Артём задрал голову и увидел на нижнем суку большую ворону с крепким жёлтым клювом. Наклонив черную голову набок, она смотрела на них смышлёным глазом.
- Я же говорил, это она… - растерянно произнёс он.
- Ты… ты снимал шляпу перед вороной! - рассмеялась Таня.
- Чертовщина! - улыбнулся и Артём. - Говорящая ворона… Как в сказке. Расскажи такое - не поверят.
Ворона невозмутимо царапнула себя по носу когтем и спланировала вниз. Прыг - скок прямо к котлу. Взглянув на опешивших людей, долбанула клювом котёл со вчерашней ухой, так что дужка звякнула, а затем в мгновение ока засунула туда голову и вытащила белого разваренного окуня. Прыг - скок, подпрыгнула и вместе с окунем взлетела на сук.
- Вот даёт! - подивился Артём.
- Очень вежливая ворона, - сказала Таня. - Она нам даже представилась… Её звать Кира.
Услышав своё имя, ворона перестала клевать прижатую к ветке лапой рыбу и взглянула на девушку.
- Мы рады с тобой познакомиться, - сказала Таня. - Меня звать Таня, а этого сердитого человека в шляпе…
- Краб, - не задумываясь, брякнула ворона. Они так и покатились со смеху.
- Ладно, принимаем тебя в нашу компанию, - сказал Артём и вывалил из котла на траву остатки ухи.
Кира не заставила себя долго ждать, тут же слетела вниз и, без всякого страха поглядывая на людей, с аппетитом принялась клевать.
2
Кроме этих трёх слов, ворона знала ещё два: "рыба" и "ракета". Произносила она слова охотно и довольно чисто. Особенно хорошо "р" выговаривала. Кира была общительная, весёлая ворона. Хвост у неё почему - то раздваивался, как у ласточки. Позже Артём узнал, что Кира прилетела к ним из школы - интерната - это с другого конца озера. Несколько лет назад ребята с боем отобрали оперившегося птенца у кошки. Выходили, выкормили, и из покалеченного птенца выросла большая сильная ворона. Вот только в память о несчастном детстве остался раздвоенным хвост. Впрочем, это обстоятельство ничуть ей не мешало. Она прекрасно летала и неизменно пребывала в хорошем настроении.
Поселилась Кира на сосне, над самой палаткой. Артёму это не совсем понравилось - каждое утро он счищал с оранжевого полотна помёт, - но ссориться с Кирой из-за таких пустяков не хотелось, и она, расположившись на нижнем суку, с удовольствием смотрела на огонь, где кипела уха. Кира ела все, что ей давали. Один раз она прихватила пустую банку с собой на сук, а потом уронила прямо Артёму на голову. С тех пор он стал закапывать в землю все консервные банки. Кира суетилась рядом и всем своим видом выражала крайнее неудовольствие.
Больше всего Кира любила наблюдать за рыбной ловлей. Она располагалась на носу резиновой лодки, где вентиль, и с завидным терпением смотрела на поплавок. Когда он нырял в воду, Кира даже подскакивала на месте и хлопала крыльями, как бы торопя поскорее подсекать. И в награду всегда получала мелкую рыбёшку - крупную Артём ей не давал. На лодке она никогда не ела. Брала рыбину в клюв и улетала на остров. Расправившись с ней где - нибудь на суку, снова прилетала и терпеливо ждала следующей поклёвки.
Однажды Кира, выразив Артёму полное презрение, продемонстрировала своё великое искусство в рыбной ловле. Клёв был отвратительный. Поплавок будто прилип к воде. За час ни одной поклёвки. Кира вместе с Артёмом наблюдала за мёртвым поплавком. Наконец ей это надоело. Сердито прокричав: "Кир - ра, р-рыба, р - раке - та!" - взмыла вверх и сделала круг над озером, зорко глядя на воду. Затем круто спикировала вниз и неподалёку от лодки, едва коснувшись воды, снова взмыла. Артём увидел у неё в клюве большую плотвицу. Кира гордо пролетела над ним и опустилась на свою любимую сосну.
