- Всё бы тебе потолок подпирать! - рассмеялся Прохоров. - Вы, псковские, такие! Знаю я вас! Мне бабка, помню, в детстве любила говорить про вас всякие байки. Говорила, что один раз нагнало тучу на деревню под Псковом. Мужики собрали сход, стали думать, что делать? Три дня решали, ничего не решили. На четвёртый день надумали - взяли колья и пошли тучу подпирать, чтоб она не упала на деревню.
Сержант захохотал.
Саша тепло улыбнулся тому, как сержант подтрунивал над псковичами, да и сам развеселился, улыбался, даже немного посмеялся.
Миронов родился в деревне под Псковом. Он был выше среднего роста, широкоплечий, быстрый в движениях и словах, всё схватывал на лету. В нём сидел истинно псковский характер - ничто не могло сломить Миронова. Когда лезли фашисты, а в поддержку им летели снаряды, сбрасывали бомбы самолёты, Александр, хоть всё было не впервой, ощущал в груди страх. Едва ли не всякий раз перед атакой пробегал по сердцу холодок, будто приложили к груди свежий лёд. Наверное, думал Александр, смерть давала о себе знать.
Когда он разворачивал пулемёт в сторону фрицев и выпускал очередь за очередью, страх исчезал мгновенно, будто и не бывало. И он уже ничего не боялся.
Так повторялось из боя в бой.
Три дня назад фашисты, атакуя и не считая потерь, всё валили и валили - нахлынули в наши окопы, у Миронова кончились патроны, пулемёт замолк. Он схватился за штык, но немец ногой выбил штык из руки. Другой кто-либо на его месте, может, и получил бы в этой схватке смерть. Миронов не впал в истерику. Изловчившись, пулемётчик сорвал каску с фашиста и ударил в лоб тяжёлым кулаком, оглушил. Обернувшись, он успел ухватить за горло другого фрица, спешившего на помощь тому, оглушённому, и придушил второго. Откуда взялась дикая сила? Александр и сам не мог понять, как не мог объяснить после и то, что вышел живым из рукопашной схватки.
Атака была отбита.
Он прятал в карманы тяжелые ладони - до войны Александр махал молотом в колхозной кузнице. На правой скуле у него рдела полоска от сорванной кожи - дурная пуля чиркнула в том бою, а если бы прямо полетела - голова пулемётчика была бы дырявой.
Всё же одна ощутимая потеря для Миронова случилась в том бою. Пока он бился врукопашную с фашистами, в пулемёт, оставленный на бруствере, угодили осколки снаряда, пулемёт надо было ремонтировать или заменять.
- Не переживай, Сашок, - успокоил Прохоров. - Побудешь пока у меня вторым номером. Когда получишь новый пулемёт, встанешь на своё место.
- Давай так, - согласился Миронов.
Тем более, что его помощника - рядового Яковлева тяжело ранило.
5
На смех Прохорова рядовой отреагировал без обиды, но с шутливым упрёком.
- Вы-то тоже хороши - ильменские ушкуйники! - сказал Миронов. - Мы хоть бы и тучи подпирали - ну, и ладно. Кому от того плохо? А вы-то людей обирали, притесняли по Селигеру да по Волге, да по Северу до самого Урала. Дед мне, тоже в детстве, про вас говорил: "Такали да такали и русскую свободу всю протакали - ищи ветра в поле". Вот так, Иван Силантич!
- Глубоко ты пашешь, Сашок, ой, глубоко! - изумленно поглядел на него Прохоров.
За это он и любил Миронова, и подружились-то они потому, что были по родовым землям соседями - сержант до войны недолго работал бригадиром в колхозе под Старой Руссой.
- Ладно, чего старину ворошить, а то до самой ночи найдём, что в костёр бросать, баек хватит, - примирился сержант. - Открою тебе, Сашок, один секрет. Самоё лучшее в непогодь - в баньку пойти! Вот, представь, ветрище гудит на улице, как вон этот у нас наверху, дождь холодный хлещет, с кепки и с плаща течёт, настроение - сумрак. А ты идёшь по тропке через сад к баньке, заходишь, значит, в предбанник, одежду долой, и голый открываешь дверь в саму баню.
Прохоров замолчал, представляя, как заходит в баню, и довольная улыбка появилась на губах.
- Под ноги - пар клубами, в нос - аромат от веников березовых, запаренных в тазу, - продолжал сержант. - Из ковша плеснёшь на горку камней красных - оттуда столбом пар. Сидишь да веничком хлещешь бока! Вот так, вот так!
Иван даже показал, как он хлещет себя веником.
- После придёшь в избу, само собой, чистого самогона примешь стаканчик. Чистого, ядрёного! Чтоб, значит, банька пошла на пользу. После, само собой, в кровать к желанной бабе подкатишь, да чтоб у неё поуже была! Эх, красота!
- А у меня в деревне тоже есть банька, - поддержал товарища Миронов, но его прервал другой боец.
- Иван, кончай душу травить, нутро всё выворачивает! - обернулся рядовой Семенцов, слышавший их разговор. - А то я зарыдаю!
