XX
Сидя в кровати против взобравшейся с ногами на подоконник Лорены, Эн-2 обхватил руками колени под одеялом. На колени он положил подбородок и смотрел на освещенные зимним солнцем крыши позади Лорены. Потом неожиданно крикнул:
- Опусти же ноги, бога ради!
Лорена не опустила ног, не оторвала взгляда от штопки.
- Что тебе дались мои ноги?
- Я же говорю тебе, Лорена! Уже несколько лет я не прикасался к женщине.
- Так все-таки при чем тут мои ноги?
- Я смотрю на них и начинаю думать о том, что такое женщина.
- Ну и что! Плохо тебе от этого?
- Черт побери, Лорена! Я бы на твоем месте боялся…
- Чего?
- А вдруг я захочу тебя, Лорена?
- Ах, вот чего я должна бояться! - И она добавила с улыбкой: - Этого я как раз не боюсь.
Эн-2 позвал:
- Лорена!
Лорена спрыгнула с подоконника.
- Что такое? - спросила она. И подошла к кровати.
- О черт! - сказал он и схватился за край ее платья.
- Это ты должен бояться, - сказала Лорена. - Если тебе так важно не прикасаться к женщине, то это ты должен бояться…
Эн-2 обхватил рукой ее ногу выше колена.
- Но я не хочу спать с тобой! - воскликнул он.
- А кто тебя просит?
Его рука поднялась выше.
- Что будет, если я возьму тебя, Лорена?
- Так не делай этого.
- Что я могу дать тебе, Лорена?
- Не надо, если не хочешь.
- Я ничего не могу тебе дать!
- Зачем ты все это говоришь? На твоем месте я бы таких вещей не говорила.
- А что бы ты сказала?
- Ничего бы не говорила.
- И ты была бы довольна, если бы я вот так взял тебя, и все?
- Была бы довольна.
Он начал стаскивать с нее платье.
- Ах, Лорена, я хочу знать, мужчина я или нет!
Он сбросил одеяло и привлек ее к себе.
- Конечно, ты мужчина, сам видишь, что ты мужчина!
- Но я не люблю тебя, Лорена!
- Ты - мужчина! - сказала Лорена.
- Но я не люблю тебя, не люблю!
- Какая мне разница?
- Я люблю другую женщину!
- А мне какая разница?
- Нет никакой разницы, Лорена?
- Никакой разницы.
XXI
Потом ему сразу захотелось курить.
- Хорошо быть мужчиной, - сказал он.
- И женщиной неплохо, - сказала Лорена.
- С тебя этого довольно? - спросил Эн-2.
- Довольно, - ответила Лорена. - Так по крайней мере я ни у кого тебя не отнимаю. - Потом улыбнулась: - Если ты захочешь почувствовать себя мужчиной, не церемонься.
- Прости меня, Лорена, - сказал Эн-2. - Этого больше не случится.
- Очень жаль, если не случится.
- Право, не случится.
- Надеюсь, что случится.
Лорена оделась, Эн-2 тоже начал одеваться. Лорена вновь взялась за штопку.
- Не надо, Лорена! - сказал Эн-2.
Лорена продолжала штопать.
- Прошу тебя, перестань.
Лорена взглянула на него.
- Ты не хочешь, чтобы я штопала тебе носки?
- Оставь это.
- Почему? - спросила Лорена.
- Я не хочу видеть тебя такой - как будто ты моя подруга.
- Ах, вот что! - сказала Лорена.
- Перестань же!
- Кончу штопку и перестану.
- Нет, сейчас же!
Лорена оставила все на подоконнике и взялась за пальто. Эн-2 забрал у нее из рук пальто и помог ей одеться.
- Значит, в пять, - сказала Лорена.
- В пять, - ответил Эн-2.
XXII
В пять часов стало смеркаться, тумана не было, только легкая дымка окутывала ясный зимний вечер, и нес он с собою не тьму, но лунный свет.
