На горизонте розовели Яготинские озера. Справа из легкой утренней дымки тумана выступали купола переяславских церквей. Он взял курс на Вьюнище и за Козинцами увидел зеленоватые кручи. Ему тяжело было смотреть на Днепр и как-то даже не верилось, что эта до боли родная река уже за линией фронта.
"Как же такое случилось? Когда мы снова придем сюда?! Нельзя отдавать немцам эти леса, воды и горы. Победа или смерть!" В заревой полосе черными змейками скользнули два "мессершмитта". "Не заметили? Нет!" - И Сергей почти прижался к зеркалу реки.
С первыми лучами солнца краснозвездный разведчик появился над Киевом. С круч ударили зенитки. Небо покрылось серыми барашками облачков. Но Сергей сфотографировал взорванные мосты и, ловко сманеврировав, вышел из огневой зоны.
Он на миг оглянулся и за каменными пиками костела узнал три старых тополя. Мальчишкой он взбирался на их верхушки, усеянные шапками грачиных гнезд. На Батыевой горе под могучими тополями белел домик, где он родился и вырос.
"Жаль, нет у меня такого громкоговорителя, чтобы назло оккупантам загреметь на весь Киев: "Батька, ты слышишь меня? Мама, мы придем, мы скоро вернемся!" - подумал Сергей.
Под крылом самолета промелькнули тенистые Осокорки. Десятками мелких и глубоких озер серебрился дарницкий луг. За песчаными взгорьями над лесом поднимались столбы дыма, и Сергей понял, что там сейчас проходит линия фронта. Через несколько минут он заметил на шоссе колонны грузовиков и подвод. На Борисполь текли и текли густые толпы людей. Внизу махали пилотками, белыми косынками. В ответ он покачал плоскостями. Это означало: "Я свой!.."
А навстречу уже спешил "мессершмитт". Он появился внезапно и на большой скорости ринулся в атаку. Вспыхнули красные и зеленые трассы пуль. Самолеты сходились быстро. Они шли на таран. В последнюю секунду нервы у фашистского аса не выдержали, и он взмыл вверх. Но за вражеским истребителем потянулся струистый дымок.
"Сбит "мессер", сбит! Он полыхает! - мелькнула у Синокипа мысль. А мотор "ястребка" дает перебои… - Только бы дотянуть до Бориспольского аэродрома… дотянуть…"
За дубовой рощей, на обочине дороги, вспыхивало орудийное пламя. В поле кострами горели танки. На северной окраине Борисполя сверкала молния боя, а на зеленом поле аэродрома виднелся условный знак. Он разрешал посадку.
Сергей внимательно осмотрелся. Возле трех "кукурузников" суетились техники. Они старались завести моторы, но пропеллеры, сделав несколько оборотов, останавливались.
Синокип дотянул благополучно. Отстегивая ремни, он заметил, как от "кукурузников" отпрянули техники и побежали врассыпную. Пули взвихрили пыль. Факелом вспыхнул бензозаправщик. Немецкие танки, с ходу открыв огонь, казалось, таранили черным узким клином зеленое поле аэродрома.
Краснозвездный "ястребок" взлетел под шквальным огнем невредимым. В воздухе свершилось новое чудо: мотор заработал безукоризненно. Следя за приборами, Сергей мысленно обращался к нему, словно к живому существу: "Крепись, старина. Еще часок послужи мне исправно. Будь смелым. Земля ощетинилась зенитками. Она дышит огнем, и каждый осколок хочет нас убить".
У Сергея появилась вначале робкая надежда, а потом и твердая уверенность в том, что наперекор всему он выполнит боевое задание и все-таки дотянет до своего полевого аэродрома.
В степи на шляху бурлил желтый поток пыли. На Рогозов отходила большая колонна нашей артиллерии. На севере все чаще показывались девятки вражеских бомбардировщиков и стайки "мессершмиттов". Сергей отвалил от дороги, пошел вдоль Днепра.
На горизонте из пыли и дыма выплывал занятый немцами Переяслав. "Ястребок" снизился над гребнями древних курганов, обходя город с западной стороны.
