- Еще часа полтора - и перевал, - ответил Тимур. - Здесь очень плохая дорога, и перевал плохой. Льда много, снега на горах много накопилось, лавина засыпать может. Никто здесь много лет не ходил, только благородный Ляшкар-баши решился провести своих воинов через этот перевал.
- Почему же мы не пошли другим ущельем?
- Наверное потому, что у других перевалов стоит Красная Армия. Она знает, что этот перевал очень тяжелый, через него никто не ходит и кзыл-аскеров здесь держать незачем.
- Значит, нас ожидает еще миллион удовольствий. Эквилибристика на льду и путешествие напролом по снежным тропам. И то, если красные не додумались закрыть и этот перевал. Иначе может получиться очень веселая игра.
- Да, - коротко ответил Тимур.
Некоторое время всадники ехали молча. Затем Тимур спросил:
- Скажите, господин, правда, что вы умеете стрелять из пушки?
- Из пушки? - удивился неожиданному обороту разговора Гунбин. - Кто это тебе сказал?
- Джигиты наши между собой говорили.
- Прапорщик горно-егерского имени наследника цесаревича полка должен хорошо знать винтовку, пулемет и все виды горных орудий, - снисходительно объяснил Гунбин и хвастливо добавил: - А я был на хорошем счету у командира полка лейб-гвардии полковника Зудина.
- Какой вы счастливый, - простодушно проговорил Тимур. - Из чего захотите, из того и стрелять можете. Я вот кроме как из винтовки ни из чего не умею.
- Ничего, - покровительственно потрепал Гунбин Тимура по плечу: - Держась поближе ко мне, многому научишься.
- Спасибо, господин, - поблагодарил Тимур.
Сильный порыв пронизывающего ветра заставил Гунбина плотнее завернуться в теплый халат.
- О, черт, - сердив проворчал он. - Дунуло как из погреба.
- Наверное, лес впереди, - высказал предположение Тимур.
- Собрать кошмы! Десять человек с кошмами в голову колонны!.. - донеслась зычная команда Мадумара.
- Кошмы? - удивился Гунбин. - Зачем кошмы?
- Скользко. Снег, лед, - объяснил Тимур, - кошмы под ноги лошадям стелить будем. Иначе не пройдем.
8. Шакалы сбиваются в стаю
В укрытой среди гор маленькой долине за перевалом горело несколько костров. Около костров расположились лагерем с полсотни басмачей.
К натянутой между двумя кольями веревке были привязаны расседланные лошади. Они аппетитно хрумкали ячменем, насыпанным перед каждой из них на потнике или попоне. Около лошадей дежурил басмач в рваном халате, но при шашке, привешенной через плечо на куске волосяной веревки.
Несколько в стороне от лагеря, под присмотром старика в таком же рваном халате, паслось стадо баранов голов в семьдесят. Неподалеку от стада сидели арестованные дехкане. Было их человек сто.
В середине лагеря, на пригорке, около векового карагача, на разостланном ковре, опираясь спиной о ствол дерева и одновременно облокотившись на мягкое, богато отделанное седло, сидел Истамбек. Это был мужчина лет пятидесяти пяти с небольшим скуластым лицом киргиза. Одетый в гладкий темно-коричневый халат, перетянутый в поясе широким ремнем, он, довольно посапывая, отдыхал после обильного обеда. На ковре перед Истамбеком стоял большой жестяной поднос с остатками жареного мяса и валялось несколько пустых водочных бутылок. По краям ковра сидели участники недавней трапезы, собеседники Истамбека - мулла Мадраим и четверо баев из близлежащих кишлаков.
- Я человек, посвятивший свою жизнь одной великой цели - борьбе с большевиками, - самодовольно говорил Истамбек, продолжая начатую беседу. - Как хвастливый Ибрагимбек, испугавшись красноармейцев, как собака, поджав хвост, трусливо бежал в Афганистан, я не сложил оружия. Я ушел в горы с небольшой кучкой верных мне джигитов и все-таки продолжал борьбу. Это были тяжелые годы. Многие отказывали нам в поддержке. Они хотели прожить в мире с Советской властью и отшатнулись от нас.
Баи смущенно закряхтели и переглянулись. Заметив обмолвку Истамбека, мулла Мадраим кинулся на выручку своих приятелей.
