- Я, Тонечка, уверен, что останусь живой, мне цыганка в Брянске нагадала. С войны, сказала, вернешься, красивый офицерик, целеньким, женишься, и будет у тебя трое детей - две девочки и один мальчик, назовешь его Митей.
- Ванечка, а на ком женишься - не сказала тебе брянская цыганка? - спрашивала Антонина, замирая от капитанских поцелуев.
- Кроме как на тебе - не на ком!
В мечтах своих (а мечтать Антонина любила) она часто видела так явственно, так реально, будто в кино картину смотрела, свое возвращение с войны после победы. В том, что победа придет, Антонина не сомневалась ни минуты. Вот только когда? Никто не мог ответить ей на этот дьявольски трудный и сложный вопрос. Капитан Орлов - тот отделывался шуточками: "Даже в штабе самого господа бога дежурный генерал-архангел не даст тебе, Тонечка, путного ответа на такой вопросик". Но как бы там ни было и когда бы это ни произошло, а сломлена будет нечистая фашистская сила - это уж факт! Антонина вернется в родной городок на берегу веселого Азовского моря. И не одна вернется, а с мужем - с капитаном, нет, пожалуй, с майором, а то и с подполковником Орловым. Мать обрадуется - уже совсем седая, старенькая станет к тому времени, - заплачет, начнет утирать слезы передником. Антонина скажет ей:
- Мама, ваша дочка вернулась с войны целехонькая да еще с таким богатым трофеем, а вы плачете!
И покажет на своего подполковника… нет, на полковника Орлова!
Потом они пойдут вместе гулять на набережную. Наверное, это будет весной, в мае, когда в городе от смеси запаха морской соли с томным, дурманящим духом цветущих акаций слегка кружится голова и замирает сердце. Она будет в белом платье с кружевной отделкой на груди, с медалью - уж, наверное, ей дадут какую-нибудь медаль, не обидят, - а он при всех своих орденах. Будут встречи на набережной со старыми подружками - те, кто уцелел, слетятся под родные крыши, как ласточки, перезимовавшие в далекой, благословенной, тихой теплыни. Сколько радостных слез будет, сколько смеха!
Одна только мысль заботила и беспокоила Антонину. Ведь она простая официантка, а он штабной офицер, капитан, будущий подполковник, а то и полковник. На гражданке был инженером. Неровня она ему! Но Антонина гнала прочь навязчивую эту мысль. Ничего, она - молодая, хваткая, поступит в какой-нибудь техникум или институт - догонит, дорастет!
Однажды за завтраком капитан Орлов шепнул Антонине, подававшей ему жареную колбасу с картошкой:
- Посылают в полк к Пахомову. Трудная задачка!
- Когда едешь?
- Через полчаса.
- Зайди попрощаться, я тебе бутербродиков приготовлю!
- Постараюсь! - шепнул капитан и громко прибавил: - За сигаретами зайду к вам попозже, несравненная Антонида.
Когда напитан, уже готовый к поездке, в белом, туго подпоясанном овчинном полушубке - была зима, - в новенькой щегольской ушанке, как всегда сдвинутой чуть набекрень, в скрипучих ремнях амуниции, тоже новенькой, снова появился в столовой, там сидел, заканчивая запоздалый завтрак, сам начальник штаба армии полковник Мартыненко, сухарь и службист. Штабные его побаивались: Мартыненко любил "драить" и "давать накачку" подчиненным по любому, стоющему и нестоющему поводу.
Козырнув полковнику, капитан Орлов подошел к Антонине. Они стояли и молча глядели друг на друга - их стесняло присутствие в столовой начальника штаба армии. Наконец капитан обернулся к Мартыненко, сказал, преодолевая смущение:
- Разрешите попрощаться с Тоней, товарищ полковник.
- Разрешаю! - буркнул строгий полковник Мартыненко и закрылся газетой.
Капитан и Антонина поцеловались крепко, истово, трехкратно, по-русски, - так, как целуются, прощаясь, муж и жена. Антонина сунула в карман капитанскою полушубка сверток с бутербродами. Капитан повернулся налево кругом и, уходя, еще раз козырнул начальнику штаба.
