17
Днем в райкоме появилась девочка в больших, с чужой ноги, ботинках. Под мышкой держала несколько книжек. Она поздоровалась со Степановым.
- Как тебя звать-величать? - спросил он.
- Ирой… Вы были у нас…
- А-а! - вспомнил Степанов. - Как ты маму зовешь, Ира?
- Мамой…
- Ну то-то!
Ира в смущении опустила глаза и, помолчав, спросила:
- А все-таки правда, что в школе будем петь?
- Конечно! - не задумываясь, ответил Степанов.
- Это хорошо, - отозвалась Ира с радостью.
Ира спрашивала о школе уже второй раз, но до Степанова и сейчас не мог дойти весь скрытый, глубинный смысл этого, казалось ему, простейшего вопроса. "Почему так хочет петь? Верно, любит…"
От человека, не перенесшего оккупацию, неизбежно, будь он хоть семи пядей во лбу, ускользали некоторые нюансы поведения людей, хвативших тогда лиха. Старуха Баева, например, вздрагивала, когда кто-нибудь из молодых мужчин быстро совал руку в карман. "За наганом!" На ее глазах немецкий офицер застрелил мальчика и девочку с красными шарфами. Как оказалось потом, он принял шарфы за пионерские галстуки.
- Товарищ Степанов, я книжки принесла, - Ира протянула три книги.
- Называй меня, пожалуйста, Михаилом Николаевичем, Ира…
- Хорошо…
Степанов стал рассматривать книги. Одна была - "Сказки" Пушкина, преподнесенная за отличные успехи и поведение ученику 4 "В" класса семилетней школы № 2 Владимиру Полякову; вторая - "Господа нашего Иисуса Христа святое Евангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна" на славянском и русском языках, издание пятьдесят восьмое, Санкт-Петербург. Синодальная типография, 1905 год. Третья, без обложки и титула, - старый учебник физической географии со многими превосходно выполненными иллюстрациями и картами.
- Откуда это у тебя? - спросил Степанов.
- Нашла…
Все, кого немцы перед своим отступлением должны были гнать на запад, думали об одном: вернуться! Они знали, что оставлять в домах ничего нельзя: их сожгут или разграбят. Каждый старался отобрать дорогие чем-либо вещи и закопать в потайном месте…
И вот те, кто уже не чаял увидеть родной земли, вернулись к пепелищам. Одни нашли свои вещи в целости и сохранности, другие не сразу могли отыскать потайных местечек: зарыли возле сарайчика, а где теперь сам сарайчик? Но когда и отыскивали тайники, находили их другой раз пустыми…
Все было… Иные обнаруживали чужое добро случайно, и не все из этих иных в преддверии зимы и полной нищеты могли расстаться с найденными платками, валенками, шапками… Порой и отдать не знаешь кому… Не все вернулись: свалились где-нибудь в придорожную канаву от недоедания, болезни, удара резиновой плеткой.
Были и такие, кто хотел любой ценой выжить. Они шарили по пожарищам, зная, что добро обычно прятали в погребах, в сарайчиках под полом… А уж если подсмотрел, когда закапывали, тут и работы почти никакой…
То, случайно найденное или уворованное, что можно было носить, обменять на продукты, чаще всего уже больше не попадало в руки их настоящих хозяев. А фотографии, письма, памятки каких-то дорогих и важных для прежних владельцев событий - засушенные веточки, цветы, колечки волос, - вызволенные на свет божий, часто тотчас обращались в прах или, уцелев, начинали такие приключения, которые невозможно придумать и человеку с буйной фантазией… Не избежали общей участи и книги…
- Ира, - спросил Степанов, - ты принесла эти книги для школы?
- Да…
- Спасибо… Эти две я возьму, а эту, - Степанов протянул Ире Евангелие, - снеси обратно.
- Мамка и говорила: не возьмете ее…
- Скажи, пожалуйста, а еще могут быть в городе книги? Особенно учебники?
Ира пожала плечами:
- Я поспрошаю у девочек…
- Тогда уж и у мальчиков, - попросил Степанов.
- Хорошо, Михаил Николаевич…
- Как, Ира, в школу все ребята пойдут?
