- Смотрите не подпустите немцев. Вот ситуация… Пожалуй, впервые в истории войн Военный совет фронта в полном составе водит бойцов в штыковую атаку. Фашисты пока торжествуют. Ну ничего, скоро стемнеет. Мы все равно вырвемся, станем вольными казаками!
После третьей вылазки отряд сильно поредел. Под огнем противника он вынужден был разбиться на мелкие группы. В рощу вползли немецкие танки. Они подошли к оврагу, а за ними - пехота с минометами и орудиями. Вражеские снайперы охотились за нашими бойцами. Началось новое прочесывание оврага шквальным огнем.
- Рус, сдавайся! Жить будешь, кушать будешь!
Вражеские автоматчики спустились в овраг, но пулеметный огонь и взрывы гранат заставили их отступить. Теперь они усиленно блокируют овраг. Чуть где пошевелится куст, сразу же автоматная очередь.
Кирпонос попытался встать и застонал. Двигаться он уже не мог и вынужден был сидеть у щели. Его охранял небольшой отряд - восемнадцать штыков. Горсть смельчаков засела в окопчиках, притаилась в кустарнике, укрылась за толстыми дубами и кленами.
Рядом с Кирпоносом сидели дивизионный комиссар Гольцев и старший лейтенант Басов. В пяти метрах от окопа командующего чернел старый пень, за ним с ручным пулеметом лежал Гненный и с автоматом Жадовский.
Кирпонос посматривал на искалеченные минометным огнем верхушки кленов. За ними медленно оседало задымленное солнце. Оно уже коснулось нижних веток, повисло над самым краем оврага.
Командующий взглянул на часы: "Ровно семь. Еще продержаться, выстоять хотя бы один час…"
И в это мгновение, зашуршав над окопом, с треском разорвалась мина.
Кирпонос схватился за голову и, покачнувшись, упал. Он лежал ничком на бруствере окопа, и рядом на тропинке - сраженные осколками Басов и Гольцев.
Жадовский с Гненным бросились на помощь.
- Товарищ командующий, Михаил Петрович…
Жадовский снял с Кирпоноса пробитую осколком каску.
- Прямо в висок… - Он машинально распахнул шинель и заметил на светлом кителе генерала кровавое пятно. Оно быстро разрасталось - второй осколок попал в сердце.
Через минуту Кирпонос скончался на руках Жадовского. Тот чувствовал, как быстро остывает тело, тает последнее человеческое тепло.
Положив убитого на траву, Жадовский с Гненным взялись за лопаты.
- Пусть фашисты не знают, что наш командующий погиб… Пусть не торжествуют, сволочи! - Майор Гненный вонзил в землю лопату, принялся углублять окоп.
Подошел член Военного совета Бурмистенко и, увидев мертвого Кирпоноса, поник головой:
- Прощай, Михаил Петрович. Заря догорает и шлет тебе свой последний луч. Ты прямо смотрел в глаза смерти и как воин погиб за Родину. Мы будем драться до конца и не сдадимся врагу. - Он застыл над вырытой могилой.
Между тем Жадовский с Гненным сняли с убитого шинель и, разрезав ее на куски, сожгли. Потом срезали с кителя петлицы, сняли Золотую Звезду и медаль "XX лет РККА", вынули из карманов расческу, платок, неотосланные письма.
"Вот тебе и розовые конверты…" - Бурмистенко даже не пригнулся, когда черное веретено мины, промелькнув над кустами, вспенило взрывом ручей.
Адъютанты положили Кирпоноса головой на восток. Они прикрыли его плащ-палаткой и засыпали сухими листьями, хворостом и землей.
- Надо нам запомнить это место, чтобы после войны отыскать, - Гненный бросил в ручей саперную лопату. - Не на дне оврага лежать этому человеку.
Похоронив командующего, небольшая группа во главе с членом Военного совета Бурмистенко продвинулась метров на пятьдесят вниз по течению ручья. Овраг наполнился холодной мглой.
Бурмистенко приказал Жадовскому с Гненным подняться наверх и по возможности выяснить обстановку в роще.
- Как только стемнеет, спускайтесь к ручью, будем выходить из окружения.
Жадовский и Гненный поднялись по тропинке и в сумерках незаметно вошли в рощу. Близко в кустах переговаривались немцы. Они продолжали блокировать лесное урочище.
В роще стемнело, и Жадовский с Гненным спустились к ручью. Старший политрук и майор пришли в условленное место, но члена Военного совета и трех его порученцев не было. Жадовский с Гненным осмотрели ближайшие кусты и, никого не найдя, снова по тропинке бесшумно возвратились в рощу. Случайно они попали в какую-то канаву и по ней вышли в тихую туманную степь.
Тропка вела Тупикова по дну оврага в заросли орешника. В кустах журчал ручей. Он становился шире и глубже. Стали попадаться небольшие болотца. Генерал встретил штабных работников Пятой армии и приказал им присоединиться к основному отряду. Потом, переговорив с разведчиками, он решил сам осмотреть местность у хутора Дрюковщина.
