенно, шагал своей цели, ничто и никто не могло меня остановить. Даже сумасшедшая баба из секты христопродавцев. Кто не знает - это такая секта, члены которой делают статуэтки, изображающие Иисуса Христа, и живут за счет торговле оными. Так вот, эта сектантка едва не проломила мне череп чугунной статуэткой Господа нашего, на редкость неудачно выполненной, стоит сказать. Но у меня всегда была хорошая реакция, так что все обошлось.
В основном же приключений не было. Я шел неспешно, вертя головой по сторонам. Пейзаж по мере отдаления от центра и приближения к окраине менялся. Золотые купола церквей и стоэтажные башни торговых центров сменялись неказистыми домиками с соломенными крышами. Попадалось все меньше "кадиллаков" и "роллс-ройсов", они сменялись запряженными лошадьми каретами, а затем и повозками на воловьей тяге. В конце концов, я достиг окраины города и вошел в лес. Кроме того складывалось впечатление, что я вхожу в другой климатический пояс. Становилось все теплее и теплее, в конце концов я сбросил большую часть тяжелой верхней одежды и почувствовал себя с непривычки просто таки раком, сбросившим панцирь. Но в любом случае, это было значительно лучше, чем мерзнуть.
Последним, встреченным мной оплотом урбанистической цивилизации был киоск на опушке. Впрочем, в нем ничего не продавалось. Я сначала не поверил: казалось бы, зачем нужен вообще киоск, в котором ничего не продается? Но после того, как я спросил у продавца "что у Вас есть?", а тот ответил "ничего", я в этом окончательно убедился.
* * *
Минуя леса и поля, три дня шагал я по дороге, ночуя на обочине и питаясь плодами периодически попадающихся на пути фруктовых деревьев. На четвертый день я подошел к воротам, ведущим на территорию воскресной школы. В нескольких метрах от ограждающего школьные земли забора я обнаружил придорожную закусочную. Это было весьма кстати - мне изрядно хотелось выпить.
Я вошел, приметил единственное свободное место у стойки и, заняв его, заказал стаканчик рома.
- Как идут дела у школы? - Поинтересовался я у бармена, принимая из его рук стакан и делая добрый глоток.
- Учащихся все больше, - с довольной улыбкой ответил бармен. - А, соответственно, растет и моя клиентура.
Спокойно допить не удалось. Пришлось уступить место типу, передвигающемуся при помощи костылей. Хорошо, что я вовремя его заметил. Здесь на этот счет строгие правила. Если не уступаешь место человеку, у которого проблемы с ногами, тебя отправляют в школу хороших манер. Прослушав там курс лекций, ты впредь всегда уступаешь место хромым. Кроме того, если рядом оказываются слепые, ты вынужден уступить им свои глаза.
Я допиваю стоя, расплачиваюсь с барменом и покидаю помещение. Я продолжаю свой путь, минуя толпу, собравшуюся вокруг холма.
На холме стоит человек с пистолетом в руке, почитающийся местными за пророка. Он хочет застрелиться, а его почитатели протестуют. Много лет этот человек смиренно терпел поклонение своей персоне. Ему не давали покоя, падали перед ним на колени, хватали руками, молили о спасении души. И вот, однажды кто-то из фанатиков в порыве религиозного экстаза оторвал ему ухо. Это переполнило чашу терпения.
- Ну, как же я буду жить без уха?!! - Кричит несчастный.
- Не покидай нас, мессия! - Ревет толпа.
Но у меня нет времени наблюдать это безумие. Не за горами то время, когда я буду мирно засыпать под шум дождя, а утром обнаружу, что начался новый Всемирный Потоп. И пока этого не произошло, я должен успеть добраться до воскресной школы. Там учат воскресать.
