- Да, нам нужна передышка, - соглашается с командирами частей Мажирин и выдвигает свой план. - Уйдем в приднепровские леса. Там болота и озера. Немцы не полезут туда с танками. А мы соберемся с силами, подлечим раненых, наладим разведку и, хорошенько осмотревшись, выскользнем из вражеского кольца.
Снова в степи под яркими осенними звездами поскрипывают колеса подвод и тормоза грузовиков. До самой зари к селу Старому медленно движутся полки.
Просматривая в "эмке" очередные донесения, Мажирин задумывается. Вся дивизия вместе с отрядом моряков и "арсенальцев" насчитывает семьсот активных штыков. Но по пути к Днепру в полки вливаются все новые и новые силы. Из хлебов и перелесков выходят отрезанные от своих частей саперные роты, присоединяются отряды уровцев, милиции, мелкие и крупные группы вооруженных киевских рабочих.
Дивизию догоняют и одиночные бойцы. От усталости их лица серы, как пушистые метелочки ковыля. Эти люди немало хлебнули горя и уже получили прозвище - окруженцы. Они чудом вырвались из фашистского плена, тенью проскользнули мимо часовых, ушли от патрулей и овчарок, пробились к своим.
Комиссар Коновалов стоит у развилки дорог и провожает взглядом роты. Идут воины-орлы, и где-то рядом с ними ползет змея. Она жалит исподтишка. В руках комиссара пачка немецких листовок. С рассветом их обнаружили в машинах и на подводах. Белые, желтые, зеленые листовки с наглыми призывами: "Штык в землю!", "Сопротивление бесполезно, сдавайтесь!", "Все по домам в германскую зону!", "Эта листовка послужит вам пропуском!"
Поджидая "эмку" комдива, Коновалов рассматривает аляповатый рисунок: под цветущей вишней на столике красуется бутылка водки, довольный дезертир, бросив на скамейку ремень и пилотку, уплетает кольцо колбасы. Две козочки у его ног беззаботно пощипывают травку.
Типографская краска оставляет на пальцах комиссара зеленоватые пятна. Он брезгливо морщится и достает платок.
Заметив Коновалова, Мажирин велит шоферу остановиться.
- Павел, чем ты озабочен? - распахивая дверцу, опрашивает комдив.
- Полюбуйся. - Комиссар протягивает пачку листовок.
- Много гадости, много, - хмурит брови Мажирин, - А ты знаешь, Павел, эту пакость принес не один человек. Я думаю так: в наши ряды затесались не только геббельсовские пропагандисты, но проникли шпионы я диверсанты. Ты предупреди политработников, пусть все усилят бдительность.
- Согласен с тобой. Ночью можно получить не только листовку, но и пулю. Я займусь проверкой… К нам пришли неизвестные люди. Присоединиться могла и специальная диверсионная группа. Это надо учесть, - сказал комиссар, садясь в машину.
Они долго ехали молча. Комдив сосредоточенно смотрел вдаль. Ельник. Песок. За поворотом дорога прижалась к густой посадке. Открылось широкое ровное поле. А за ним над синим лесом Мажирин заметил трубу сахарного завода. Навстречу, подпрыгивая на ухабах, летел мотоциклист - посланец командира разведывательной роты. Он доложил:
- Товарищ комдив, в селе немцев нет. Жители говорят: они поехали в лес охранять лагерь военнопленных. Там уже три барака построили… Вышки для часовых… И все колючей проволокой опутали.
- Большой лагерь?
- Говорят, там много наших… несколько тысяч…
- Далеко от Старого?
- В пяти километрах, товарищ комдив.
- Неожиданно нагрянем туда и освободим узников. Хочется провести операцию так, чтобы ни один палач не ушел, - с жаром воскликнул Коновалов.
- Вот Вагин скачет к нам. Это дело ему поручим.
Осадив коня, командир полка приложил руку к козырьку:
- Товарищ комдив, со стороны Рогозова движется вражеская колонна машин.
- По нашим следам… Это погоня!
- Примчались мотоциклисты-разведчики, и все в один голос: гитлеровцы ведут себя очень беспечно. Едут они без дозоров, с песнями, с музыкой. Так не преследуют.
