- Ты вышла замуж за круглого идиота, Ленуша. Знаешь, я за всеми в походе следил пуще, чем за чемпионами мира. У командира же ни разу даже пульса не пощупал. А ему в море больше всех достается.
Варенцов уже скрылся из виду, а Семен и Лена все смотрели ему вслед…
Боевой пост
Пока Комаров добрался до машинного отделения, он вымок до нитки. Волны набрасывались во тьме на корабль, перекатывались через палубу. Чтобы не оказаться за бортом, приходилось изо всех сил держаться за штормлеер.
Машинный отсек оглушил шумом. Пронзительно выл над головой вентилятор. Главные турбины работали на полных оборотах, все вокруг дрожало и звенело.
Комаров задержался на минутку у поста управления. Здесь уже занял свое место старшина 2-й статьи Спицын, командир отделения. Он стоял твердо, точно врос ногами в стальное зеркало палубы. Ладони цепко обхватили маховик маневрового клапана и еле заметными движениями поворачивали его. Взгляд устремлен на стрелку указателя оборотов.
Старшина на миг обернулся. На потном лице строго блеснули глаза.
- Принимайте вахту! - приказал он. - Смотрите в оба за новым подшипником.
Матрос обошел пышущую жаром громаду турбины низкого давления и спустился в люк.
Здесь заведование Комарова. В низком длинном коридоре - вереница подшипников. В них вращается отшлифованное до блеска стальное бревно вала. Тут прохладно, тихо. Комарова всегда смущало: уж очень спокойное его заведование. Даже неудобно называть его боевым постом.
Напарник, такой же молодой матрос, как и Комаров, обрадовался его приходу. Вместе обошли всю линию вала. Приняв вахту, Комаров отпустил товарища и вернулся к подшипнику, о котором предупреждал старшина. Подшипник этот поставлен недавно и еще не успел обкататься. Потому и греется. Вот и сейчас он теплее других. Матрос повернул вентиль, чтобы прибавить смазки, хотел перейти к другому подшипнику и вдруг почувствовал, что сейчас упадет. До этого он как-то не обращал внимания на качку, а теперь каждый ее взмах отзывался во всем теле. Кружилась голова, биение сердца отдавалось в мозгу острыми ударами. Перед глазами все плыло, как в тумане. И тошнота. Никак не побороть ее.
"Начинается", - с горечью подумал матрос.
Паренек, выросший в степном колхозе, где и воды-то- крохотный ручеек за селом, с детства зачитывался книжками о море. Мечтал о дальних походах, о подвигах. Мечта казалась несбыточной, но уж так устроена жизнь в нашей стране: любая мечта может стать явью. На призывном пункте, выслушав сбивчивую исповедь паренька, сказали:
- Что ж, по всем статьям подходите. Пойдете на флот.
И вот он в форме военного моряка. В учебном отряде слушал преподавателей - бывалых моряков, думал об одном - скорее на боевой корабль. Свободные вечера просиживал на берегу бухты. Любовался кораблями и гадал: на каком ему плавать? По улицам шел гордый под завистливыми взглядами мальчишек. Тайком гляделся в витрины магазинов: ладно сидят на нем темно-синяя рубаха с голубым воротником и черные флотские брюки, выутюженные так, что складки - как лезвия ножей.
А первые же дни службы на корабле разочаровали. Раньше, в мечтах, видел он себя на ходовом мостике с флажками в руках или наводчиком у грозного орудия, в крайнем случае у штурвала маневрового клапана повелителем машины-богатыря. А оказался глубоко в трюме, куда и шум волн не доносится, и обязанности его до обиды просты: ходи да щупай, не греются ли подшипники.
В колхозе работа куда интереснее. Он был трактористом. Уважение-то какое: чуть ли не самый нужный человек на селе! А здесь…
Сегодняшний поход, первый штормовой поход за всю его жизнь окончательно развеял мечты. Оказывается, вовсе он не моряк, а самое что ни на есть сухопутное существо, которое малейшая качка делает беспомощным и жалким.