- Спасибо, товарищ полковник!
- Ни пуха ни пера! - проворчал полковник и, отложив в сторону газету, занялся едой.
Из этой поездки капитан Орлов в штаб армии не вернулся. Прошло время, и его объявили пропавшим без вести.
Антонина много и горько плакала, очень похудела и подурнела. С поразившей ее самое беспощадной ясностью она почувствовала, что всю женскую радость, отпущенную ей жизнью, она, пожалуй, уже выпила до дна в те считанные ночки, когда, выскользнув тайком из общей женской палатки, кралась при свете луны на заветную лесную полянку, где ожидал ее капитан Орлов. Но потом молодость и фронтовая жизненная стремнина с ее каждодневными утратами, скорбями и радостями взяли свое. Она не то что примирилась с гибелью капитана Орлова - она приняла эту гибель как свою долю во всеобщей беде. "Всем досталось, и мне - тоже!"
Но улыбка теперь редко когда освещала ее лицо - Антонина замкнулась, стала хмурой, неразговорчивой и казалась старше своих лет.
2
В поверженном Кенигсберге, когда война уже шла к концу, к Антонине посватался начальник полевой армейской почты со странной фамилией Макаронин, человек обстоятельный, даже хороший, но скучный. Антонина его предложение приняла и после демобилизации уехала с мужем в Москву.
Макаронин стал начальником отделения связи в одном из отдаленных от центра районов столицы, а Антонина пошла работать по своей специальности официанткой в столовую, вскоре выдвинулась там и ее сделали заведующей. Работала она хорошо, честно, к ее рукам ничего не прилипало. Так и жила, расплываясь телом и твердея безулыбчивым лицом.
Жили они с мужем в двухкомнатной удобной квартире, в достатке. Родился сын - здоровый мальчик. Антонина назвала его Дмитрием, Митей!.. Он подрос, пошел в школу, приносил хорошие отметки и хвастал ими перед матерью:
- Мам, гляди - ни одной трешницы!
Антонина брала дневник, говорила: "Умница сынок!", а потом переводила взгляд с четверок и пятерок в дневнике на толстые, обстоятельные Митины уши и с горечью думала: "Хоть бы ты наозорничал чего-нибудь такого… из ряда вон выходящего, Макаронин-младший!"
3
И к Москве никак не могла привыкнуть Антонина. Она пугала и раздражала ее своей суетой, непомерной огромностью, многолюдством, сумасшедшими, лихорадочно-быстрыми ритмами уличной жизни.
Однажды ехала она в метро. Надо было побывать на базе, распушить ее деятелей за плохое снабжение - авось и удастся под шумок заранее спланированного скандальчика вырвать у этих жадюг комбинаторов что-либо дефицитное для своей столовой. Базовые начальники - она знала это - ее побаивались:
- Эта фронтовичка, будь она неладна, как вцепится - с мясом ее от себя не оторвешь. Лучше уж кинуть ей кусок - пусть подавится!..
На попутной остановке зашел в вагон пожилой мужчина с палочкой. Темное демисезонное пальто, на голове теплая шапка из меха ондатры, виски в седине. Встал к Антонине спиной. Стоит, опирается на палку, а на скамье рядом сидит, уткнув нос в книгу, парнишка-лохмач, на голове цветная вязаная шапка - не то детская, не то женская. Антонина не выдержала:
- Молодой человек, уступите же место! Пожилой товарищ стоит, а вы сидите как пень! И тем более он с палочкой!
Парнишка нехотя встал, буркнув что-то себе под нос. Пожилой с палочкой сел на скамью, молча, равнодушно кивнул Антонине головой - поблагодарил. И вдруг стал смотреть на нее в упор. Антонина замерла вся: тигровые, желтые глаза с тем же прищуром, только не зорким, как тогда, а усталым, глядели прямо в ее душу! Словно солнечным слепящим светом залило весь грохочущий вагон. Антонина хотела на всю вселенную закричать, а сказала тихо, чуть слышно, наклонясь вперед к нему, сидевшему напротив:
- Товарищ капитан!.. Ваня!.. Это ты?!