Возле Молино дель'Арми Эн-2 нашел нужный дом, поднялся по лестнице с велосипедом на плече. Три человека уже ждали его, четвертый пришел сразу же следом за ним и дружески похлопал его по щеке.
- Это ты? - спросил Эн-2.
Они знали друг друга давно, были вместе в ссылке и сейчас встретились впервые после многих лет. Эн-2 слышал, что его знакомый побывал в Испании, отличился в Интернациональной бригаде, но сегодня и здесь он никак не ожидал этой встречи.
Трех других он все время встречал на таких собраниях: у одного были седые усы, у другого - кошачьи глаза, у третьего вся голова была обрита наголо; они говорили между собой так, как будто четвертого не было в комнате или как будто он обязан здесь оставаться зрителем и не вмешиваться в разговор.
Седоусый спросил у Эн-2, читал ли он утренние газеты. Эн-2 газет не читал, и Седоусый протянул ему номер "Коррьере", указав две заметки в разделе городской хроники.
- Они не хотят, чтобы люди узнали, как было дело, - сказал он. - Вот тут написано, что один немецкий солдат и один офицер были убиты неизвестными злоумышленниками, а в другом месте - что председатель трибунала погиб в автомобильной катастрофа вместе с двумя сопровождавшими его офицерами германской армии.
Он поглядел на человека с кошачьими глазами, который сидел справа от него, и добавил:
- Ясно, зачем им это нужно.
- Ясно, - подтвердил Кошачий Глаз. - С одной стороны, они признают, что вчера имело место происшествие, и объясняют, что произошло, с другой - они отрицают, что патриоты добились успеха, устранив тех трех, которые ехали в машине.
- Но все же они непременно сорвут на ком-нибудь злость, - заметил Седоусый.
- За тех двоих, которых они откровенно признали убитыми, уже расстреляли двадцать заложников - вот здесь об этом сообщается. Насчет остальных - их четверо, считая с водителем, - решит трибунал: они его созывают нынче.
- Они собирают трибунал без председателя? - спросил Эн-2.
Седоусый указал еще на две заметки в "Коррьере".
- У них уже есть председатель. Назначен сегодня.
- Тогда можно собирать трибунал хоть сейчас.
- Он собирается, - сказал Седоусый, - сегодня ночью.
XXIII
Эн-2 принялся ходить взад и вперед по комнате.
- Каково? - сказал человек с бритой головой.
- Я спрашиваю себя, - сказал Эн-2, - что я думал бы, если бы был на их месте?
- На чьем месте? Немцев? Фашистов?
- Тех сорока, которых завтра утром расстреляют. Трое переглянулись, потом посмотрели на него.
- Мы не имеем права задавать себе такие вопросы.
- Но если бы я оказался в их числе? В числе тех сорока, которых завтра утром расстреляют? Что бы я думал и чувствовал, если бы мне вместе с другими тридцатью девятью пришлось идти на расстрел за тех четырех сволочей, которых убрали патриоты?
Седоусый встал.
- Ты хочешь сказать, что не стоит жертвовать десятью нашими людьми за каждый удар, что мы наносим врагу?
Из уголка, где он сидел поодаль от остальных, к столу приблизился старый знакомый Эн-2.
- А ты забыл то время, - сказал он, обращаясь к Эн-2, - когда нам нечем было наносить удары? Каждый из нас отдал бы жизнь ради того, чтобы уничтожить хоть тысячную долю фашиста. Нам казалось, что тысяча наших прольет кровь не зря, если в ней можно будет утопить хоть одну фашистскую собаку. Мы хотели бороться. Теперь борьба идет.
- И обходится она нам, - сказал Кошачий Глаз, - десять за одного. А не тысяча за одного.
- С одной стороны - десять человек, - сказал Эн-2, - с другой - одна сволочь. Мы должны делать больше.
- Так ты это хотел сказать? - спросил Седоусый. - Делать больше?
- Наносить больше ударов, - ответил Эн-2. - Удар за ударом, пока мы не оглушим их. Не давать им времени проводить репрессии. Как можно допустить, чтобы завтра расстреляли сорок человек?
