Внезапно дверь отворилась, и в комнату быстро вошел Вадим Николаевич. Острые черты его худого лица еще больше обострились, глаза лихорадочно блестели из-под надвинутой на лоб кепки с большим козырьком.
- Есть верные сведения. Они бросили на нас марковский полк! - сказал Вадим Николаевич, не замечая Игоря.
- Этого следовало ожидать! - спокойно отозвался Иван Егорович. - Товарищи члены революционного комитета, предлагаю обсудить создавшееся положение…
Игорь тихо вышел из комнаты.
17. НОЧНОЙ ГОСТЬ
К вечеру началась стрельба. Теперь это были не беспорядочные и частые винтовочные выстрелы, а грозная и четкая музыка приближающегося организованного боя.
Из винтовок стреляли пачками. Настойчиво, с механической неумолимостью, то длинными, то короткими очередями били пулеметы. Несколько артиллерийских снарядов с отвратительным воем пронеслись над крышами оцепеневших от страха домиков и разорвались где-то на железнодорожных путях.
Игорь и Елена Ивановна сидели в столовой, закрыв окна ставнями, тревожно прислушивались к звукам боя. Вдруг стрельба стихла. Через минутную паузу донесся слитный, могучий рев многих человеческих глоток:
- А-а-а-а!
- Штыковая атака! - сказал Игорь шепотом. - "Ура" кричат.
- Господи! - Елена Ивановна прижала ладони в ушам. Лицо ее болезненно искривилось.
Наконец все стихло. Бездыханная тишина пала на многострадальный городок. Уличный бой кончился. Кто же одержал победу: восставшие или марковцы?
Ответить на этот вопрос могло только утро.
Ступины легли спать, но нервное напряжение было слишком сильно: ни Игорю, ни Елене Ивановне не спалось. Да и выстрелы снова стали рвать ночную тишину. Теперь стреляли только из винтовок, в одиночку и залпами. И опять стало тихо.
Игорь не заметил, как уснул. Проснулся он от робкого не то стука, не то странного царапанья в наружную дверь. Прислушался. Странный звук повторился. Игорь хотел окликнуть Елену Ивановну, но она сама шепотом спросила его из своей комнаты:
- Ты слышишь, Игорь?
- Слышу!.. По-моему, кто-то стучится. Я пойду проверю.
- Не ходи!
Но Игорь уже вскочил с кровати, накинул шинель прямо на белье, вышел в прихожую.
За дверью кто-то дышал. Тяжело, со стоном.
- Кто там? - спросил Игорь.
- Отчините, хозяин! - послышался тихий, знакомый голос.
- А кто вы?
- Ступин здесь проживает?
- Здесь! Это я. А кто вы-то?
Молчание. Потом ночной пришелец так же тихо сказал:
- Я Забейворота… от Ивана Егоровича…
Игорь отворил дверь. На крыльце стоял длинный парень в обмотках - часовой ревкома. Он был без винтовки. Лунный свет падал на его белое, без кровинки, лицо, искаженное болью. Одна рука бессильно висела, другой он держался за косяк двери.
Глядя прямо в глаза Игорю, Забейворота сказал шепотом:
- Иван Егорыч казалы… чтоб в случае чего… до вас!
- Вы ранены? - спросил Игорь тоже шепотом.
- Ага! В руку.
- А где Иван Егорович? Что с ним?!
- Они с Жеребкиным… и еще с десяток наших пробились сквозь кольцо. А других беляки кого вбили, кого в плен захватили. А я утек!
- Идемте!
Когда Игорь и Забейворота появились в столовой, Елена Ивановна, уже одетая, стояла у стола, прямая, белая, как статуя.
- Здравствуйте, хозяйка! - поклонился ей Забейворота. - Звиняйте уж мэне!.. Бида загнала до вас. - Он обернулся к Игорю, сказал печально: - А Вадим Николаевич вбит! - У Игоря больно сжалось сердце. - И старичка нашего, Федора Федоровича…
Не договорив, покачнулся и стал падать. Игорь и Елена Ивановна успели подхватить его на руки. Они перетащили раненого в спальню и уложили на кровать Игоря. Он был без сознания.