- Не принимайте эти слова доблестного Истамбека на свой счет, почтенные господа, - льстиво обратился он к баям, - доблестному Истамбеку хорошо известно, что вы, хотя и тайно, всегда содействовали ему, чем могли.
- Да, да! - милостиво кивнул Истамбек. - Я веду речь совсем не о вас. Но и вы, и все другие сейчас убедились в том, что настоящим уважаемым людям, настоящим правоверным мусульманам жить в мире с Советской властью невозможно. Сейчас наступили дни последней и решительной борьбы. Во главе всех мусульман, поднявшихся на защиту ислама, встал мудрейший из улемов, человек святой жизни, потомок пророка, Насырхан-Тюря. Он единогласно избран нами ляшкар-баши. Могу сказать вам по секрету, что перед тем как взять в свои руки все нити борьбы с большевиками, благородный Насырхан побывал в Афганистане и Китае. И не только побывал, но и договорился с нашими друзьями. Нам будет оказана большая поддержка, если мы зажжем огонь всенародной борьбы.
- Хорошо бы английские войска… из-за границы… для помощи святому делу ислама, - поблескивая азартно глазами и захлебываясь, вслух размечтался Якуббай.
- Из Синь-Цзяна киргизов позвать бы, - пробасил Тойчибай. - Головорезы что надо и все-таки мусульмане.
- И англичане помогут, и киргизов из Синь-Цзяна позовем, - пообещал Истамбек. - Самое главное - нужно наших всех поднять. Всех - и почтенных людей и голытьбу.
- Поднимешь таких вот, как эти…
- Трусливые собаки…
- Им бы только ковыряться в земле да набивать брюхо пловом, - сокрушенно возвел к небу глаза мулла Мадраим. - А о попранной вере отцов они и не думают.
К лагерю галопом мчался всадник. Собеседники Истамбека всполошились. Мулла Мадраим, вскочив, наклонился к уху Истамбека:
- Что там?! Красноармейцы?..
- Сейчас узнаем, - недовольно бросил Истамбек. Чувствовалось, что и он сильно встревожен.
Всадник подскакал, спешился и подбежал к Истамбеку, бросив поводья одному из басмачей.
- С дальнего перевала спускается отряд, - громко доложил он. - Джигитов триста, не меньше.
- Красноармейцы? - повысив голос, нервно спросил Истамбек.
- Неизвестно. Далеко еще… - растерянно ответил гонец. - Не разглядишь…
А в долине уже началась паника. Первым прямо по ковру, по остаткам угощения рванулся к лошадям мулла Мадраим, а за ним и остальные собеседники Истамбека. Хрустнул поднос под медвежьей стопой Тойчибая, брызнули соком куски недоеденного мяса. Басмачи торопливо, с руганью кинулись разбирать и седлать лошадей. Оставленная без присмотра толпа дехкан нерешительно топталась на месте, а наиболее смелые и сообразительные начали разбегаться. Паника все нарастала, но в это время, покрывая крики перепуганных басмачей, по всей долине раскатился рев Истамбека:
- Чего разорались?! Кто приказал седлать?! Каждую собаку, которая сядет в седло, сам сниму пулей!
Все замерли, понимая, что эти слова - не простая угроза.
Истамбек, сделав шаг навстречу гонцу, яростно ударил его нагайкой его лицу. На лице гонца вспыхнула багровая полоса, из рассеченной губы полилась кровь.
- Грязная собака! - выдохнул Истамбек. - Немедленно узнать, какой отряд спускается с перевала. Через полчаса я должен знать все. Поезжай.
Гонец, пошатываясь и отирая с лица кровь, пошел к своей лошади.
- Еще один скачет! - раздался чей-то испуганный голос. - Беда!!!
По долине действительно скакал второй всадник. Среди басмачей вновь готова была вспыхнуть паника, но Истамбек потемневшими от ярости глазами оглядел своих подчиненных и вынул из коробки маузер. Этот молчаливый жест заставил всех, даже самых трусливых, остаться на местах. Гонец подскакал и, не слезая с лошади, крикнул:
- Благородный ляшкар-баши Насырхан-Тюря и его воины спускаются с перевала!.. К вечерней молитве будут здесь!
