- Погодь, кабарда! - вдруг сказал скуластый обладатель нетрезвого тенора. Он встал, подошел к мирно сидевшему на соломе Игорю, нагнувшись, схватил его своей железной пятерней за грудки и, сильно встряхнув, поставил на ноги.
Прямо перед собой Игорь увидел его очумелые, яростные глаза. Казак дышал ему в лицо смрадом лука и водочного перегара, продолжая мертвой хваткой держать за шинель на груди.
- Шпиёнишь за нами, сука? - Он еще раз так встряхнул Игоря, что у того искры из глаз посыпались.
- Пустите меня! - жалобно сказал Игорь, стараясь не терять достоинства в этом бедственном и жалком положении. - Даю вам слово, что я не шпион. Я домой еду. Даю вам слово!
- Домой едешь? Сейчас приедешь! - грозно пообещал казак.
- Оставь его, Хвоменко! - миролюбиво сказал урядник из угла, не трогаясь, однако, с места.
Бранясь, казак подтащил упиравшегося изо всех сил Игоря к полуоткрытым дверям вагона.
Теперь он держал Игоря уже за шиворот. Перед глазами Игоря зияла ночная пустота, издававшая железный грохот и пахнувшая дымом.
- Геть с теплушки! - сказал казак почти ласково.
- Послушайте… как же?! Пустите! Не могу же я… на ходу.
- А я тебе пидмогну!
По законам логики должен был последовать пинок ногой. А потом в действие вступили бы законы физики, и тело Игоря, как всякое физическое тело, получившее толчок, придя в движение, закончило бы его уже под насыпью.
Однако пинка не последовало. Железные казачьи пальцы, державшие Игоря за шиворот, разжались. Обернувшись, Игорь увидел, как казака самого держит за шиворот горец в бурке.
- Зачем мучаешь? Зачем обижаешь?
- Марковец он, сука! Шпиёнит тут! Я этих марковцев… - захрипел казак, вырываясь.
- Он не марковец. Он мальчик!
- Пусти, кабарда! Я с этого мальчика сейчас трех девочек сделаю!
Он вырвался из рук горца, но тот снова схватил его поперек туловища. Они стали бороться. Спавшие на полу казаки проснулись, вскочили. Кто-то, выхватив из ножен шашку, бешено вертел ее у себя над головой, припадочно выкрикивая слова команды. На него навалились трое, подмяли. Крики, стоны, ругань. В одно мгновение мирно спавшая теплушка превратилась в орущий бедлам на колесах.
И тут произошло то, чего Игорь никак не ожидал. Поезд замедлил свой бег и наконец совсем остановился. Впереди был закрыт семафор.
Семафорные огни! Красные, тревожно-воспаленные, и зеленые, спокойно-лукавые, как кошачий глаз!
Как много событий, крупных и мелких, драматических и комических, происходило в пути с человеком лишь потому, что семафор оказывался закрытым, или, напротив, путь был свободен!
В общей свалке про Игоря - виновника ее - в теплушке забыли. А ему и не хотелось, чтобы про него вспомнили. Когда эшелон остановился, он, не раздумывая ни секунды, мысленно сказав "прости" своему клетчатому саквояжу, спрыгнул на полотно и, пригибаясь, побежал вдоль вагонов.
13. ИВАН ЕГОРОВИЧ
Каждый, кто ездил в товарных поездах, знает цену вагону с площадкой.
Летом ехать на площадке одно удовольствие! Сиди себе, поставив ноги на ступеньку, дыши степным ветром, напоенным извечным горьким духом полыни, да считай мелькающие телеграфные столбы. Милое дело! Зимой, конечно, хуже, но и зимой площадка товарного вагона - неплохое прибежище для невзыскательного путешественника. Если он к тому же еще и тепло одет!
Хвостовой вагон был с площадкой. И на ней - только один человек, в громадной, до пят, овчинной шубе и в капелюхе. Игорь обрадовался и быстро забрался на площадку.
- Куда?! - загородил ему дорогу человек в капелюхе с фонарем в руке. - Ну-ка, слезай, брат!
- Мне недалеко!
- Слезай, слезай. Не разрешается тут никому ехать. Тормозной вагон. Нельзя.
- Я не слезу!