- Все, - решительно заявила девочка. - Было бы только в чем…
- А у тебя есть в чем?
- Есть… - с сознанием, что ей крупно повезло в жизни, ответила Ира. - Вот только ботинки с маткой… - Она запнулась и виновато посмотрела на Степанова: - С мамкой на двоих. Сейчас приду, мамка в этих же - в магазин… Ну ничего, приладимся! - заверила она учителя. - Михаил Николаевич, а правда, что у самих немцев земля плохая?
- То есть как?
- Они говорили, что земля у нас - пух… На такой хорошей земле должны жить… Эти, как их… - Ира сморщилась, вспоминая трудное слово.
- Арийцы, - подсказал Степанов. Он слышал это от детей уже не раз. Но не разоблачать же перед каждой девочкой и каждым мальчиком в отдельности тупые приемы фашистской пропаганды. Нужна школа!
Степанов встал, нервно зашагал из угла в угол. Сколько раз он слышал и читал о том, чем Гитлер оправдывал необходимость завоевания России! Но сейчас об этом говорила не газета, не радио…
- А фрау у них, Михаил Николаевич, очень красивые! - с завистливым восхищением сказала девочка.
- Понравились? - удивленный, спросил Степанов.
- Понравились…
- Где же ты их видела, немецких фрау?
- Как же! - Ира говорила как о само собой разумеющемся. - Немцы повыбирали самые красивые места на Мыленке, построили дачи, привезли своих фрау…
"На Мыленке. Вкус недурен!" Степанов вспомнил, как до войны их компания проводила на Мыленке целые дни.
- И там ты видела фрау?
- Мамка у фрау работала, а я к мамке в гости ходила… На дачу…
- Что же там мамка делала?
- А все… Полы мыла, подметала, белье стирала… В услужении! - пояснила Ира.
- Вот как!.. - воскликнул Степанов. - Мамка полы мыла, и она - некрасивая, а фрау, которые ее нанимали, красивые!
- Ой, красивые, Михаил Николаевич! С красными зонтиками ходят по дорожкам, а дорожки свежим песком посыпаны, желтым… Цветы вокруг! И все у них так аккуратно!.. Стоишь-стоишь у забора - глаз не оторвешь!
- Ты у забора стояла?.. А на саму дачу тебя пускали?
- Один раз пустили… На кухню… А потом увидели красное пятно на руке, на локте, о чем-то заговорили-заговорили, намазали пятно мазью и больше не пускали…
Степанов смотрел на девочку: прилипшие чужие мысли и слова, унижение, большие и маленькие открытия - все переплелось в тугой клубок. Разматывать его и разматывать, отделяя ложь от правды.
- Ира! - с укором начал Степанов. - Если бы твою маму поселить на даче, дать ей десяток нарядов, а немок заставить ухаживать за ней, и плохо кормить, и все время твердить, что они люди второго сорта, а то и просто не люди, а так, незнамо что, кто был бы красивее? Кто?
- И правда… - после раздумья согласилась Ира.
- Приходи, Ирочка, в школу, мы обо всем поговорим. А мама у тебя красивая, и ты красивая и умная.
Растерянная Ира молчала. Вдруг она всполошилась:
- А который час, Михаил Николаевич?
Степанов посмотрел на часы:
- Второй… Четверть второго…
- Ой! Меня мамка ждет! - Девочка вскочила. - До свидания! Да! - вдруг вспомнила она. - У нас по соседству новый мальчик появился…
- Что за мальчик? - рассеянно спросил Степанов, озабоченный тем, что пора уже наведаться в районо.
- Странный какой-то… Молчит, все о чем-то думает…
- Совсем не говорит?
- Говорит, только мало… И котенка из рук не выпускает… Все гладит, гладит…
- Котенка?..
- Ага. Во сне кричит, хозяйку будит. Говорит, бормочет что-то… Ну, я пойду, Михаил Николаевич. До свидания!
18
Хотя Степанову нужно было в районо, тем не менее, выйдя из райкома, он сразу же свернул к Первомайской. Спуститься до горсада, а там недалеко и землянка Иры, рядом - другая, где этот мальчик с котенком…
Без труда нашел он пропахшее дымом пристанище незнакомых ему людей. Нестарая женщина в платке обратилась к нему по имени-отчеству и предложила присесть. Мальчика в землянке не было.