- Антонина!.. Вот это встреча!..
Оглушенные и ошеломленные, они поднялись рывком, пробились к передней стенке вагона, где народу было поменьше. Слезы душили Антонину.
- Ванечка… Да как же это ты?! Ведь нам объявили, что ты… без вести!
- Объявили, а я взял и сам объявился! - Желтые глаза на мгновенье стали жесткими. - Ну, это целая история!.. Потом!.. Давай рассказывай!..
- Что, Ваня?!
- Все! Для начала - где живешь? Здесь, в Москве?
- В Москве. А ты?
- Тоже в Москве, - капитан Орлов назвал улицу.
Антонина ахнула:
- В нашем районе! На пенсии или работаешь?
- Работаю! На молокозаводе, технологом.
- Господи, да ведь мы же вашу продукцию потребляем. Я, Ванечка, столовой заведую. Детские сырки у вас хорошие, просто прелесть, а вот творожок… извини, но иной раз никуда не годится!
- Не уследишь за всем!.. Да что ты… про творожок! Черт с ним! Замужем, Антонина?
Антонина потупилась:
- Замужем! Сын у меня школьник. Поздно я его родила… Врачи даже не советовали рожать… но так уж получилось. Митей назвала. А ты, Ваня, женат?
- Женат!
- И детки есть?
- Насчет деток наврала брянская цыганка. Девочек у меня нет, есть два хлопца - Митя и Леша… Надо нам повидаться, Антонина. На ходу всего не расскажешь.
- Надо, Ваня! Хоть и ни к чему это теперь, а надо!
Они обменялись служебными номерами телефонов. Капитан Орлов вышел на остановке из вагона, а Антонина проехала еще два перегона и тоже вышла.
Она шла по тротуару в своем мохеровом колпаке-одуванчике ядовито-алого цвета, в готовом пальтишке с серым стандартным каракулевым воротником, в высоких сапогах на молнии - и улыбалась. Кому? Всем! Удивленным прохожим, троллейбусам, автомашинам, домам и вывескам - всему этому огромному, загадочному городу, который вдруг выплеснул ей в сердце такую удивительную радость: он жив! И что из того, что она узнала об этом слишком поздно, главное - он жив, жив!
Ее остановили мальчики-школьники, и один - за плечами незастегнутый ранец, глаза янтарного цвета, круглые, нахальные, как у воробья, - сказал вежливо, даже кротко:
- Тетя, можно вас спросить?
- Спрашивай, деточка.
- Вы чокнутая, да?
- Почему - чокнутая? - удивилась Антонина.
- Потому что вы идете, улыбаетесь, и сами с собой разговариваете!
Антонина засмеялась, потрепала мальчишку по румяной щеке, сказала весело:
- А ты озорник, я вижу!
И подумала: "Вот бы и мой Макаронин-младший такой же бойкий был, как этот. - Но тут же спохватилась: - Зато он у меня хорошо воспитанный!"
И пошла дальше, на базу.
ОТПРАВНЫЕ ДАННЫЕ
Вошла секретарша и доложила, что пришли и просят их принять следопыты с Украины.
- Какие там еще следопыты?
Секретарша сказала, что следопытов двое: один постарше, другой помоложе, лет четырнадцати, очень серьезный, в очках. По какому делу приехали сюда из своего города, не говорят, требуют личного свидания с директором завода.
Трофим Петрович подумал и обреченно махнул рукой:
- Не хватало еще следопытов с Украины на мою голову. Давайте их сюда!
Войдя в директорский кабинет, следопыты чинно поздоровались и представились. Сделали они это без всякого смущения и с большим достоинством.
- Вова! - сказал старший следопыт, пожимая протянутую ему директором руку. Он был высок ростом, по-мальчишески нескладен, большерукий, большеногий, с нежным яблочным румянцем на щеках.
- Вячеслав! - буркнул младший. Этот был смугл, черноволос, в очках с тонкими позолоченными дужками на коротком, весьма независимом носу.