Старость
Полина Ивановна проснулась от холода, как обычно. С годами ноги из-за ухудшенного кровообращения мерзли все больше и больше. Семьдесят шесть лет - возраст весьма немалый. А ведь она и в молодости-то была теплолюбивой. Полина Ивановна медленно, покряхтывая, приняла положение сидя. Затем, сделав над собой усилие, поднялась на ноги и натянула халат. "Эх, затопить бы печь", - мечтательно подумала старуха. Печь у нее в доме вот уж лет тридцать как заложили, так с ходу даже и не вспомнишь, где именно она была. Полина Ивановна вышла в смежную комнату, служившую также и столовой, взяла со стола графин с самогоном и плеснула себе в стакан. Выпив залпом, она содрогнулась, шумно выдохнула и замерла с закрытыми глазами, наслаждаясь полученным зарядом бодрости. Сонливость как рукой сняло. Большинство стариков по тем или иным причинам встает рано. Полина Ивановна вот, к примеру, исключительно из-за холода. Налив себе еще полстакана, она щелкнула пультом, включая телевизор, присела на кровать и, периодически прихлебывая и глядя вполглаза мультфильм про покемонов, принялась прикидывать планы на текущий день. "Хрена делать, - думала Полина Ивановна, - в поликлинику надо идти, как старикам и положено. Можно, конечно, в брачное агентство, хохмы ради. Но вот чутье стариковское подсказывает - сегодня в поликлинику". Расправившись с самогоном, старуха оделась, выключила телевизор и вышла во двор.
- Здорово, Ивановна, - жизнерадостно приветствовал ее из-за забора сосед Никита, - а я вот плазму себе прикупил.
- Хуязму, блядь, - злобно прошипела Полина Ивановна, - семьдесят лет уж скоро, а все шило в жопе!
- Э, нет, не права ты. Полина! У меня ж теперь экран на всю стену! И в кино ходить не надо.
- Поставь унитаз еще в комнате! И в сортир ходить не надо будет!
Полина Ивановна сплюнула и заковыляла к калитке. Ее путь по двору наблюдали из окна соседи с другой стороны, студенты-панки Максим и Паша. Если у Никиты теперь было подобие домашнего кинотеатра, то молодым людям телевизором служило окно во двор.
- Чувак, да это ж настоящая ведьма, - прихлебывая пива, изрек Максим, - так и просится на костер.
- Та не, ты на дом ее посмотри. У ведьм дома пряничные, как в сказке братьев Гримм. Эта их ведьма, она ведь совсем не такая как обычные люди, она живет в своем особенном мире. Представьте себе, сидит эта старушка у камина, ужинает. На ужин у нее песочное пюре и котлетки из цемента. Запивает она это все щебневой настойкой. И тут - какой-то шум во дворе - она выходит и замирает от удивления. Ганс и Гретель поедают ее домик. Пряники, мармелад, шоколад - в ее глазах это все стройматериалы, а незваные малолетние гости вконец ебанулись.
Полина Ивановна речь соседей не слышала, она миновала двор, вышла за калитку и медленно побрела в направлении поликлиники.
* * *
На пустыре неподалеку от поликлиники был большой колодец, в котором зимой и летом проживал отшельник Виктор Ильич. Он предавался медитациям и проводил день ото дня все больше времени под водой. Ел отшельник мало, пищу ему приносило на плотах, изредка приплывавших по подземному ручью.
- Здорово, Ильич, - поприветствовала старого знакомца Полина Ивановна.
- Здорово, Ивановна!
- Чуйка есть такая - в последний раз видимся.
- Да может и так статься. У меня ж вот-вот жабры наконец-то вырастут. Уплыву тогда в подземную страну Агхарти, буду там водяным у них.
- Хорошее дело, Ильич. А я вот в поликлинику решила сходить.
- Ну, иди с богом, Ивановна.
И старуха продолжила путь к поликлинике, всю оставшуюся дорогу думая, какого именно бога имел в виду будущий подземный водяной.
* * *
В конце концов Полина Ивановна добрела до поликлиники. Это было семиэтажное здание, украшенное горгульями. По бокам от крыльца высились каменные фигуры врачей в птичьих масках. Старуха кряхтя поднялась по ступенькам и вошла в вестибюль, подошла к расписанию.