- Нежный какой! - бросил сержант. - Спасибо сказал бы, что тебе согревают душу, а ты ещё хорохоришься…
Иван не договорил.
Он вдруг примолк.
Сержант тревожно взглянул на Миронова, приподнялся, запрокинул голову, оглядывая темнеющее с проклюнувшимися звездами небо, прислушался.
Никакого ветра на улице не было!
Повисла тишина, застыло безмолвие.
Воцарилась полная неподвижность в природе.
На западе на какой-то миг засияло небо, тусклые лучи пронзили облачную накипь и тут же потонули в густеющих сумерках.
Чувствовалось, как воздух всё больше становился холодным.
Из него на траву падал едва заметный, похожий на мелкий бисер, иней. Наступал осенний вечер. Звучали команды на вечернюю поверку.
Прохоров и Миронов поспешили к себе в землянку.
Личный состав подразделений 19-й армии, занявшей рубежи на подступах к Вязьме, отходил к краткому фронтовому сну.
6
На огромных просторах Советского Союза - от южных степей Причерноморья и до берегов Финского залива под Ленинградом - война не затихала и ночью. Оперативные группы красноармейцев шли в тыл к немцам, совершали там диверсии. Наши разведчики пересекали фронт, чтобы взять "языков", в небо поднимались "ночные тихоходы".
Не дремали и фашисты. Они также нередко использовали тёмное время для своих операций.
Для шести армий, а также и резервных подразделений Западного фронта, державших оборону на протяжении 340 километров - от Осташкова до Ельни, уходящие сутки выдались "спокойными" в отличие от соседей на Брянском фронте. Там фашисты прорвали оборону, проутюжили танками 60 километров и заняли город Севск.
По радио из Москвы несколько раз читали сводку Совинформбюро: "В течение первого октября наши войска вели бои с противником на всём фронте".
Теми же сутками в Москве, казавшейся многим и из-под Вязьмы очень-очень далёкой, закончилась конференция, где Англия и Америка дали обязательство поставлять в СССР (до июня 1942 года) ежемесячно - 400 самолётов, 500 танков, 200 противотанковых ружей, тысячи тонн алюминия, свинца, олова, молибдена, броневых листов для танков; зенитные пушки, противотанковые орудия.
Англосаксы и американцы, похоже, были довольны, что у них открылась халява - хапнуть большие деньги на бойне, которую они же и устроили, подтолкнув немцев на войну против Советского Союза.
Это был излюбленный политический приём "цивилизованного Запада", который сработал и летом 1941 года.
Советское правительство в ответ на помощь намеревалось предоставить США и Англии сырьё для выпуска вооружений, а также оплачивать их поставки золотом из казны.
А пока здесь, далеко от Москвы, в долинах и перелесках вяземской земли, ощущался осенний заморозок.
Завтра наступал уже 103-й день Великой Отечественной войны.
На календаре было 2 октября 1941 года.
7
Разбрызгивая редкие лужи на сельской дороге, в сумерках, не включая на всю мощность фары, катили две легковые машины подчинённые Западному фронту. Задумавшись о чём-то, на переднем сиденье ехал сам командующий. Ещё и месяца не прошло, как Иван Конев, получив очередное звание генерал-полковника, вступил в новую должность. Пока он не успел освободиться от старых привычек, приобретённых во время, когда командовал армией. Они проявлялись в том, что Иван Степанович любил лично вникать в подробности обширного хозяйства 19-й армии. Бывало, что он не доверял отдельным офицерам, перепроверял их, выезжал на позиции. И если командарм обнаруживал ложь в донесениях, либо неточности о состоянии войск, то он мог круто наказать виновных.
Теперь, похоже, кто-то из штабистов тоже получит на орехи, судя по суровому выражению на лице командующего.
Вместе с другими руководителями Западного фронта он возвращался в штаб после осмотра расположений действующих армий под Вязьмой, а также позиций, куда прибывали, где окапывались дивизии народного ополчения, наскоро сформированные в Москве, присланные для подкрепления армейских соединений.
Много чего увидел Иван Степанович Конев за целый день. В душе у него гнездились противоречивые чувства. Нет, он не усомнился в боевом духе солдат, генералов, младших офицеров, горящих желанием громить врага ополченцев. Дух соответствовал тому, чем обычно заканчивал он приказы, будучи командармом: "Славные воины! Вы уже нанесли фашистским собакам сокрушительный удар! Вперед, к новым подвигам! За Родину, за Великого Сталина!".
Так призывал он в кровавых, жестоких боях под Витебском. Туда срочно перебросили 19-ю армию, и Конев прибыл раньше своих частей. Он с небольшим отрядом охраны отыскивал штаб Западного фронта. На шоссе генерал столкнулся с потоком отступающих - солдаты и офицеры шли в беспорядке, связь со штабами у них была потеряна, они не знали обстановки, не могли точно определить, где свои, где неприятель.
