- Тебя-то изберут, а вот буду ли я главным инженером - вопрос темный.. Но не в этом дело. Говорил сейчас с маршалом по телефону, и вот посмотри на эту штуку. - Корюков развернул план Берлина: желтый центр его чем-то напоминал панцирь черепахи. - Как будут тут действовать роты и батальоны без мелких штурмовых групп и отрядов? Под этот панцирь сползаются сейчас самые ядовитые гадюки Гитлера. Сунется рота или батальон с любой стороны, хотя бы к этому вот кварталу, и получит сотни смертельных укусов: каменные стены с амбразурами, завалами, замурованные окна с пулеметными точками, баррикады. Большие потери понесут здесь наши части, если будут наступать обычным порядком… Вот и хочу я с тобой вместе обдумать все это.
- Что ж, дело серьезное, - сказал Верба. Помолчав, он предложил: - Надо сегодня же на имя командующего подготовить докладную о штурмовых отрядах. С чертежами и схемами. Довольно играть в прятки, шила в мешке не утаишь. Да и не в наших интересах таить такие вещи.
- Ты прав, - согласился Максим.
- Не я, а ты, - поправил его Верба.
3
Выслушав Корюкова и Вербу, генерал Бугрин нахмурился, мясистые губы его напряглись, широкий лоб пересекла глубокая морщина. Казалось, сейчас грянет гром.
Глядя на хмурый лоб командарма, как на грозовое небо, подполковник Верба недоумевал: в чем же получился просчет? Он был уверен, что как только Корюков расскажет о штурмовых отрядах, Бугрин схватится за эту идею. Похвалит за своевременную и полезную инициативу, затем созовет командиров частей армии и скажет: вот какое есть смелое предложение, посмотрите, пожалуйста. Может, и у вас созреет что-нибудь новое. В штурмовом отряде каждый солдат должен уметь оценивать обстановку самостоятельно и принимать правильное решение… Но подготовить каждого солдата так, чтобы он научился самостоятельно решать боевую задачу, нелегкое дело. Это должно понудить всех командиров и политработников ближе подойти к солдату, хорошо знать его и доверять ему. Разумеется, одним приказом такой задачи не решить: приказы читаются и выполняются по-военному четко и беспрекословно, но часто без творческого огонька - как приказано, так и сделано. А тут придется подбирать ключ к душе каждого воина и обдуманно, с учетом его способностей и обстановки, посылать на тот или иной участок боя…
Но командарм только нахмурился, не проронив ни слова о предложении Максима Корюкова. Неужели ему не понравилось самостоятельность командира полка? Неужели он перестал быть таким, каким знал его Верба с осени сорок второго года? Может, теперь, в конце войны, Бугрин полагается только на силу? А может быть, сам значительно раньше и глубже продумал ход предстоящего сражения за Берлин и не хочет тратить время на "мелочи"?
- Вижу, оробели немного, - наконец произнес Бугрин грудным голосом, и изломанная морщина, так насторожившая Вербу, выпрямилась, исчезла со лба. - Есть перед чем оробеть. Создание штурмовых отрядов довольна хлопотная затея: их состав должен меняться каждый раз в зависимости от того, какой объект они будут штурмовать. Придется, так сказать, все время шевелить мозгами. Об этом вы думали?
- Думал немного, в общих чертах, - признался Корюков, - но здесь преимущественно однообразный пейзаж. - Он показал на план Берлина.
Бугрин прошелся вокруг стола, задел локтем Корюкова один раз, другой, постоял за его спиной, как бы испытывая терпение собеседников, и будто нехотя согласился:
- Ладно, давайте обсудим ваше "изобретение" коллективно. Сегодня же соберем Военный совет. Только учтите: и в тактике штурмовых отрядов не должно быть шаблона. Один квартал взял так, другой бери иначе. Противник не дурак, у него тоже есть голова, и опыта не меньше нашего.
