Человек не торопясь направился к прибрежным скалам и остановился у двери в мрачный склеп. Прежде чем войти внутрь, он обернулся, оглядываясь по сторонам. Каково же было состояние Вольферта, когда, присмотревшись к его свирепому лицу, он узнал утонувшего флибустьера! Шок был настолько сильным, что ему не удалось сдержать невольный крик ужаса. Человек медленно поднял руку и молча погрозил в их сторону своим могучим кулаком. Вольферт не стал дожидаться, что будет дальше, и дал деру. Сэм, в котором проснулись все прежние страхи, бросился вслед за ним. Прочь, прочь от этого места, сквозь кусты и чащобы, не обращая внимания на цепляющиеся колючки, не переводя дыхания! Лишь миновав жуткий лес и выбравшись на большую дорогу, ведущую в город, они позволили себе отдышаться.
Только спустя несколько дней Вольферт набрался смелости, чтобы довести до конца свое предприятие, – так его напугало явление с того света ужасного пирата. Одному Богу ведомо, сколько он пережил за это время! Забросив все дела, он беспокойно ходил из угла в угол в дурном настроении, потерял аппетит, путался в мыслях и словах и вообще вел себя странно. В итоге Вольферт окончательно потерял покой; даже во сне его мучили кошмары в виде огромного мешка с золотом, который сдавливал ему грудь. Он что-то лепетал о несметных деньгах; воображал, будто откапывает клад и раскидывал в стороны постельное белье, принимая его за землю; бросался под кровать в поисках сокровищ и извлекал оттуда, как он думал, бесценную кубышку с золотом.
Жена и дочь Вебера пришли в полное отчаяние, решив, что Вольферт опять впал в безумие. Голландские домохозяйки, сталкиваясь с трудностями и сомнениями, как правило, выбирают одного из двух "семейных оракулов" – пастора или врача. В то время среди манхэттенских кумушек особой популярностью пользовался один маленький смуглый и немного старомодный на вид лекарь, выделявшийся, впрочем, не столько целительским искусством, сколько познаниями в сфере всего загадочного и сверхъестественного. Звали его доктор Книпперхаузен, однако он был более известен как Высокоученый немецкий доктор. К нему-то и направились несчастные женщины в надежде, что он что-нибудь посоветует и поможет излечить Вольферта от нелепых "чудачеств".
Они застали доктора в его крохотном рабочем кабинете; на нем была темная камлотовая мантия ученого и черная бархатная ермолка, какие носили Бургаве, Ван Хельмонт и другие светила медицины. На крупном приплюснутом носу Книпперхаузена красовались очки с зелеными стеклами в черной роговой оправе. Он сосредоточенно изучал какой-то немецкий фолиант, который, казалось, отражал его смуглое лицо, отчего оно выглядело еще более темным. Доктор очень внимательно выслушал рассказ женщин о странностях заболевания Вольферта; но когда они дошли до бреда о зарытых кладах, маленький человечек навострил уши. Увы! Бедные женщины! Знали бы они, к кому обратились за помощью!
Добрую половину своей жизни доктор Книпперхаузен посвятил поискам способов быстрого обогащения – мечта, на осуществление которой многие впустую тратят большую часть отпущенных им лет. В молодости он провел не один год в горах Гарц в Северной Германии, где от рудокопов научился уйме полезных способов нахождения запрятанных в земле сокровищ. Затем он совершенствовал свои познания под руководством странствующего мудреца, соединившего секреты лекарского искусства с магией и фокусами. Голова его была буквально напичкана массой практических сведений по любым мистическим наукам; он весьма неплохо для дилетанта разбирался в астрологии, алхимии, гадании и ворожбе; знал, как найти украденные деньги и где под землей скрываются источники воды; по причине темного характера этих познаний его и стали называть Высокоученым немецким доктором, что было равнозначно чернокнижнику. До Книпперхаузена не раз доходили слухи о кладах, зарытых в различных уголках острова, и он уже давно горел желанием напасть на их след. Как только ему рассказали о болезненных причудах Вольферта, о его бреде наяву и во сне, он тотчас же определил по этим симптомам застарелую манию кладоискательства и счел дальнейшие расспросы излишними. Секрет золотого клада чрезвычайно тяготил Вольферта все то время, пока он вынашивал его в тайне, а поскольку к домашним врачам многие относятся как к своего рода духовнику, то незадачливый охотник за сокровищами с радостью воспользовался случаем облегчить душу. В результате, вместо того чтобы вылечить пациента, доктор сам заразился его болезнью. Подробности, которые ему сообщил Вольферт, подогрели алчность Книпперхаузена; он ничуть не сомневался, что поблизости от загадочных крестов зарыт клад, и предложил Вольферту объединить усилия, а также посоветовал сохранять максимум секретности и осторожности. Клады, сказал доктор, следует копать только в ночное время по установленному порядку и с соответствующими церемониями, такими, в частности, как сжигание душистых снадобий и произнесение заклинаний, а сверх того, кладоискателю перво-наперво нужно обзавестись прутиком-лозой, который обладает чудесным свойством указывать на место, где зарыты сокровища. Так как доктор оказался более сведущим в подобных делах, то он вызвался подготовить все необходимое и, поскольку луна как раз пребывала в благоприятной фазе, обещал сделать прутик-лозу к установленному дню.
