6
Немыслимо представить себе трудности сооружения простой землянки в условиях Дебрянска 1943 года, особенно для людей, не знакомых с плотницкими и землекопными работами.
Под Вязьмой, в первые недели войны, Степанов рыл землянки, окопы, склады для мин. Инструмент был случайный, земля - каменистая. Лопаты гнулись… Но там работали мужчины, а здесь…
Пообедав, Степанов пришел на площадь возле больницы. За это время солдаты сумели положить несколько венцов узкого и длинного корпуса будущей больницы. Пахло смолою, дымом цигарок… В сторонке были сгружены тес и бревна, недавно привезенные из части.
Степанов разыскивал солдата Андрея Сазонова, которого принял было за Семена Вырикова. Тот сидел на обрубке бревна и писал письмо. Другие курили, читали газеты: наступил перекур.
Солдаты с интересом смотрели на Степанова: этот человек оттуда, куда им только предстояло попасть. Был на фронте. Ходил в атаку. Где-то ранило… Прислали восстанавливать город…
Степанов присел на бревно рядом с Андреем. Старательно выводивший химическим карандашом слова, тот покосился на Степанова и продолжал писать, но, правда, уже не так сосредоточенно, как раньше.
Неподалеку от них ходила, как бы от нечего делать, Ира, которая приглядывала себе щепу и небольшие чурбачки, непригодные для строительства.
- Ты что, Ира? - догадываясь, зачем она сюда пришла, спросил Степанов.
- Дяденька, - обратилась девочка к Андрею. - Можно мне щепки взять?
- Чего? Щепки?.. Бери…
- А вот этот чурбачок?
- Бери и его…
- Только вы никому не отдавайте… Я сначала щепки снесу, а потом чурбачок… - попросила девочка. - Нет, сначала чурбачок, потом щепки… Только не отдавайте!
- Я посторожу, - сказал Степанов.
Солдаты смотрели, как девочка собрала щепу, аккуратно сложила пирамидкой… Когда она ушла, унося драгоценный чурбачок, Степанов сказал:
- А я к тебе по делу, Андрей, - и рассказал вкратце: не все выселенцы из школы могут построить землянки сами. Нельзя ли помочь?
Они не заметили, как на строительной площадке появился лейтенант, который прислушивался к их разговору.
- Почему, товарищ фронтовик, обращаетесь с просьбой не ко мне, а к моему подчиненному? Забыли устав? - обратился он к Степанову.
Андрей встал. Поднялся и побагровевший Степанов. Подумал: "Вот такие, как этот молоденький, во всем новеньком и старательно пригнанном обмундировании, больше всего и говорят об уставах! Больше всего и придираются! А я с товарищами учил уставы на ходу, направляясь на фронт. Вот так! И пилотку получил такую, что она налезала на глаза. Не было другой. И не было кому жаловаться. Слава богу, что попался кусок алюминиевой проволоки, которой защемил край пилотки, таким образом укоротив ее. Только потом выпал случай сменить головной убор. А этот весь в новеньком, с иголочки!"
- Что же вы молчите, товарищ фронтовик? - уже мягче спросил лейтенант.
Степанов смирил себя и как можно спокойнее проговорил:
- Я не думал, что вы придете, товарищ лейтенант.
- Понимаю… - Лейтенант разглядывал Степанова. - Где воевали? Кем?
Степанов заметил: взявшиеся за топоры солдаты оставили их, прислушиваются. Он ответил, как всегда, кратко, и это, наверное, понравилось лейтенанту.
- Давайте знакомиться. Лейтенант Борисов. - Лейтенант протянул руку.
- Бывший солдат, а теперь учитель Степанов. - Он пожал широкую и холодную ладонь лейтенанта.
Тот удивился:
- Хм… В городе будет школа? Вот теперь-то?..
- Должна быть. Обязательно должна быть! Но не хватает рабочей силы. - И Степанов рассказал о затруднениях с переселенцами.
- Действительно… - задумался Борисов. - Говорите, есть больные?.. Семьи фронтовиков?.. Да-а… Надо помочь. - Теперь он уже обращался к своим подчиненным: - Буду давать увольнительную желающим помочь переселенцам.
- Спасибо, лейтенант! - И Степанов стал объяснять, где находится школа, кого нужно спросить - лучше всего Таню с косами, которая по справедливости рассудит, кому пособить в первую очередь.
Как будто все. Можно быть уверенным: помощь будет оказана. Но чего-то еще не хватало… Пожалуй, того, чего в какой-то степени не хватало в общем хорошему человеку и самоотверженному работнику. Галкиной… Эти ребята должны увидеть в малом великое, и для них эта поруганная земля должна стать не просто клочком отвоеванной у врага территории, а землей со своей историей и лицом.