Перед заседанием Военного совета Корюков и Верба зашли на базу армейского трофейного склада: посмотреть, что можно заказать для офицеров полка. И там, во дворе особняка, занятого военторгом, они столкнулись с Софьей Сергеевной, которая, вывесив на дверях склада табличку "Закрыто", хлопотала возле трехтонки с почтовыми посылками. Ей надо было обязательно втиснуть под брезент трехтонки пять своих ящиков килограммов по десять каждый: товары военторга, выделенные для посылок, находились в ее руках. Она была так занята этим делом, что ей некогда было отвлекаться на разговоры с посетителями. Будто видя затылком и зная, о чем ее будут спрашивать, она, не оглядываясь, сказала:
- Склад закрыт на переучет, приходите завтра.
Корюков прошел вперед, повернулся к ней, стукнул каблуками и, сдвинув пилотку набекрень, спросил:
- Чем вам помочь?
- Ну что за люди! Не смогли как следует уложить, - ворчала она на кого-то, будто не замечая вытянувшегося перед ней офицера. У нее не хватало сил подтянуть край брезента к нижнему бруску борта автомашины, чтобы закрыть брезентом свои посылки.
Корюков помог это сделать быстро и сноровисто.
- Спасибо, - поблагодарила его Софья Сергеевна, посмотрев ему в глаза. А когда он отошел, громко восхитилась: - Комплекция!
Она рассчитывала смутить Максима, как и тогда на Висле, у блиндажа генерала Скосарева.
Но теперь Максим Корюков не смутился. Попросту ему забавно было в присутствии замполита обратить на себя внимание женщины: пусть замполит думает о нем, как об искушенном в таких делах мужчине. Но тот не хотел замечать явно наигранной развязности повеселевшего командира полка. Верба без интереса взглянул на Софью Сергеевну, повернулся и зашагал к штабу армии.
- Борис Петрович, что с тобой? - догнав его, спросил Максим.
- Да ровно ничего. Боюсь, опоздаем на заседание!
- Не мудри, до заседания еще полчаса, а лучше признайся: уж не ревнуешь ли меня к Софье Сергеевне?
- Я с ней уже повстречался однажды, кажется, раньше тебя, - ответил Верба.
- Вот как, - удивился Максим, - все понятно. Извини, пожалуйста.
- Извиняю. Только посмотри: закрыла склад и не думает открывать. Первый раз я встретился с нею по этому вопросу в политотделе, а теперь добьюсь такой встречи в Военном совете.
Так, молча, не торопясь, они вернулись в штаб армии. Ожидая начала заседания Военного совета, принялись листать подшивки газет.
- Прошу в кабинет командующего, - пригласил их дежурный.
Заседание Военного совета началось с краткого сообщения генерала Скосарева о предложении Корюкова. Он на память пересказал пункт за пунктом докладную записку о штурмовых отрядах, затем огласил несколько параграфов устава, в которых изложены основы тактики наступательного боя за населенный пункт.
Речь Скосарева была гладкая и, казалось, доброжелательная, он похвалил Корюкова за смелость и пытливый ум, но Верба чутьем политработника уже с самого начала уловил, что Скосарев готов провалить предложение о штурмовых отрядах, если бы генерал Бугрин дал к этому повод. Однако Бугрин терпеливо выслушал все "за" и "против". Ему интересно было выяснить мнение своих помощников о штурмовых отрядах, чтобы потом знать, на кого опереться. Он слушал с таким видом, словно не Корюков, а он сам внес это предложение, и теперь, как отличный портной на примерке, надев на чужие плечи сшитый для себя костюм, смотрел на свою работу как бы со стороны: пока костюм еще на живой нитке, важно как можно больше заметить недостатков.
Но вот Бугрин бросил непонятную ни оратору, ни всем присутствовавшим реплику.
- У нас выработана, - сказал он, - достаточно гибкая и проверенная опытом тактика наступательных боев устойчивыми подразделениями, какие мы имеем сейчас в дивизиях. Зачем еще в том же дворе огород городить?
Верба, подметив в глазах командарма хитринку, хотел было сказать Корюкову: "Держись, Максим Фролыч, держись, это он сбивает тебя и ораторов с толку". Но Корюков уже успел ответить:
- Мы просим разрешения создать в полку два-три штурмовых отряда в порядке опыта.