Если к Артёму Кира относилась с недоверием, например, ни за что не садилась на плечо, то с Таней подружилась с первого дня. Куда бы та ни шла, Кира всегда её сопровождала. То перелетала с ветки на ветку и выкрикивала свой скудный запас слов, то садилась на плечо и тихонечко пощипывала за ухо. Но стоило ей увидеть, как Артём садится в лодку, тут же покидала девушку и отправлялась с ним на рыбалку.
Случалось, к Кире прилетали приятели и приятельницы. Среди них была одна сорока. И тогда ворона с раздвоенным хвостом, как истинная и гостеприимная хозяйка острова, показывала гостям свои владения. Радушно звала их к костру, но гости предпочитали держаться от людей подальше.
Таня подружилась с вороной, пробовала даже учить новым словам, но то ли Кира оказалась упрямой ученицей, то ли Таня - плохой учительницей, только ворона не выучила больше ни одного слова. Таня любила загорать на надувном матрасе. Иногда к ней присоединялась Кира, но, убедившись, что рыбкой тут не разживёшься, снова улетала к Артёму.
Однажды, когда он рыбачил у острова, напоминающего шапку Мономаха, приплыла на надувном матрасе Таня. За эти несколько дней она стала совсем шоколадной.
- Я не буду мешать тебе? - спросила она.
И хотя рыба клевала, а для настоящего рыбака это наивысшее удовольствие, Артём обрадовался девушке. Он свернул удочки - все равно напуганная рыба отошла - и сказал:
- Это я тебя позвал сюда… Сидел в лодке и говорил тебе: "Плыви скорее, я жду…" Вот ты и услышала.
- Мне скучно стало… Какой ты смешной в этой шляпе! Когда ты удишь рыбу, у тебя такой вид, будто решаешь мировые проблемы. Ну улыбнись, пожалуйста.
- Не могу, - сказал он. - Рыбалка требует исключительной серьёзности.
Щурясь от солнца, Таня посмотрела на дальний берег и вздохнула:
- Как тихо здесь, и ни души. Озеро, сосны на берегу, белые облака… Так, наверное, было миллионы лет назад, когда над водой летали страшные ящеры…
- Я начинаю верить в телепатию, - сказал Артём. - Об этом же подумал и я…
- Скажи, где Кира?
- Она мне пыталась объяснить, куда полетела, да я ничего не понял… Плохо ты её научила разговаривать.
- На этом острове, наверное, много земляники, - сказала Таня.
- Я на нем ещё не был.
- Поплывём? - предложила она.
Остров был рядом, и Артём, не раздумывая, бултыхнулся с лодки в воду. Таня положила матрас на лодку, и они поплыли.
Земляника на острове была. В тени - ещё твёрдая, белая, а на солнцепёке - сочная, красная. Они молча срывали нежные душистые ягоды и отправляли в рот. Трава, цветы, кусты, деревья, разомлевшие на солнце, волнами распространяли всевозможные запахи. В цветах озабоченно копошились пчелы, басисто гудели большие черные шмели, порхали бабочки - лимонницы.
Таня первая заметила под берёзой шалаш, сложенный из тонких веток. На крыше образовались дыры, и пол шалаша был выложен солнечными пятнами.
- Здесь кто - то жил, - тихо сказала она.
- Здесь жили Он и Она, - таинственно заговорил Артём. - Они ушли от людей и вдвоём поселились на этом тихом острове… Они захотели узнать, действительно ли с милым рай в шалаше.
- А потом? Что же было потом?
- Потом подул ветер, пошёл проливной дождь, на них стало капать и… рай кончился. Они ушли, а шалаш остался.
- Наверное, тот, кто говорит - с милым рай в шалаше, на самом деле никогда в нем и не жил, - сказала она.
В этот полуденный час стало тихо кругом. Не слышно птиц, пчёл. Над головой остановились облака, застыло огромное озеро, не шелохнется на берёзе ни один лист. Артём и Таня стояли у входа в шалаш и смотрели друг на друга. Он и Она - одни в этом вдруг примолкшем мире.