- Совсем зарвались эти "победители". Надо нам как следует встретить непрошеных гостей.
Комдив предложил завлечь немцев в огневой мешок, и все согласились с ним. В разные концы пыльного поля помчались штабные командиры. Все пришло в движение. Хвосты обозов быстро втянулись в ближайшие перелески. В село влетели грузовики. За хатами и клунями заняли позиции артиллеристы, за плетнями и деревянными срубами колодцев залегли пулеметчики и стрелки.
Вот-вот должен появиться противник. Комдив не отрывал глаз от бинокля. Поле опустело и притихло. На дорогах улеглась пыль. Расположенные подковой роты замаскировались и притаились.
Потянулись минуты напряженного ожидания.
- А ты знаешь, Павел, почему гитлеровцы спешат в Старое? За селом лагерь военнопленных… Нужна усиленная охрана и свора палачей, - проронил Мажирин и сейчас же пригнулся, прильнул к веткам бузины, усеянным черными бусинами ягод.
На опушке дальнего леска сверкнули стекла легковых автомобилей. Внимание Мажирина привлекли низкие шестиколесные грузовики с опущенными брезентовыми кабинами, все до отказа набитые пехотой. Длинные капоты машин и небольшие радиаторы удивительно напоминали морды гончих псов.
- Едут!
Автомобильная колонна уверенно повернула на Старое. Теперь уже в бинокль комдив хорошо различал гладкие, самодовольные морды эсэсовцев. На головном "мерседесе" развевалось голубое с белыми полосками знамя. Шелк трепетал на ветру, и в глаза бросались то черная свастика, то череп со скрещенными костями. Эти знаки чернели и на рукавах мундиров. Во́роты расстегнуты. Но все эсэсовцы в стальных шлемах.
- Пора встретить непрошеных гостей по нашему обычаю… Вез хлеба… Крепкой солью… Дайте красную! - отрывисто бросил комдив.
Ракета со свистом рванулась к верхушке явора. В кузовах грузовиков словно пробежали черные волны - там резко закачались стальные шлемы. Взвизгнули тормоза. Машины шарахнулись в разные стороны, и вся колонна, наткнувшись на кинжальный огонь одиннадцати орудий и тридцати пулеметов, закаруселила в пыли.
Старшина Пляшечник поймал на мушку духовой оркестр. Он полоснул длинной пулеметной очередью по начищенному до блеска медному кишечнику. Да так, что на бунчуке, украшенном пышными конскими хвостами, заливисто зазвенели колокольчики.
Эсэсовские музыканты, соскочив с машины, бросились врассыпную, отвечая беспорядочной пальбой.
- Ах вы, медные кишки… огрызаетесь? - Старшина вдогонку послал град пуль.
Эсэсовцы прятались за горящими машинами, занимали оборону в кюветах. Но чекисты выбивали их оттуда гранатами и пулеметными очередями. Сверкающая выстрелами подкова сжималась. По всему полю сновали легковые машины и грузовики. Метались мелкие и большие группы эсэсовцев. Они стремились выйти из-под обстрела и пробиться на дорогу.
Выскользнуть из огневого мешка удалось только нескольким грузовикам, замыкавшим колонну, и они помчались на Рогозов.
Где-то еще потрескивали одиночные выстрелы. Вагин принес знамя эсэсовского полка и бросил его к ногам комдива.
- Полный разгром!
- Спасибо тебе, Вагин, и твоим бойцам спасибо! - Комдив по-отцовски обнял майора. - Ну, а теперь на очереди лагерь. Выступай, товарищ командир полка.
Выслав вперед разведывательную группу, Вагин выдвинул на фланги по стрелковому взводу. Но окружить фашистских охранников не удалось. Грохот близкого боя всполошил и насторожил их. Они усилили в лесу дозоры, и те, заметив наших разведчиков, дали три сигнальные ракеты. С вышек залязгали железными лентами пулеметы, и вся эсэсовская свора побежала к Днепру.
Вагин вихрем влетел в распахнутые лагерные ворота и, сдержав коня, удивился. Вышки, ров, тройной ряд колючей проволоки, казарма, деревянные бараки, выкрашенные в мрачный цвет. За короткий срок палачи успели оборудовать застенок по всем правилам тюремной техники.