Степанов обратился к Борисову:
- Товарищ лейтенант, разрешите два слова о Дебрянске…
- Что, политбеседа?..
- Если хотите - да.
- Пожалуйста, товарищ Степанов. - И приказал солдатам: - Слушать всем!
Степанов как мог короче изложил историю города, то, что знал сам и что услышал от Владимира Николаевича, который яростно хотел накрепко связать прошедшее с настоящим и будущим.
Солдаты с удивлением оглядывались вокруг: вот по этой земле ходил сам Петр Первый? Ходил автор "Недоросля" Фонвизин? Сам Иван Сергеевич Тургенев? В городе существовал Совет Народных Комиссаров? А вот там до сих пор можно увидеть остатки кремля? В этом городе когда-то стоял настоящий кремль?
Вот теперь, пожалуй, все. Только совершенно глухой к зову предков, зову самой земли, матерей и вдов солдат не возьмется за лопату или топор.
Борисов прохаживался меж сложенных бревен, невольно раздумывая над силой слова, над тем, как мало еще он умеет использовать ее и другой раз применяет власть тогда, когда можно было бы обойтись убеждением, сделай он это вовремя.
- Ну-у, Степанов, - наконец протянул лейтенант. - Боюсь, что моя казарма с завтрашнего дня опустеет!
- Допустим, - принял комплимент как должное Степанов. - А как же тогда больница? Не получился бы тришкин кафтан…
- Нет, нет! - быстро и категорично ответил лейтенант. - Буду просить майора добавить людей на стройку…
- Не откажет?
- Уважит, - уверенно заявил лейтенант. - Такое дело!
7
Поздно вечером они остались втроем - Степанов, Турин, Борис Нефеденков. Не зря Турин отложил серьезный разговор до более удобного времени: и поговорить, чтобы никто не мешал, и отметить возвращение товарища.
Закуска у Турина была - неизменные лепешки, огурцы, вареный картофель. И чай. Водку не любил, да и странно было бы видеть ее в райкоме.
Они сидели все за тем же единственным столом, за которым обычно работали Турин, Власов, Козырева: Турин на своем месте, Степанов и Нефеденков - по бокам.
- Ну что ж, - не без вызова сказал Борис после того, как Степанов расспросил его о некоторых общих знакомых. - Первым пунктом пойдет, конечно, Николай Акимов. Акимов так Акимов.
Турин и Степанов переглянулись: они, несомненно, дотошно расспросили бы о Николае. Но почему Борис лезет на рожон? Нервы?..
- Что ж… - спокойно согласился Турин. - Хочешь сначала об Акимове - давай об Акимове… Нашем Коле…
- Итак, - начал Нефеденков, - четвертое августа тысяча девятьсот сорок третьего года. Мне приказано сменить Николая, который, как вы помните, - впрочем, помнишь только ты, Иван, - следил за проходом немецких эшелонов и поездов, чтобы составить расписание их движения.
Судя по закругленности фраз, их стройности, можно было предположить, что Нефеденков готовился к этому рассказу.
- Еще не доходя до указанного мне места, - продолжал Нефеденков, - я услышал крики двух фрицев. Немецкий мы в школе долбили, кое-что знали…
- Не скромничай, - заметил Турин, - ты немецкий знаешь хорошо.
Нефеденков лишь рукой махнул: пустое, мол! И продолжал:
- Из криков я понял, что русского во что бы то ни стало хотят взять живьем. Двое на двоих - не так уж страшно, я побежал на крики и уложил одного из фрицев. Потом - второго. Не думайте, пожалуйста, что такой герой - просто меня выручили фактор внезапности и хорошее укрытие.
- Да-а… Один жив - другой пропал… - как бы самому себе заметил Турин.
Нефеденков тяжело вздохнул и провел рукой по глазам. Провел медленно, чтобы хоть какие-нибудь секунды не видели, что в них.
- Что ты? - спросил Турин. - Продолжай, Борис…
- Продолжаю, - уже отчужденно проговорил Нефеденков.
Степанов, молча и с интересом слушавший разговор о неизвестных ему событиях, сейчас готов был вмешаться: замечание Турина, его тон могли показаться Борису оскорбительными: его вроде как в чем-то обвиняют. Неужели Турин не замечает этого?
Нефеденков опять рукой закрыл на миг глаза и сказал:
- Я слышал, что всякого рода бродяг, окруженцев встречают настороженно… Наверное, так и нужно - мало ли… Так вот, Николай был ранен в ногу, я помогал ему тащиться. А потом он сел и сказал, что дальше не пойдет.