Молчание затягивалось, нужно было что - то сказать, но он не мог: пересохло в горле. Глядя на неё, Артём подумал, что никогда в жизни не видел таких красивых глаз. И эти глаза были влажные, тёплые.
- Пойдём туда… - незнакомым голосом сказал он и с ужасом подумал, что вот сейчас этот влажный блеск уйдёт из её глаз, лицо станет холодным, и все кончится. Когда она становится такой, ему хочется убежать куда - нибудь подальше и не видеть её. Как странно, что иногда глаза женщины могут ранить гораздо больнее, чем самые - самые жестокие слова.
У неё вдруг задрожали губы, она передёрнулась, будто от озноба, и, все так же прямо глядя ему в глаза, быстро заговорила:
- Со мной ещё никогда такого не было… Я знаю, что должна тебе такое сказать, чтобы ты… ну, не смотрел на меня так… Ты нехорошо смотришь… Должна сказать и не могу…
- И не надо, не говори!
- Мне не нужно туда идти… - продолжала, будто прислушиваясь к себе, Таня. - Я знаю, что не нужно… Я всегда поступала так, как думала, а сейчас не понимаю, что это со мной?..
Артём обнял её горячие плечи и увлёк за собой в сумрачный шалаш. Они опустились на сухое слежавшееся сено.
- Я делаю все, что ты хочешь… - шептала она. - И мне это нравится… вопреки здравому смыслу!
- Я тебе тогда у костра неправду сказал, что ты мне нравишься… - тоже шепотом говорил Артём. - Я тебя люблю… Слышишь, Таня, люблю!
Он нащупал тесёмку купальника и дёрнул. И тут солнечные пятна набросились на них сквозь дырявую крышу. То выхватывали из полумрака её полные губы, то глаза, то золотистое плечо, то удивительно белую, с загнутым вверх соском грудь.
Артём целовал Таню. Ничего подобного он ещё никогда не испытывал. Он на миг разжал свои объятия, чтобы поделиться переполнявшим его через край счастьем, сказать какие - то нежные слова, но она зажала ему рот ладонью и прошептала:
- Ради бога, молчи!
3
Артём сидел, привалившись голой спиной к жёсткому сосновому стволу и вытянув ноги. Над островом плыли облака - его любимые облака, которые сейчас ничего не напоминали. Ровно шумели деревья, добродушно плескалась у берега волна. Где - то в стороне, за островом, прошла моторная лодка. Долго слышался басистый гул. Постепенно он становился визгливее, тоньше и наконец оборвался. И снова благословенная тишина. Совсем близко пролетели три большие утки. Казалось, они очень торопятся и чего - то боятся: длинные шеи напряжённо вытянуты, быстро - быстро машут крыльями. И что за жизнь у бедных уток? В любой момент может грянуть выстрел, и дробь со свистом рассечёт воздух.
Пришла Таня, тихая и печальная. Села рядом. В волосах запутались сухие травинки. Длинные ресницы опущены. По тому, как они вздрагивают, чувствуется, она ждёт: что он сейчас скажет?
Обняв её за плечи, Артём сказал:
- Таня моя… Моя Таня!
- Почему твоя?
- А чья же? - Он, улыбаясь, приподнял её подбородок и посмотрел в глаз.
Девушка отодвинулась, сняла его руку с плеча.
- Ты стал такой самоуверенный.
- Ладно, критикуй, ругай, можешь даже отколотить, только позволь тебя поцеловать.
- Нет.
Она ещё дальше отодвинулась. Сорвала почти прозрачный колокольчик на длинной ножке и стала сосредоточенно рассматривать его.
- Даже теперь мы с тобой не можем найти общий язык, - с досадой сказал Артём.
- Даже теперь… - повторила она.
- Я хотел сказать…
- Лучше ничего не говори, - перебила она. - У меня такое впечатление, что ты вдруг поглупел.
- Это, наверное, от счастья.
- А вот я не чувствую себя счастливой… - со вздохом сказала она.
Над головой зашуршало, посыпались сухие иголки, и скрипучий голос громко произнёс:
- Пр - ривет!
