* * *
Неужели все прахом, все зря - изнурительная работа с учетами, скрупулезное копание в старых, пожелтелых от времени бумагах, исписанных витиеватыми почерками царских чиновников; изучение множества томов уголовных дел; бессонные ночи в засадах, когда тревожное ожидание заставляет напрягаться каждый нерв и чудятся то шорохи, то шаги, то едва слышные голоса, а рука сама тянется к оружию?!
Неужели напрасны долгие разговоры с проходящими по делу свидетелями, так по-разному воспринимающими случившееся и так неоднозначно относящимися к тем, кто с ними беседовал? Да хотя бы тот священник: "Стоило ли все изменять?" Или старуха из богадельни, Мария Канищева, лежащая в больнице с тяжелой травмой черепа. Но она скорее пострадавшая, чем свидетель. А трагическая кончина Воронцова, смерть Кольки Психа, задержанный Фома, вполне искренне считающий себя идейным наследником анархистов? Сколько же людей втянул в себя водоворот событий, связанных с делом Антония? Десятки, сотни?
Ликвидирован притон Паучихи; взяли Татарина и его банду, закрыв навсегда трактир в тихом переулке недалеко от Сретенских ворот; нашел свою бесславную гибель в мусорном ларе бандит и убийца Яшка Пан; бьет на допросах поклоны и читает молитвы, притворяясь юродивым, старый серебряник Метляев; неумело изворачивается его сын Алексей, вытирая широкое красное лицо большим носовым платком…
Неужели все это зря, если удалось бежать, так нагло и дерзко, Николаю Петровичу Назарову, прозванному среди уголовников Святым Антонием?
После его побега Виктор Петрович собрал весь личный состав МУРа.
- Антония необходимо срочно разыскать и задержать. Нельзя позволить ему уйти безнаказанно - это дело нашей с вами чести и совести… На розыск ориентируем всех оперативных работников московской милиции. От нас выделим специальную группу: Ивана Дмитриева, Александра Саранцева, Георгия Тыльнера, Федора Грекова, Геннадия Шкуратова, Сергея Головина - только с условием: больше не стрелять по столбам! - Петра Головина, Александра Жукова. Старшим назначаю Тыльнера. Работайте!
…Спорили до хрипоты, задыхаясь в накуренном кабинете. Федор, не выдержав, открыл окно. Сразу стало легче.
- Вокруг надо шарить, по близлежащим районам… - продолжал доказывать свое Жора Тыльнер. - Антоний не один был, а с мальчишкой! Так, Гена?
- Так, - вздохнул Шкуратов. - Уже час спорим. Может, за это время Антоний на поезд сел.
- Не успеет, - уверенно парировал Федор. - Все пути выезда из города перекрыты, а у него еще тут дела наверняка есть. Не бросит все. Он нас теперь дурнее себя считает.
- Вот-вот! - засмеялся Тыльнер. - Поэтому предлагаю принять мой план. Если мальчишка видел, как задержали главаря, а он это видел, то должен сообщить своим. Логично? Тогда идем дальше. У Антония, видимо, остались пока неизвестные нам сообщники. Или нет?
- Банкир, артиллерист Николаев и еще один как минимум! - Жуков полистал протоколы. - В церкви на Стромынке Пана с ними не было, Психа тоже, а был кто-то другой, ударивший Канищеву по голове. Скорее всего, это Пашка, телохранитель Антония.
- Остались, я прав! Значит, им надо выяснить обстановку и по возможности связаться с Антонием - Назаровым…
- Или попытаться ликвидировать его, - закончил Федор.
- Не исключено, - подумав, согласился Тыльнер. - Нам ведь до сих пор пока неизвестно, кто такие Банкир и бывший офицер-артиллерист Николаев. А Воронцова, который только краем узнал об их делах, они ликвидировали не задумываясь.
- И Психа, - добавил Шкуратов.
- И его… - согласился Жора. - Значит, они будут предпринимать свои меры к побегу или ликвидации главаря. Но для этого им обязательно надо знать, где он, куда доставили после задержания. Поэтому преступники, скорее всего, организуют наблюдение за подъездами нашего здания. Кто для этого лучше всего подойдет?
- Мальчишка! - Саранцев ладонью отогнал от лица табачный дым. - Беспризорников еще хватает, мальчишка может крутиться здесь среди них, не вызывая подозрений. Жора прав: надо выделить людей и на поиски мальчишки.
- Почетное дело, - фыркнул Головин.
- Не смейся, - укорил его Греков, - эта нитка, может, самая надежная из всего клубка.
- Вот ты и иди.