Сердце Вольферта преисполнилось радостью оттого, что он встретил столь ученого и искусного помощника. Приготовления шли тайно и без помех. Доктор регулярно консультировал своего пациента, и доверчивые женщины без устали нахваливали его, видя, как благотворно влияют на больного посещения лекаря. Тем временем чудодейственный прутик-лоза, этот универсальный ключ к тайнам природы, был изготовлен по всем правилам. Дабы лучше подготовиться к предстоящему делу, доктор проштудировал кучу специальной литературы. С Грязнулей Сэмом договорились, что он отвезет их на место в своем ялике, поработает лопатой и киркой, а потом предоставит лодку для перевозки увесистой добычи – в том, что клад будет найден, они не сомневались.
Наконец наступила ночь, подходящая для такого серьезного предприятия. Перед выходом из дома Вольферт наказал жене и дочери ложиться спать и не волноваться, если к рассвету он не вернется. Как всякие здравомыслящие женщины, услышав, что не следует волноваться, они тут же запаниковали. По его возбужденному поведению было понятно, что затевается нечто неординарное, и их опасения насчет возобновившейся одержимости Вольферта возросли десятикратно; мать и дочь принялись умолять отца семейства остаться дома, объясняя, что ночной воздух оказывает вредное воздействие на здоровье, но все тщетно. Если уж Вольферт сел на своего конька, то выбить его из седла было совсем непросто. Когда он покинул особняк Веберов, стояла ясная звездная ночь. Широкая шляпа с опущенными полями, подвязанная у подбородка платком дочери, защищала Вольферта от ночной сырости, а госпожа Вебер набросила ему на плечи свой длинный красный плащ и закрепила вокруг шеи.
Доктора с не меньшей заботой собрала в дорогу его бдительная экономка фрау Ильзи: вместо обычного сюртука на нем был камлотовый балахон, под треуголкой виднелась черная бархатная ермолка; под мышкой доктор нес толстую книгу с медными застежками, в одной руке – корзину со снадобьями и сушеными травами, в другой – чудодейственную лозу.
Когда Вольферт с доктором пересекали церковный двор, большие часы на колокольне пробили десять и хриплый унылый голос ночного сторожа протяжно возвестил: "Все в порядке!" Маленький городок на время забыл свои тривиальные страсти и погрузился в глубокий безмятежный сон. Лишь изредка лай горемычной бродячей собаки или романтическая серенада гулящего кота нарушали зловещую тишину. Правда, Вольферту показалось – и не единожды, – что он слышал сзади крадущиеся шаги, но это вполне мог быть отзвук их собственных шагов, отражавшихся эхом в гулком безлюдье улиц. Также ему померещилось, что их неотступно кто-то преследует: он видел очертания высокой фигуры, которая останавливалась одновременно с ними и продолжала движение, когда они трогались с места; однако в сумерках слабый, рассеянный свет фонаря отбрасывал такие тени, что все это могло быть просто игрой воображения.
Когда они подошли к хижине Сэма, старый рыбак уже поджидал их, сидя на корме лодки и потягивая трубку. На дне ялика лежали кирка, лопата, потайной фонарь и глиняная фляга с добрым голландским горячительным зельем для храбрости, которому простодушный Сэм, вне всякого сомнения, доверял больше, чем доктор Книпперхаузен своим снадобьям.