- Как это "не слезу"?! - грозно сказал кондуктор, наступая на Игоря.
Состав дернулся.
Кондуктор положил руку на плечо Игоря, слегка подтолкнул его:
- Сходи, малый, скорей, пока ход тихий!
Нервы Игоря не выдержали. Он сбросил со своего плеча руку кондуктора и, уже не отдавая себе отчета в том, что говорит и что делает, стал рвать из ножен шашку. А она, как назло, не вытаскивалась.
- Не сметь! - кричал Игорь противным рыдающе-визгливым голосом, продолжая дергать проклятую неподатливую шашку. - Вы не смеете!.. Я вас зарублю!
Однако на кондуктора эта страшная угроза почему-то не подействовала. Он даже с места не сдвинулся, когда Игорю наконец удалось выдернуть из ножен свою докторскую "селедку". Он грозно занес ее над головой человека в капелюхе, но в следующую секунду обнаженная шашка оказалась в руках кондуктора. Тот хозяйственно проверил лезвие большим пальцем, покачал головой.
- Надо, брат, оружию в порядке содержать! - наставительно сказал кондуктор совершенно подавленному Игорю. - Эх ты, Аника-воин!
И одним взмахом вложил тупую шашку обратно в ножны.
Слезы хлынули из глаз Игоря. Отвернувшись от кондуктора, он ревел, как первоклассник, откровенно, навзрыд, шмыгая носом и вытирая слезы колючим рукавом шинели. Боже, какой стыд, какой позор!
Вдруг он почувствовал, что на плечо его снова легла тяжелая рука. Но теперь эта рука не толкала его, в ее тяжести была успокаивающая ласка.
Игорь обернулся и только сейчас увидел лицо человека в капелюхе.
Мягкие черты, на носу и на щеках мелкие оспинки, глаза спокойные, с доброй смешинкой, небольшие, распушенные на концах ("Как у папы!" - подумал Игорь) усы.
- Солдат по уставу должен вид иметь бодрый и молодцеватый, - сказал кондуктор, - а ты, брат, разлимонился и похож сейчас, извини уж меня, на мокрого куренка. Это нехорошо. Соколом гляди, доблестный воин!
И так много было располагающей проницательной доброты в лице кондуктора, в его улыбке, в его необидных насмешливых словах, что Игорь тоже улыбнулся сквозь слезы и неожиданно для себя самого сказал:
- Я, собственно, не воин! Я в Ростов ездил к брату, а теперь домой добираюсь!
- За каким же дьяволом тебя в Ростов носило в такое время?
Игорь кое-как объяснил, "за каким дьяволом" его носило в Ростов.
Кондуктор полез в карман своей необъятной шубы, достал кусок свиного сала и ломоть хлеба, подал Игорю:
- Закуси-ка! Небось голодный, как собака.
Игорь стал жадно есть.
…Бывают люди, не умеющие слушать другого человека. Они могут быть хорошими, милыми, симпатичными, но вот этим драгоценным человеческим даром не обладают вовсе. Они умеют слушать, увы, только самих себя.
Иван Егорович - так звали кондуктора - умел слушать. А Игорю сейчас нужен был именно такой собеседник.
Они стояли рядом на тормозной площадке, глядели вниз на убегающие рельсы, и Игорь рассказывал кондуктору все: про смерть отца, про Диму, про свою поездку в Ростов и про все свои приключения и переживания.
Иван Егорович слушал очень внимательно, не перебивая, лишь иногда задавал вопрос или вставлял словечко.
Игорь закончил свою исповедь и замолчал. Некоторое время молчал и Иван Егорович.
Дробно и звонко стучали колеса о рельсы. Уже рассветало.
- Жизнь в нашей Расее пошла крутым водоворотом! - сказал наконец Иван Егорович, и Игорь вздрогнул: опять это слово! - Пропасть можно ни за понюх табаку, - продолжал кондуктор, - закрутит как щепку, и поминай как звали. - Он посмотрел на Игоря, и в голосе его появились жесткие нотки. - А ты, если не хочешь пропасть, будь не щепкой бессмысленной, а человеком! Что настоящий человек делает, когда угодит в быстрину или в омут? Сознательно бьется с течением, вовсю колотит руками и ногами. Плывет, одним словом. Но вот вопрос: куда плыть? - Подумав, Иван Егорович закончил: - Хочешь, слушай меня, хочешь, не слушай - дело твое. Но я тебе, хлопец, в отцы гожусь. Две войны сломал: японскую и германскую, Знаю, почем фунт лиха. Подгребай, браток, к нашему, к рабочему берегу! А то пропадешь, как та несчастная щепочка. Вот что я тебе скажу, Иго́рь!
