Не считаясь с большими потерями, фашисты кидались в одну атаку за другой с Ржевского направления. Они, во что бы то ни стало, хотели ворваться в Торжок. Все их попытки отбивали наши солдаты. Тогда, с яростью и злобой, враги принялись крушить город с воздуха - и днём, и ночью, практически без перерыва.
13 октября произошла одна из самых масштабных бомбёжек фашистами древнего Торжка.
От самолётов с крестами шарахались все, кто был на улице, а из домов бежали в бомбоубежища, в самодельные "щели", в ближний пригородный лес - словом, кто куда мог. Обычно прятались в ямах, накрытых брёвнами от горевших домов, дверь в яму была тяжёлая, из байдака. Те, кто не успел спуститься в яму заранее, или, подбежав к яме, второпях не мог открыть дверь, становились добычей фашистских пулемётчиков. Юра Зорин, подросток 12 лет, бежал в яму, уже был у двери, но пули из самолёта прошили ему обе ноги. Подоспевшие наши солдаты подхватили паренька на руки, после бомбёжки переправили раненного в госпиталь.
Военные хирурги спасли жизнь подростку, но Юра остался без ног.
8
В тот налёт, наводивший ужас на всех, фашисты-лётчики устроили "показательную охоту" - отстреливали мирных жителей, независимо от их возраста, как баранов в загоне. Уничтожение людей безоружных или не имеющих никакого отношения к войскам и партизанам, было возведено в армиях 3-го Рейха в особую доблесть, технология уничтожения, отработанная до мелочей, искусно применялась с первых дней нападения на СССР.
В прифронтовом селе немцы захватили санитарную машину с ранеными красноармейцами, поставили её на центральной улице, согнали жителей и на виду у них принялись зверски пытать беспомощных бойцов - выламывали руки, выкалывали глаза, отрезали уши. Трупы замученных солдат бросали тут же. Один колхозник укрыл нашего раненого; фашисты обнаружили его, вытащили, убили, застрелили и колхозника. Со страху женщина с ребёнком, пытаясь спастись, побежала к погребу, спряталась там, вслед ей фашисты бросили гранату; когда раздался взрыв, фашисты громко засмеялись.
Убить того, кто не имел защиты - великая для них радость!
В Ростове-на-Дону, когда наши подразделения вошли в город со стороны Нахичевани осенью 1941 года, у здания управления железной дороги они обнаружили 48 трупов - мужчины, женщины, дети, расстрелянные фашистами в отместку за то, что кто-то убил немецкого солдата.
Зверства невиданные и жестокость крайняя - не показатель силы и уверенности, а жест отчаянья, признак духовной ущербности, как рядовых, так и армейской верхушки гитлеровской Германии.
Нельзя было закрывать глаза на беззакония, учиняемые врагами.
Учитывая ситуацию, в СССР создали "Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников". Сюда поступали донесения с фронтов, свидетельства солдат, офицеров и гражданских лиц, акты, рассказы очевидцев, сообщения военных корреспондентов. Из многообразия информации складывалась жуткая картина разбоя западных варваров, возникал истинный облик хищников, у взятого в плен унтер-офицера Отто Опеля обнаружили 8 пар золотых и серебряных часов, 12 обручальных колец, разнообразную серебряную церковную утварь. В подбитом у г. Белостока фашистском танке нашли 50 метров сукна, ботинки и дамские туфли, дамское бельё и парфюмерию.
Не танк, а передвижной магазин!
Теперь искусство убивать и грабить фашисты демонстрировали на жителях древней новоторжской земли.
По дороге, что вела из города в сторону церкви, названной в честь евангелиста Иоанна Богослова, бежали ребятишки, старики, старушки, кто с котомкой, кто с узелком. Самолёт, заметив жертвы, развернулся от города и пошёл на беззащитных беженцев, грохоча пулемётами.
Сначала убивали детей, прямо на глазах бабушек и дедушек, а после - их самих.
- Ироды проклятые! - махал клюкой седой старец. - Уж отольётся вам наша кровь.
Дед не успел договорить - пулемётная очередь прошила ему спину.