Молодой матрос к ужасу своему вдруг понял, что не может больше работать.
Закрыл глаза. И сразу же переборка, на которую он опирался, поплыла куда-то в сторону. Чтобы удержаться, схватился за подшипник и тотчас отдернул руку. Металл жегся, будто его вынули из огня. Матроса бросило в жар. Сел на корточки, осмотрел и ощупал со всех сторон подшипник. Нет, не показалось. Действительно как огонь. Матрос забыл о качке. Надо доложить. А старшина Спицын, известно, крутой человек.
Да, старшина прибежал сразу же. Потрогал подшипник, нахмурился Потянулся к вентилю маслопровода. Повернул его. Исподлобья пронзил матроса сердитым взглядом:
- Это еще что такое? Вы же масло перекрыли!
- Не может быть! - только и вымолвил матрос.
Значит, он во всем виноват. Что теперь с ним будет?
Старшина, конечно, снимет его с вахты. А потом и с корабля спишут. Такое на флоте не прощают.
Но старшина не ругался. Подумал. И заговорил мягко, участливо:
- Укачало? Подержитесь еще чуть-чуть. Я сейчас договорюсь, чтобы заменили вас. А пока следите за подшипником. Прибавьте охлаждение. Смените масло.
Старшина ушел. Комаров понимал, к чему вела его оплошность.
Друзья его стараются изо всех сил. Обливаются потом котельные машинисты у раскаленных топок. Матросы боцманской команды в десятый, двадцатый раз крепят все предметы на верхней палубе. Ледяные волны накрывают их, но люди с отчаянным упорством тянут и связывают неподатливые жесткие тросы. Немеют от напряжения руки рулевого. Трудно, страшно трудно ему на такой волне удержать корабль на курсе. А на ходовом мостике, надвинув на самые брови капюшон плаща, несет свою бессменную вахту командир - человек, который отвечает за корабль, за судьбу Комарова и его товарищей.
Может быть, командиру уже доложили о подшипнике. И среди жалящих соленых брызг, вглядываясь до рези в глазах в грохочущую тьму, командир тревожно прислушивается к шуму машин. Потеря хода грозит срывом задания.
Сколько раз слышал Комаров, что нет на корабле маловажных постов. Не верил. А теперь вот не справился со своим таким пустяковым делом и подвел…
Комаров еще раз сменил масло, убавил подачу смазки на соседние подшипники, чтобы больше ее поступало в греющийся подшипник. Матрос увлекся и не заметил спустившегося в отсек инженер-капитан-лейтенанта Новикова. А тот - широкоплечий, рослый (ему приходится сгибаться, чтобы не задеть головой подволока) - внимательно следил за его действиями. Увидев офицера, матрос совсем растерялся. Новиков пощупал подшипник, с улыбкой окинул взглядом понурившегося машиниста.
- Ну, а мне доложили, что подшипник чуть не плавится и Комаров наш совсем сдал. А, оказывается, он - молодцом.
Матрос еще больше смутился.
- Тяжело? - участливо спросил офицер. - Пожалуй, я все же пришлю вам смену.
Комаров взмолился:
- Прошу вас… не надо. Выдержу. Даю слово, выдержу! - И, отвернувшись, уже упавшим голосом добавил: - А моряк из меня, видно, не получится…
- Получится! - сказал офицер. - Вы думаете, другие сразу привыкают? Я, признаться, тоже в свое время мучился, да еще как!
- Вы?
- И я, и старшина ваш, да почти все. Наша служба такая. Привычки требует.
Уже поднимаясь по трапу, офицер еще раз спросил:
- Выдержим?
- Ясно, выдержим! - убежденно ответил матрос.
Офицер ушел. Но теперь Комаров уже не чувствовал себя одиноким. Ему казалось, что весь экипаж смотрит на него.