Ах, как вовремя были сказаны эти такие нужные Игорю и такие точные слова! Вспоминая потом свою встречу с Иваном Егоровичем, его умные глаза и ласковые интонации глуховатого его баска, Игорь всякий раз благословлял судьбу за то, что она вовремя свела его с этим человеком!
Хрипло и резко свистнул паровоз, как бы подтвердил то, что сказал кондуктор.
Иван Егорович спустился с площадки на подножку, помахал своим фонарем. Поезд пошел тише, потом остановился среди степи.
- Пойду к главному, узнаю, - тревожно сказал Иван Егорович. - Никого на площадку не пускай, Игорь. - Он улыбнулся. - В случае чего - прямо шашкой рубай. Только заранее ее обнажи, а то как бы опять не заело!
Он соскочил с подножки и пошел вдоль состава - большой, надежный, могучий в своей шубе до пят.
Появился он, когда эшелон уже тронулся. Легко взобрался на площадку. Игорь заметил, что Иван Егорович сильно озабочен.
- Похоже, что до самого Армавира погонят нас без остановки. Даже на твоей станции не будем останавливаться, - сказал он Игорю.
- Ничего, я спрыгну на ходу!
- Ты-то спрыгнешь, я знаю! - усмехнулся Иван Егорович. - А вот… - Он замолчал, обдумывая что-то. Потом посмотрел Игорю прямо в глаза. - Просьба к тебе будет, Иго́рь, - тихо сказал Иван Егорович. - Исполнишь?
- Конечно, Иван Егорович! - горячо отозвался Игорь, готовый все сделать для человека, так щедро одарившего его теплом своего доброго сердца.
- Есть у вас на вокзале один человек. Газетами торгует.
- Вадим Николаевич! - обрадовался Игорь. - Я его знаю. Он мне журналы дает читать.
- Это хорошо, что ты его знаешь. Надо бы ему одно письмецо передать. Я надеялся сам, да вон видишь, как оно выходит: до Армавира будем чесать без остановки!
- Давайте, я передам!
И опять Иван Егорович взглянул в упор на Игоря, словно спрашивал его: "А можно тебе поверить, щепочка?" И глаза Игоря ответили ему: "Можно! Не подведу!"
- Не хотелось бы по почте! - пробормотал, все еще колеблясь, Иван Егорович. - Пока дойдет, да то да се… И тем более письмо срочное. От этой… от тетки его из Ростова.
- Да я передам, вы не беспокойтесь!
- Его, брат, так надо передать, чтобы… - Иван Егорович замялся.
- Я понимаю, Иван Егорович! - сказал Игорь, боясь, что Иван Егорович все-таки не поверит ему и не даст письма. - Я передам. Вы можете на меня положиться. А в случае опасности… - Игорь запнулся, - я его разорву и проглочу!
- Подавишься, пожалуй! - засмеялся Иван Егорович, но тут же оборвал смех.
Он снял с головы свою капелюху, достал из шапки конверт, сказал сурово:
- Спрячь!
…Было уже совсем светло, когда эшелон, миновав зеленоглазый семафор и знакомую водокачку, вырвался, громыхая на стрелках, на свободный пятый путь и здесь сбавил скорость. Надо было покидать гостеприимную тормозную площадку.
Иван Егорович заботливо заправил складки на шинели Игоря, проверил, как висит на нем шашка, потом притянул к себе обеими руками, прижал к груди.
- Ну, плыви, сынок!
И, потрясенный этой отцовской лаской, полный любви и благодарности к человеку, который поверил ему, Игорь - горло его сжала судорога, - волнуясь, сдерживая слезы, сказал:
- Иван Егорович, я вас никогда не забуду. А за письмо не беспокойтесь! Я все сделаю, чего бы мне это ни стоило! Спасибо вам за все, за все!