- И пойду… Пиши меня, Жора, в группу розыска мальчишки, - Федор встал. - Кто со мной? Распределим улицы и начнем, а ребята пусть другие места перекрывают…
* * *
В уголовном розыске нет работы "черной" и "белой" - есть перспективные версии или неперспективные, вернее, менее перспективные; но никто не может поручиться, что они разом не поменяются местами. И тогда такая на первый взгляд неперспективная рабочая версия вдруг окажется самой главной, ведущей к успеху. Однако не всегда проверка этой версии связана с погонями, стрельбой, шумной беготней по крышам и чердакам, острыми ситуациями и напряженными поединками - нет, зачастую это копание в документах, анализ данных, долгие и нудные разговоры с людьми, желающими многое скрыть от работников уголовного розыска, а надо обязательно суметь понять, что и почему этот человек скрывает от тебя, зачем он это делает и как вызвать его на откровенность, разговорить, заставить поверить тебе, а поверив, довериться.
Со взрослыми это непросто, но можно хотя бы опираться на логику, жизненный опыт, разум, наконец. А с детьми? Да еще с такими, которых лихолетье, прошедшее над Россией, лишило всего - родителей, крова, куска хлеба? Даже простого человеческого общения, ласковой тяжести отцовской ладони на голове, букваря, катания с горки на салазках, ребячьих игр со сверстниками…
Поздним вечером Федор вышел к костру беспризорников, вольготно расположившихся в старом переулочке. Сидевшие кружком ребята было вскочили, завидев мужчину в кожанке, но, убедившись, что он один и тихо присел около горевших обломков ящиков, осмелели, подошли ближе, занимая покинутые места.
- Закурить есть? - ломким баском спросил старший.
Греков молча протянул ему пачку папирос. Тот вытряхнул несколько штук, ударил по чьей-то руке, протянувшейся из темноты, чтобы забрать всю пачку, и вернул папиросы Федору.
- Спасибо… Картошки хочешь? Сейчас будет готова.
- Не откажусь. А откуда картошка?
- С рынка!.. - весело заржал чумазый беспризорник в дырявой женской шляпе.
- Наворовали, что ли? - прикурив от уголька, невзначай поинтересовался Федор.
- Ага… Так не дают. А ты че, скажешь, воровать нехорошо? - прищурился старший, просивший закурить.
- Так ты сам знаешь, - улыбнулся Греков. - Но одно дело, когда тебе есть нечего, а другое - приучиться к этому на всю жизнь. Не боишься?
- Не-е… - отмахнулся беспризорник. Подобрав палку, начал выкатывать картофелины из горячей золы. - Вот жалко, соли у нас нет, а у тебя?
- У меня тоже, - вздохнул Федор.
- А воровать… Подрастем маленько, артель организуем, работать будем. Зачем же тогда воровать? Кто работает, тому красть не к лицу, - по-взрослому, явно повторяя когда-то услышанные и запомнившиеся ему слова, сказал старший из беспризорников. - Тебя как звать?
- Федор.
- Держи… - беспризорник подкатил к нему горячую картофелину. Греков поднял ее, начал перебрасывать с ладони на ладонь, остужая.
- Работать и сейчас можно начать, чего же ждать? - он обвел глазами собравшихся у костерка.
- Это в колонии, что ли? - презрительно сплюнул на угли один из мальчишек. - Не, для нас неподходяще.
- Почему? Там многие живут, работают, учатся.
- Слушай, ты чего, нас уговаривать пришел? Тогда зря стараешься. Можешь валить отсюда, - бросил старший.
- Зачем уговаривать… - миролюбиво отозвался Федор. - Сами поймете. Вы же не буржуи. Про пионеров слышали? В Рогожско-Симоновском районе при заводе АМО пионерский отряд есть. Со знаменем, с горном.
- Да? А для чего они, пионеры твои? - поинтересовался кто-то невидимый в темноте.
- Детская коммунистическая организация. Вот для чего. Для пролетарского классового сознания, для того чтобы расти полезными людьми своему государству. За это мы и воевали.
- И ты воевал? - недоверчиво покосился на Грекова сидевший рядом тщедушный мальчишка.
- Воевал, солдатом на империалистической был. За то, что против царя и помещиков пошел, меня на каторгу отправили. Потом в революции участвовал, на Гражданской воевал с Деникиным, а теперь в милиции работаю.
- Во-о-на… - протянул старший. - А я-то думаю, чего ты к нам пришел? Зубы заговаривать, пока твои нас обложат - да в колонию?
Компания у затухающего костра разом напряглась, готовая в любую секунду сорваться с места и бесследно исчезнуть в темноте переулка.
- Сиди… Никто тебя не обложит, - горько усмехнулся Федор. - Я, может, к вам за помощью пришел, а ты так… Нельзя людям не верить, тем более представителям советской власти.
- А ты Зимний брал? - снова спросили из темноты.
- Нет, не довелось. Но в Питере в семнадцатом был, с Керенским и его юнкерами дрался.