Но миновать Переяслав ему не удалось. На Рогозов шла большая бомбардировочная эскадра. Она преградила Синокипу путь. Два "мессершмитта", отделившись от колонны "юнкерсов", бросились преследовать "ястребок".
После короткой схватки над гребнями древних курганов "мессершмитты" не смогли сбить истребитель и только оттеснили его к Днепру. На фюзеляжах вражеских самолетов красовались пепельно-серые, приготовившиеся к прыжку полосатые тигры. Сергей понял, что он ведет бой с отборными асами Геринга, которые все время ловко подкрадываются, норовят зайти ему в хвост.
После второй яростной схватки у Сергея защемило сердце: мотор "ястребка" опять давал перебои.
"Что же ты, друг, полосатых тигров испугался?!"
Машина теряла высоту, она не слушалась штурвала. Сергей сделал отчаянную попытку вернуть мотору прежнюю силу. И не смог.
Близко-близко прошел "мессершмитт". В глаза Сергею бросились острые кайзеровские усы. Немецкий летчик поднял указательный палец и резко опустил вниз.
Злость охватила Синокипа. Он, не задумываясь, пошел бы сейчас на таран, но что мог сделать лишенный скорости истребитель!
Красная трасса пуль полоснула "ястребок". Заскрежетал металл. Сильная струя бензина ударила Сергею в лицо. Какая-то сила расшатывала самолет.
Еще одна секунда - и штопор. Сергей, словно вырываясь из чьих-то цепких невидимых рук, встал на сиденье и, выпрыгнув из горящей машины, рванул кольцо парашюта.
Летчик падал на песчаную косу. Она приближалась с неотвратимой быстротой. Чайки испуганно сорвались с желтого языка отмели.
"Это конец". - Сергей невольно зажмурился. Он почувствовал рывок и повис в воздухе. Под ногами зашуршали ветки, и он, ломая верхушки лоз, упал по пояс в воду.
Сергей машинально отстегнул лямки парашюта. Порывы ветра понесли белый купол вдоль берега. А над головой посвистывали "мессершмитты". Сергей выскочил на берег и, зацепившись за длинный черный корень, упал.
Ведущий клюнул носом.
"Шик-шик-шик"… Пули впились в сырой песок.
И снова - "шик-шик-шик"… Ведомый тоже открыл огонь.
Синокип хотел вскочить и бежать, но вблизи не было никакого укрытия, а спасительный лес далековато. Пересечь пустынную косу под таким огнем невозможно.
Его тревожила только одна мысль: ушли они или нет?
"Мессершмитты" снова посвистывали над головой. Оставался единственный выход: притвориться убитым и лежать неподвижно. Но выдержат ли нервы? Если хочешь жить - надо не шевелиться! Последним усилием воли подавить страх.
В воздухе вспыхнул рой разноцветных пуль. Сергей услышал пронзительный всплеск. В лицо полетели брызги, комья сырого песка. Он выдержал, не пошевелился перед огненной пастью "тигра", и второй полосатый не открыл огня.
Набежавшая волна ласково лизнула Сергею руку. Самолеты удалялись. Они потонули за лесом. Ему было совершенно безразлично, вернутся они или нет. Под пулеметным огнем он слишком устал. Он повернулся на бок и губами потянул желтоватую воду. Она освежила его. Синокип осмотрелся.
На сыром песке пули оставили свой злобный размашистый росчерк. Сбитый "ястребок" врезался у Днепра в песчаный холм, и там дымились его останки. Днепр величаво катил свои спокойные воды. Он менял тона. У берега сияла нежно-розовая полоса; приближаясь к стрежню, она голубела, становилась серебристой. А там, где омуты покрывала легкая рябь, вспыхивали и ярко сверкали зеленые зеркальца-блики.
Пытаясь закурить папиросу и напрасно чиркая отсыревшими спичками, он медленно зашагал по песчаной косе, вошел в лес. Сел на пень и осмотрел свое имущество - пистолет с запасными обоймами, планшетку с картами и двумя плитками шоколада - неприкосновенный запас на крайний случай.