- Ты принес хорошую весть, - едва справившись с радостным волнением, сказал Истамбек. - Дайте этому доброму джигиту одного жирного барана.
Обрадованные вестью, басмачи выхватили из стада барана и, связав ему ноги, взвалили на седло гонца. Истамбек, подойдя вплотную к гонцу, понизив голос, сказал:
- Будьте внимательны. Сейчас особенно зорко следите за всеми тропами. За ляшкар-баши могли увязаться красные собаки. Смотрите, чтобы сало жареной баранины не ослепило ваши глаза, иначе участь этого барана будет легкой и радостной по сравнению с тем, что ожидает тебя и твоих товарищей. Скачи к ним, обрадуй их этой вестью.
Гонец, приложив руку к груди, поклонился и повернул коня, Истамбек крикнул басмачам:
- Эй, джигиты! Поставьте для ляшкар-баши благородного Насырхана самую лучшую юрту, - затем с пренебрежительной вежливостью обернулся к своим недавним собеседникам: - А вы, почтенные, чего всполошились? Если бы красные решились заглянуть сюда, мы прогнали бы их, как собак. Мулла Мадраим своими огненными словами вдохновил бы моих джигитов, - закончил он с нескрываемой насмешкой.
- Дух мой силен, но плоть немощна, - сконфуженно пробормотал мулла Мадраим.
Собеседники Истамбека начали снова усаживаться на ковер. Опускаясь на свое место, Истамбек негромко, так, чтобы слышали только его собеседники, проговорил:
- А в бою для нас главное - плоть. Дух-то у красноармейцев покрепче нашего. Плотью мы их должны победить, плотью.
* * *
На другой день после прибытия Насырхана-Тюри объединенная шайка готовилась покинуть долину. Басмачи увязывали вьюки, разбирали и седлали лошадей… Мадумар, Истамбек и Атантай, распоряжаясь сборами, криками и руганью подгоняли подчиненных. Только арестованные дехкане по-прежнему сидели на своих местах, под неусыпной охраной. Сейчас вид их был еще более жалок. Холодная горная ночь, проведенная без сна, не прошла для них даром.
В юрте, поставленной по распоряжению Истамбека, на ковре около тлеющего костра сидели Насырхан-Тюря, Эффенди, Гунбин и мулла Мадраим. За их спинами в почтительных позах стояли Тойчибай, Якуббай и Умарбай. Около юрты с четырех сторон несли охрану часовые-басмачи. Часовым у входа стоял Тимур. Ему было слышно все, что говорилось в юрте.
- Вы, почтенный Тойчибай, сейчас же поезжайте к Гаип Пансату, - негромко, обдумывая каждое слово, приказывал Насырхан-Тюря, обращаясь к толстяку. Тот, несмотря на огромное брюхо, склонился в низком почтительном поклоне. - Курбаши Гаип Пансат с джигитами сейчас скрывается в горах под Хаджиабадом. Передайте ему мое благословение и скажите, что я жду его к себе ровно через две недели. Я буду в кишлаке Ренжит. Пусть соберет как можно больше джигитов и идет. Главное, пусть не дает красноармейцам поймать себя, пусть уклоняется от всяких стычек и сам не нападает. От Хаджиабада ему лучше всего двигаться на Чангырташ и пробираться горами. Дальний путь тогда будет коротким путем. Я сказал все. Да сопутствует вам милость аллаха.
- Ваши молитвы послужат мне защитой в пути, - снова склоняясь в почтительном поклоне, ответил Тойчибай и, выбежав из юрты, кинулся к своей лошади.
- А вы, почтенный Якуббай, спешите в кишлак Узок к мулле Ахуну. Я повелел, чтобы кишлак Узок выслал мне по одному джигиту-добровольцу с каждых пяти дворов… Вот мое письмо. Я пишу, чтобы мулла Ахун выслал мне всех жнецов-уракчей, но он поймет, в чем дело. Людей приведете в кишлак Ренжит.
- Через два дня все джигиты будут приведены в Ренжит, - склонился в поклоне Якуббай и направился к выходу из юрты.
- Вам, почтенный Умарбай, с таким же письмом придется съездить в кишлак Ак-су. Успеете за два дня? - подавая письмо, спросил Насырхан-Тюря.