Всем теперь распоряжалась Елена Ивановна. Она велела Игорю разжечь примус и вскипятить воду. Когда все было готово, вооружилась ножницами и ловко (недаром же она была женой военного врача!) разрезала набухший кровью рукав ватной куртки ночного пришельца. Игорь увидел бледно-желтую нечистую кожу и быстрые ярко-алые струйки крови на ней и отвернулся, почувствовав дурноту. А Елена Ивановна с той же решительностью делала свое дело.
Наложив жгут и перевязав раненого, она сказала:
- По-моему, у него кость раздроблена. Во всяком случае, рана тяжелая. Утром надо вызвать врача.
- Но… кого, мама?!
- Доктора Потанина. Я ему напишу записку, и ты пойдешь. Папа был знаком с ним. Он не откажется.
- А можно на него… положиться?
Елена Ивановна посмотрела на сына удивленно, пожала плечами, сказала просто:
- Он же приличный человек. И старый врач!
Остаток ночи Ступины провели на ногах. Забейворота не приходил в сознание. У него начался бред… Он метался по кровати, хриплым, горячечным голосом выкрикивал:
- Вон они - гляди!.. Огонь!.. Бей гадов!.. Огонь!..
Елена Ивановна прикладывала холодные компрессы к его лбу, смачивала потрескавшиеся губы водой, вздыхая, повторяла:
- Господи! И ведь совсем молоденький!
18. НЕРВНЫЙ СТАРИЧОК
Утром раненому стало хуже. Нельзя было медлить с врачом ни минуты.
Игорь надел шинель и фуражку, на которой теперь не было ни солдатской кокарды, ни пальмовых веточек гимназического герба, сунул в карман написанное Еленой Ивановной письмо к доктору Потанину и уже собрался уходить, как вдруг во входную дверь постучали.
Игорь насторожился. Кто мог стучаться в такую рань? Он подошел к двери, постоял, послушал. Стук повторился.
- Кто там? - спросил Игорь, стараясь не выдавать своей тревоги.
- Это я-с! - раздался за дверью елейный тенорок Григория Ивановича. - Вынужден побеспокоить по неотложному делу-с! - твердо сказал домовладелец. - Прошу отворить.
Игорь отворил дверь. Даже не взглянув на него, Григорий Иванович, как был, в драповом пальто и в новых калошах, прошел через прихожую в столовую.
Елена Ивановна, измученная ночными тревогами, сидела за столом, пила чай.
- С добрым утречком! - сказал домовладелец, не снимая шапки.
Елена Ивановна ответила ему обычной приветливой улыбкой.
- Здравствуйте, Григорий Иванович! Что это вы так рано? Снимайте ваши доспехи, будем пить чай.
- Мне не до чаю, Елена Ивановна! - В голосе Григория Ивановича прозвучали нотки обиды и укора. - Вы знаете мое уважение к вам… и к Сергею Ильичу покойному…
Он замялся. Елена Ивановна отодвинула чашку с чаем в сторону, сказала спокойно:
- Говорите яснее, Григорий Иванович. И без предисловий.
Домовладелец покосился на Игоря, стоявшего у двери в комнату, где лежал раненый, и решительно объявил:
- У вас в квартире, Елена Ивановна, находится посторонний. Я видел ночью… И вы знаете, что это за человек. Я обязан сообщить о нем властям-с! И хотел бы это сделать также и от вашего имени… чтобы у вас потом не было никаких неприятностей.
- Мама! - Игорь сжал кулаки.
Елена Ивановна строго взглянула на сына.
- Обожди, Игорь! Вы не сделаете этого, Григорий Иванович! - Сказала она страстно. - Вы же верующий человек, христианин, это не по-божьи, то, что вы хотите сделать!
- Нет-с, именно по-божьи, Елена Ивановна! - Григорий Иванович переступил с ноги на ногу, и его новые калоши, как бы подтверждая слова владельца, омерзительно заскрипели. - Ложь, Елена Ивановна, - это наитягчайший грех, по нашему учению. Господь требует, чтобы рабы его всегда говорили правду. Всегда-с!
- Говорить правду - не значит доносить, Григорий Иванович.
- А скрыть правду - это значит осквернить душу ложью, Елена Ивановна!
Из спальни донесся тихий стон раненого.