Он покачал головой: "И вот этот случай подвернулся…"
Помятый коробок совсем отсырел, но все же летчику удалось зажечь спичку, и он с наслаждением закурил. Постепенно успокоился и пришел к мысли: "Только не унывать, все могло кончиться гораздо хуже". В нем проснулось страстное желание побыстрей выбраться из леса на Переяславский шлях. "Идти только на Рогозов. Там можно встретить артиллеристов, - подумал он. Достав из планшетки карту, Сергей развернул ее. - Ого, до Рогозова сорок километров. В путь!"
Он углубился в лес и миновал поляну с большими красноголовыми грибами. Днепровские кручи осели за кронами сосен, потонули в шумящей вырезной листве дубов и только изредка выглядывали островерхими темными курганами. В глухих местах леса изрытая, словно плугом, земля хранила следы кабаньих клыков.
Пробираясь через дубняк, он вышел к озеру, усеянному кувшинками. В траве вилась тропинка. Она скользнула по бугристому берегу и потерялась в одичалом малиннике.
С Днепра налетел ветер и закачал на волнах крупные белые цветы. Сергей взглянул на пляску кувшинок и, сорвав несколько спелых ягод, нащупал ногой тропинку.
С пригорка Синокип узнал местность. В прошлое лето он приезжал сюда с друзьями рыбачить и ночевал у этого продолговатого озера.
Теперь он хорошо знал дорогу на Старое. Она вела вдоль Белого болота на сахарный завод, а там - рукой подать до Переяславского шляха.
Совсем неожиданно он вспомнил, как перед сильной грозой один заядлый спиннингист случайно обнаружил в орешнике старую партизанскую землянку, и вся рыбацкая компания тогда укрылась в ней от ливня.
Сергей поспешно спустился с пригорка.
"Да, орешник тот самый. Только еще больше разросся… Но вот штука: землянки-то нет и в помине. - Он снова обыскал кусты. - Нет землянки! Совсем какое-то заколдованное место. Наверно, я спутал пригорок. Местность не та". Но что-то ему подсказывало: нет, та! И он опять принялся раздвигать кусты.
До слуха донесся отдаленный конский топот. Синокип насторожился. Топот приближался. Кони, фыркая, летели прямо в орешник.
"Может быть, ищут меня?" - Он выхватил из кобуры пистолет и притаился.
Ударила о корень подкова. Зашумел орешник. Шагах в десяти от Синокипа всадники осадили коней. Чубатый, в синей рубахе, спрыгнув с вороного, вонзил штык в землю. Повернул, снова вонзил и радостно вскрикнул:
- Нашел! Ей-бо, нашел! Не соврал гад Варава. Точно указал.
- А ты пош-шуруй, пош-шуруй лучше, - послышался шамкающий голос.
- Зачем, батя, зря шуровать?! Накрыли партизанскую базу, теперь немецкому коменданту можно смело докладывать.
- Шахарок, полушубки, шпиртик, - послышался тот же шамкающий голос.
Затрещали кусты, и Синокип увидел всадника в сером, изрядно потрепанном пиджаке и в таком же затрапезном картузе с потертым кожаным козырьком, напоминающим пыльное конское копыто. Но жилистый старик держался в седле легко и уверенно, с какой-то особой молодцеватой настороженностью, положив на луку седла карабин.
"Старый черт-вахмистр…" - Сергей, не опуская пистолета, продолжал следить за стариком.
А тот, довольный находкой, молча поглаживал струистую бороденку.
- Трогай! - бросил кто-то третий густым баском.
Взлетели, свистнули нагайки. Конский топот удалился и затих.
"Вот какие птицы…" - Сергей плюнул с презрением, приближаясь к тому месту, где только что так усердно рыскали предатели.
Штык чубатого раздвинул аккуратные квадратики дерна, так искусно замаскировавшие вход в землянку, и теперь под сломанной веткой - приметным знаком - чернела дыра. Сергей заглянул туда, но ничего не увидел.
Встреча с предателями насторожила его. Приднепровский лес уже не казался таким надежным укрытием; теперь всюду подстерегала опасность, и Сергею не хотелось по глупому попасть в западню, нарваться на какую-нибудь бандитскую засаду. Он понимал, что нельзя слишком поспешно выходить из леса на Переяславский шлях. Прежде всего - осмотрительность. Надо пробираться на восток незаметно, осторожно обойти стороной село Старое и особенно лакомую приманку для местных полицейских - сахарный завод.