"Так, а кто, собственно, мне нужен", - задумалась Полина Ивановна. Она долго изучала стенд, вчитываясь в фамилии врачей. "Так-так-так, кто тут у нас?" - пожилая женщина прыснула, - "Пиджонский! Это ж надо! Пиджонский, блядь! И кто он у нас там? Ага, врач-орнитолог, кабинет № 27".
Полина Ивановна поднялась на второй этаж и нашла дверь 27-го кабинета. Очереди не было, она постучалась в дверь и вошла. Сразу было видно, что врач этот диплом не купил, он действительно орнитолог по призванию. Хозяин просторного кабинета сидел за столом, вокруг повсюду, на жердочках и прямо на полу, были птицы, самые разнообразные. Даже в наши времена достаточно редко встречающиеся, вроде стервятников. Полина Ивановна заметила, что в дальнем углу две мифические птицы, Гамаюн и Сирин, пьют кагор, зажав бокалы в одной из лап и стоя на второй, и о чем-то тихо перешептываются.
- Присаживайтесь. - Пригласил врач.
Пациентка, опасливо поглядывая вверх (не нагадили бы на голову), устроилась на стуле.
- А теперь смотрите! - рука хозяина кабинета указала на дальний верхний угол комнаты, где висел телевизор.
Там показывали жизнь Полины Ивановны. Детский садик. Туалет с нелепой перегородкой между женской и мужской частью. Видимо, чтобы дети не воровали друг у друга туалетную бумагу. Затем школа. Мальчишки в дурацких костюмах, девчонки в не менее нелепой сине-белой униформе, которую теперь носят только героини порнофильмов, и с белыми бантами. Выпускные ленточки, на которых почему-то написано "For sale". Рутинная работа. Бесконечные чертежи и бланки. Коллега за соседним столом, в обед поедающий ложкой из чашки нечто внешне и по запаху напоминающее блевотину. Поездки в отпуск в Крым и в Грузию. Муж, который однажды улетел на воздушном шаре и пропал без вести. Сыновья-уголовники, одного из которых убили подельники, а второго надолго закрыли в так называемом "исправительном" учреждение. Пенсия. Смерть подруг, скучные соседки, пытающиеся обсуждать дебильные сериалы.
- Вот так и жизнь наша пролетает, будто птица. - Подытожил орнитолог.
* * *
Покинув кабинет, Полина Ивановна вызвала лифт и, войдя в него, некоторое время задумчиво разглядывала панель с кнопками. В конце концов нажала "0", и старенький, пожалуй не моложе самой Полины Ивановны, лифт со скрипом поехал вниз. Когда он остановился, старуха открыла дверь и увидела красноречивую вывеску "Морг". "С каких таких пор в районных поликлиниках оборудуют морги", - подумала Полина Ивановна, - "впрочем, сюда-то мне и надо". Она решительно прошла через двустворчатую дверь и оказалась внутри. В коридоре.
К жуткой вони мертвой плоти примешивался едва заметный запах крови. Проходя по коридору, можно было заглянуть в каждое из боковых помещений - все двери были сняты с петель. В большей части помещений на столах лежали трупы, а вокруг сгрудился медперсонал. Они отрывали от мертвецов куски плоти и жадно пожирали их, капая кровью на некогда белые халаты. В рамках государственной программы по утилизации отходов на работу в морги набирались исключительно вурдалаки.
Полина Ивановна прошла по коридору. В конце его была единственная уцелевшая дверь. Она вела в кабинет заведующего моргом, о чем и сообщала вывеска. Войдя в кабинет, старуха узрела самого заведующего - упитанного и относительно аккуратного по сравнению с остальными вурдалака. Он с умиротворенным видом развалился в кресле, положив ноги на стол.
- Чем могу служить? - Не вставая осведомился заведующий.
- Местечка для меня не найдется? В смысле, в качестве клиента.
- Без проблем. Только ведь Вы уведомлены, что Ваше тело после смерти будет съедено?