4
Умываясь утром, Артём заметил на другом берегу, рядом со своей машиной, мотоцикл. "Рыбачок пожаловал", - подумал он. Иногда в пятницу приезжали рыбаки, но они всегда останавливались на песчаной косе, далеко выдававшейся в озеро. И рыбачили совсем в другой стороне. Артёму так и не удалось с ними ни разу перекинуться словом. Впрочем, ему не очень - то этого и хотелось. Он чувствовал себя на острове владетельным князем и не желал, чтобы кто - либо нарушил невидимые границы его вотчины.
После завтрака Таня с Кирой отправились на прогулку по острову, а Артём, испытывая смутное беспокойство, сел в лодку и поплыл к противоположному берегу. Про мотоцикл он Тане ничего не сказал.
"Москвич" стоял под толстой елью. Гладкую крышу будто кто - то нарочно усыпал иголками. Какая - то птица оставила свою отметку на капоте. Артём увидел снаружи в лобовом стекле свою загорелую до черноты бородатую физиономию со светлыми глазами. На лбу длинная царапина: это он сам себя зацепил блесной. Большой нос покраснел и облупился.
- М-да… хорош женишок! - пробормотал Артём. Тут послышалось покашливание, и грубоватый голос насмешливо произнёс:
- Видали мы таких женишков…
Из прибрежных кустов вышел Володя с ружьём на плече, В зубах тлела папироса. Рукава рубахи закатаны. Руки мускулистые, волосатые. Возможно, он давно стоял здесь и видел, как Артём причалил и по - идиотски любовался на себя, смотрясь в лобовое стекло, будто в зеркало.
- Где её прячешь? На острове?
- На дурацкие вопросы я не отвечаю.
Володя выплюнул окурок, наступил на него огромной ступнёй в сапоге, подошёл ближе. Сузившиеся глаза смотрят зло, губы кривятся в усмешке.
- Развлекаетесь на лоне природы… Рыбку ловите? Его наглый тон стал раздражать Артёма.
- А ты, смотрю, специалист по крупной дичи? - в тон ему сказал он.
- Из ружья не только по дичи стреляют…
- Ты меня заинтриговал, - усмехнулся Артём.
- Я ведь такой… отчаянный!
- Как же, помню… Когда вы втроём на меня одного навалились.
- Послушай, борода, что тебе, своих питерских мало? Чего к нашим - то девкам пристаёшь?
- Дурак ты, - сказал Артём.
Володя выпятил широкую грудь, сорвал с плеча ружьё и зачем - то сунул под мышку, а кулаки сжал.
- Я тогда не просил дружков подсоблять мне, - процедил он. - Так, по пьянке увязались… Я и один из тебя котлету сделаю…
- Не тряси ружьём - то, - сказал Артём. - Ненароком выпалит… прямо тебе в ухо!
Володя подошёл к сосне и повесил двустволку на сук. Лицо его побагровело от гнева. Сверля Артёма глазами, сказал:
- Хочешь, я твою телегу в озере утоплю?
- Попробуй…
Он матюгнулся, подскочил к "Москвичу" и, навалившись грудью на багажник, сдвинул с места. Артём видел, как вздулись под рубахой мышцы, напряглась загорелая шея, а подошвы сапог вдавились в землю. Машина медленно покатилась по пологому берегу к воде. Треснула ветка под колесом, и "Москвич" по радиатор вошёл в воду. Парень ещё поднатужился, но передние колеса накрепко увязли в песке.
Володя распрямился и со злорадной ухмылкой посмотрел на Артёма.
- Вытащи - ка теперь, борода… - сказал он.
- Здоров ты, ничего не скажешь… - Артём подошёл к нему и прежде чем парень сообразил, в чем дело, изо всей силы снизу вверх ударил в подбородок. Взмахнув руками, Володя упал на спину, как подкошенный. Секунду лежал, изумлённо хлопая глазами, потом вскочил и… тут же получил второй удар в челюсть. На этот раз он поднимался с песка медленно и неохотно. Глаза его осоловели, губы были разбиты. Сплёвывая кровь и потирая подбородок, он смотрел мимо Артёма. Охота драться и показывать свою силу у него пропала.