Мысли Комарова то и дело возвращались к офицеру. Ведь и он начинал свою службу матросом. Может быть, тоже нес вахту на линии главного вала. Потом стал старшиной турбинистов. Только вчера Комаров читал в книге о подвиге старшины 2-й статьи Новикова. Да, это был тот самый Новиков.
…В бою вражеским снарядом пробило борт, вода хлынула в машинное отделение. Турбинистам нельзя было рассчитывать на чью-либо помощь: все были заняты боем. Тогда Новиков, командовавший турбинистами левой машины, задраил выходной люк.
- Уходить нам некуда. Будем спасать корабль.
Воды было по грудь. Вначале она была ледяной, но вскоре нагрелась от паропроводов и работающей турбины и начала жечь, как кипяток. Густой пар заполнил помещение. Стало трудно дышать. Но моряки не падали духом. Заделывали пробоину, откачивали воду. Новиков не отходил от штурвала маневрового клапана. Корабль продолжал бой, ему нужен был ход. Сильно осевший от принятой воды, эсминец маневрировал, наносил удары. И победил.
Верно говорят: любая специальность на корабле может стать геройской.
…Все так же сильно качало. Но, к своему изумлению, матрос уже не испытывал прежней слабости.
Злополучный подшипник понемногу остывал. Раньше время на вахте текло убийственно медленно. Теперь матрос с тревогой поглядывал на часы: неужели не удастся до смены остудить подшипник? Хотя бы еще полчаса…
Перед самой сменой зашел старшина. Он заметно осунулся, побледнел за эти четыре нелегких часа, но глаза сверкали бодро и весело. Осмотрел заведование Комарова и остался доволен.
- Порядок!
Скуп на слова старшина Спицын. Еще более скуп на похвалу. Но сейчас в одно это слово он смог вложить столько, что матрос почувствовал себя самым счастливым человеком.
Характеристика
Капитан 2 ранга Никитин с улыбкой посмотрел на собеседника. С Матвеем Сомовым они давние друзья, еще с училища. Вместе начинали службу, выросли до командиров лодок. Назначение Сомова командиром бригады не повлияло на дружбу. По-прежнему они рады каждой встрече. Но сейчас капитан 1 ранга Сомов шел с Никитиным в море как начальник. Это уже совсем другое дело. Присутствие на борту начальства, пусть начальством и будет лучший друг, заставляет командира корабля держаться настороже.
Комбриг неспроста нанес визит. Подводная лодка Никитина готовится к выходу в океан, в большое и трудное плавание. Понятно желание Сомова самому убедиться, что на корабле все в порядке. Дружба дружбой, а служба службой. Кстати и повод представился удачный: лодка выполняла очередную учебную задачу.
Офицеры стояли на мостике, облокотясь на край ограждения рубки. Оба в одинаковых походных регланах, крепкие, рослые. Они очень похожи друг на друга. Только у Никитина лицо более худощаво да сеть морщинок у глаз гуще.
Лодка с застопоренными двигателями покачивалась на легкой зыби милях в десяти от берега. Утренний туман стелился над морем. Серо и скучно было кругом. Штаб что-то долго не отзывался на запрос лодки, и комбриг нервничал. Может, потому и возобновил неприятный для него разговор.
- Слушай, Павел Иванович, - начал он, пряча руки поглубже в рукава: от воды тянуло холодом. - Я опять о штурмане. Подведет тебя твой Крутов в океане. Опыта недостает парню. С него какой спрос? А нам с тобой, если что случится, влетит на полную катушку. Взял бы ты с собой моего бригадного штурмана. На него уж можно положиться. Артист!
- Обойдусь без твоих артистов.
- Ну что ты цепляешься за этого юнца?
- Потому что знаю его. А что молод - мы с тобой тоже не стариками родились.
Никитин сказал и поморщился. Не привык он себя в ранг стариков заносить. Но ничего не поделаешь: скоро сорок стукнет - самый пожилой на лодке. Так уж жизнью заведено: подводная служба - удел молодых.
