- …И как бы мы ни маневрировали, - сказал Бугрин, - но Берлина не обойти, так или этак, а брать его придется…
Все затаили дыхание. Как, каким путем можно преодолеть такие мощные и плотные укрепления? Кому-кому, а комсоргам в первую очередь придется помогать своим командирам в организации атак на эти укрепления. В бою помощь командиру со стороны комсорга состоит обычно из одного элемента: личный пример! Поднимайся первым и веди за собой комсомольцев…
Беседу Бугрин закончил такими словами:
- Товарищи комсомольцы, никакие укрепления не в силах спасти противника от поражения. Удар будет мощным и сокрушительным. Атаки будут обеспечены хорошим огнем. Идите вперед, не задерживайтесь на промежуточных рубежах. Знайте: если остановитесь вы, то остановятся ваши соседи справа и слева.
Бугрин повернулся к председательствующему, спросил:
- Будут ли вопросы?
Вместе ответа все встали, и зал загремел, как морской прибой. Комсорги не жалели ладоней.
Бугрин смотрел на них, глаза подернулись грустью. Перед ним были сотни молодых, жизнерадостных воинов, и он не мог не думать об их завтрашнем дне.
3
- Скоро, как погляжу, вытурили вас от командующего, - сказал Василий, принимая от Лени продовольственные аттестаты.
Слово "вытурили" покоробило Леню, ударило по его самолюбию, но он промолчал.
- Скука была смертная?
- Кому как. Мне, например, не было скучно.
- Вот что… Значит, было что-то интересное?
- Было.
- Что, например?
- Сам командующий выступал.
- А, это уже любопытно. Что говорил? Поделись.
- Долго рассказывать. Приходи вечером в отряд, у меня с комсомольцами беседа, там и послушаешь.
- Куда сейчас-то торопишься?
- К замполиту. Движенко прямо к нему прошел, а мне поручили аттестаты занести.
- Выходит, ты у него вроде посыльного? - Василий с расчетом бил по самолюбию Лени, чтобы развязать ему язык. Но Леня лишь круто свел брови и подумал про себя: "Ну, не будь ты братом Вари, я и не зашел бы к тебе".
Василий долго разглядывал аттестаты, выписанные его же рукой. Не обнаружив на них даже пометок об обедах, удивился:
- Нигде не харчевались? Даже в продпункт не заходили? Крепко же вас там поморили. Небось кишка кишке кукиш кажет?
- Мы обедали в столовой штаба. Там не найдешь таких скряг, как в нашем полку.
Василий улыбнулся: ему понравилось, что Леня обозвал его скрягой. Он исполнял обязанности помощника начпрода полка и за короткое время значительно выправил учет расходуемых продуктов на пищеблоках: выписывал продукты только по строевым запискам, составил хороший месячный отчет - все сошлось грамм в грамм, за что получил благодарность от начальника ДОПа. Упрек Лени он принял как новое доказательство своего радения к службе: солдаты недовольны, значит, начальству угодил.
- Учет - это дисциплина, Леонид, дисциплина. Без дисциплины нет армии.
- Впервые слышу, - с иронией ответил Леня.
- О, да ты чем-то раздражен!
- Ничем я не раздражен. Жду, когда поставишь на довольствие.
- Распоряжение напишу сию же минуту… Но кто его подпишет?
- Ты.
- Это превышение власти. Подождем начпрода.
- Ну, а если бы мы в самом деле пришли голодными? Ведь еще можно получить завтрак. Так нет… жди, солдат, обеда! Так у тебя получается, да?
- А что поделаешь? Порядок есть порядок.
- Все ясно, товарищ лейтенант. Разрешите идти?
И, не дождавшись ответа, Леня выбежал из блиндажа.
- Вот ты какой стал!.. фу-ты, ну-ты, ножки гнуты… - И вдруг Василий встревожился: "А что, если вдруг этот сморчок что-нибудь узнал про меня, вдруг их там, в штабе армии, предупредили, что здесь на Одерском плацдарме работает чужая рация?"
Сидящий за соседним столом писарь предложил свои услуги:
- Товарищ лейтенант, разрешите я сбегаю к начпроду.