- Но вас же никто не спрашивает про этого человека! - сказала Елена Ивановна.
- А могут прийти и спросить, - перешел на шепот Григорий Иванович.
- Если придут и спросят, мы скажем, что у нас никого нет, и нам с вами поверят. - Елена Ивановна прижала к груди руки. - Мы спасем человека, Григорий Иванович!
Домовладелец затряс головой:
- Не приму греха лжи на душу свою, Елена Ивановна. Не приму-с!
- Но ведь Евангелие оправдывает ложь во спасение!
Елена Ивановна поднялась из-за стола, подошла к домовладельцу вплотную. Выпятив мокрую нижнюю губу, Григорий Иванович торопливо расстегивал пуговицы пальто. Полез в карман на груди, достал какую-то бумагу.
- У меня нет времени на длинные разговоры, Елена Ивановна, - сказал он, подняв руку с бумагой жестом пророка, возвещающего жестокую истину. - Вот-с приказ полковника Блейша. Тут прямо сказано, что лица, укрывающие у себя большевистских повстанцев, отвечают по законам чрезвычайного положения, объявленного в городе. Я как домовладелец несу ответственность. А как верующий человек, по нашему учению, должо́н пойтить и объявить правду-с!
Игорь взял у него бумагу со следами засохшего клейстера по краям.
"Приказ по городу" был набран в типографии крупным афишным шрифтом. Сразу бросился в глаза 3-й пункт приказа полковника Блейша. Он начинался словами: "Захвачены и расстреляны на месте". Дальше шли незнакомые фамилии расстрелянных, и среди них… Гурьев Ф. Ф.! Это же тот, седой, в железных очках, читавший Игорю в ревкоме пушкинские стихи! Они и его!..
Игорь взглянул на домовладельца. Тот отвел глаза. Пальцы его, застегивающие пуговицы пальто, дрожали.
- Я вас предупредил, Елена Ивановна! - сказал он, застегнувшись наконец. - Теперь… извиняйте, пожалуйста!
Нельзя было допустить, чтобы этот старый кабан ушел!
Игорь бросился в кухню. В углу за печкой стояла отцовская шашка. На этот раз она выдернулась из ножен легко и лихо.
С обнаженным клинком в руке Игорь настиг домовладельца уже в прихожей, схватил его за барашковый воротник нового пальто.
Страшно вскрикнула Елена Ивановна. Григорий Иванович вырвался, оглянулся, отчаянно завизжал. Глаза у него стали белые. "Тресну его плашмя по шапке", - подумал Игорь и, захмурившись, занес свой карающий меч над каракулевой шапкой-пирожком, распространявшей неистребимый аромат нафталина. Григорий Иванович пошатнулся и, хватаясь за воздух руками, сел на пол.
Когда Игорь опомнился, он увидел, что домовладелец полусидит-полулежит у его ног, прислонившись к стене. Рот его искривлен, один глаз закрыт, другой бессмысленно устремлен на Игоря. Слюна пузырится на лиловых губах.
- Что с ним, Игорь?! - прошептала Елена Ивановна.
- Не знаю! Я не успел ударить его, мама, честное слово!
- Надо его уложить. Бери за ноги, а я за плечи. Отнесем ко мне в спальню!
С трудом Ступины оттащили тяжелую тушу домовладельца в комнату Елены Ивановны и уложили на постель. Тут Григорий Иванович очнулся, открыл второй глаз.
Елена Ивановна тихо спросила:
- Что с вами, Григорий Иванович?
Но вместо слов из искривленного рта Григория Ивановича стали выскакивать какие-то странные звуки: "Буль… буль… буль…"
Елена Ивановна с ужасом посмотрела на Игоря:
- У него удар! И, кажется, язык отнялся!
Она склонилась над домовладельцем:
- Вот видите, Григорий Иванович, как вас наказал бог за ваш дурной помысел!
Игорь подумал, что он, пожалуй, больше, чем господь бог, повинен в том, что случилось с Григорием Ивановичем, но эта мысль не вызвала у него чувства раскаяния. Ничего, кроме гадливого отвращения, не внушал ему этот беспомощно распростертый на кровати булькающий "правдолюбец"!