- Мой скакун не уступит лошади Якуббая в резвости, а моя приверженность святому делу вам хорошо известна. - Умарбай взял письмо и вышел из юрты.
- Я долго думал сегодня ночью и нашел, что совет благородного Эффенди - правильный совет, - дождавшись, когда шаги Умарбая стихли за юртой, обратился Насырхан-Тюри к Гунбину. - Вам необходимо выехать в Россию. Зовите всех, кто может быть полезным газавату. До Коканда доберетесь вместе с ним, - кивнул он на вошедшего в юрту мюрида Миян Кудрат Хозрета, - святой отец поможет вам выбраться из Туркестана и снабдит деньгами. Вот письмо, которое вы передадите лично моему другу Миян Кудрат Хозрету. Сколько времени вам нужно на поездку?
- Я думаю, что управлюсь в две недели, но на всякий случай давайте условимся о двадцати днях.
- Хорошо, - согласился Насырхан-Тюря. - Через двадцать дней я жду вас с людьми. К этому времени я буду в Кассан-Сае, а возможно, и в Намангане.
- Главное, не забудьте, - вмешался в разговор Эффенди, - нам не нужно людей вообще. Солдат мы найдем сколько угодно и здесь. Вербуйте и везите сюда бывших офицеров, участников гражданской войны с красными. Найдите таких хотя бы десять-двенадцать человек и обязательно одного-двух оружейных мастеров.
- Да, да, - подтвердил Насырхан-Тюря, - привезите обязательно людей, умеющих перезаряжать патроны к винтовкам и ремонтировать оружие.
- Если со средствами все будет в порядке… - начал Гунбин.
- О деньгах не беспокойтесь. Святой отец по моему письму обеспечит вас полностью, - перебил его Насырхан и вопросительно взглянул на мюрида Мияна.
- Лошади готовы, господин, - низко поклонившись, ответил тот на безмолвный вопрос Насырхана.
- Поезжайте, сын мой, - благославляюще поднял руку Насырхан, - и помните, вам доверено очень многое. Успех святого дела во многом зависит от того, когда и с каким результатом вы вернетесь.
- Главное, помните, - снова напомнил Гунбину Эффенди, - нам нужны боевые офицеры, умеющие заставить людей драться.
- Будет исполнено, господа, - по-военному козырнув, ответил Гунбин и, отвесив низкий поклон Насырхану, вместе с мюридом вышел из юрты.
Кажется, все, - устало прикрыл глаза Насырхан. - Из Ренжита пошлю гонцов к Джаныбеку-казы, Дадабаю и Алакулу. Сейчас я не повторю кассансайской ошибки. Восстание в Туркестане запылает сразу с четырех сторон.
- Нужно, чтобы оно, кроме того, запылало одновременно, - вставил Эффенди.
- Так и будет. Я, Дадабай и Гаип Пансат пойдем отсюда на Наманган и дальше, Джаныбек поднимется в Оше, Алакул в Каратегине. Это будет огненное кольцо, так как между нашими большими кострами запылают сотни маленьких костров газавата. Велик аллах!.. Я отомщу неверным собакам за позор Кассан-Сая.
- Но пока мы должны накапливать и экономить силы, - напомнил Эффенди.
- Две недели я спокойно буду жить в Ренжите, - самоуверенно ответил Насырхан-Тюря. - Пока ГПУ разнюхает, пока Красная Армия выступит, мы уже будет готовы к боям.
В юрту вошел Атантай и, склонившись в поклоне, доложил Насырхану-Тюре:
- Все сделано, господин, как вы приказали. Лошади навьючены, джигиты готовы идти в поход.
Насырхан поднялся с места. Атантай, помогая ему надеть снаряжение, сказал:
- Пятеро, которых красные собаки ранили перед перевалом, не могут быть воинами. Трое из них уже слышат звук трубы Азраила, а двое, даже выздоровев, смогут только жрать. Воинами они не будут.
- Трех, которые очень плохи, отдать дехканам. Пусть похоронят их в своем кишлаке, как честных воинов газавата. А два остальные откуда?
- Один из Кассан-Сая, другой из Тюря-Кургана.