Закончив охоту на беженцев, самолёты улетели.
Ходили слухи, вероятно, не без причин, что в Торжке делали своё "чёрное дело" немецкие диверсанты. Специальными сигналами в тёмное время суток они показывали самолётам, куда сбрасывать фугасные или зажигательные бомбы.
Вполне может быть, что по их наводке ночью 13 октября разбомбили городской радиоузел. Утром радио молчало, никто не передавал предупреждений о налетах, советов, что и как делать, чтобы сохранить жизнь. В ту же ночь фашисты прицельно разбомбили Власьевскую церковь, где квартировал главный архив Торжка, архив горел сутки, были уничтожены тысячи документов о событиях истории за 200 лет, сгорела и библиотека, в ней было около одной тысячи книг.
Зарево, отголоски взрывов видели и слышали всю ночь жители деревень и сёл на расстоянии примерно двадцати километров вокруг Торжка. Многие не спали, с тревогой выходили за ворота, всматривались в жуткие отсветы. Ребятишки забирались на деревья, на крыши домов, чтобы увидеть, что страшное происходило там, далеко, на горизонте, а страшным было то, что город горел.
Сержант Басов уже не мог знать о злодеяниях, которые сотворили враги в Торжке. Он был далеко от родных мест. К вечеру Николай благополучно добрался в расположение своей части. Миномётный взвод, где он служил, готовился назавтра к бою.
9
Хмурое безрадостное утро светлело над горизонтом, наступал новый день - 14 октября. Город заволакивал едкий дым пожаров. Вереницы горожан текли в окрестные леса и деревни - кто-то к родственникам, кто-то к знакомым, кто-то шёл просто в надежде перетерпеть безжалостный огонь войны подальше от ночного ада.
Люди в спешке оставляли всё нажитое, брали с собой лишь узелки с едой, да вели за руки детей. За трое суток город покинули почти двадцать тысяч жителей. Хорошо, что кто-то из них уходил от бомбёжек в безопасном направлении - по Карельскому тракту в сторону Калашникова и Лихославля. Но таких было немного. Не зная точно, где линия фронта, большинство держало путь именно в сторону фронта.
Мимо дома историка Усова, а жил он на улице Конной, проплывали печальные лица временных беженцев.
Александр Александрович встал из-за стола, за которым писал, взглянул в окошко.
- Куда народу спрятаться! - вздохнул он. - В лес забежать - только и осталось. Да и там не особо спрячешься, кругом всё голо, везде холодно. Эх, беда, беда!
Вдали виднелась знаменитая торговая площадь. Там до войны продавали коней, упряжь, утварь и всё другое, что связано с лошадьми. Сюда ехали из ближних мест и издалека, конный базар в Торжке славился издавна. Теперь он был изрыт воронками от авиационных бомб.
На голос Усова из комнаты вышла жена Фаина Фёдоровна. Плечи её укрывала тёплая шаль, в пальцах она держала папиросу, от которой вился дымок.
- Ты что-то сказал? - спросила Фаина Фёдоровна.
Она посмотрела на листки, исписанные ровным почерком.
- Сказал я, сказал, - отозвался Александр Александрович. - Жалко земляков, вон, бегут, кто куда.
- Тебе, смотрю, и бомбёжки нипочём, - кивнула жена на рукопись. - Всё пишешь, да пишешь. Может, оно никому и не надо? Людей убивают, война идёт, кто будет читать твою далёкую-далёкую историю?
Фаина Фёдоровна затянулась, пустила кольцо дыма.
- Как же, Фая, не надо! - удивился Усов. - Нет, ты не права, что не будут читать, как ты говоришь, далёкую историю. Как раз её теперь и следует читать, учиться мужеству и смелости у предков наших, которые жили в древнем Торжке. Ну, ты сама подумай, только представь: огромное скопище татар - армия ордынского хана Батыя - окружило Торжок в феврале 1238 года. Татары приставили к стенам крепости штурмовые лестницы, гикали, орали, осыпали русских бранью. Но горожане не струсили, на угрозы татар, на их требования сдать город отвечали только отказом. Наш Иванко, он был посадник Новоторжский, каков? Это ж герой самый настоящий. Не дождавшись помощи из Великого Новгорода, сам Иванко организовал оборону и бился против татар. И вместе с ним на защиту встали и все, кто жил в Торжке. Разве это не герои? Герои истинные! Вот у кого нам, нынешним, да ещё в тяжелое военное время, надо учиться!