Вскоре легкое суденышко отчалило, и три храбреца отправились в ночное плавание, проявив при этом столько изобретательности и отваги, что их вполне можно было сравнить с тремя мудрецами из Готэма, которые отважились выйти в море в лохани. Начался прилив, вода стала быстро подниматься. Течение само несло ялик, и налегать на весла пока не требовалось. Темный контур города почти сливался с ночным небом. Местами мигали слабые огоньки – из комнаты какого-нибудь больного или из иллюминатора стоявшего на якоре судна. Ни одно облачко не заслоняло безграничный небесный шатер, и на безмятежной водной глади плясали, отражаясь, бесчисленные звезды; метеор бледной полоской прочертил небо и упал в том направлении, куда двигалась лодка, что было истолковано доктором как в высшей степени благоприятное знамение.
Некоторое время спустя они уже проплывали мимо мыса Корлирс Хук с его деревенским трактиром, где некогда разыгралась страшная ночная драма. Хозяева, видимо, спали, так как в доме было темно и тихо. А вот и место гибели флибустьера. Вольферта мороз пробрал до костей. Он показал доктору Книпперхаузену, где именно утонул старый морской волк. Все уставились в эту точку, и им почудилось было, что там во тьме притаилась лодка; однако в тени мыса прибрежные воды скрывала непроницаемая черная завеса, так что ничего толком разглядеть не удалось. Потом сзади послышались тихие всплески, как будто кто-то греб осторожно, не желая себя выдать. Сэм налег на весла, и поскольку он хорошо ориентировался в местных водоворотах и быстринах, вскоре преследователи – если таковые, конечно, были – остались далеко позади. Миновав Черепашью бухту и бухту Кипа, отважные кладоискатели оказались в кромешной темноте, окружавшей остров Манхэттен, который отбрасывал вдоль своих берегов широкую непроглядную тень. Скрытые от посторонних взоров, они устремились дальше. Наконец Сэм завел ялик в маленькую бухточку, со всех сторон окруженную растительностью, и привязал к уже известному нам металлическому кольцу. Все трое высадились на берег. При свете фонаря они забрали из лодки инструменты и медленно двинулись сквозь густой кустарник, вздрагивая от каждого звука, даже от собственных шагов по сухим листьям; а когда неподалеку с печной трубы на развалинах старинной голландской усадьбы заухал филин, у них внутри все похолодело.
Несмотря на то, что при первом посещении этого места Вольферт постарался запомнить как можно больше ориентиров, прошло немало времени, прежде чем удалось найти ту окруженную деревьями полянку, где, как предполагалось, были зарыты сокровища. Когда они вышли к скале, на выступе которой Вольферт в прошлый раз обнаружил три загадочных креста, он, посветив фонарем, показал их доктору. У всей честной компании сердца учащенно забились, ибо с предстоящим испытанием каждый связывал свои самые сокровенные надежды.
Доктор передал Вольферту Веберу фонарь, а сам достал лозу – небольшой раздвоенный у основания прутик. Взявшись за короткие концы, он направил длинный перпендикулярно вверх, походил туда-сюда, удерживая прутик на некотором расстоянии от земли, но безрезультатно; все это время Вольферт светил ему фонарем и, затаив дыхание, следил за его манипуляциями. Вторая попытка оказалась более успешной – лоза стала медленно поворачиваться. Лицо доктора посерьезнело, и он дрожащими руками сжал прутик еще сильнее. Лоза вращалась не переставая, до тех пор, пока не застыла, указывая, как стрелка компаса, прямо под ноги доктору.
– Здесь! – едва слышно произнес он.
Вольферт почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет наружу.
– Ну что, копать? – спросил негр, берясь за лопату.
– Pots tausend, нет! – резко ответил доктор.