Теперь квартира Ступиных превратилась в настоящий лазарет. Врач был необходим уже двоим. Игорь снова собрался идти за доктором Потаниным, и снова его остановил требовательный и резкий стук во входную дверь.
- Кто там?
- Патруль! Откройте!
В прихожую вошли двое. В английской защитной форме. Только на плечах - черные марковские погоны. Винтовки на ремнях.
Одним из вошедших был Юрий Балкович. Кадет похудел, побледнел. Еще больше он был похож теперь на молодого старика.
Глаза Игоря и Балковича встретились, и Игорь невольно опустил свои: такой лютой ненавистью была налита потускневшая, мертвая синева глаз кадета.
Марковцы вошли в столовую, и второй патрульный, рослый широкоплечий брюнет с густыми мохнатыми бровями-гусеницами, с унтер-офицерскими нашивками на погонах, четко козырнув, сказал Елене Ивановне, стоявшей у стола и приготовившейся ко всему:
- По приказу командования ваша улица входит в зону повальных обысков. Кто здесь живет?
- Здесь живет вдова военного врача, действительного статского советника Ступина с сыном Игорем. Это я! - ответила Елена Ивановна, и достоинство, с которым были произнесены эти слова, восхитило Игоря.
- Сколько у вас комнат?
- Кроме этой еще две.
- Покажите!
Так же спокойно Елена Ивановна отворила дверь.
- Пожалуйста, смотрите!
Патрульные вошли в ее спальню. Григорий Иванович лежал на кровати, задрав к потолку аккуратно подстриженную седую бороденку, дышал трудно, с хрипом. Пальто, ботинки и калоши Игорь и Елена Ивановна с него сняли, когда укладывали на кровать; костюм - тоже новый, со слежавшимися складками - оставили, только ворот рубашки Елена Ивановна расстегнула, чтобы облегчить дыхание.
- Это кто? - резко спросил Балкович. В глазах его вспыхнул огонек.
Игорь подумал: "Если сейчас начнет стонать Забейворота, мы пропали".
Елена Ивановна сказала, приложив пальцы к вискам:
- Ой, у нас такая неприятность, господа! Ночью, когда поднялась стрельба, к нам прибежал владелец дома Григорий Иванович Кувшинов. Наверное, он очень испугался… и вот с ним произошел удар. Срочно нужен врач. Сын как раз собирался идти, когда вы постучали.
Бровастый марковец усмехнулся, бросил насмешливо:
- Нервный какой старичок.
Григорий Иванович застонал и открыл глаза. Взгляд его, как с ужасом заметил Игорь, стал осмысленно-злобным. Домовладелец заерзал, задвигался, забормотал:
- Буль… буль… буль!..
Елена Ивановна, белая, как наволочка подушки, по которой беспомощно металась голова Григория Ивановича, тихо сказала:
- Язык отнялся! Ужасное несчастье!.. Лежите спокойно, Григорий Иванович! - прибавила она властно, обращаясь к домовладельцу. - Вам нужен полный покой. Скоро придет врач.
Григорий Иванович затих.
Брезгливо косясь на его ноги в рваных носках, рослый марковец пошутил галантно:
- Очень сожалеем, мадам, что из-за нас у вас такие хлопоты. Знали бы - стреляли потише. Идемте, Балкович!
Игорь искоса взглянул на мать, и, наверное, в этом взгляде было столько подозрительной радости, что бдительно наблюдавший за ним Балкович тотчас же сказал:
- Мы еще не все комнаты осмотрели!
- Пожалуйста, смотрите! - Елена Ивановна невозмутимо пожала плечами.
Патрульные вышли в столовую, Елена Ивановна взялась за ручку двери в комнату Игоря, где тихо лежал раненый "большевистский повстанец" и, улыбаясь, сказала:
- Я перенесла сюда ночью мою спальню. И там еще не убрано. Поверьте, господа: там никого нет!
Балкович решительно поправил ремень винтовки.
- Пропустите!
- Vous êtes mal élevé , молодой человек! - выпрямившись во весь свой прекрасный рост, произнесла Елена Ивановна.
Смутившись, рослый унтер-офицер командирски тронул кадета за рукав шинели:
- Пошли, вольноопределяющийся Балкович!