- Ну и как? - белозубо улыбнулся старший.
- Как видишь… Нет больше юнкеров и Керенского тоже… Письмо я сегодня получил, - Федор, помолчав, достал из внутреннего кармана свернутый листок, - от старого друга Сибирцева, еще до революции работал с ним вместе в Белоруссии. От жандармов он меня прятал на кладбище, в склепе…
- И ты мертвяков не забоялся? - перебил один из беспризорников, но на него зашикали, чтобы не мешал слушать.
- Не забоялся… Уходить мне пора было, жандармы на след напали, Сибирцев и прислал ночью девушку, чтобы с кладбища меня на железную дорогу вывела, где товарищи ждали. Да жандармы пронюхали, меня поймали, а ей вроде удалось уйти. И не знал я много лет, кто она, но хотел разыскать. Теперь вот написал Сибирцеву - помог мой друг из газеты найти его новый адрес - и получил ответ. Ушла тогда девушка от жандармов, да убили ее бандиты, уже потом, после Гражданской. Работала она в детском приюте для таких, как вы, беспризорных, а тут белая банда…
- И всех поубивали? - спросили из темноты жалобно.
- Всех… - опустил голову Федор. - Она ребят маленьких защищала, продукты, что Совет выделил для них…
- Без еды тоже смерть, - после долгой паузы сказал старший. - Жалко человека… А дело у тебя к нам какое? Говори.
- Опасный бандит убежал, ребята. Взяли мы его сегодня днем, да не усмотрели, сумел уйти. Должен тут его мальчонка один высматривать. К вам сегодня не прибился никто? Из чужих?
- Эй, Исусик! - крикнул в темноту старший. - А ну ходи сюда!
Ближе к свету вышел светлоголовый мальчишка лет восьми. Посмотрел на Федора испуганными глазами.
- Вот он сегодня прибился. Этот?
- Ну-ка, ну-ка… Э-э, да мы вроде знакомы? - Федор взял мальчика за руку. - Это тебя на рынке прибить хотели? У Смоленской?
- Дяденька… - всхлипнул Сергуня, уткнувшись носом в грудь Федора, такую широкую, надежную, пахнущую кожей от куртки, табаком и еще чем-то родным, почти забытым, - дяденька… Спаси меня! Не отдавай им больше, дяденька…
* * *
Укрывшись за углом, Шкуратов наблюдал, как метался по улице Пашка Заика. Подбежал к потухающему костру беспризорников, покрутился около них, побежал в другую сторону. Нырнул в подворотню, снова выскочил на тротуар. Остановился, сбив на затылок котелок, сунув руки в карманы и настороженно вертя головой по сторонам.
"Давай, давай! - сплюнул себе под ноги Гена. - Ищи, как хлеб ищут… Мальчонка твой давно у нас чай пьет, а мы тут тебя уже заждались. Ну, чего решил?" - мысленно обратился он к стоявшему в раздумье бандиту.
Словно услышав безмолвное обращение Шкуратова, Пашка Заика с озабоченным видом направился к бульвару. Пошел вниз, к Трубной площади, бойко стреляя по сторонам глазами.
"Волнуется, - подумал Гена, потихоньку идя следом. - Хорошо его мальчишка описал, даже в сумерках узнаешь. Да и беспризорники знак подали, когда он к костру подошел. Ну что же, Павлик, скоро познакомимся поближе".
Заметив, как появилась сзади Пашки фигура Головина, Гена немного приотстал, увеличивая расстояние.
Неожиданно бандит кинулся наперерез свободному извозчику. Остановил, не торгуясь, сел в коляску. Извозчик взмахнул кнутом, кобыленка понеслась вскачь.
Из переулка вывернула другая повозка, покатила следом. Гена успел заметить Жукова и Саранцева, откинувшихся на потертую подушку спинки сиденья.
Покурив, Шкуратов подождал, пока к нему подъедет пролетка со знакомым кучером на козлах, на ходу вскочил, махнул рукой Головину, подзывая к себе. Тот подбежал быстро, тяжело дыша, уселся рядом.
- К Марьиной роще едут. Давай следом, - приказал кучеру.
- Теперь не упустим, - Гена пристукнул тяжелым кулаком по крылу пролетки.
- Тише ты, медведь, а то не доедем, сломаешь! - засмеялся Головин.
- Ничего! Поехали. Якорь поднят, якорь чист!..
* * *
Поселок в Лосинке, куда, сам того не подозревая, Пашка привел за собой работников МУРа, встретил их сырой прохладой вечера, душным запахом цветов в палисадниках, приглушенными звуками граммофона. Красно-желтым светом горели в окнах домов керосиновые лампы, за опущенными занавесками - чтобы не налетели комары - мелькали тени.
Но в большинстве домов уже спали, и они темными, словно слепыми, окнами-глазами провожали идущих по улице людей.