Фаина Фёдоровна слушала Усова молча, иногда только кивала головой, словно соглашалась с ним.
Александр Александрович сел, что называется, на "любимого конька". Он писал об осаде Торжка, которая происходила шестьсот с лишним лет назад. Усова не смущали далёкие века, он мог часами говорить о древних событиях, представлять их так, будто они произошли только вчера. Он уже намеревался в деталях поведать Фаине Фёдоровне про то, как действовал Иванко, когда неожиданно послышался гул моторов, гул, который различали даже собаки, сторожившие дома.
- Опять налёт, - всполошилась Фаина Фёдоровна.
Самолёты с крестами затмили утреннее небо, пикируя, сбрасывали бомбы, уничтожали то, что ещё осталось после их ночного налёта. Видимо, им отдали приказ стереть город с лица земли, превратить в руины. Фашисты усердно делали то, что в 1238 году совершили грабительские орды хана Батыя - они фактически превратили город в пепелище.
Вскоре со стороны села Будова, где базировался воздушный полк, появились наши истребители, в небе завязался ожесточённый бой.
- Скорее в яму! - закричала Фаина Фёдоровна. - Бежим, Саша, бежим!
Она побежала за дом, в конце огорода было вырыто приспособленное убежище.
Усов замешкался. Он тщательно собрал рукопись и положил в ящик стола. Когда он вышел на крыльцо, где-то недалеко грохнул такой мощный взрыв, что его бросило наземь, зазвенели разбитые в окнах стёкла, входную дверь сорвало с петель.
Падая, Александр Александрович выхватил взглядом, как огромный черный столб дыма взвился в конце улицы Володарского.
Слава Богу, Усов не покалечился. Он поднялся, пригнулся и побежал в конец огорода, только успел захлопнуть тяжёлую тесовую дверь, как почувствовал, что земля опять содрогнулась от удара.
- Господи, в дом бы не попали, - взмолился Александр Александрович, - а то придётся в яме жить.
- Ты что-то сказал? - повернулась Фаина Фёдоровна.
- Да, варвары проклятые - фашисты, - выругался Усов и замолчал.
10
Супруги Усовы просидели какое-то время в яме, где её малое пространство слабо освещал белый огарок толстой хозяйственной свечи. Было душно, говорить им не хотелось. Да и о чём говорить? Всё и так было ясно без слов. Наконец, Александру Александровичу почудилось, что наверху наступила тишина, он предложил жене подняться.
Они выбрались из ямы.
Налёт, то убывая, то нарастая, ещё продолжался до самых сумерек. Когда гул затих, кое-кто из жителей всё же вышел на улицу из не разбитых домов поглядеть, что уцелело, может, кому-то нужно было помочь. Пошёл и Усов, хотя Фаина Фёдоровна ругалась, не отпускала его. Александр Александрович увидел, что по центру - от Торговых рядов и до окраин - гуляли пожары.
На Народной улице всё было разрушено, одиноко маячили два дома, остальное - горело. Усов дошёл до угла улиц Володарки и Загородней, и его взгляду предстала огромная глубокая воронка. Он сразу понял, почему его сбила на землю взрывная волна - отсюда она долетела до его дома. Раньше он таких больших воронок не видел - метров сорок в диаметре. Усов подумал, что фашисты применили какие-то тяжелые снаряды. И это было, на самом деле, так - разорвавшаяся авиационная бомба весила 500 килограммов.
- У, варвары! - не сдержался Усов.
Он прошёл чуть подальше и остановился.
У колодца, чудом не разрушенного, была прислонена высокая икона Спасителя. Откуда она взялась? Никто, наверное, не сказал бы. Александр Александрович подошёл ближе. Да, икона стояла большая, храмовая, в окладе из чеканки и фольги. Мерцал в сумерках золотым отливом образ Спасителя. Две старушки молились у иконы и клали поклоны. Усова так поразили их просветлённые исхудавшие лица, что он остановился в молчании.