- Сам схожу, - ответил Василий, взглянув на часы.
Через час ему приказано быть в явочном овраге. Вчера в блиндаж приходили два капитана из "резерва", один из них, по кличке Скворец, прибыл сюда, на плацдарм, вместе с Василием, вроде контролера. В его распоряжении рация. Он каждую ночь передает сведения по радио и, кажется, перестал доверять: боится, как бы Василий не переметнулся на сторону родного брата, потому и злой такой. "Ох как трудно стало угодить Скворцу: принесешь самые свежие сведения, а он все недоволен, таращит глаза - не продал ли его, того и гляди за нож схватится", - сокрушался Василий, но сегодня он мог бы порадовать Скворца хорошей информацией, если бы знал, что говорил Бугрин комсоргам.
4
Пока Леня был на армейском совещании комсоргов, его соседи по нарам, сержант Кедрин и наводчик Тогба, между делом принялись мастерить широкую кровать с пружинящей сеткой из прутьев: надоело друзьям спать на досках, и руки истосковались по мирной работе. Тогба вбил в землю шесть кольев, укрепил на них раму из гибких жердочек, Кедрин нарезал лозы - и дело пошло. Кедрин не новичок в таком ремесле, он родом из-под Ярославля, а там с малых лет люди приучаются плести из лозы корзины, стулья, кресла.
В ходе дела Кедрину пришла в голову мысль украсить кровать дугами с причудливым переплетением.
- Вот что, Тогба, - сказал он, - ступай за овраг, там растет орешник. Подыщи вот такие рогатинки и волоки их сюда прямо с ветками. Да поживей!
Тогба оправил гимнастерку, тесак - за пояс, карабин - за спину; прищелкнув языком, он ушел, приговаривая:
- Ладно, ладно, сам говорил - скоро только блох ловят. Я хорошо искать буду…
Через несколько минут появился Леня.
- Уже вернулись! - удивился Кедрин. - Подойди сюда, комсорг, погляди - будет мягче любой перины! Тебя положим на этот край, я - на другой. Тогбу - посередке. Наши шинели подстелем, а твоей, она у тебя поновее, будем укрываться, как одеялом. И спи себе в удовольствие, набирайся сил. Толково придумано, а? У нас, в десантных войсках, бывало, за такую находчивость благодарность перед строем объявляли.
Он в самом деле был десантником. В начале 1942 года его, как и многих комсомольцев из центральных областей, особенно из Москвы и Московской области, зачислили в десантный корпус. Но вскоре этот корпус стал стрелковой гвардейской дивизией и принял участие в боях на подступах к Волге. В первом же бою Кедрин был ранен. После госпиталя он попал в Сибирскую комсомольскую дивизию. Присмотревшись к новым боевым друзьям, Кедрин не стал добиваться возвращения в десантные войска. Уж очень смелые подобрались ребята. И с тех пор не расстается с Сибирским полком, который стал ему родным. И не расстанется до конца войны, разве только злая разлучница смерть помешает этому. Фразу "у нас, в десантных войсках, бывало" он произносил в каждом случае, когда надо было подчеркнуть, что он не просто автоматчик, а бывший десантник - стало быть, умелец на все руки.
Среди гвардейцев полка Кедрин выделялся своим щеголеватым видом. Сапоги у него всегда были начищены до блеска, кирзовые голенища собраны в гармошку, брюки и гимнастерка без единого пятнышка, каску носил так, чтобы его светлый вьющийся чуб всегда был на виду. А как умел он плясать! Это же чудо! Раскинет руки, улыбнется, пройдется бочком по кругу, тряхнет чубом и - радуйся, земля, что топчут тебя такие легкие и ловкие ноги. Брови у него черные, и вскидывает он их умело и красиво, особенно при встречах с девушками из медсанбата дивизии.
Но сейчас брови Кедрина изогнулись скорее вопросительно: Леня, поглядев на сплетенную из прутьев сетку, не выразил особого восхищения.
- Что ж, давай закурим, - проговорил он разочарованно и спохватился: - Тьфу, ты ведь не куришь, тогда хоть присядь, расскажи своим соседям по блиндажу. Говорят, сам Бугрин с вами разговаривал?