Степанов расстегнул шинель, сел на табуретку.
- Сын нашелся? - спросил он.
- Не мой, соседский…
- А где его родители?
- Отец убит, мать еще не вернулась… Да и вернется ли?.. - Женщина вздохнула и села на табуретку у стола. - Когда вертались из-под Почепа, потерял Леня свою мамку… Шел один. Конечно, перевидал всего: молчит, не отошел еще… - В голосе женщины была уверенность, что Леня непременно должен "отойти". - Не отошел… Все с котенком возится, а тот весь в лишаях. И где он только взял его? Когда гнали, ничего у него не было…
Вернувшиеся из-под Погар, Почепа рассказывали о том, как их гнали в неволю.
Впереди - чужбина, позади пылал деревянный город.
По расчетам немцев, сознание невольников должно было толкать их только вперед, потому что за спинами их оставалась зона пустыни. Все, что враги могли взять, - взяли, что могли увезти - увезли.
И все же пустыня оставалась родиной!
Голодные невольники под конвоем еще более ожесточенных отступлением фашистов тащились до Почепа - всего сто пятьдесят километров! - три недели. Немцы гнали: быстрей… Но не помогали ни резиновые плетки, ни удары прикладом, ни "освобождение" колонны, растянувшейся километра на два, от больных, выбившихся из сил стариков и детей. Отстал, присел на обочину - удар автоматом в висок или пуля.
Чтобы легче было идти, чтобы хоть сегодня избежать смерти, бросали вещи, скидывали теплую одежду, зная, что ночью придется мерзнуть. Но дотянешь ли до ночи?
От случая к случаю немцы давали хлеб. Всегда только тем, кто впереди. Расчет был прост: заставить колонну подтянуться.
Через Десну - ни моста, ни парома… Погнали вплавь, и невольники тонули десятками. Более сильные, кто умел хорошо плавать, не знали, к кому бросаться на помощь. На остановках возле леса все чаще делались на березах зарубки с надписями химическим карандашом:
"Передайте, Авдотьины Мария и Степан погибли. Зину гонют в Германию", "Борис! Если будешь искать - иди в Почеп или Погары. Мама", "Калошины с Дзержинской погибли", "Фокин погиб", "Паша, может, не в Германию, а в Польшу", "Передайте: Цыганков - продажная сволочь. Остерегайтесь!..".
В пути не говорили о будущем. Это было невыносимо. Концлагерь? Или роль рабочего скота в самой Германии? Но тогда отделили бы работоспособных, а остальных - под пулемет…
Спасла наша армия. Удар по гитлеровцам был таким внезапным и сокрушительным, что у них не осталось времени расправиться с невольниками. Горожане, ошеломленные неожиданным освобождением, бросились врассыпную, теряя друг друга.
Нетрудно было себе представить, какое потрясение пережил мальчик… Погиб отец… Не известно, где мать… Что-то живое и близкое должно же быть рядом!.. И вот он нашел этого котенка, теплый комочек, крохотное беспомощное существо, и держит его в руках…
Степанов взглянул в одну сторону, в другую - котенка не заметил.
- А котенок где?
- Не ищите… Пока Лени нет, я котенка выбросила… Кто знает, что за парша у него… И так болезней хватает, того и гляди, тиф подцепишь…
- Хозяюшка, - сказал Степанов, - с котенком зря вы так распорядились… Надо его непременно найти…
- Зачем?
Степанов стал растолковывать, насколько мог быть дорог несчастный котенок мальчику… Что он значил для него…
- Эх, учитель!.. - вздохнула хозяйка. - Дети, дети гибнут… Таня у меня…
- Я понимаю… - сочувствуя, проговорил Степанов. - Но разве вы отбирали у Тани игрушки? А котенок - больше, чем простая забава… Я сам поищу… Где вы его оставили?
Женщина смотрела со смешанным чувством недоумения и уважения. Что-то медленно пробуждалось в ней…
- Пойдемте.
Котенка она бросила в развалины кирпичного дома. Сколько ни искали - не нашли.