Он велел компаньонам держаться к нему как можно ближе и помалкивать. Сначала нужно было принять определенные меры предосторожности и совершить кое-какие церемонии, чтобы защититься от злых духов, стерегущих зарытые сокровища. Проделав необходимые манипуляции, доктор очертил установленное место кругом, достаточно широким, чтобы в него поместились все трое. Затем набрал сухих веток и листьев, разжег костер и бросил в огонь какие-то снадобья и сушеные травы из корзины, которую принес с собой. Над костром поднялся густой дым и распространился едкий запах, на удивление отдававший серой и асафетидой. Возможно, обонятельные нервы духов и призраков находят его приятным, но бедный Вольферт от этого зловония едва не задохнулся в кашле, перешедшем в хриплую одышку, на что разбуженная громким звуком роща отозвалась эхом. Доктор Книпперхаузен расстегнул медные застежки и раскрыл толстую книгу, которую до того держал под мышкой. Это было печатное издание на немецком языке с буквами, оттиснутыми черной краской и киноварью. Вольферт светил фонарем на книгу, а доктор, вооружившись очками, прочитал какие-то заклинания по-немецки и по-латыни. Лишь после этого он велел Сэму взять кирку и приступить к работе. Земля оказалась твердой – явный признак того, что ее не тревожили долгие годы. С трудом преодолев верхний слой почвы, Сэм добрался до песка и гравия, копать стало легче, и он с воодушевлением принялся уже лопатой раскидывать землю налево и направо.
– Тсс! – предостерег компаньонов Вольферт, которому послышались чьи-то шаги по сухой листве и шуршание в кустах. Сэм прервал работу, и все трое навострили слух. Никаких шагов – вокруг было тихо. Мимо беззвучно пролетела летучая мышь; птица, напуганная ярким светом, пробивавшимся сквозь деревья, вспорхнула с гнезда и сделала несколько кругов над костром. В полном безмолвии уснувшего леса можно было различить журчание потока, омывающего скалистый берег, и далекий рокот воды у камней близ Врат Ада.
Негр возобновил работу; вскоре он выкопал довольно глубокую яму. Все это время доктор стоял у самого края и периодически зачитывал из своей книги какие-то заклинания или подбрасывал в огонь снадобья и травы; с другого края ямы Вольферт, склонившись, внимательно наблюдал за каждым движением лопаты. Любой человек при виде этой сцены, расцвеченной всполохами костра, мерцаниями фонаря и их зловещими отсветами на красном плаще Вольферта, наверняка принял бы коротышку доктора за черного мага, творящего очередное злодеяние, а седовласого негра – за злобного гоблина, состоящего у него на службе.
Но вот лопата старого рыбака наткнулась на какой-то твердый предмет – полый, судя по звуку, от которого сердце Вольферта радостно затрепетало. Сэм снова ударил лопатой.
– Это сундук, – сообщил он.
– Ручаюсь, набитый золотом! – воскликнул Вольферт и захлопал в ладоши от восторга.
Едва он это сказал, как до его слуха откуда-то сверху донесся шорох. Вольферт поднял глаза и – о ужас! – в отблесках угасающего пламени увидел над гребнем скалы зловещую физиономию утопшего флибустьера. Мертвец смотрел прямо туда, где он стоял, и мерзко ухмылялся.
Издав громкий вопль, Вольферт уронил фонарь. Его паника передалась остальным. Негр одним прыжком выскочил из ямы; доктор, бросив книгу и корзину, стал читать молитвы по-немецки. Все были охвачены ужасом и смятением. Костер еле тлел, фонарь погас. В суматохе кладоискатели натыкались друг на друга, отчего пришли в полное замешательство. Им казалось, что на них ринулись целые полчища призраков, и в мерцающем свете угасающего костра мерещились странные фигуры в красных колпаках, орущие и беснующиеся. Доктор рванул в одну сторону, негр в другую, а Вольферт устремился к берегу. За ним гнались. Вольферт отчетливо слышал твердую поступь. Он мчался напрямик через густой колючий кустарник, но преследователь не отставал. Шаги слышались уже ближе. Вольферт почувствовал, как его хватают за плащ… и вдруг кто-то напал на преследователя. Завязалась отчаянная драка. Прогремел выстрел. Вспышка пороха на секунду осветила скалу и кустарник, выхватив из темноты две сцепившиеся фигуры. В следующий миг опять сгустилась тьма, еще более непроглядная, чем прежде. Борьба продолжалась. Противники душили друг друга, кряхтели, стонали, катались по камням, чертыхались и рычали, словно свирепые псы, перемежая дикие возгласы проклятиями. Вольферту почудилось, что один из голосов принадлежит флибустьеру. Он с радостью убежал бы, но, оказавшись на самом краю пропасти, не мог сделать и шагу.