- А теперь давай вытаскивать. Попробуем приподнять за передок, - спокойно сказал Артём и вошёл в воду. Володя остался на берегу.
- Ну, что же ты, Геркулес, задумался?
- Я же в сапогах…
Володя потоптался, сел на землю и, кряхтя, морщась, стал стаскивать сапоги.
- Тесноваты? - полюбопытствовал Артём. Володя ничего не ответил. Поставил сапоги рядом, сверху, на солдатский манер положил портянки. Закатав брючины, вошёл в воду и стал рядом с Артёмом. Вид у него был растерянный и озадаченный. Верхняя губа вздулась и наползла на нижнюю.
- Раз - два, взяли! - скомандовал Артём.
Касаясь твёрдыми, как кирпичи, плечами, они с трудом вытащили из песка глубоко завязшие колеса и сдали машину назад. Дальше шел подъем, и Артём, наказав Володе не отпускать передок, залез в кабину, включил зажигание и дал задний ход. Рыча и изрыгая дым, "Москвич", пятясь, выбрался на берег. Артём отвёл его подальше, выключил мотор и, поставив рычаг переключения на скорость, до отказа вытянул рукоятку ручного тормоза. Теперь машину и трактором не сдвинешь с места.
Парень, сидя на песке, обувался.
- Как ты понял, разговор с позиции силы не получился, - сказал Артём. - Заталкивать машину в воду… Ты бы ещё шину проколол…
Володя хмуро взглянул на него и пробурчал:
- У Татьянки научился нотации читать?
- Гм, - озадаченно сказал Артём. - А ты, пожалуй, прав.
- Боксом занимался? - пощупав подбородок, спросил Володя.
- Один год, в армии.
- Иначе ты бы со мной в жизнь не справился…
- Ещё бы! Машины в озеро запросто кидаешь…
- Ну ладно, - сказал Володя. - Может, с тобой и не надо было с этой, как ты говоришь, с позиции силы… Только сильно допёк ты меня. Ей - богу, как узнал, что ты с ней на озеро укатил, схватил ружьё и сюда… Хорошо, что остыл маленько. Я ведь с утра тут припухаю. Вот какое дело - то. Татьянка сильно мне нравится.
- Мне тоже, - сказал Артём.
- Ты приехал - уехал, а я серьёзно… Может, я жениться на ней хочу.
- По - честному, я бы тоже не против, если, конечно, согласится.
Володя отвернулся и долго смотрел на остров. Лицо его все больше мрачнело, на скулах заиграли желваки.
- Я знаю, Татьянка девка строгая, - наконец заговорил он. - И в обиду себя не даст… А все ж таки будет лучше, если она сейчас со мной уедет.
- Ей здесь нравится, - сказал Артём. - А впрочем, хочешь - позову её?
- Не надо, - сказал Володя. - Ещё подумает, слежу за ней…
- А разве не так?
- Ты не говори ей, что мы тут… беседовали.
- Не скажу, - пообещал Артём.
Володя подошёл к своей "Яве". Рывок - и мотоцикл затарахтел. Сняв с сука ружьё, Володя повертел его в руке и, вдруг вскинув, дуплетом выпалил вверх. На крышу "Москвича" посыпались иголки и сучки. Рядом с Артёмом упал опалённый бумажный пыж. С соседнего дерева со вспологаным криком сорвались две сороки и, вереща, полетели прочь. А громкое эхо, всколыхнув тишину, пошло гулять от острова к острову. Володя разобрал ружьё, сложил в брезентовый чехол и приторочил к багажнику. Все это он делал сосредоточенно, не спеша.
Длинные рыжеватые бачки на лице двигались вверх - вниз. Казалось, он улыбается. Но Володя не улыбался; усевшись за руль, он обернулся и угрюмо сказал:
- Лучше бы тебе, борода, уехать отсюда…
"Ява", выпустив клубок пахучего дыма, резво взяла с места. Видно, он хорошо знал дорогу, потому что с такой скоростью по узенькой лесной тропке вслепую не поедешь.
Артём поддал босой ногой пыж, спихнул лодку в воду и, равномерно взмахивая вёслами, поплыл к острову.