Нефеденков сделал паузу, видимо, тяжело было вспоминать, а Турин смотрел на него, и вопрос, с которым он мысленно обращался к Борису, легко было прочесть в его глазах: "Ну, а ты что?"
- Мне пришлось тащить его на себе, Николая… Идти стало труднее… Немцы всполошились: нас быстро догоняли… Меня схватил длинный, косоротый… Я вырвался… Николай не смог…
- Схватили?.. А ты?
- Вырвался. И надо ж?! - Нефеденков будто удивлялся самому себе. - Побежал в сторону лагеря. Потом сообразил: что же я делаю, молодой осел?! Круто изменил курс… Удалось скрыться. Скитался… Стал похож на бродягу. Боялся и своих, и чужих: документов-то нет. Только здесь могут что-то подтвердить…
Перед Туриным и Степановым действительно сидел бродяга. От Нефеденкова даже пахло дымом костров, одежда обтрепана и грязна. И что-то в поведении осталось от человека, привыкшего жить под открытым небом и ожидать беды. Нефеденков часто, словно к чему-то прислушиваясь, осторожно поводил головой, и тогда казалось, что он поймал нужные ему сигналы и следит за ними, боясь упустить.
- Миша мне верит, а ты, Иван, человек ответственный, в чем-то, видно, сомневаешься… - печально подвел итог Нефеденков.
- Верю, верю, Борис, - поспешил откликнуться Турин.
- Хорошо бы… - сказал Нефеденков. - Легче было бы жить…
Турин встал и, подойдя к Нефеденкову, похлопал его по плечу. Он знал, что Нефеденков сам считал себя в чем-то виноватым. Виноватым, быть может, но совсем не в том, в чем винил его он, Турин. Почему так долго колесил, бродил, избегая своих. Неужели они не разобрались бы? Так думал Ваня Турин сейчас и решил, что во время разговора он переусердствовал, вот и похлопал Бориса по плечу, выказывая приязнь и участие.
Борис даже как-то выпрямился от этой, как ему показалось, дружеской поддержки.
- Я тут одного фрукта видел, - сказал он, ни к кому не обращаясь, нарочито равнодушно.
- Какого фрукта?
- На станции груз получал, для райторга, сказал… В шинели, невысокий такой, смуглый. Вроде как заикается…
- А-а… - догадался Турин. - Дубленко, Виктор Афанасьевич.
- Дубленко… - повторил Нефеденков. - Фамилия-то у него подлинная, только сам он не тот, за кого себя выдает. - Он сидел на стуле сгорбившись, скрестив на груди руки. То ли мерз, то ли было ему неуютно.
- Тогда кто же он? - поинтересовался Степанов.
- Когда он появился в городе? - не ответив, спросил Нефеденков.
- С неделю, не больше, - припомнил Турин. Он подошел к печке, остановился и ждал продолжения. Нет, он не хотел выспрашивать или торопить Нефеденкова. К подобным заявлениям надо относиться настороженно.
- Если с неделю, то он и есть.
- Кто? - снова спросил Степанов.
- Это длинный разговор… - Нефеденков был в затруднении: рассказать коротко - ничего не поймут, да и события покажутся маловероятными; рассказывать подробно - неизбежно придется коснуться и своих злоключений, а этого ему совсем не хотелось.
- Уж если начал, продолжай, - сказал Степанов.
Нефеденков взглянул на Турина. Лицо Вани было непроницаемо.
"Отстранился. И как это ловко он умеет!" - подумал Нефеденков.
- Боюсь, что Ваня мне не поверит…
- Почему же не поверю? - возразил Турин. - Ты пойми, - доверительно добавил он, - просто Ване легче жить, чем Ване - секретарю райкома комсомола.
Простодушное признание это дошло и до Нефеденкова и до Степанова: нельзя же забывать, в самом деле, что товарищ их давно уже перестал быть просто Ваней.
- Ты рассказывай, Борис, - подбодрил Турин, - рассказывай не спеша и без оглядки на кого-либо… Ешь и рассказывай…
Борис ел жадно, забыв, чего от него ждут. Сидеть за чистым столом, в теплом помещении, есть вкусную пищу, в кругу своих! Когда это было вот так?
- Лепешки у тебя!.. - похвалил он. - Во рту тают… Неужели такие в городе пекут?
- Лепешки - оброк, Иван привозит их из деревень, - пошутил Степанов.
- Чай настоящий! - Нефеденков охватил стакан обеими руками, склонился над напитком и вдыхал полузабытый аромат. - И сахар! Живете, как в раю.