Тропинка вывела его на лесную дорогу. Он шел, прислушиваясь к лаю собак. Блеснуло глубокое круглое озеро, окруженное кряжистыми дубами. За ним потянулся нескошенный луг с грустной одинокой копной у пыльной серой дороги.
Сергей обратил внимание на следы. Протопало немало походных колонн. На дороге остались отпечатки полумесяцев-подковок и острых шипов. Кто прошел - свои или чужие? В колючем чертополохе застряли куски окровавленной ваты, грязные бинты. Рядом с каким-то тряпьем на пустых консервных банках нарядно пестрели иностранные этикетки и окурки сигарет с золотистыми ободками.
"Немцы! Но почему рядом с тряпьем такие броские, яркие этикетки?" - Сергей терялся в догадках.
Вдали темнели перелески, и он ускорил шаг. На лугу тускло поблескивали болотца, окаймленные ярко-зеленой осокой. Там важно прохаживались старые аисты. Поводя длинными красными клювами, они внимательно посматривали на свои выводки.
Припекало солнце, а Синокип все шагал и шагал на восток. На опушке он услышал треск мотоциклов и притаился в боярышнике.
Фашисты!
Он увидел их: в черных касках, в серо-зеленых мундирах, с биноклями и автоматами на груди - усатых, очкастых и совсем юных, белобрысых, без стальных шлемов, с засученными рукавами.
Боярышник рос у самой дороги, и мотоциклы с колясками проскрипели почти над самым ухом. Пыль бесшумно осела на листья, и Сергей чуть не чихнул.
Вдруг на лугу зазвучали какие-то неясные голоса. Потом раздалась резкая команда:
- Шнель!
Сергей услышал топот ног и скок лошади. По дороге в клубах пыли катилась серая толпа людей. Немцы-конвоиры гарцевали на конях. Они не вели, а гнали измученную жарой колонну военнопленных. Отстающих стража хлестала плетками. Загорелые, по-кабаньи гладкие конвоиры, мерно покачиваясь в седлах, попыхивали сигаретами.
Жара и жажда, видно, давно мучили пленников, а сыпучий песок наливал ноги свинцом. Когда песок стал еще более глубоким, какой-то конвоир, привстав на стременах, крикнул:
- Русский зольдат, бежать за мой лошадь, карашо бежать. Шнель!
Сергей видел, как, избивая на скаку пленных, конвоиры помчались вперед.
Люди в окровавленных повязках, сделав невероятное усилие, побежали по сыпучему песку, потом упали. Пять раненых бойцов, не выдержав гонки, лежали на дороге, тяжело дыша.
Конвоир остановил коня. Вскинув автомат, он дал несколько коротких очередей и привстал на стременах:
- Эй, слушай, рус, не бежать за мой лошадь - капут, - пригрозил он пленным.
И снова началась гонка.
Мимо колючих кустов боярышника - надежного укрытия Сергея - устало протопала измученная толпа. В пыли потонули небритые, с потухшими глазами лица. Колонна скрылась за перелеском.
Сергей долго лежал в дремучем боярышнике, прислушиваясь к выстрелам и крикам.
"Куда ведут этих несчастных? Очевидно, где-то в лесу фашисты устроили концлагерь, и там они прикончат всех этих пленников. Но кто дал им право убивать?"
Он вспомнил острый свист конвоирской плетки и то совершенно невозмутимое спокойствие, с которым фашист вскидывал автомат и давал короткие очереди.
Он вылез из колючего боярышника и, перебегая от куста к кусту, ушел в камыши.
На закате солнца он выбрался из болотистой низины и укрылся в дубняке. По расчетам Сергея, до Переяславского шляха осталось не менее двадцати километров, а жара и липкая жирная грязь забрали у него последние силы. Вся его одежда промокла и отяжелела. В сапогах хлюпала вода. Синокип решил сделать привал у лесного озера. На всякий случай он выбрал укромное местечко в терновнике и, утолив жажду озерной водой, распечатал плитку "Золотого якоря".
Но терпкие, кисло-сладкие лесные ягоды показались ему куда вкусней шоколада. Отдыхая, он набил полные карманы поспевшим темно-синим терном.