Из рубочного люка выпрыгнул старшина-радист. Лихо отрапортовал:
- Товарищ капитан первого ранга, штаб передал: "Двенадцать ноль-ноль, квадрат восемь".
Сомов взглянул на часы:
- Времени на переход - в обрез. Отправляйся в путь, командир.
- Погоди минутку. - Никитин склонился над люком: - Боцман!
На мостике показался коренастый моряк с эмблемой главного старшины на берете.
- Выбросьте буй, - приказал ему Никитин.
Вскоре у борта лодки заплясал на волне разрисованный белыми и красными полосами поплавок.
- Это еще зачем? - рассердился комбриг. - Лишнее имущество накопил?
- После подберем.
- Да уж, подберешь. Вот прикажу его стоимость из твоего кармана покрыть - будешь ценить казенное добро.
Лодка погрузилась. Спустившись в центральный пост, Сомов и Никитин уселись в креслах возле шахты перископа. В отсеке - тишина. Когда лодка идет под водой, люди неразговорчивы. Словно многометровая морская толща давит не только на корпус корабля, но и на сознание его обитателей.
Неподалеку от Сомова сидят рулевые. Он пригляделся к их работе. Стараются моряки, и выучка чувствуется. Ни одного лишнего движения. Вдруг Сомов уловил еле внятный говор.
- Комбриг нашему штурману экзамен устраивает, - прошептал один из моряков.
Офицер вспомнил: этот матрос стоял у штурвала на мостике.
- Для него, как и для всех нас, каждый поход - экзамен, - столь же тихо отозвался боцман, передвигая манипуляторы горизонтальных рулей. - А вы, чем болтать, ровнее бы курс выдерживали. Это лучшей помощью будет нашему лейтенанту.
От долгого сидения затекли ноги. Комбриг встал, прошелся по отсеку. Остановился за спиной штурмана. Его рабочее место - тесный, загроможденный приборами закуток в углу отсека. На низком столе развернута карта. В бронзовом стаканчике дюжина остро отточенных карандашей. Штурман согнулся над столом. Даже не видя его лица, можно определить, что он очень молод. Тонкая мальчишеская шея, острые плечи. Одет штурман в темно-синий китель. Поеживается от холода, а куртку не надевает. Только лейтенантам свойственно такое щегольство.
Крутов производил какие-то расчеты на листке бумаги. Ошибаясь, стирал цифры резинкой. Одни лишь штурманы пользуются резинкой, работая даже с черновиком. Аккуратнейший народ!
- Товарищ капитан второго ранга, - не оборачиваясь произнес лейтенант ломким высоким голосом, - через десять минут будем в точке.
- Хорошо, штурман, - откликнулся Никитин. - Объявляю боевую тревогу.
"А здорово он доверяет ему, - подумал комбриг. - Прокладку курса так ни разу и не проверил".
- Слышу шум винтов. Пеленг сорок, - доложил гидроакустик.
Нет, на этот раз не ошибся лейтенант. Вывел лодку точно в назначенный район, где ее дожидались надводные корабли, участвующие в учении.
- Итак, товарищ комбриг, с вашего разрешения приступаем. - Никитин сбросил реглан и поплевал на руки, как заправский забияка, вступающий в драку. - Померяемся, приятели, кто кого!
Гидроакустик все докладывал о кораблях, шедших по направлению к лодке. Их было много. Никитин покачал головой:
- Это что же, всех "охотников" против нас бросили?
- Знают, что иначе Никитина не поймать, - засмеялся Сомов.
Шум винтов уже различали все, находившиеся в отсеке. Разноголосый, грозный, он нарастал, приближался.
- Ну что ж, потягаемся! - расправил плечи Никитин. - Право руля! Боцман, на погружение, глубина восемьдесят!
Лодка беспрерывно маневрировала. Возбуждение боя охватило подводников. Общее настроение передалось и комбригу.
- Еще, еще левее! - крикнул он рулевому, когда шелест винтов настигал лодку с кормы.
- Товарищ Сомов, командую кораблем я! - мягко напомнил ему Никитин.