Одна из старушек заметила Усова, повернулась к нему.
- Видишь, милый, чудо! - кивнула она в сторону иконы. - Мы тоже не ведаем, как она тут объявилась, шли мимо и заметили. Бог нас не оставил, Бог нас любит, слава Богу.
Старушка перекрестилась.
- Да, да, - торопливо произнёс Усов и тоже, вслед за старушкой, неумело перекрестился, оглядываясь по сторонам.
Усов приблизился к молившимся старухам.
Он хотел узнать у бабушки, с какой она улицы, но та тихим голосом продолжала:
- Второе это чудо, милый, второе. А первое было, почитай, больше году назад, у нас же, в Торжке.
- Какое первое? - удивился Усов. - Не помню.
Он, как ему казалось, знал обо всех событиях в городе и не мог пропустить что-то важное.
- На Троицу, на Ильинском храме было, - вспоминала старушка. - Али не слыхал?
- Не слыхал, - сознался он.
- На колокольне явился Господь, а на площади было полно люду, и кланялся Господь всем с колокольни и крестом осенил всех, я сама была и видела. Вот, милый, не оставил нас Бог.
И старушка опять стала усердно креститься и класть земные поклоны.
Пока они говорили, к колодцу собирался народ. Какой-то мальчик, в старой ушанке и потрепанной фуфайке не по размеру, подошёл к иконе и дотронулся руками.
- Мама, она настоящая! - радостно крикнул мальчик.
- Нельзя её трогать, - сделала мать замечание сынишке.
Александр Александрович отошёл в сторону, какое-то время он наблюдал, как у иконы собирались и толковали люди.
Усов, переживая то, что поведала старушка, побрёл домой, надо было заделать вылетевшее из окна стекло, а то ночью замёрзнешь. То там, то тут он замечал следы налёта. Часовню на развилке дорог снесло взрывом, а сама Богоявленская церковь была разбита, уцелело здание рядом, да бывшие конюшни.
Лишь разборная колонка Арбузовского водопровода, сделанная из больших деревянных плах, стояла, будто и не было никакой бомбёжки. Словно тот самый Арбузов - мастер, что следил за водопроводом и в честь которого народ окрестил водопровод, приказал колонкам и трубам не поддаваться фашистским бомбам.
11
Когда два дня назад генерал Иван Степанович Конев приехал в Калинин, был уже вечер. Прошедшей ночью фашисты садистски бомбили город. Везде полыхали пожары. Зарево от них видели даже в Старице и Торжке - за десятки километров. Мнилось: наступил конец света, ядовитая мгла поглотила живое и лишила людей разума.
И в тот вечер, когда появился генерал, враг продолжал крушить всё подряд, увы, без должного наказания за своё черное дело. Противовоздушной обороны практически не было, её только создавали в спешном порядке. Перепуганные горожане прятались в укрытиях. Ходили слухи, что Калинин сдадут без боя, мол, уже и десант фашистский высадился.
Слухи порождали хаос и панику.
Иван Степанович рассеивал эту панику, как мог.
Из областного военкомата генерал поспешил в обком партии. Там его встретил первый секретарь Иван Бойцов. К нему в кабинет зашли несколько членов бюро обкома. Генерал доложил собравшимся, что назначен заместителем командующего Западным фронтом.
- Надо остановить фашистов, рвущихся к Москве, не сдать Калинин, отстоять Торжок, - обозначил свои задачи И.С. Конев.
Бойцов слушал генерала, чуть подавшись вперёд.
Пряди чёрных волос свисали ему на высокий лоб, губы были плотно сжаты. Первый секретарь обкома пристально смотрел на Конева, будто изучал, взвешивал, на что тот способен. Сам Иван Павлович уже три года руководил Калининской областью. Он совершил немало добрых дел, но все достижения одним махом перечеркнула война.