Вместе с марковцами Игорь вышел на крыльцо. Утро было ясное, чистое. Ни облачка в синем, по-весеннему влажном небе. По крыше дома Григория Ивановича, томно стеная, танцующей походкой семенил перед беленькой голубкой ярко-сизый крупный голубь.
Бровастый марковец достал папиросу из самодельного деревянного портсигара, с лирическим вздохом, глядя на танцующего голубя, произнес:
- Ухаживает, подлец!
Кадет грубо выругался, снял с ремня винтовку и прицелился в беленькую голубку. Однако выстрела не последовало, потому что бровастый мгновенно вырвал у Балковича винтовку.
- Ты что, с ума сошел? Разве можно голубок бить?!
И с этими словами, почти не целясь, навскидку, выстрелил сам. Сизый щеголь комком окровавленных перьев тяжело рухнул на землю.
Беленькая голубка вспорхнула и улетела. Меткий стрелок отдал кадету его винтовку, вынул из кармана спичечный коробок, чиркнул спичку.
- Старичок, которого кондрашка хватил, в этом доме живет? - деловито спросил он у Игоря, заслонив ладонью огонек и раскуривая папироску.
Игорь автоматически ответил:
- В этом!
- Один?
- Один!
- То-то мы стучали-стучали, никто не отворял!..
Патрульные пошли по палисаднику к калитке.
- Одну минуточку! - окликнул их Игорь.
Марковцы остановились, обернулись.
- Скажите, пожалуйста, как поживает Гриша Чистов?
Кадет не ответил. Его напарник, удивленно подняв толстые брови-гусеницы, посмотрел на Игоря, потом сказал небрежно:
- Вольноопределяющийся Чистов убит.
…Когда Игорь вернулся в дом, Елена Ивановна сидела в столовой за столом, положив голову на руки. Плечи ее вздрагивали. Игорь бросился к матери. Бурно целуя материнские руки, волосы, плечи, он, плача и смеясь, повторял:
- Мама, ты самый замечательный человек на земле, самый, самый замечательный!
19. ДОКТОР ПОТАНИН
Доктор Потанин, главный врач тылового госпиталя, чудовищно толстый пятидесятилетний мужчина, старый холостяк с рыжеватой холеной бородкой, принял Игоря в своем маленьком, пропахшем йодоформом кабинете.
Прочитав короткое письмо Елены Ивановны, он нахмурился, погладил себя по коротко остриженной сивой щетинке круглой головы и пророкотал львиным басом:
- Что там у вас стряслось?
- Мама просила передать, что она вам все сама расскажет!
- Тайны мадридского двора! - проворчал толстяк. Однако тотчас же поднялся из-за стола. Белоснежный халат не доставал ему до колен, позволяя видеть слоновьи ноги в синих офицерских шароварах с красным кантом, в шевровых щегольских сапогах с парадными шпорами. Он подошел к двери в коридор, открыл ее, громово рявкнул: - Сестра!
Вошла миловидная блондинка в белой косынке с красным крестом. С привычным кокетством стрельнула в Игоря бойкими голубыми глазами. Однако тут же вернула на свою задорную мордочку озабоченное служебное выражение.
- Что нужно, Кирилл Николаевич?
- Дрожки мои никому не давала?
- Стоят у подъезда!
- Блестяще!.. Передай Андрею Петровичу, Надюша, чтобы обход делали без меня. Я на часок исчезну вот с этим молодым гидальго!
Игорь поклонился хорошенькой сестре, та важно кивнула ему. Главный врач хотел что-то еще сказать своей помощнице, пощелкал пальцами, стараясь вспомнить, и, не вспомнив, ограничился тем, что потрепал: - с более чем отеческой нежностью - кокетливую Надюшу по заалевшей щеке.
- Вот, собственно, и все! В общем… не лодырничай тут без меня. До свидания, свет очей моих!
Шустрая гнедая кобылка испуганно шарахнулась, когда доктор Потанин плюхнулся на прогнувшееся под его тяжестью сиденье видавших виды извозчичьих дрожек.
Кучер - сморщенный дедок-сморчок - судорожно задергал вожжами, заорал:
- Тпрру, дьяволица!
Успокоив лошадь, сказал в оправдание:
- Никак не обвыкнет до вашего весу, Кирилл Николаевич!