- Да брось ты! А Вадиму Николаевичу так и скажи: от тетки, мол, вам письмецо привез из Ростова. Прощай, Игорь. Может, еще увидимся когда!
Игорь стоял на последней подножке и, крепко держась за поручни, готовился к прыжку.
- Шашку придерживай, когда будешь прыгать! - наставлял его Иван Егорович. - А еще лучше - сними совсем и держи в руках, чтобы не путалась она у тебя под ногами, чертова дура!
- Ничего, я так!
- Прыгай вперед и беги что есть сил. Готов?
- Готов!
- Прыгай!
Игорь прыгнул, его с силой отбросило назад, он пошатнулся, чуть было не упал, но удержался на ногах и, пробежав несколько метров, остановился. Эшелон был далеко. Остался от него лишь вкус железного ветерка на губах. Игорь успел заметить, как Иван Егорович напутственно махнул ему фонарем с площадки хвостового вагона.
14. "СПАСИБО, ТОВАРИЩИ!"
Та же огромная, как клумба, люстра висит под потолком, те же пальмы в кадках стоят у столиков, так же суетятся официанты в белых куртках и черных галстуках, разнося на подносах стаканы с жидким чаем.
И все же знакомый зал первого класса за эти дни стал другим!
Печать тревоги и растерянности лежит на всем. Листья пальм покрыты пылью, кадки полны окурков. Не до уборки! Официанты рассеянны и невежливы: принимают заказы, а сами смотрят по сторонам.
На диванах, на составленных вместе стульях и кое-где по углам, даже на столах, спят люди.
Уже проснувшиеся, неприбранные бледные дамы поят и кормят своих напуганных детей.
- Мамочка, мы уже совсем приехали?
- Не знаю, деточка. Наверное, дальше нас повезут.
- А куда дальше?
- Там увидим. Ты кушай пока!
Беженцы! Но Игорь не обращал сейчас внимания на них. Пробираясь между чемоданами и тюками в дальний угол зала, туда, где находился газетный киоск, он думал лишь о письме, которое лежало в кармане его шинели на груди. Слава богу, Вадим Николаевич на месте! Стоит, перебирая журналы, отвечает покупателям на вопросы. Игорь подошел, сказал радостно:
- Здравствуйте, Вадим Николаевич!
Аскетическое лицо Вадима Николаевича вытянулось, когда он увидел Игоря в шинели с черными погонами и с шашкой.
У прилавка стоял пожилой, изможденный господин в чиновничьей фуражке, с бархатным темно-зеленым околышем. При нем отдавать письмо нельзя.
Игорь взял старый номер "Донской волны", стал небрежно перелистывать.
Чиновник расплатился с Вадимом Николаевичем, забрал свои конверты и бумагу и удалился.
Продолжая листать журнал, Игорь сказал шепотом:
- Вадим Николаевич, я вам привез письмо из Ростова.
Вадим Николаевич странно посмотрел на Игоря, пожал плечами:
- У меня в Ростове никого нет!
- От тети в Ростове! - спохватился Игорь.
- Нет у меня в Ростове никакой тети, - сказал твердо газетчик.
Игорь растерялся.
- Вы мне не верите? - горько сказал он. - Даю вам честное слово. Письмо со мной.
- Я вам говорю, что у меня нет тети в Ростове.
- Ну да, она сейчас уже не в Ростове, - сказал Игорь с отчаянием. - Возможно, она сейчас уже в Армавире. Возьмите письмо! Оно очень важное!
Он расстегнул крючки шинели, полез в карман и вдруг заметил, что Вадим Николаевич отвел в сторону глаза и не смотрит на него.
Игорь обернулся. К киоску приближался жандарм. Игорь торопливо, не попадая крючками в петли, стал застегивать шинель.
Жандарм подошел к киоску. Какие у него колючие, неприятные, щупающие глаза! Усы чуть шевелятся, как у кота, подкарауливающего мышь. И уши - большие, хрящеватые, жадные - торчат из-под красной фуражки.
Жандарм кивнул газетчику:
- Как торговля?
- Ничего! - сказал Вадим Николаевич.
Игорь хотел отойти от киоска, но жандарм, отдав ему честь, спросил приветливо:
- Давно прибыли?
- А вам какое дело?
- Так! Интересуюсь!.. Вроде ведь сейчас не прибывали поезда.