Как только Сергей собрался покинуть свое убежище, до слуха снова долетел бешеный треск мотоциклов.
Он раздвинул кустарник и удивился своей оплошности. Возле терновника в примятой траве вилась дорога. И свой глаз не алмаз… Теперь подальше залезть в кусты и там притаиться.
Быстрые, легкие тени скользнули по терновнику. Синеватая струйка ударила в лицо. Он ощутил противный сладковато-удушливый запах дыма. Треск мотоциклов отдалился.
Пронесло!..
Но сейчас же близко заработал мотор. Черный мотоцикл, раздвигая кусты, подкатил к озеру.
Сергей лежал на пригорке и хорошо видел все, что делалось на песчаном берегу. Остановив машину, водитель мигом разделся и прыгнул в воду. Пока он плескался и фыркал, два дюжих эсэсовца расстелили пятнистую плащ-палатку и, положив на нее головку голландского сыра, достали из рыжих походных ранцев две бутылки вина.
Следя за фашистами, Сергей все время прислушивался: не едут ли там еще?.. Нет, пока тихо.
У него возникла дерзкая мысль: прикончить гитлеровцев и завладеть мотоциклом. Он знал здесь одну укромную дорогу, она шла вокруг озера по топким низинкам, но в сухое лето там можно было проехать.
Между тем водитель вылез на берег и принялся откупоривать бутылки. Два дюжих немца, присев на корточки, вонзили ножи в головку сыра. Брезентовые ремни врезались в их багровые шеи. Но, видимо, гитлеровцы привыкли к этому - они не расставались с автоматами.
Швырнув в озеро пробки, водитель посмотрел из-под ладони куда-то вдаль и засвистел.
В ответ раздался громкий лай. Дымчатая овчарка мчалась по берегу к немцам.
Сергей крепче сжал рукоятку пистолета. Он почти перестал дышать.
Собака на лету поймала кусок сыру и, повиливая хвостом, ждала новой подачки. Вот она повела мордой и, насторожив уши, зарычала. Эсэсовцы схватились за оружие. Все решало мгновение. Промедли Сергей секунду, и - автоматная очередь. Но он выстрелил первым, ударил почти в упор. Его пули свалили двух автоматчиков. Водитель, не успев схватить карабин, в одежде бросился в озеро. За ним метнулась испуганная выстрелами овчарка.
Выскочив из кустов, Сергей старательно прицелился.
- Не уйдешь…
Над озером гулко прозвучали выстрелы. Забулькала вода. Фашист взмахнул рукой и вместе с собакой пошел ко дну.
Опустив пистолет, Сергей осмотрел трофеи. После расправы эсэсовцев над пленными все чужое, немецкое вызывало в нем ненависть и отвращение. Он даже не прикоснулся к пище и зафутболил в камыши бутылки с вином. Синокип не стал обыскивать убитых и взял только два автомата с четырьмя запасными обоймами да три гранаты с длинными белыми ручками, а новенький карабин бросил в омут.
Потом он завел мотоцикл и помчался по луговой низине. Солнце до половины спряталось за днепровскими кручами и сейчас освещало их вершины. Он ехал вдоль гряды золотисто-синих холмов, держа путь на Киев. Лес у Днепра наполнился мраком, а на лугу еще сиял отсвет заката и серебрилась туманная дымка. В небе бесшумно скользили аисты.
Дорога повернула на Старое. Сергей знал: село опоясывал глубокий канал и надо было проскочить единственный в этой местности деревянный мост, а там уж наверняка стоят немецкие часовые.
Закат потускнел и обуглился. Синокип, заглушив мотор, весь превратился в слух. За лесом притаилось большое разбросанное село. Ни огонька, ни звука. Все живое словно вымерло.
Сергей подумал о своем безвыходном положении. Не один канал преграждал ему путь: вдоль села тянулись и старые торфяники. Только местные смельчаки-старожилы, помня хорошо бровки, могли рискнуть в такую темень пробраться через топь в село. А что мог сделать он, не зная тайны болота? Разве что угодить в какую-нибудь трясину. Он живо представил себе, как из-под ног уходит зыбкая почва и нет никакой силы, чтобы вырваться из этой мшистой, противно булькающей западни.