- Армия и ваш полк не экспериментальный институт, - тут же перебил его Бугрин. - У вас люди - не подопытные кролики. Разговор об опыте не в пользу солдат, которые пойдут на Берлин. Не расплатились бы они за ваш опыт кровью.
Корюков растерялся и тяжело опустился на стул. Вероятно, он признал бы себя побежденным, если бы тут же не поднялся Верба:
- Прошу слова.
- Говорите, - сказал Бугрин.
- Позвольте напомнить один пример из жизни нашего полка.
- Здесь Военный совет, а не кафедра по изучению истории вашего полка, - сказал Скосарев.
Но Верба, не ответив на реплику, подумал про себя: "У косности есть одно очень опасное свойство: она, даже не поднимаясь с земли, движется вперед, старается не отстать от новаторов лишь с одной целью - затормозить движение" - и начал рассказывать о том, как Корюков командовал штурмовой группой, которая в дни боев за рабочий поселок завода "Красный Октябрь" переросла в отряд. Однажды при штурме большого каменного дома в группе Корюкова действовали два танка, три орудия и минометы…
- Проще говоря, это была уже не группа, а штурмовой отряд, - подсказал Вербе кто-то из командиров.
- Так точно… И действия этого отряда, - приободрился Верба, - как известно, были успешными. Как видите, опытные пробы в этой области далеко позади…
- Не каждый командир танкового или артиллерийского полка согласится рассыпать свой полк по штурмовым отрядам, - раздумчиво сказал начальник штаба. - Что будут делать штабы и командиры танковых полков?
Начальник штаба выразил это свое мнение как бы в поддержку замолчавшего Скосарева, но Верба смотрел на него доверчивыми внимательными глазами. Он уже собрался попросить слова, но не успел: начальнику штаба ответил член Военного совета:
- Нас должно интересовать не то, чем занять командира танкового полка, если его танки будут рассредоточены по штурмовым отрядам, а то, какая от этого польза.
Заседание продолжалось часа два. Скосарев выступил еще раз, говоря, что он в своем вступительном слове сознательно рассматривал предложение Корюкова с двух сторон, пытаясь выяснить истину. Вероятно, ему удалось подметить или почувствовать, что Бугрин, бросая реплики и Корюкову и сторонникам корюковского предложения, в конце концов так повернет дело, что ему придется краснеть: конечно, Бугрин за штурмовые отряды. Уж кто-кто, а Скосарев знал Бугрина не первый год!
В конце заседания член Военного совета внес предложение:
- Поручить Корюкову создать в полку штурмовые отряды.
- А почему в полку Корюкова? - спросил Бугрин и этим окончательно раскрыл свое истинное отношение к предложению Корюкова. - К штурму Берлина мы должны подготовить по крайней мере три-четыре штурмовых отряда в каждом полку, а если дело пойдет, то и в каждом батальоне.
После заседания довольные Корюков и Верба, не задерживаясь, вернулись в полк.
Над плацдармом сгущалась апрельская ночь, но Корюков и Верба будто не замечали темноты. Для них теперь наступило время, когда счет дням и ночам они будут вести не по календарю, а по степени готовности полка к большому сражению.
4
Такая же, как и на Одере, темнота апрельской ночи окутала Берлин. Уличные фонари и огни реклам, которые так ярко озаряли в свое время столицу Германии, были давно погашены. Ночные патрули имели право строчить из автоматов без предупреждения даже по светлячку сигареты. Такое право им дал фюрер.
Майор Зейдлиц знал об этом и потому был вынужден почти на каждом шагу останавливаться, громко кашлять в темноту и ждать окрика. Нет, что и говорить, в столице стало хуже и опаснее, чем в окопах на фронте. Впрочем, Зейдлиц не мог жаловаться на свою судьбу. Хотя ему не удалось закончить строительство всех подземных сооружений имперской канцелярии, о нем стали говорить как о талантливом инженере. Теперь майор Зейдлиц занимал пост первого помощника адъютанта Гитлера по особым поручениям. Ему доверяют то, что пока хранится в глубокой тайне даже от рейхсминистров. Таким доверием нельзя не гордиться - хотя бы перед телохранителями фюрера, с которыми он живет в одном доме.