Он стал бесцеремонно разглядывать Игоря. Колючие, щупающие глаза скользнули по гимназической фуражке с солдатской кокардой, по черным марковским погонам и вдруг, остановившись на шашке, - тяжелой, офицерской, старого образца, - хищно сузились.
- Хорошая у вас шашечка! - сказал жандарм. - Где взяли?
- В полку выдали!
- Ваш же полк пехотный! Вам шашечка не полагается!
- Я конный разведчик!
Щупающие глаза жандарма скользнули вниз, взгляд их остановился на сапогах Игоря.
- А шпор не дали?
- Шпор не дали!
- Документы позвольте!
Игорь полез в карман за своим удостоверением и вместе с ним нечаянно вытащил письмо Ивана Егоровича. И тут же уронил его на пол! Он нагнулся и сунул конверт назад с излишней поспешностью.
- А это что у вас такое? Подайте сюда!
Все внутри у Игоря похолодело от ужаса. Если письмо отберет жандарм, что подумает о нем, об Игоре, Иван Егорович?!
- Пойдемте со мной, молодой человек! - сказал жандарм.
- Куда?!
- Куда надо!
- Никуда я не пойду с вами! Оставьте меня в покое!
С той же гадкой ухмылкой жандарм взял Игоря за рукав шинели.
- Пошли, пошли потихонечку!
Игорь вырвался и внезапно увидел, что по залу идет поручик Губенко - тот, что распекал Юрия Балковича в Ростове во дворе, где стояли марковские подводы.
Поручик был все так же румян и свеж. Левая рука на черной перевязи, марковская фуражка лихо приплюснута. По всему было видно, что поручик уже успел слегка зарядиться с утра.
- Господин поручик! - бросился к нему навстречу Игорь. - Здравствуйте!
Поручик Губенко взглянул на Игоря удивленно, но, узнав его, улыбнулся:
- А, здравствуйте! Вы как сюда попали?
- Меня отпустили на десять суток, господин поручик! А вот этот… - Игорь показал на приблизившегося жандарма, - привязался ко мне неизвестно почему.
- Дайте вашу увольнительную! - приказал поручик Игорю, не обращая внимания на вытянувшегося перед ним с ладонью у козырька жандарма.
Игорь подал поручику свое удостоверение.
- Какого же дьявола вам еще нужно?! - загремел поручик Губенко, обернувшись к жандарму. - Вы тут в тылу совсем распустились. На марковцев кидаетесь? Пошел вон!
- Господин поручик, я выполняю службу!
- Что?! - Поручик угрожающе шагнул к жандарму. - Вот я тебе сейчас покажу службу! Проваливай! Ну-ка, шагом марш!
Жандарм испарился.
- Спасибо вам, господин поручик! - от всей души сказал Игорь, пряча марковское удостоверение в карман, где покоилось, излучая сокровенный жар, письмо от тети из Ростова.
- Не за что! Надо было бы ему морду набить. Вот сволочь тыловая.
Поручик небрежно вскинул руку к виску и пошел к буфетной стойке.
Игорь вернулся к киоску. Снова взял с прилавка "Донскую волну", стал листать журнал.
- Быстро достаньте письмо! - услышал он шепот газетчика.
Игорь выполнил приказание.
- Положите письмо в журнал!
Игорь сунул конверт между страницами "Донской волны", положил журнал на прилавок.
- Ничего интересного. Старье! - сказал он громко Вадиму Николаевичу.
- Ожидаем новенькое! - ответил газетчик. Глаза у него потеплели.
- До свидания, Вадим Николаевич! - сказал Игорь, счастливый предельно, и услышал сказанные тихим шепотом слова:
- Спасибо, товарищ!
…Извозчика Игорь решил не брать - хотел целиком отдать Елене Ивановне деньги, которые вручил ему на прощанье Дима. От вокзала до Песчаной было далековато, но что такое какие-нибудь десять - двенадцать кварталов для человека, совершившего в походном порядке марш от Ростова до Каяла?! Но прежде всего надо было освободиться от погон.
Юный искатель приключений, лихой "конный разведчик" навсегда остался там, в Каяле. Желание снять с себя марковские погоны, вернее, не снять, а сорвать их, что называется, с мясом было для него сейчас даже не желанием, а жгучей потребностью.