- Никто этого не хочет допустить, - сказал Бритоголовый.
- Почему бы нам не помешать трибуналу собраться сегодня ночью? - продолжал Эн-2.
Снова те трое переглянулись.
- Мы для того здесь и сидим, чтобы обдумать, как нам помешать им, - сказал Седоусый.
- Мы полагали, что надо снова устранить председателя, - сказал Бритоголовый. - Что ты думаешь по этому поводу?
- Идет, - сказал Эн-2. - Идет.
XXIV
- Мы знаем, где он живет, - сказал Кошачий Глаз, - и знаем, что трибунал собирается в полночь.
- А комендантский час начинается раньше?
- Нет. По-прежнему с девяти.
- Во всяком случае, придется действовать после комендантского часа.
- Надо дать этому типу выйти из дому. Как только он сядет в машину…
Эн-2 обернулся к своему старому знакомому, который вновь уселся поодаль и замолчал, потом спросил Седоусого:
- А кто этим займется?
Из всех троих только у бритоголового была своя группа, как у Эн-2; поэтому его называли О-1, что значит Олона-1.
- Здесь нужно, чтобы в группе был молодец к молодцу, - ответил Седоусый.
- Я не знаю, - сказал Эн-2.
- Группа Навильо-1 не такая, - продолжал Седоусый, - Группа Навильо-3 на задании за городом: Ламбро убит, Олона-2 тоже убит. Остаешься ты и Олона-1.
- Да, ты и я, всего двое, Навильо-2, - сказал Бритоголовый.
- У меня пятнадцать человек, - сказал Эн-2, - из тех трех, что были вчера, я не могу трогать двоих. А для операции, которую вы намечаете, мне требуется не меньше двадцати.
- Двадцать человек?! - воскликнул Кошачий Глаз. - Двадцать человек для операции вроде вчерашней!
- Со вчерашней ничего общего, - возразил Эн-2. - Теперь за каждым углом будут полицейские и республиканские гвардейцы. Не меньше двух или трех сотен, держу пари! И еще грузовик впереди и грузовик в арьергарде. По-вашему, мне не нужно иметь в распоряжении хотя бы двадцать человек? Да я потеряю тридцать процентов еще до того, как мы доберемся до автомобиля, - иначе и считать нельзя.
- У меня такое впечатление, - сказал Бритоголовый, - что наш Навильо прав.
- Прав? - воскликнул Кошачий Глаз. - Нужны двадцать человек?
- Они предвидят, - сказал Эн-2, - что мы собираемся нанести удар. И предвидят именно такой удар, как вчера утром. Чего же удивительного, что они захотят устроить нам ловушку?
Седоусый сказал:
- Вот потому-то я и предлагал напасть на квартиру нового председателя. И как можно скорее. Еще до комендантского часа.
Он обернулся к Кошачьему Глазу. Тот откинулся на спинку стула - худой, со впалой грудью и пустыми глазами.
- Разве мы не отвергли твой проект? Он уже отвергнут.
- Этого нам уже не успеть, - сказал Бритоголовый. - Мы слишком поздно раздобыли сведения.
- А где собирается трибунал? - спросил Эн-2.
- В помещении комитета района Корридони.
- Это точно? Проверено?
- Проверено.
- Тогда я предлагаю произвести нападение прямо на трибунал и уничтожить их всех сразу.
XXV
И те трое и старый знакомый Эн-2 смотрели на него не отрываясь с той самой минуты, когда он спросил, где собирается трибунал. Теперь они в третий раз переглянулись. Вопрос задал Кошачий Глаз:
- А риска не больше?
- Ровно столько же, - ответил Эн-2. - Зато легче. Они этого не ожидают. Мы застанем их врасплох и всех перебьем, а сами понесем, может быть, меньше потерь.
- Верно, - сказал старый знакомый.
- Как ты рассчитываешь это сделать? - спросил Седоусый.
- Мы поедем на двух машинах. Трибунал заседает в зале на втором этаже. По два человека на каждую машину - этого хватит, чтобы блокировать улицу и подъезд дома. Еще двое остаются на лестнице. Остальные идут наверх.