- Пусть возвращаются домой и передадут кассан-сайскому и тюря-курганскому муллам мое распоряжение: выслать взамен каждого из них по два джигита. Идем.
В сопровождении Эффенди, муллы Мадраима и Атантая Насырхан вышел из юрты и сел на подведенного ему коня. Атантай почтительно и осторожно подсадил его. Джигиты начали сворачивать юрту, а тем временем Насырхан-Тюря со своей свитой подъехал к толпе дехкан. Увидев подъезжающего главаря газавата, дехкане покорно опустились на колени.
- Мусульмане! - обратился Насырхан-Тюря к толпе. - На вас еще не обрушилась десница воинов газавата, но вы уже почувствовали, что она может жестоко карать тех, кто нерадив в вере, кто не будет поддерживать нашего святого дела. Вчера вы непочтительно отказались выполнять требования моего уважаемого друга Истамбека, не дали джигитов в мое войско, и в наказание вас привели сюда. Ваш кишлак еще не сожжен. Жены и дочери еще не обесчещены, они еще не познали ярость воинов газавата? Ваши дети еще смеются, а не плачут кровавыми слезами?
По коленопреклоненной толпе пронесся вопль ужаса. Дехкане на коленях поползли к Насырхану-Тюре, начали целовать стремена и полы его халата:
- Смилуйся!.. Мы будем покорными!.. Не жги кишлак!.. Не мучь детишек!..
Насырхан-Тюря несколько мгновений с удовлетворенным видом слушал мольбы дехкан. Затем, вытянув вперед руку с зажатой в кулаке нагайкой, громко заговорил:
- Я тогда поверю, что вы опомнились и встали на правильный путь, когда вы торжественно пообещаете выполнить то, что я от вас потребую.
- Все выполним! - пронеслось по толпе.
- Приказываю завтра же послать от вашего кишлака в мое войско сорок джигитов на хороших конях, вооруженных саблями. Слышали?
- Слышали, - покорно ответили дехкане.
- Джигитов передадите мулле Мадраиму. Он приведет их ко мне.
Тимур, освободившись от обязанностей часового у юрты, подошел к двум отдельно стоящим около своих лошадей басмачам. У первого из них голова была забинтована так, что виднелся только один глаз, у второго, кроме повязки на голове, перевязана рука. Этот немолодой басмач, одетый в сильно поношенный халат, был бос.
- Кто из вас из Тюря-Кургана? - громко спросил Тимур басмачей.
- Я, - ответил немолодой.
- Когда думаешь приехать домой?
- Как велит аллах! Если будет все благополучно, завтра к вечерней молитве.
- Что ж ты так босой и приедешь домой после похода?
- Такова воля аллаха.
- Слушай. У меня к тебе просьба. Если исполнишь - получишь сапоги.
- Говори.
- Поезжай вначале в Наманган, там на въезде с Кассансайской дороги, первая калитка справа, живет брат муллы Таджибая, Ахмедбай. Скажи ему, что тебя прислал Сабир, сын Мухаммеда Палвана. Скажи ему, что исполнились все самые лучшие мои мечты, что я воин газавата, и благородный Насырхан-Тюря приблизил меня к своей особе. Скажи, что если он хочет повидаться со мною, то пусть через два дня приезжает в Ренжит, но пусть привезет богатые подарки благородному Насырхану-Тюре, его друзьям Мадумару и Истамбеку, а также новому другу Насырхана-Тюри - Эффенди. Не забудешь?
- Не забуду, - заверил Тимура басмач. - Ты Сабир, сын Мухаммеда Палвана, достиг всего, чего хотел. Пусть приезжают к тебе на свидание в Ренжит и везут подарки благородному Насырхану-Тюре и его друзьям Мадумару, Истамбеку и Эффенди.
- Эффенди, новому другу Насырхана-Тюри, - поправил басмача Тимур.
- Новому другу Насырхана-Тюри - Эффенди, - повторил басмач.
- А про сапоги?
- Не торопись. Ахмедбай угостит тебя пловом и будет расспрашивать обо мне. Можешь рассказать все, что знаешь, Ахмедбай - наш человек. Скажи ему, что я подарил тебе сапоги, которые стоят в дальней комнате в большой нише. Понял?
- Все понял. Исполню все, как ты велел, - уверил Тимура обрадованный басмач.