Извозчика Пашка Заика отпустил, не доезжая до поселка, и дальше пошел пешком. Двигался быстро, не оглядываясь, видимо, уверенный в том, что за ним никто не следит. Только у калитки нужного ему дома остановился, осматриваясь по сторонам. Настороженно покрутил головой в разные стороны, напряженно вглядываясь в разорванную светом редких фонарей темень длинной, заросшей травой улицы. Потоптался на одном месте, словно не решаясь войти, потом толкнул калитку и пошел к дому. Повозился у двери, шаря по карманам, будто бы в поисках ключа, негромко постучал три раза. Дверь открыли быстро - упал неровный квадрат света на дощатое некрашеное крыльцо, Пашка шагнул внутрь, дверь захлопнулась, звякнув щеколдой.
Вскоре в одном из окон дома затеплился слабый огонек, едва видимый за скрывающей дом зеленью густого сада.
Выждав несколько минут, Шкуратов тихо просвистел условный сигнал. Ответили, и из кустов, растущих недалеко от дома, в котором только что скрылся Заика, вышла темная фигура. Быстро приблизилась, и Гена узнал Саранцева.
- Приехали? - вместо приветствия спросил тот. - Все совпало. Этот дом и мальчик показал. Да, - сдерживая волнение, приглушил голос Саранцев, - Антоний только что пришел! Здесь!
- Ну, все! - Шкуратов достал наган, подтянул потуже ремень на брюках. - Брать надо!
- Пожалуй, - согласился Саранцев, - дом окружен, не уйдут. Потом засаду оставим, если кто заявится еще. Давайте за мной, только тихо…
Крадучись, пошли вдоль забора, стараясь не оступиться в канаву; чтобы не стукнуть калиткой, пролезли в загодя сделанный в штакетнике изгороди пролом, направились к дому.
Несколько человек встали под окнами, держа наготове оружие. Шкуратов, Саранцев и Головин поднялись на крыльцо, потихоньку ставя ноги - чтобы не заскрипели в ночной тишине старые доски пола крыльца, подошли к двери.
Геннадий коротко и требовательно постучал три раза, совсем как Пашка Заика несколько минут назад…
* * *
Войдя в комнату, Пашка остолбенел - за столом, не сняв своего кожаного пальто, сидел и ел Антоний, жадно запихивая в рот большие куски.
- Ты?.. - Заика устало прислонился плечом к косяку.
- М-м-м… Ну я… И что? - Антоний только покосился на Пашку и продолжал быстро есть, двигая желваками на высохшем за один день лице.
- Сбежал? - недоверчиво прищурился Заика.
- Да… Удалось вот… - Антоний наконец отодвинул от себя тарелку. - Чего уставился на меня, как на привидение? Можешь пощупать, я во плоти… Где мальчишка?
- Утек, гаденыш. Я его к милиции наладил, тебя высматривать, а он утек.
- Ну и черт с ним, - равнодушно отозвался Антоний, закуривая… - И нам пора.
- Где же ты столько времени был? - все еще не входя в комнату, подозрительно спросил Заика.
- Перепрятал пока кое-что, а куда - не твое дело! Собирайся, уезжаем. Сегодня, прямо сейчас. Перед уходом хозяйку…
Стук в дверь заставил обоих вздрогнуть. Антоний пристально посмотрел на Павла:
- Кто это?
Заика быстро выхватил револьвер и шагнул в сени, прислушиваясь. Потом приник глазом к потайной щели в двери. Моментально вернулся, смешно прыгая на цыпочках, но Антонию, встревоженно глядевшему на него, было не до смеха.
- О-они! - заикаясь, проговорил Пашка свистящим шепотом. - М-милиция.
- Ты привел на хвосте, паскуда, - пошел на него Антоний. - Мной откупиться хочешь?
Он быстро вырвал из Пашкиной руки оружие и выстрелил несколько раз в дверь. Оттуда раздались ответные выстрелы, затрещала филенка двери, срываемой с петель.
- Т-ты что? - кинулся к Антонию Пашка, - Убьют…
Начал хватать за руки, отнимая оружие.
- Пошел… - отпихнул его Антоний, но Пашка вцепился как клещ, повиснув на кожаном пальто.
Дверь в сенях начала подаваться, грозя вот-вот рухнуть. Антоний, волоча за собой по полу вцепившегося в него Заику, кинулся к окну; пытаясь освободиться, лягнул Пашку ногой, попав по лицу, - у того потекла кровь из разбитого носа, но Пашка не выпускал.
- Шдаться… - прошепелявил он разбитыми губами.
- Дурак! - Антоний, резко развернувшись, несколько раз выстрелил в залитое кровью Пашкино лицо. Не глядя на труп, отбросил наган и, выбив ногой раму, выбросился в темноту ночи…