Пробираясь по развалинам Тиргартена к месту службы, он думал: почему с приходом русских войск на Одер над Берлином все чаще и чаще стали появляться армады американских и английских бомбардировщиков? Почему они не делали этого раньше? Бомбы различных калибров вываливаются с различных высот на восточные и юго-восточные части Берлина - на Панков, Вейсензее, Лихтерберг, Трептов, Темпельгоф, Штеглиц, - и там сплошные руины.
Город разрушается до основания то ли потому, что его собираются взять русские, то ли потому, что разрушенные корпуса удобнее превращать в оборонительные сооружения; не каждый владелец сохранившегося дома разрешит долбить стены для амбразур, по которым, естественно, вскоре будут бить русские пушки. Другое дело, если дом разрушен, тогда хозяин не пожалеет и стен. "Чем больше разрушений, тем больше своеобразных крепостей на пути к центру Берлина", - так по крайней мере писал Гудериан Гитлеру, уходя в отставку с поста начальника генерального штаба.
Темные улицы и переулки, скелеты обгоревших зданий, черные провалы в стенах, руины… Смрад, вонь: канализация повреждена. Как жаль, что этого не видит и не слышит глава департамента информации верховный комиссар Германии доктор Геббельс. Его резиденция расположена в глубоком подземелье. Туда же переместился главный штаб информации.
- Стой!..
Зейдлиц остановился. Перед ним два гестаповца в черных мундирах. Зейдлиц сунул им в руки свой пропуск. На пропуске выпуклые знаки. Гестаповцы ощупью проверяют их и, щелкнув каблуками, передают сигнал: пропустить.
В подземном коридоре, что ведет к приемной штаб-квартиры Гитлера, Зейдлиц обогнал грузного и медлительного командующего военно-воздушными силами Германии Геринга. Обгонять рейхсминистра, конечно, не положено, но тот не обратил на промах Зейдлица внимания, потому что у него было хорошее настроение: все четыре снаряда "Фау-2", запущенные со стартовых площадок Штеттинского сектора, упали на Лондон значительно точнее, чем прежде, и, как сообщили разведчики по радио, с хорошим эффектом. Не помогли англичанам их локаторные зенитные установки. Испытание новой серии реактивных истребителей в присутствии самого Гитлера прошло успешно. Хотя у летчиков выступила из ушей кровь, зато посадку они сделали благополучно. О асы Геринга! Быть вам снова королями воздуха!
Дежурный адъютант, занятый срочным делом, приказал Зейдлицу пройти к фюреру и доложить о том, что прибыл Геринг. Но едва Зейдлиц успел перешагнуть через порог кабинета Гитлера, как Геринг оказался тут же.
Какая неприятность: он без предупреждения прорвался к фюреру, у которого в это время на приеме были Крупп и два изобретателя секретного оружия. Они о чем-то беседовали, склонившись над чертежами. Появление Геринга прервало их разговор. Старик Крупп свел свои щетинистые брови, изобретатели быстро свернули свои чертежи.
Крупп чувствовал здесь себя совсем не гостем. Нет, он подобно тестю, впустившему в свой дом зятя, сидел в кресле и по-хозяйски осматривал стены кабинета. В его взгляде можно было прочесть: "Ага, обанкротились, вас надо выдрать, но я милую вас и даю эту вот вещь. Она спасет третий рейх".
Зейдлиц знал, что Крупп строил новые секретные заводы и готовил на них какое-то сверхмощное оружие. Но какое? Тайна из тайн.
Хитрый и могучий воротила, Крупп еще до войны провозгласил: "От гор до моря есть только один лозунг: "С Адольфом Гитлером за будущее Германии!"
Главная резиденция семьи Круппа - вилла Хюгель в Эссене. Туда стягиваются сейчас и политики, и военные специалисты, и изобретатели. Они ищут пути и средства спасения Германии (перед лицом опасности мысль работает особенно интенсивно). И, конечно, Крупп беседовал сейчас о своем сверхмощном оружии, потому что фюрер необычайно любезно распрощался с ним и проводил его под руку до дверей приемной.