- Зачем пожаловали, уважаемые следопыты? - сказал Трофим Петрович, с любопытством разглядывая своих посетителей.
- Прежде чем ответить на этот вопрос, мы сами должны вас кое о чем спросить, - строго ответил ему младший следопыт. При этом он поправил свои сползавшие с переносицы шикарные очки столь же шикарным жестом: двумя пальцами - большим и безымянным.
"Ишь ты, какой следователь по особо важным делам!" - подумал Трофим Петрович и усмехнулся:
- Спрашивайте!
- Видите ли, - сказал старший следопыт, - нам сказали, что вы все знаете про завод и про его людей и можете нам помочь. Дело в том, что рабочий вашего завода…
Тут вперед вырвался младший следопыт:
- Великанов Николай Иванович, он пал смертью храбрых, когда освобождали наш город от фашистских завоевателей. Он совершил подвиг… Ну что же ты, Вовка, молчишь? Говори же!..
- Как же я могу говорить, когда ты не даешь мне фразу кончить, - сердясь и краснея, сказал старший следопыт.
- Говорите вы, Вова! - сказал Трофим Петрович. - А Вячеславу дадим слово потом - для дополнений и уточнений.
Старший следопыт деловито и коротко - видно было, что он не первый раз говорит об этом, - рассказал, как немцев с ходу выбили из города, как потом какая-то их танковая часть неожиданно вырвалась из окружения и пыталась снова захватить его, но наткнулась на артиллерийский заслон, как мужественно, героически стояли насмерть артиллеристы, отражая последний отчаянный натиск врага. Особенно отличились три артиллериста, один из них - Великанов. Они подбили прямой наводкой много фашистских танков, а сами погибли в этом бою смертью храбрых. В городе им поставлен памятник, а на постаменте выбили их имена и сделали надпись: "Вечная слава героям-артиллеристам!" И пушка стоит.
- Настоящая! - вставил младший следопыт, совсем изнемогший от долгого молчания.
- Настоящая! - теперь уже спокойно подтвердил старший. - Та, из которой они стреляли. Про двух артиллеристов мы все узнали, изучили их биографии. А про Н. И. Великанова нам известно лишь то, что он жил до войны в вашем городе и работал на этом заводе. Скажите, пожалуйста, вы его знали, Н. И. Великанова? Какой он был человек?
Трофим Петрович не спеша достал из ящика письменного стола пачку сигарет, закурил.
- Вот за этим вы и прикатили, ребята? Можно же было письмом меня запросить.
- Личный поиск всегда больше дает.
- А на какие денежки вы прикатили?
- Собрали.
- Кто собрал?
- Мы, следопыты.
- А родители вас отпустили?
- Во-первых, сейчас каникулы, а во-вторых, при чем здесь родители? - пренебрежительно хмыкнул младший следопыт. - Мы ж не просто так прикатили, а по общественному поручению. Вы нам лучше скажите - вы можете нам все рассказать про Великанова?
- Могу! - сказал Трофим Петрович и, чуть помедлив, прибавил: - Но лучше будет, если он сам про себя все расскажет. Поскольку Николай Иванович Великанов жив, здоров и по-прежнему работает у нас на заводе.
Сказал и, откинувшись на спинку кресла, усмехаясь, скрестил большие руки на груди, наблюдая за лицами следопытов.
Следопыты сидели, раскрыв рты и синхронно моргая глазами. Потом разом вскочили, и младший, заикаясь от волнения, с трудом выдавил из себя:
- Неужели его фамилию теперь сшибут с памятника?
- Не надо этого делать! - рассудительно сказал Трофим Петрович. - Разве Великанов не заслужил вечной славы? Думаю - заслужил. А то, что он жив остался, так в этом, видно, фашисты виноваты, а не вы. Свалить свалили, а убить не смогли. Вы обождите, я его сейчас позову сюда - сами с ним обо всем договоритесь!..
Он нажал кнопку настольного звонка. В кабинет вошла секретарша, и Трофим Петрович распорядился, чтобы к нему позвали слесаря Великанова из инструментального цеха - ненадолго. А следопытов попросил пока тихо посидеть, почитать газетки и журналы - вон лежат на столике перед диваном.