- Разговаривал, - подтвердил Леня.
- О чем же? Или секрет?
- Никакого секрета нет. Он сказал, что Гитлер старается оттянуть начало нашего наступления: фашисты еще не готовы к сражению.
- Мы тоже, пожалуй, не готовы, - проговорил Кедрин. - Что-то я не вижу скопления техники на нашем плацдарме, такого, как, скажем, было на Висле.
- Об этом нам с тобой, товарищ гвардии сержант, трудно судить.
- Трудно не трудно, а нашего брата не проведешь. Поверь мне, когда подойдет срок, Бугрин не станет беседовать с комсоргами. Не до того ему будет… Так что ты напрасно косишься на нашу кровать. Сейчас в ней виду нет, а вот к вечеру закончим, тогда залюбуешься.
- Сержант Кедрин! - послышался голос командира отряда майора Бусаргина, остановившегося у входа. - Чем вы занимаетесь?
Кедрин выскочил из блиндажа и доложил:
- Благоустройством жилья, товарищ гвардии майор.
- Это еще что за благоустройство?
Командиру отряда было не до солдатского блиндажа: получен сигнал "Внимание!" - значит, жди боевого приказа. И все-таки он зашел в блиндаж.
Остроглазый, подвижный, в прошлом известный в Воронеже центр нападения городской футбольной команды и отличный токарь по металлу, Николай Бусаргин пользовался в полку вполне заслуженным авторитетом. Между собой солдаты называли его "моряком". В полк он пришел в сентябре сорок второго года с группой морских пехотинцев, участников обороны Севастополя.
Войдя в блиндаж, Бусаргин, посмотрел на искусно сплетенную сетку кровати, затем сочувственно вздохнул, как бы говоря: "Дивлюсь я твоему умению, Кедрин, и жалко мне губить такое рукоделие, но вынужден я сделать вот что…" И он выдернул колышек. Кровать сразу обезобразилась.
- Вот так. Иначе тебя не оторвешь от этого дела.
- Товарищ гвардии майор, вот наш комсорг в штабе армии был, и по всему видно - жить нам тут еще не день, не два, - сказал Кедрин, потрясенный самоуправством Бусаргина.
- Экий стратег: "Не день, не два!.." Почему не готовы рупоры? Почему не пришиты к ремням дополнительные петли для гранат? Где у вас запасные жгуты для карманных лестниц?
- Все будет сделано, как приказано, товарищ гвардии майор!
- Когда?
- Сегодня к вечеру, не позже.
- Уже опоздал. Вот так. - И Бусаргин, не сказав больше ни слова, ушел.
Кедрин удивленно посмотрел ему в спину, сдвинув каску на лоб, и, повернувшись к Лене, сказал растерянно:
- У нас, в десантных войсках, бывало…
Леня ждал, что он бросит вслед командиру отряда какое-нибудь злое слово, но Кедрин лишь с сожалением посмотрел на свои руки: вот, дескать, зуд вас донимает, охота прутья гнуть, полезные вещи для мирной жизни мастерить, а еще не пришло время, еще война идет, потерпите.
И неожиданно ополчился сам на себя:
- За невыполнение приказания командира дали бы мне на всю катушку - суток десять, не меньше. Как ты думаешь, комсорг, крепко он рассердился на меня или только так, для начала перед разгоном? Мотор-то ведь всегда при включении вспышку дает.
- Не знаю, - ответил Леня. - Через несколько часов, видно, будем прощаться с этими блиндажами…
- Верно говоришь, - согласился Кедрин, - и давай-ка, пока не сыграли подъем, закончим хоть одну карманную лестницу. Может, и рупоры успеем склепать. Тоже нужная штука. Я уже сорок слов немецких заучил… Тот пленный немец, что у разведчиков прижился, гут, гут, говорит, сержант. Значит, хорошо по-немецки балакаю…
И друзья в первую очередь начали мастерить то, что потребуется в бою.
5
Обогнув замаскированные у подножия высоты огневые позиции тяжелых минометов, Василий направился к явочному оврагу, но, сделав несколько шагов, остановился. На плацдарме началось оживление, и он не мог понять, чем это вызвано. У него не было никаких новых сведений, кроме копии полученного вчера из штаба дивизии приказа о дополнительных работах по совершенствованию обороны переднего края.