Смакуя хрустящий, пахнущий укропом и чесноком огурец, Борис сказал:
- Забыть бы все к черту: фрицев, предателей, трусов… Только ведь не забудешь. Так вот, слушайте! - Он отставил пустой стакан. - Представьте себе, приходит, к примеру, в дом к рабочему парень и говорит, что он хорошо знает хозяина, всю его семью, верит в них и что группа "Мститель" считает их своими. Нужна помощь: деньги, медикаменты, какие-либо вещи из тех, что сейчас имеют цену… Что-нибудь да находилось для святого дела… А парень - в другой дом, в третий… Второй парень, с тем же делом, - по пригородам, еще один - по деревням… Кто мог отказать им? Отдавали последнее, необходимое, лишь бы хоть немного приблизить победу. Группа местных подпольщиков - а дело было в Нижнем Осколе - насторожилась: что это за "Мститель"? В городе возникла еще одна организация? Кто руководит? Какие у нее планы? Стали искать связь и выяснили, что группа, пожалуй, как некое единое целое существует, однако к борьбе с фашизмом никакого отношения не имеет: мародеры! Дошли до того, что в одном селе увели свинью и забрали с десяток кур: мол, партизанам. Что делать? Подпольная группа только-только становилась на ноги, правда, немцам уже успела насолить… Не ходить же по домам и объяснять, что настоящие подпольщики они, а не те. Выпустить листовку с обращением к населению быть менее легковерными? Но не приведет ли это к тому, что перестанут верить и подпольщикам подлинным? Все предложения отметались. Командир предложил спекулянтов на святом деле уничтожить. Именем Родины. Но половина группы такое решение сочла незаконным: судить - да, но сразу казнить?.. Меж тем вражеская пропаганда начала свое дело: партизаны и подпольщики - это грабители, от которых страдает население, все еще верящее, будто возможна какая-либо борьба с "новым порядком". Каратели не заставили себя ждать: обыски, облавы, расстрелы участились…
- Немцы и без того не стеснялись, - обронил Турин.
Степанову показалось, что Ваня в чем-то сомневается. Впрочем, Турин тотчас же одернул себя:
- Извини, что перебил… Продолжай, пожалуйста…
Но Борис уловил недоверие Турина.
- Я, братцы, рассказываю так, как было…
- Продолжай, Борис, продолжай! - повторил Турин.
- Ну так вот… Положение создалось небывало критическое. Пришлось пойти на такой шаг… Самый старший из группы выследил одного из мародеров и передал ему ультиматум: прекратить грабеж населения, иначе все они будут уничтожены.
- Прекратили? - не выдержал Турин.
- Прекратили… Однако и подполье немцами было вскоре разгромлено. В живых осталось двое: один в городе укрылся, другой, Котов, сумел уйти… Он-то мне и повстречался на пути… Так вот, когда пришли наши, их встретили мародеры, выдали себя за подпольщиков, а подлинных подпольщиков объявили грабителями. Даже документы какие-то предъявили… Короче говоря, все поставили с ног на голову… Тот, что остался в городе, пытался восстановить истину, но был еще больше оклеветан: он один, а тех - пятеро… С Котовым мы трое суток шли вместе: он пробирался в область, чтобы рассказать о случившемся, я брел, еще не зная, что мне делать… Ни у него документов, ни у меня…. Шли ночами… У одной из станций встретили вот этого Дубленко. Дал нам из своей кружки воды попить - "добрый человек"!.. Он успел вскочить на подножку поезда, мы замешкались… Тут-то Котов мне все и рассказал. Дубленко - он, правда, не самый активный из мародеров, - выходит, подался вон из города, заручившись, ясное дело, соответствующей бумагой: что, мол, был участником подпольной группы и прочее… Вот так, братцы… - Нефеденков замолчал.
- Борис, а тебе не приходило в голову, что мародер, может, не Дубленко, а твой, как его там, Котов?.. - спросил Турин.
- Нет, не приходило, - быстро ответил Нефеденков.
- Почему ты так уверен в нем?
- То, что он рассказывал о подполье, может знать только подпольщик.
- Или опытный провокатор! - добавил Турин.
- Вот-вот, - угрюмо проговорил Нефеденков. - Так Котова и могут встретить!
- По крайней мере, на слово не поверят. Расследуют…
- Хорошо бы так…
- Да, Борис, - вмешался Степанов, - ты поверил Котову, другие - Дубленко. Быть может, у него тоже есть какие-то основания на доверие.
- Все может быть, - отчужденно проговорил Нефеденков. - В общем, я вам сказал. - И поднялся, намереваясь уходить.
- Ваня, - спросил Степанов, - а если Борису все же зайти к Цугуриеву? В органы, - пояснил он специально для Бориса.
- Как же я пойду?.. Запятнанный…
Нефеденков поблагодарил за угощение и пошел ночевать к знакомым.