Майор, привстав на стременах, заглянул в глубь тюремного двора. Пленники без сапог и пилоток, одетые в грязные, рваные шинели, лежали на чахлой, пожелтевшей траве.
- Товарищи, свобода! - крикнул Вагин.
Тюремный двор загудел. Пленники вскочили, бросились к всаднику.
- Вы свободны, товарищи, - обратился к ним майор.
Его окружили.
- Что, началось наше наступление?..
- Наконец-то дождались!..
Майор не стал их разочаровывать. Он только спросил, из какой они армии и где попали в плен.
- Из Двадцать шестой.
- Под Каневом окружили нас, на левом берегу.
- Фашисты дали нам прикурить.
- За пять дней у каждого полжизни отняли.
- Уничтожать будем, как бешеных собак, - раздалось из толпы.
Заметив у ворот старшину Пляшечника с группой бойцов, Вагин приказал ему немедленно направить в лагерь всех полковых поваров с походными кухнями и тронул коня.
В лесу командир полка нагнал передовой отряд и выяснил обстановку. Охранники, не принимая боя, поспешно откатывались на Гусенцы. Вагин решил на плечах отступающих ворваться в приднепровское село и отрезать их от переправы.
Лес заметно поредел. Дорога шла по песчаным буграм. Сухой глубокий песок мешал погоне.
- Броском вперед!
После этой команды песок под сапогами зашипел. Бойцы выскочили на луг и там насели на хвост отступающего отряда.
Еще одно усилие - и Гусенцы!
Уверенный в победе, Вагин вылетел из леса и поскакал на вороном жеребце по твердой луговой дороге.
Знойный воздух, распоротый посвистом пуль, неожиданно наполнился мгновенно нарастающим сухим металлическим треском и грохотом.
Вот тебе и Гусенцы!
Вагин на скаку осадил коня.
- Стой, ребята, давай назад! - во весь голос скомандовал он с седла.
Противник встретил наши наступающие цепи шквальным огнем. Маленькая церквушка и камышовые крыши хат потонули в грозовой дымке пороховых облаков. Немецкий гарнизон прикрылся щитом огневого вала.
Село Гусенцы, как определил Вагин, фашисты успели превратить в сильный опорный пункт. Штурмовать такую крепость днем с легким стрелковым оружием было бессмысленно.
Как только немцы поставили на лугу огневую завесу, майор оттянул своих пехотинцев. Немецкие артиллеристы, как видно, все еще уточняли обстановку и медлили с переносом огня. Через несколько минут огневой вал, сотрясая землю, тяжелыми скачками достиг лесной опушки, но бойцы уже укрылись в старых окопах, неизвестно кем и когда отрытых.
После артиллерийской грозы Вагин ждал вылазки. Все приготовились к отражению контратаки. Но противник втянул в село обоз и притих. Майор оставил в окопах боевое охранение и, вскочив на коня, помчался к полковнику.
Он прискакал в лагерь, когда комиссар только что окончил речь и комдив, желая освобожденным успешного выхода из окружения, напутствовал их:
- Расходитесь, товарищи, в разные стороны небольшими группами. Помните: в окрестных селах немецкие заставы. Обходите их. Экономьте продукты, выданные вам на дорогу. Продвигайтесь на восток только ночью. Днем отдыхайте, маскируйтесь в лесах и оврагах. Вы должны перейти линию фронта и снова стать под знамена нашей родной Красной Армии.
Слушая комдива, Вагин соглашался с ним: "Да, в этой обстановке нельзя поступить иначе. Разве можно влить в дивизию тысячи безоружных людей? Через несколько суток кончатся все продукты и голод заставит нас выйти нз лесу".
Как только лагерь опустел и всех тяжелобольных врачи забрали в медсанбат, комдив приказал саперной команде поджечь деревянные бараки, а ряды колючей проволоки разметать трофейной взрывчаткой. Потом он выслушал Вагина и заметил:
- Сюрприз… Ты слышишь, комиссар, какая полевая крепость у нас в тылу оказалась? Скверно. А что скажет начальник штаба?