Он торопился, размышляя: "Можно еще доложить Скворцу, что сегодня утром поставил на довольствие двадцать шесть человек, прибывших из госпиталя. Но это все мелочи. Такой доклад Скворец расценит как отказ от выполнения задания, и тогда едва ли выйдешь живым из явочного оврага. Нет, надо побывать в штабе полка, у Максима. Ему-то, конечно, известно, что за причины такого оживления на плацдарме. Там же, кстати, поговорю с комсоргом Движенко - узнаю, о чем говорил на совещании Бугрин. И тогда будет видно…".
В штабном блиндаже Василий застал и Максима, и начальника штаба, и знакомых писарей, которые всегда доверчиво делились с ним всем, что им было известно… Сейчас писаря были заняты по горло - шуршали картами, торопливо готовили какие-то бумаги. Даже Максим, всегда выдержанный и медлительный молчун, то и дело поглядывал на часы, разговаривая о чем-то с начальником штаба. Штабные офицеры, видя, что он поглядывает на часы, строгими взглядами поторапливали писарей: не отвлекайтесь, не теряйте зря времени: видите, командир полка ждет…
Стукнув каблуками, Василий обратился к начальнику штаба:
- Товарищ гвардии майор, походные кухни в полном порядке. Когда прикажете распределить их по отрядам? Пожалуй, пора…
- Не спешите. По ходу дела будет видно.
- Ты все куда-то спешишь, Василь, - упрекнул его Максим, давая понять: не отвлекай начальника штаба своими кухнями от главного дела, помолчи.
- Я не спешу, но и отставать не хочу. Немножко разбираюсь, что к чему.
- Ну вот и хорошо.
Василию показалось, что Максим сознательно оттирает его от начальника штаба. Дескать, если ты не глупый и сам догадался, что к чему, то помалкивай и других не втягивай в такой разговор. А спросить открыто нельзя. Еще подумают: брат командира полка - и ничего не знает: значит, командир ему не доверяет…
В блиндаже появился Верба. Это он, Верба, предложил Василию, что в начале активных боевых действий представится возможность перевести его на строевую или даже на должность адъютанта. От должности адъютанта Василий отказался заранее, мотивируя это тем, что состоять адъютантом родного брата неудобно, люди могут истолковать это не в пользу командира полка.
Недавно старшина Борковин из первого штурмового отряда назвал Василия тыловой крысой. Это быстро долетело до слуха Вербы, и тот на другой же день на совещании старшин полка крепко отчитал Борковина, сказав, что партизаны не меньше имеют заслуг перед Родиной, чем некоторые ветераны полка.
С тех пор Василий стал смотреть на Вербу как на друга, хотя в душе побаивался его - политработник…
Сейчас Верба появился в штабе очень кстати.
- Товарищ подполковник, в тыловых подразделениях уже два дня не было политинформации. Назревают такие события, а наши люди ничего не знают…
И опять помешал Максим:
- Борис Петрович, я собираю командиров отрядов на КП в двенадцать ноль-ноль…
"Кажется, он сегодня решил обрывать меня на каждом слове и вот-вот выдворит из блиндажа, - подумал Василий. - Впрочем, нет: сам уходит, предупредив замполита, что будет ждать его на командном пункте".
- Хорошо, я буду там, - ответил Верба и повернулся к Василию: - Проводить политинформации в эти дни будет у вас комсорг Движенко. Вот он. Товарищ Движенко, сегодня же надо поговорить с людьми тыловых подразделений…
- Слушаюсь.
Движенко и Василий отошли в сторонку.
Слово за слово, и Василию стало ясно, что сегодня будет проведена разведка боем. Движенко даже назвал роту соседнего полка, которая будет проводить разведку боем на правом фланге дивизии. Оказался он откровенным и доверчивым парнем.