- Тяжело, Иван Степанович, на душе, - вздохнул Бойцов. - Нет, я не жалуюсь, не плачу в жилетку. Но посудите сами, какое тут будет настроение. Из 69 районов фашисты заняли уже 38. Зверствуют везде, издеваются над населением, всё уничтожают. Вчера захватили Зубцов и Погорелое Городище. Рвутся к Ржеву. Сегодня утром, мне только что доложили, заняли Старицу. Того и гляди - сюда придут, окаянные.
- Я понимаю, товарищи, ваши чувства, очень даже понимаю, - кивнул генерал. - На фронте мы насмотрелись на фашистов, знаем про их зверства. Но сейчас не о том речь. Да, обстановка у вас серьезная, тяжелая, но не безнадёжная. Нужно действовать срочно, безотлагательно. Во-первых, дать команду на эвакуацию населения, вывезти банки, ценности государственные, важные документы. Во-вторых, создать отряды ополчения, истребительные батальоны, готовить город к обороне. Надо действовать немедленно, слаженно, по тревоге. Времени на раскачку нет!
- Мы всё это уже делаем, товарищ генерал, - ответил Бойцов. - С учётом обстановки ускорим мобилизацию, я и члены бюро примем меры.
- Хорошо, - генерал встал. - Держите меня в курсе. А сейчас я поеду на вокзал, на станцию должны прибыть воинские части, их надо передислоцировать.
Ему повезло. Как раз подошёл эшелон, в одном из вагонов находился штаб 5-й стрелковой дивизии 22-й армии. Ещё чуть раньше сам же генерал приказал ей следовать под Можайск, но положение на фронте быстро менялось, нужно было это учитывать. Переговорив с комдивом, Иван Степанович связался с генералом В.А. Хоменко, командующим 30-й армией, приказал ему включить прибывшую дивизию в состав этой армии.
Утром командира дивизии Петра Сергеевича Телкова и комиссара Павла Васильевича Севастьянова вызвали в обком партии, где их ждал Иван Степанович Конев. Он выглядел усталым, озабоченным. Начал без всяких предисловий.
- Вашей дивизии командующий фронтом поручает оборонять Калинин, - озадачил он. - Хотели вас под Москву отправить, но немцы уже на подходе к Ржеву, обходным путём движутся сюда, в Калинин. Занимайте оборону без всякого промедления, каждая минута теперь на счету.
Он бросил взгляд на одного, потом на другого, добавил:
- Хочу сразу предупредить: за сдачу города командир и комиссар дивизии будут строжайшим образом наказаны.
Телков промолчал. А Севастьянов, вскинув голову, попросил генерала дать ему слово.
- Наказать нас двоих, товарищ генерал, даже расстрелять - дело нехитрое, - начал комиссар, - а оборонять город с такими силами - куда сложнее. Не могли бы вы чем-нибудь помочь? У нас только два полка. Когда прибудут остальные - неизвестно. Сами знаете, что творится на железных дорогах. Подкрепление нам нужно, товарищ генерал.
- Обороняться будете составом, который налицо, - отрезал генерал. - Прибудут остальные части - хорошо, не прибудут - это не снимает с вас ответственности. Никаких резервов у меня под рукой нет.
Севастьянов нахмурился и замолчал.
Это настроение комиссара не ускользнуло от взгляда Конева.
- Хотя, подождите, - Иван Степанович достал записную книжку. - Я отдам распоряжение, чтобы вас подкрепили маршевой ротой и отрядом слушателей Высшего военно-педагогического института. Да, и ещё: попрошу секретаря обкома партии товарища Бойцова, чтобы он направил вам несколько отрядов народного ополчения. Другого ничего нет. Приступайте к выполнению приказа. Желаю успеха!
Командиры дивизии вышли от Конева немного расстроенными. Но им некогда было разбираться в своих чувствах, надо было занимать оборону.
Обрадовало уже то, что генерал сдержал своё слово.
Маршевая рота появилась у железнодорожного вокзала станции Калинин.
Севастьянов с изумлением оглядел курсантов.
- Что у вас за оружие? - подошёл он к одному из них.
- Винтовка, товарищ командир, - бойко ответил тот.