- Надо наблюдать за Гусенцами. И, как говорится, беда идет - вторую ведет… В баках кончилось горючее. Запас бензина ограничен. К месту нашей стоянки можно доставить только пушки, продукты, патроны и раненых. Придется уничтожить целую колонну машин.
- Что делать?.. Не будем же дарить ее врагу.
Водители выслушали приказ начальника штаба молча, потупя головы.
"Уничтожить все лишние машины, и в первую очередь - легковые. Шутка сказать! Вот так просто взять и расстаться на скорбной дороге с верной "эмушкой", да еще прикончить ее своей собственной рукой", - возмущался в душе Бугай. Конечно, есть нерадивые шоферюги, даже гайки не подкрутят, а вот он сердце свое в машину вкладывал. "Эмка" в крепких переплетах побывала, а исправная, послужить еще может на славу. Бензин тоже найдется, НЗ имеется. Бугай бросился к полковнику:
- Товарищ комдив, как же так?.. Неужели "эмку" прикажете сжечь?
- Надо. На коней пересядем.
- Я бензин найду.
- Знаю. Но он другим нужен.
- У меня запасная канистра есть.
- Отдай артиллеристам.
- А куда я ваш чемодан с вещами дену?
- Утопи в озере. Только смену белья оставь.
- По-нят-но, - протянул Иван.
С чувством неотвратимой беды он подошел к "эмке" и со всего размаха стукнул увесистым гаечным ключом по ветровому стеклу. От тяжелого удара оно брызнуло серебром…
Из-за кустов на коне показался адъютант Коровкин. Он вел на поводу запасного буланого жеребца с белой звездочкой на лбу. Коровкин взглянул на искалеченную "эмку" и, погладив гриву своего коня, усмехнулся:
- Вот когда, Иван, одна лошадиная сила лучше сорока.
Бугай приподнял капот и со злостью шарахнул по карбюратору, да так, что посыпались искры. Потом он прямо из канистры плеснул на сиденье бензином и, достав спички, сказал:
- Посторонитесь, товарищ адъютант, а то я вашим скакунам хвосты присмолю.
Пламя завихрилось, загудело внутри машины и высунуло из всех щелей горячие языки.
"Сожрал огонь мою "эмушку", - отступая, подумал про себя Иван.
Под ногами у него звякнули сваленные в кучу помятые трубы. Он споткнулся, с грохотом сел на трофейный барабан.
- Шумовой номер, - снова усмехнулся Коровкин и тронул коня.
Иван поднялся и запустил далеко в озеро попавшуюся под руку палку-флейту.
- Нате вам, лягушки-квакушки, медные трубы, справляйте концерт. - Он сбросил с обрыва весь духовой инструмент.
Трубы захлебывались, как живые существа, со странными звуками шли ко дну. Только один ярко начищенный целехонький бас не хотел тонуть и плавал в камышах золотым лебедем. Иван прицелился, метнул медную тарелку. "Дзинь-нь". Большая труба качнулась и, шумно вздохнув, тускло блеснула под набежавшей волной.
В озеро как по команде полетело все лишнее: ящик с инструментами и запасными частями, патефоны, пачки пластинок и командирские чемоданы.
- Помните, братцы: старая запыленная форма - талисман. Того, кто не меняет ее, никакая пуля не возьмет, - сказал пожилой интендант, бросая в воду свой вещмешок.
Бугай утопил напоследок чемодан комдива и почувствовал свободу. С потерей "эмки" сразу изменилась роль самого Ивана. Он стал совершенно незаметным, будто взял и надел шапку-невидимку. К нему, как бывало, уже не мчались сломя голову дежурные и не хлестали громкими командами: "Давай заводи, поехали! Комдив срочно вызывает!" Да и сам адъютант Коровкин, который раньше не спускал с Ивана глаз, сейчас гарцевал на коне и смотрел на своего старого боевого помощника невидящим взглядом. Так думал Бугай, шагая по ухабистой лесной дороге к Белому болоту. Он был задет таким невниманием. Но чувство обиды заглушала радость. С ним была Нина. Она шла рядом. Иван, затерявшись в людском потоке, ощущал полную свободу. С плеч свалилась та постоянная напряженность, когда каждую секунду шофер должен быть начеку, проскакивать под бомбами опасные участки. А потом вечно возиться с машиной, маскировать ее на всех стоянках и постоянно тревожиться о том, как бы она не подвела в нужный момент. А теперь Иван - вольный ветер!