- Да мне-то что, хоть выебите, - весело улыбнулась Полина Ивановна.
Дом
Меня зовут Джим Слэйд, я - анархист, режиссер-любитель и исследователь жизни. А еще я люблю рассказывать истории. Начнем с начала. А так как начало у столь эфемерной вещи как чья-либо история может быть где угодно, выберем его произвольно.
Это был туалет административного здания. Я сидел в кабинке, запершись на ручку. Оная была вставлена в разъем, предназначенный для несуществующей защелки. Я вообще умею закрываться где угодно: на ручку, на веник, на карандаш… Была бы дверь.
В административных зданиях существуют "WC" двух видов: чисто выбеленные и с надписями. Я предпочитаю вторые, и в этом плане мне повезло. Но сполна насладиться народным творчеством мешал шум. Не знаю точно, в чем было дело, но складывалось впечатление, что уборщица, громко матерясь, раз за разом бросает ведро в стену. Увы, выйдя из кабинки, я ее не застал.
Поднявшись по лестнице из подвала на первый этаж, я стал у окна и долго смотрел на унылый осенний урбанистический пейзаж. Надо было переждать дождь: не люблю дождь, он слишком мокрый. Я смотрел в окно и думал о первых людях на земле. Адам и Ева, в различных изданиях изображают их почти одинаково, как будто всеобщих добрых знакомых. А между тем, откуда знать, как они выглядели взаправду? Возможно, это были уроды?
По аллее шел высокий человек в шляпе и сером плаще. У него были выбивающиеся из-под шляпы беспорядочно клочковатые волосы, шатающаяся походка и длинный нос. Вероятно, он глубоко ушел в себя и не замечал ничего вокруг, в том числе и дерева перед собой. Мужчина с размаху налетел на каштан и упал без сознания, на его лицо падали капли и листья. Затем дождь усилился, земля размягчилась, и неудачливый прохожий погрузился в жидкую грязь.
* * *
Когда дождь закончился, я отправился ловить извозчика. У меня на этот день намечалось начало стажировки у известного режиссера по имени Петр.
Многие из нас некогда смотрели в будущее с пессимизмом. Думали, что понастроят стен, чтобы люди гуляли, где надо, а не где хочется. Тем не менее, все ездят на ослах, и это, черт подери, вносит много позитива в городские будни.
У моего извозчика был старый, еще советской эпохи, радиоприемник. Из него звучал хит далеких девяностых: "Полюби меня железную, отошли меня куда-нибудь"… Была тряска на брусчатке.
Так я добирался до места, далее понял, что это было лишь интро. Мой наставник удивил меня сразу:
- Знаешь, дружище, - сказал он, - Однажды ночью я хотел попить воды. Я взял стакан и случайно съел вставную челюсть.
Хотя даже более чем он сам меня поразил его дом. Это было огромное здание, напоминающее многоквартирник с какими-то пустотами посреди стен. Причем это были не обычные дыры - складывалось впечатление, что там жила пустота.
Так и начался новый этап в моей жизни - я несколько месяцев проживал в этом странном доме вместе с учителем Николаем и его внучатой племянницей Айрин. Это была очень странная девчушка. Я не люблю детей, но с Айрин было не скучно, она видела мир, как видят лишь боги.
Петр же был человечен, но очень эксцентричен. Он имел маниакальную страсть к мясу. Временами выглядел совершенно сумасшедшим - пока не доберется до мяса, о какой бы то ни было адекватности не могло быть и речи. Еще он ходил постоянно в ночном колпаке. Я терпел его причуды: было желание освоить некоторые премудрости, я сам прочувствовал много приемов, но учиться всегда полезно.
И, тем не менее, я ушел рано. Николай сказал мне, что мечтает снять фильм о старости, с чем и работает. Меня же он видит как потенциального автора сиквела.
- Я никогда не постарею, - ответил я.
Так и ушел жить в город, и даже не попрощался с маленькой Айрин.