- Никак, углядел кто и куда-то унес, - решила женщина. - А может, котенок в землянку проскользнул и затаился…
Поискали в землянке. Но и там его не было.
Вскоре пришел мальчик в старом, грязном ватнике и штанах, большими пузырями вздутых на коленях. Штаны были в глине, и, быть может, поэтому твердыми казались эти пузыри. Рука была засунута под ватник, он держал что-то в ней, прятал от посторонних глаз.
Заметив в землянке неизвестного, мальчик поздоровался:
- Здравствуйте…
- Добрый день, Леня!
Степанов всмотрелся. Мальчик определенно был ему знаком. Тонкое лицо с черными девичьими бровями… Живые глаза, которые сейчас он почему-то прятал… "Встречались у знакомых? Да нет же!.. Райком!"
Это его видел Степанов у Захарова в ту бессонную и беспокойную ночь в первый день приезда. Солдаты подобрали полуголодного мальчика на одной из дорог, долго возили по темному и мертвому Дебрянску, пока не заметили единственный огонек - в окне райкома.
Тем временем мальчик снял ватник, кепку и сказал, доставая из-за пазухи котенка, но не выпуская его из рук:
- Тетя Дуня, котенок незаразный…
- Ленечка, да откуда ты знаешь? Где был-то?
- В больнице, - угрюмо ответил мальчик.
- А что же у него?
- Бывает с голоду такое… - Леня протискался в темный угол и сел там на что-то.
- Леня, ты знаешь о школе? - спросил Степанов, надеясь хоть немножко расшевелить мальчонку.
- Знаю…
- Конечно, будешь ходить?
- Да…
Леня говорил неохотно. Коротко отвечал на вопросы. Степанов понимал: мальчику нужны были новые чистые штаны, тарелка горячего сытного супа, ласка… а не разговоры! Однако надо выяснить хоть самое необходимое.
- Сколько тебе лет, Леня?
Опустив голову, мальчик задумался.
- Не знаю… - ответил после довольно долгого молчания.
- Как же это?..
- В сорок первом должен был в пятый класс пойти… Значит, сейчас тринадцать, что ли… Я в школе с семи…
Степанов слушал, смотрел на Леню, и его сердце охватывала щемящая боль. И вдруг из сотен, может, тысяч эпизодов и картин войны всплыла эта.
Их часть освободила небольшое, но, как оказалось, довольно сильно укрепленное село. Когда после долгого, упорного боя взвод Юрченко вместе с другими вошел в горящее село, на пустынной площади с колодцем посередине бойцы увидели мальчика лет восьми, вылезавшего из окопа. Наверное, отбился от своих, старшие каким-то образом недосмотрели… Мальчик вылез, встал и замер. Словно ничего не понимая, медленно осматривался вокруг… Где дома? Где люди? Почему столько воронок? Почему скошены верхушки лип? Дым… Огонь… И никого из своих! "Ты почему один? Где мама?" - спросил, подойдя, Степанов.
Мальчик не ответил, он даже как будто удивился, откуда взялись эти дяденьки. Наверное, у него в ушах еще звенело от грохота, который стоял здесь в течение нескольких часов.
Степанов повторил вопрос, но снова не получил ответа. Тогда он погладил мальчика по вихрастой голове, обсыпанной землей, но тот словно ничего не почувствовал. Не пришел еще в себя.
Захватив с собой мальчика, минометчики передали его первой группе жителей, возвращавшихся в деревню…
Вот так и с Леней… Должно пройти время. Оттает… Отойдет…
- Держись, Леня. Все постепенно наладится. - Степанов протянул руку в угол. Но мальчик то ли не заметил ее, то ли не хотел прощаться. Степанову пришлось нащупать Ленину руку и пожать ее. - Мы еще с тобой, Леня, поговорим.
Мальчик молчал.
Учитель вслушался, всмотрелся: может, кивнет, одними губами ответит… Но - нет!
- Ты меня слышишь, Леня?
- Слышу… Поговорим… - отозвался он.
- До свидания, Леня!
- До свидания, - вставая, ответил мальчик.
Плохо различимый в сыром сумраке землянки, хрупкий, полуголодный, он стоял перед Степановым - олицетворение судьбы десятков, сотен детей….