Сомов в сердцах махнул рукой. Действительно, забылся. Встав в сторонке, он больше не вмешивался.
Палуба дернулась. По команде Никитина электрики враз остановили двигатели, а затем дали задний ход. Шум кораблей пронесся над лодкой. Где-то впереди захлопали учебные глубинные бомбы. Взрывы были слабые: бомбы упали далеко по курсу.
- Ловко одурачил ты их, Павел Иванович! - восторженно отметил Сомов.
Но противолодочные корабли все не отставали. Лодка продолжала увертываться от ударов. То и дело бухали взрывы. Все далеко. Так лодку не поймать!
Из любопытства Сомов подошел к штурману. Тот работал с лихорадочной поспешностью. В руках у него карандаш сменялся транспортиром, циркулем, вычислительной линейкой. Ему надо было отразить на карте каждый поворот, каждое изменение хода. Тонкая паутинка курса на карте, ранее прямая, как натянутая струна, превратилась в клубок.
"Да, друг, вряд ли тебе в этой путанице разобраться", - подумал комбриг, и ему немного стало жалко лейтенанта. Испытание слишком тяжелое для начинающего штурмана. Как бы веру в свои силы не потерял. А парень, видать, дельный, настойчивый…
- Все! - громко выдохнул Никитин, вытирая платком вспотевший лоб. Обветренное лицо его сияло задорной радостью. - Вырвались, честное слово, вырвались!
- Кораблей не слышно, - в подтверждение его слов сообщил акустик.
Сомов от души пожал Никитину руку:
- Молодец, Павел!
- Нельзя иначе при начальстве. А то признает еще, что, и командира надо заменить каким-нибудь бригадным артистом!
Никитин повернулся к Крутову:
- Курс домой, штурман. Всплывем там же, где погружались.
- Есть, всплыть в той же точке! - спокойно ответил лейтенант.
В отсеке опять наступила тишина. Только из угла, где сидел штурман, доносились щелчки лага, отсчитывавшего кабельтовы пройденного пути.
- Пойдем закусим, Матвей Тимофеевич, - предложил Никитин. - Видишь, бачки понесли. Обедать время.
За столом кают-компании разговор велся о только что закончившемся учении. Заместитель командира по политической части, старпом, инженер-механик обменивались впечатлениями о действиях моряков на боевых постах, шутили над своими переживаниями. Неожиданно для комбрига штурман оказался интересным собеседником. Он с юмором разбирал ошибки "противника". Наблюдения его были глубокими и меткими.
Сейчас Сомов внимательно рассмотрел его. Не такой уж он хрупкий, как вначале показался. Пышет здоровьем. На щеках завидный румянец и глаза живые, с хитринкой. Комбригу он все больше нравился. Из этого выйдет толк. Только нужно бережнее относиться к нему. Не прав Павел, что сразу наваливает на лейтенанта непосильную ношу. Ну разве справиться ему с прокладкой курса в таком сумасшедшем танце, который закатил Никитин? Тут и у опытного штурмана голова кругом пойдет. И конечно, Крутов и сам сейчас сомневается в своих расчетах, но признаться в этом не хочет.
Так думал командир бригады и решил пособить лейтенанту.
- Павел Иванович, - предложил он Никитину, - может, всплывем на пару минут? Пусть штурман определится по радиомаякам. И ему облегчение, и у тебя на душе будет спокойнее.
Реакция на его слова была совсем не такой, как он ожидал. Смолкли все за столом. Штурман побледнел, и в его глазах комбриг прочел горечь и обиду. Лейтенант что-то собирался сказать, но его опередил командир корабля:
- Нет, всплывать раньше времени не будем. Сомнения в точности прокладки у нас нет.
Штурман попросил разрешения выйти из-за стола и исчез в люке переборки.
"А малый самолюбивый, - проводил его взглядом Сомов. - И горячий. Под стать Никитину".
Лодка всплыла после того, как штурман коротко доложил командиру:
- Пришли!