Конев вышел из машины. Снял плащ, чтобы все видели знаки различия в петлицах, чтобы все поняли, кто к ним будет обращаться. Выбирая взглядом в толпе кадровых бойцов и офицеров, генерал спокойно, но сурово потребовал:
- Приказываю прекратить отступление! Построиться в колонну!
Уверенный тон генерала, его воля, которая сквозила в приказах, его решимость подействовали на тех, кто отступал. Они стали останавливаться, собираться вокруг Конева, постепенно образовалась целая колонна военных.
В Витебск, вослед за вездеходом командарма, пришли несколько подразделений пехоты, батарея пушек и три тяжелых танка "КВ".
Это была неплохая подмога для частей, оставшихся оборонять Витебск.
С рассветом авиация немцев бомбила Витебск, после танки и довольно много пехоты на мотоциклах двинулись к мосту через Западную Двину, где держал оборону поредевший батальон майора Рожкова из 37-й армии с несколькими ротами народного ополчения. Конев наблюдал за ходом боя, видел, как удачно наши артиллеристы поддержали действия майора: танки фашистов горели, уцелевшие повернули назад, их обгоняла пехота на мотоциклах, атака не удалась.
Перегруппировав силы, фашисты вновь пошли, но уже подтянули самоходные орудия для уничтожения нашей батареи; на позициях артиллерийского расчёта рвались снаряды.
Конев приказал артиллеристам отойти в укрытие, но комбат не успел выполнить его приказ - осколок от снаряда сразил его насмерть.
Тогда генерал принял на себя командование батареей.
Конев называл цели наводчикам, отрывисто бросал: "Огонь!". В то же время он успевал следить за тем, что происходило на поле сражение в целом, на всех его участках.
Это был первый бой Ивана Степановича Конева с фашистами.
В то утро им так и не удалось прорваться на мост через Западную Двину.
К вечеру сюда, к назначенному месту дислокации, стали прибывать основные части 19-й армии.
Сражения в районе Витебска шли жестокие.
С ходу перейдя в наступление, подразделения 19-й армии 10 июля нанесли сильный, неожиданный удар по группировке фашистов, те были вынуждены отступить. Части фашистов, которые вклинились в расположение Красной армии, бойцы Конева уничтожили. Наступление немцев на Рудню и Сураж остановилось.
На западном участке фронта это была первая наша успешная наступательная операция.
Да, по меркам фронта, 19-я армия одержала небольшие победы, но они имели чрезвычайное значение. Они показывали, что ломать врага, уничтожать его - всё это по силам Красной армии. Сам же Конев ещё раз увидел, что истинное качество солдата заключено не только в умении стрелять, знать технику, обмануть врага, но оно - в твёрдости духа. Если солдат не сломлен морально, значит, можно рассчитывать на победу.
И всё же в итоге войскам Красной армии пришлось отступить из района Витебска дальше на восток.
Одна из причин, думаю, состояла в следующем.
Немцы сосредотачивали крупные силы на определенном участке, активно поддерживали их бронетехникой, авиацией, а также всеми имевшимися в наличии родами войск. Получался своего рода "железный накат", где было отлажено быстрое взаимодействие разных его частей. Противостоять тактике фашистов было сложно.
Тактика Красной армии тоже предполагала взаимодействие разных видов войск. Но на практике их взаимодействие часто не получалось в силу людских характеров и непредвиденных конкретных причин.
Теперь под Вязьмой Конев готов был повторить пламенный призыв, звучавший под Витебском.
Чутьё профессионала, а служил генерал с 1916 года, с далёких царских времён, рождало в нём тревогу. Он скорее угадывал, а иногда и находил подтверждение тому, что оборона Брянского, Западного и Резервного фронтов не была связана в мощный кулак, способный громить противника наверняка. Это ослабляло Красную армию, лишало её быстрого, рассчитанного заранее маневра.
К тому же плохо действовала связь с тем же Резервным фронтом. Командующий им, Семён Будённый, квартировал в Гжатске, это за двести с лишним километров от передовой, где шли бои. Случись что - прорыв нашей обороны или вынужденное отступление, подкрепления у Буденного допроситься трудно, не одного нарочного придётся посылать к нему.
Впрочем, командующий старался прогнать из головы невесёлые мысли. Но это ему не совсем удавалось.
Всё же Ивана Степановича беспокоила общая ситуация. Разрозненные атаки против немцев на разных участках Западного, да и Брянского фронтов, по существу ничего не меняли. Они отнимали драгоценные силы и время, позарез необходимые для устройства укреплений.
Несколько дней назад из Ставки Верховного Главнокомандующего поступила директива войскам Западного фронта - перейти к "жесткой обороне". Но её плана не было. В чём и как устроить "жесткость"? Толком никто не мог это объяснить. Похоже, руководство в Москве, включая Генштаб, рассчитывало на войсковых командиров, их инициативу и ответственность. Какой-то смысл в таком расчете, наверное, был.
В условиях фронта, в условиях боёв командирам часто было не до инициативы: отбить бы атаки фашистов с меньшими потерями, да успеть передохнуть до следующей атаки, а также подготовить собственные атаки.