Зейдлиц стоял у стены и боялся моргнуть: как подвел его Геринг перед фюрером, ворвавшись сюда без предупреждения! Теперь жди суровой кары.
И Зейдлиц покорно ждал, зная, что от одного взгляда фюрера зависит его судьба. Известно, что Гитлер самолично не подписал ни одного приказа о расстреле, но только так вот, искоса, взглянет на провинившегося, и тому конец. Лучше всех умел читать по глазам его мысли Гиммлер. В этом Зейдлиц убедился вскоре после панического отступления немецких войск от Вислы, когда фюрер вызвал к себе с докладами почти всех командующих дивизиями левого крыла Восточного фронта. Он слушал всех по порядку, а Гиммлер смотрел ему в глаза и делал пометки в списке присутствующих. Совещание окончилось, и многие генералы не вернулись на фронт. Прошло уже больше месяца, а фюрер ни разу не спросил, где они. Он помнит только тех, кто уехал в свои дивизии…
Однако сейчас Гитлер, вернувшись в кабинет, окинул Зейдлица благожелательным взглядом, и тот, щелкнув каблуками, вышел из кабинета. В приемной находился ангел женской красоты - Ева Браун. Это ее надо благодарить за милостивый взгляд фюрера. Последнее время она все чаще и чаще стала появляться в его штаб-квартире. Как заметил Зейдлиц, эта блондинка пользуется особой благосклонностью Гитлера. Видно, он в самом деле решил жениться на ней…
Дежурный адъютант, проводив Еву в столовую фюрера, вернулся, оставив двери открытыми. Наверное, так приказал фюрер. В открытые двери Зейдлицу было видно, как Гитлер, прохаживаясь возле стола, косо поглядывает на Геринга. Только по одному этому взгляду можно было понять, что Геринг потерял доверие Гитлера… У Геринга было много золотых вещей и даже слитков, но он ни одного килограмма не сдал в единое хранилище - отправил куда-то со своими квартирьерами втайне от всех. И разве можно после этого доверять ему государственные тайны? Впрочем, последнее время Гитлер никому не доверял. Он лично присутствовал на испытаниях всех новых видов оружия, полностью взял в свои руки генеральный штаб, вся работа по организации обороны Берлина проходила под его постоянным наблюдением.
"Он один теперь во всех лицах", - сказал о нем Гиммлер, духовный отец и покровитель рыцарей гестапо.
Гиммлер, Гиммлер… На Одере его постигла неудача. Тогда он заверил фюрера, что одним ударом из района севернее Кюстрина вернет военное счастье на Восточном фронте. Там, севернее Кюстрина, были сосредоточены танковые дивизии, переброшенные с Западного фронта. И советская Верховная Ставка разгадала его замысел и нанесла по этой группе фланговый контрудар. Сейчас остатки танковых дивизий прижаты к Балтике и, пожалуй, не смогут вернуться на усиление обороны Берлина. Кроме того, Гиммлер допустил большую ошибку: сто тонн польского золота, которое было отправлено из берлинского хранилища к базе подводных лодок на Балтику, теперь оказалось в руках англичан. Кто-то выдал этот секрет, и рейхсфюрер СС не мог предотвратить такое несчастье. Из-за этих событий Гиммлер оказался в немилости у Гитлера.
Теперь Гиммлер заболел и уехал лечиться в Тюрингию… Однако майору Зейдлицу известно, что Гиммлер ведет переговоры о сепаратном мире с Западом. Это направлено против Востока. Недавно Гиммлер прислал фюреру шифровку, в которой предлагал остановить наступление немецких войск в районе озера Балатон и заново переосмыслить балканскую проблему. Гитлер прочитал эту шифровку новому начальнику штаба Кребсу и сказал, не задумываясь:
- Он требует, чтобы я отвел от виска Сталина заряженный пистолет… Пусть расколется земля, но этого не случится.