Но недолго Бугай радовался своей свободе. На пятом километре к нему подскакал Коровкин:
- Иван, я тебя, лешего, как иголку, в лесу ищу. На сахарном заводе директорский фаэтон достали. Кучером будешь.
- Кучером?
- Ну да, тоже водитель…
Фаэтон оказался добротным, зеркально-новым, пахнущим свежим лаком. Иван взглянул на серого в яблоках жеребца и остался доволен: "Конь как огонь!"
Бугай осмотрел упряжь, проверил туго натянутые на железные ободья черно-белые квадратики резины, похожие на клетки шахматной доски, заглянул в специальный ящик на козлах - "палубу". Все как надо. На своем месте молотки, ключи, клещи.
Адъютант Коровкин опустил кожаный верх, по-чапаевски установил пулемет, и фаэтон принял вид боевой колесницы.
Иван подал знак Нине, чтобы она заняла место на откидном сиденье. Но комдив заметил и отозвал свежеиспеченного кучера в сторону:
- Вот что, товарищ Бугай, отправь-ка ты свою любовь в резерв. Нечего девчонке разъезжать на фаэтоне комдива, в походе мозолить глаза бойцам.
- Понятно…
Петляет по лесу дорога. Иван взмахнет кнутом, а сам нет-нет да и оглянется. Как там Нина? Едет! В пыли тарахтит таратайка.
А над кронами синих сосен туча дыма. Летит по ветру легкая черная паутина - копоть: это у села Старое догорает колонна машин.
Иван погоняет жеребца час, другой. Странно недавнему шоферу сидеть на козлах. Так медленно, непривычно для глаза бросается под колеса дорога. По временам ему кажется, будто он уже отмахал добрую сотню километров. Да где там, просто мираж! В оглоблях всего одна лошадиная сила. До Белого болота еще долго подпрыгивать на ухабах.
В лесу чаще стали встречаться топкие низинки с глубокими рытвинами, наполненными темной смолистой водой. На зеленой траве слезились разбросанные копытами жирные комья грязи. Постепенно редел дубняк, расступался ельник. Дорога вывела войска на болотистый луг, покрытый кустами красноватых лоз.
Над кручами Днепра сияло по-летнему жаркое солнце. В лесу не так парило, и луг показался Ивану духовкой. Горячий солнечный ветерок навевал дремоту. Руки устали держать вожжи и понемногу отяжелели. Все тело налилось свинцом. Иван ерзал на козлах, ладонью протирал глаза и, стараясь победить дремоту, насвистывал марши.
Порой он искоса посматривал на комдива. Полковник тоже клевал носом. Скакавший рядом на рыжем жеребце адъютант Коровкин, опуская поводья, сильно покачивался. Бугай щелкал кнутом. Коровкин вздрагивал, как от близкого выстрела, и приподнимался на стременах.
Все же сладкая сонь подкралась к Ивану. Закрыв глаза, он чуть было кубарем не слетел с козел. Лошадь испуганно рванулась, понесла.
- Ну ты, не балуй!.. - Иван подобрал вожжи и принялся чаще пощелкивать кнутом, как бы отгоняя от себя липкую дрему.
Сонная одурь пропала сразу же, как только в желтеющих камышах розоватой дымкой показалось широкое Белое болото. Иван подкатил к топкому броду, но форсировать его не рискнул. Из воды мотками колючей проволоки выглядывала острая щучья трава, которую с детства не любил Иван и называл ее по-своему - "резак". За камышовой зарослью начиналось царство белых лилий. Добрую половину болота затянул пластырь зеленых листьев. С козел, как с вышки, Иван видел лесистый островок с тремя стогами сена. Это было то неприступное укрытие, куда они так стремились.
Попасть на остров грузовикам и подводам оказалось не так просто. После инженерной разведки брода саперам пришлось очистить его от коряг, а потом взяться за топоры, заготовить вехи, колья, жерди и покрыть гатью топкие места.