- Сколько всего нужно людей?
- Самое большее - двенадцать. До нападения у нас не может быть потерь. Если будут потери, то только при отступлении.
- Верно, - снова подтвердил старый знакомый.
Бритоголовый изъявил желание участвовать в операции с одним из лучших своих людей, но старый знакомый сказал, что хочет оставить эти места за собой - для одного товарища и для себя.
- Как? - спросил Седоусый. - Ты сам?
- Ты сам, Гракко? - спросил Кошачий Глаз. Человек по имени Гракко прервал их вопросы.
Он сказал:
- Мы с этим парнем старые друзья. Хотим поговорить, вспомнить ссылку. Верно, Эн-2?
Они обсудили технические детали нападения, назначили час и место, куда должны подъехать машины, простились и стали расходиться поодиночке.
- Увидишь, какого товарища я с собой приведу, - сказал Гракко. - Его зовут Эль-Пасо.
- Эль-Пасо? Почему Эль-Пасо?
- Он испанец. Воевал в моей бригаде.
- А за что его так прозвали?
- Эль-Пасо только похоже на наше "паццо", а на самом деле это значит "перевал в горах".
XXVI
Между девятью - временем комендантского часа - и двенадцатью люди, которым предстояло принять участие в нападении на трибунал, сидели в четырех разных местах, ожидая условленного срока, чтобы потом соединиться и наступать.
Всего их было двенадцать: трое с автомобилями и оружием находились в гараже на улице, примыкающей к Римским воротам, возле кольца бастионов, четверо - в доме у той части бастионов, что идет от Римских ворот к Виджентинским, еще трое - в доме на проспекте, который тянется от Римских ворот до заводов и железной дороги на окраине, а двое - в отеле "Реджина" на виа Сайта Маргерита, где с сентября месяца занимали номера многие офицеры СС и гестапо.
Без пяти девять Гракко пересек площадку для игры в шары и, назвав пароль, зашел в гараж.
Двое ожидавших его казались братьями: оба темноволосые, оба молодые, оба в комбинезонах и кожаных куртках, оба с непокрытой головой. Они долго рассматривали Гракко при свете луны, потом, когда дверь затворилась, - направив на него карманные фонарики.
- Молодец! - сказал один из них.
Он глядел на седые нити в волосах пришедшего.
- Ты один? - добавил он. - Ведь вы должны были прийти вдвоем.
- Второй придет позже.
Они подошли к машинам, заговорили о лошадиных силах, о скорости, о том, правильно ли установлен маленький пулемет на месте рядом с водительским.
- Система Метастазио, - сказал тот из ребят, что говорил прежде.
Гракко сказал, что сомневается, есть ли смысл ставить пулемет так, будто можно будет стрелять на ходу, но объяснения его убедили.
- Кто же из вас Метастазио? - спросил он. Метастазио держал руки в карманах и ни разу не раскрыл рта; тот, что все время говорил, указал на него рукой:
- Вот он.
- Вы братья?
- Нет, не братья. А не то были бы близнецами.
- Почему? Вы с одного года?
- С одного года. И родились в одном месяце. И работаем вместе.
- В группе? Или вообще?
- И в группе и вообще. Мы работаем на транспорте у Монтекатини.
- А почему вас не призвали?
- Наш год призывали еще до 25 июля. А у нас была броня.
- И они не пытались отправить вас в Германию?
- Нас, транспортников, в Германию не посылают. Нас забирают в ТОДТ.
- И вас не пытались туда забрать?
- Пока нет.
Метастазио по-прежнему держал руки в карманах и молчал. Он зашел за автомобили, хлопнула дверца; видно, он сел в один из них.
- Давай-ка и мы сядем, - сказал его словоохотливый товарищ. - Не так будем мерзнуть.
Они сели в другую машину, на заднее сиденье, и долго искали, куда поставить ноги, потому что внизу лежали ручные пулеметы.