Следопыты уселись рядышком на диване ("Как воробьи на телеграфной проволоке", - подумал Трофим Петрович) и стали о чем-то горячо шептаться.
…Дверь тихо отворилась, и в кабинет, чуть прихрамывая, вошел пожилой низкорослый человек в рабочей спецовке. Виски седые, серые светлые глаза прищурены, щеки в резких морщинах.
- Вы меня вызывали, Трофим Петрович?
Не дав директору рта раскрыть, младший следопыт подступил к Великанову и, так же заикаясь и проглатывая окончания слов от волнения, спросил его:
- В-в-вы Великан?
Великанов улыбнулся:
- Ростом-то я, пожалуй, к карликам поближе. А фамилия моя Великанов Николай Иванович, это точно.
Младшего следопыта отстранил старший:
- Скажите, пожалуйста, в бою за освобождение (он назвал город, откуда приехал со своим напарником) вы участвовали?
- Пришлось. А что, собственно, случилось, ребята?
Тут снова эстафету допроса перехватил младший следопыт, выкрикнувший с восторгом:
- Значит, это вы… не пали смертью храбрых в том бою?
Трофим Петрович хохотнул у себя за столом. А Великанов нахмурился, посуровел, сказал тихо:
- В дивизионе тогда решили, что я убит, а в санбате - спасибо нашему санинструктору Нюре, она меня туда приволокла - я вдруг ожил, ко всеобщему удивлению. Меня мигом в полевой госпиталь.
- Такое часто бывало на фронте! - сказал Трофим Петрович.
- Вам же памятник стоит у нас в городе! - с тем же восторгом снова выкрикнул младший следопыт и так тряхнул головой, что его шикарные очки наконец свалились с носа, но он успел их поймать на лету. - На постаменте ваша фамилия выбита - Великанов Н. И. И еще две фамилии: Стеценко И. Я. и Осипян Г. Н.
- Боевые дружки! - тихо сказал Великанов. - Они погибли. Это уж точно!..
Следопыты переглянулись, и младший сказал старшему:
- Ну говори же ты, Вова!
- Товарищ Великанов, мы вас приглашаем, когда у вас будет отпуск, приехать к нам в город, - смущаясь и краснея, сказал старший следопыт. - Вы выступите у нас на слете, расскажете, как вы ожили, по радио тоже выступите…
- И по телевидению! - вставил, не удержавшись, младший следопыт. - Мы вас представим к награде.
- Нет, ребята, этого не надо делать. Я свою награду уже получил.
- Какую?
- Жизнь! - сказал Великанов.
В кабинете стало тихо. Только Трофим Петрович у себя за столом шелестел бумагами, перебирая какие-то документы в старой папке и делая вид, что читает их.
Согнав с лица добрую усмешку, Великанов решительно сказал:
- Нет, ребята, не приеду я к вам.
- Почему, Николай Иванович?
- Потому что… сами посудите, как-то… неловко мне. Ваня Стеценко, Жора Осипян погибли, а я… живой. Дрался я честно, стоял до конца, а все ж таки… неудобно… Нет, не приеду! И доклада не надо делать на вашем слете. Пусть я для вас останусь "неизвестным солдатом" по имени Н. И. Великанов.
Следопыты снова переглянулись - они не ждали такого конца от этой встречи. И вот жалобное выражение разочарования появилось на их полудетских лицах, что Великанов смягчился и сказал:
- Вот что, ребята, я перед вами новую следопытскую задачу поставлю. Поищите-ка вы мою спасительницу - женщину-хирурга из полевого госпиталя. Она же меня буквально по кусочкам сшила, как раньше в деревнях невесты себе в приданое шили одеяла из лоскутков. У меня, в общем-то, тогда одна голова была в относительном порядке и при себе, а остальное - лохмотья.
- Давайте ее данные! - деловито сказал старший следопыт и тут же достал из кармана курточки блокнот и карандаш.
- Какие вам нужны ее данные?
- Для поиска. Отправные. Имя, отчество, фамилию, сколько лет, где живет, адрес…