Василий, не показывая вида, что обрадован, вышел из штабного блиндажа. Теперь ему есть что доложить Скворцу… Впрочем, его тут же начали терзать сомнения: "Разве это секретные данные, если они известны комсоргу полка? Может, Движенко перехитрил меня и рассказал далеко не все, что говорил Бугрин? Но вид у Движенко был такой, что он ничего не хочет утаить. Ценны ли для Скворца эти сведения? А вдруг и они не удовлетворят его?.."
Василий разволновался, пробираясь в явочный овраг. По спине прошел озноб, где-то возле ключицы бился пульс, бился в той самой точке, в которую целят опытные разведчики, пуская в ход нож. Этот прием показывали Василию в школе разведчиков. Вот в эту точку и может ударить его Скворец…
Куст. Поворот. Еще куст. Затем обвалившийся берег и глубокая узкая щель, закиданная сверху ветками. Василий три раза щелкнул языком. Это условный знак.
Тишина.
Подождав, он еще раз подал сигнал.
Снова тишина.
"Неужели пришел раньше срока? Нет, уже одиннадцать тридцать. В чем же дело?"
Приглядевшись к темному углу, Василий заметил поблескивающую подковку сапога. "Спит?" Василий наклонился. "Нет, он убит!.. Убит еще вчера. Уже посинел. У скорпионов и осьминогов кровь синяя, - мысли Василия бежали лихорадочно. - Может, он еще жив? Нет, мертв. По лицу ползают черные с желтыми гузками жучки. Убит опытной рукой - ударом в левое плечо возле ключицы. Бил свой, это тот, второй капитан из "резерва", что проходил вчера со Скворцом в блиндаж. Но почему он оставил рацию? Ее надо уничтожить. Видно, тот не успел. Кто-нибудь помешал. А документы? В них может оказаться моя фамилия".
Василий принялся обыскивать труп. Тщательно ощупал карманы, складки обмундирования, распорол сапоги, но ничего, кроме офицерского удостоверения Скворца не нашел. Шифры, планы и другие документы группы захватил с собой тот, кто убил.
Вдруг послышались два щелчка языком.
"Пришел за рацией… он со мной может покончить", - мелькнуло в голове у Василия.
Прижимаясь к стенке, не отвечая на сигнал, он отполз в сторону. Притаился. В руке нож…
Над оврагом со свистом пролетела тяжелая немецкая мина. От взрыва содрогнулась земля. С обрывистого берега отвалился комок глины и, увлекая за собой подсохшие куски земли, обрушил на голову Василия град ударов. Ощутив в сердце резкую боль, Василий затаил дыхание: конец. "Он, кажется, опередил меня…"
Пыль осела. Никого. И сердце стучит по-прежнему. Жив.
Кто же щелкал языком? Вот опять слышится: щелк, щелк.
Сунув руку с ножом в карман, Василий решительно шагнул вперед. Будь что будет. Как бы бросая вызов опасности, громко посвистывая, Василий зашагал вдоль оврага.
- Кто там ходит? - донесся до него голос.
- А ты кто такой? - отозвался Василий, взглянув наверх.
У кромки оврага стоял узкоглазый солдат с артиллерийскими эмблемами на петлицах.
- Здравия желаю, товарищ лейтенант! - выкрикнул солдат, приставив карабин к ноге.
- Кто ты такой?
- Вы меня мало знай, я вас хорошо знай. Вы есть брат нашего командира. Я есть наводчик орудия гвардии рядовой Тогба.
- Что ты тут делаешь?
- Я… - Тогба прыгнул с обрыва, подкатился к ногам Василия и быстро, словно ванька-встанька, оказавшись на ногах, объяснил: - Несем службу. Тут ходим, там ходим, кругом ходим. Говорят, тут плохой человек ходил, наш склад снарядов смотрел и сюда прятался… Я долго смотрел, много смотрел: потерял человека, скрылся. Думал, поймал. Ошибка давал. Ошибка, товарищ лейтенант.
- Я подыскиваю место для продуктового склада, - собравшись с мыслями, сказал Василий.
- Хорошо тут место. Холод есть. Мясо, рыба сюда клади, много клади. Хорошо. - Тогба прищелкнул языком.
- Это ты так: щелк, щелк? - спросил Василий.
- Очень хорошо, - ответил Тогба и снова прищелкнул языком, - хорошо!