Зачем этим ребятам понадобились пулеметы? Ведь их стремления были простыми и мирными, с ними самими не случилось ничего такого, из-за чего они могли бы отчаяться. Почему они вступали в эту борьбу, где нужно биться с силой отчаяния?
Гракко было интересно узнать это.
XXVII
Те четверо, что ожидали в доме у бастиона, сидели за столом и пили вино.
Квартира принадлежала одному из них; в ней было две комнаты - маленькая, в которой сидели ожидавшие, и другая, побольше, где в кровати лежала женщина с тремя уснувшими детьми.
- Но нельзя же, - говорил хозяину дома один из гостей, маленький человечек с круглым лицом, круглыми плечами, круглыми ладонями и толстыми пальцами, - нельзя же таскать за собою жену и детей всюду, где ты прячешься.
- Нельзя? - спросил хозяин. - По-твоему, лучше без них?
- Я не говорю, что лучше, Кориолано, - сказал маленький толстяк. - Я не говорю, что лучше, что хуже, я говорю только, что нельзя этого делать. Никак нельзя. И командир говорил тебе то же самое. Разве нет?
- Не пойму, - ответил Кориолано. - Не пойму, почему лучше без них. Почему, Мамбрино?
- Вот беда! - воскликнул Мамбрино. - Работает с нами больше трех месяцев и ничего не может понять.
Ты видел, чтобы кто-нибудь из нас был со своей семьей? Я, например? Мы все оставили семьи.
- Это холостым легко оставить семью, - отвечал Кориолано. - А когда у тебя жена, как от нее уйдешь?
- Да разве у нас только холостые, Кориолано? Вовсе не ты один женат.
- Командир не женат. Метастазио и Орацио не женаты. Дзама, Фоппа, Сын Божий - все холостые.
- А Шшгаоне? Разве Шипионе холостой? У него есть жена, а он все-таки живет с нею врозь. А вот он, Барка Тартаро? Ты разве холостой, Барка Тартаро? Скажи-ка ему сам. Разве у тебя нет подруги, нет семьи?
Барка Тартаро был самый старший из тех, кто принимал участие во вчерашней операции, и единственный из всех троих, кому предстояло участвовать в сегодняшней атаке. Он ответил:
- Есть, конечно.
- Видишь, есть, да ты и сам знаешь, что есть, - сказал Мамбрино. - И знаешь, что у многих из нас есть семьи, есть жены, подруги.
- У меня тоже есть подруга, - неожиданно сказал четвертый собеседник.
- Вот видишь, и у Студента Пико есть подруга. Да и еще у многих.
- Наверно, у командира тоже есть подруга, - продолжал Студент Пико.
- Слышишь, что он говорит? - спросил Мамбрино. - Наверно, у командира тоже есть подруга.
- Наверно, есть, - сказал Студент Пико, - кто даст голову на отсечение, что у него нет подруги? Что мы вообще о нем знаем? Ровным счетом ничего. Он старше нас всех, может, у него несколько детей, большая семья.
- Слышишь? - еще раз спросил Мамбрино. - У всех есть семьи. У всех есть подруги. Но все живут с ними врозь. Скажи ему, Барка Тартаро, ты живешь сейчас со своей семьей?
Барка Тартаро поставил на стол пустой стакан.
- Нет, - ответил он.
Кориолано глядел на пустые стаканы и пальцем размазывал по столу пролитое вино. Потом снова наполнил стакан Барки Тартаро.
- Не знаю, - заметил он, - мне было бы тяжело без семьи.
- О господи, - воскликнул Мамбрино, - ему было бы тяжело без семьи!
Он оглядел всех присутствующих.
- Ты что о себе думаешь? По-твоему, ты особенный какой-то? А другим, думаешь, не тяжело? - Он обратился к Барке Тартаро: - Ну хоть ты скажи ему, Барка Тартаро! Тебе что, легко без семьи?
Барка Тартаро снова поставил на стол пустой стакан.
- Вот скотина! - воскликнул он.
- Да я… - начал Кориолано и снова наполнил стакан Барке Тартаро. - Я не знаю.