Маскируясь в орешнике, Тупиков поднялся по склону оврага наверх. Забелели хуторские хатки. Василий Иванович прошел по кустам еще метров сто, и в этот момент на лесной тропинке показались немцы.
Отходить было поздно. Маленький отряд оказался отрезанным. Он попал в западню. На лесную тропинку вышли немецкие автоматчики и повели наступление в глубь лесного оврага.
Тупиков с бойцами притаился в кустах. Они отрыли неглубокие сырые окопчики и заняли круговую оборону.
Грохот боя катился в степь.
"Наши прорываются", - Тупиков с пограничниками тоже приготовился к вылазке, но вскоре по звуку боя понял, что атака основных сил закончилась неудачно.
Как и все окруженные, Тупиков с нетерпением ждал наступления ночи. Уже начинало темнеть, когда новый отряд немецких мотоциклистов, сбившись с дороги, влетел в орешник. Ударили наши автоматы, завязалась рукопашная схватка. С тремя пограничниками - Семиволосом, Сероглазом и Подопригорой Тупиков прокладывал дорогу, вырываясь из кольца.
Но немцы бросились преследовать. И снова после короткой рукопашной схватки Тупикову удалось с Подопригорой отбиться. Генерал и солдат стали пробираться на хутор Червоный и в ночной темноте натолкнулись на вражескую засаду.
- Рус, хальт!
Два человека, отстреливаясь, уходили в темную степь. Тупиков быстро поднимался на высотку. Еще один шаг, и он перевалит через бугор, а там - степь и свобода.
- Рус, хальт!
Тупиков послал на голос пулю. Его уже не преследовали. На фоне черного неба вырос ветряк. В лицо ударил степной ветер. Генерал оглянулся: откуда-то снизу, из темной лощины, вырвался рой светляков. Ему показалось, что в черном небе ветряк взмахнул огромным крылом, и Тупиков упал, сраженный трассирующей пулей.
13
Радиограмма с борта разведывательного самолета заставила генерала по особым поручениям Мюллера прервать завтрак. Пожав руку своему давнему другу Гудериану, посланец генерального штаба вместе с гестаповцем Шванцем поспешил на полевой аэродром и на связном самолете вылетел из Конотопа в Лохвицу.
Гудериан заверил Мюллера в том, что вблизи урочища Шумейково обнаружена колонна высшего русского штаба; приготовлена западня.
- Твои дела в России будут успешными! - прощаясь, ободрил Мюллера Гудериан.
Подлетая к Лохвице, Мюллер горячо молил бога помочь верным сынам рейха захватить в плен русского генерала Тупикова.
"Этот человек знает многие берлинские тайны, ему безусловно известны руководители подпольных антифашистских организаций. Уж кто-кто, а бывший военный атташе помнит их адреса. С помощью всех существующих на свете пыток опытные палачи вырвут у него имена крамольников".
На полевом аэродроме Мюллера с почетом встретили немецкие танкисты. Командир полка доложил:
- Окруженные в лесном овраге русские оказывают отчаянное сопротивление. Они не желают сдаваться в плен.
- Как так? Они что, жить не хотят? Пусть наши солдаты кричат в рупора и обещают им все на свете, самую райскую жизнь. Понятно? Поехали! - Мюллер грохнул дверцей бронетранспортера.
В пути он развернул карту. Лесной овраг, в котором оборонялись русские, находился всего в тридцати километрах от Лохвицы. По шоссе машина мчалась на предельной скорости. Через полчаса генеральский бронетранспортер, сопровождаемый грузовиками с пехотой, остановился у тригонометрической вышки. Мюллер не спеша достал из футляра цейс и легонько толкнул в спину водителя:
- Продвиньтесь вперед. Давайте подъедем к танкам.
- Господин генерал, я отвечаю за вашу безопасность, - вмешался Шванц. - Вы слышите?
Над бронетранспортером посвистывали пули. Гестаповец надел каску и пригибался при каждом грозном посвисте.
Мюллер брезгливо поморщился:
- Бросьте кланяться. Если свистит, хорошо. Она не ваша…
Но Шванц зачастил с поклонами, и это забавляло Мюллера. За спиной ошалевшего от посвиста пуль гестаповца тайком посмеивались солдаты.
- Что это, что? Наша пехота отступает… Русские вышли из рощи? Смотрите, как дерзко идут!.. Они еще прорвутся… - Заметив в лощинке минометчиков, Мюллер закричал: - Беглый огонь! Шквальный огонь!
Ударили танковые пушки. Мюллер задержал свой цейс на передовой цепи атакующих:
- Русские залегли… Они прячутся в копны. Поджечь снопы хлеба зажигательными пулями! Выкурить их оттуда!
Наблюдая за смелыми вылазками русских, Мюллер все больше склонялся к тому, что его поездка в Россию окончится неудачно.
"Да, это не Запад… Здесь сражаются до последнего патрона. Разве можно переманить на свою сторону красных фанатиков? Нет! Пусть все они отправятся на тот свет в этом диком овраге", - думал Мюллер.
К вечеру, сломив сопротивление русского отряда, немцы оцепили овраг. Но проникнуть в него не рискнули. Разозленный Мюллер уехал в Лохвицу; и только через три дня, когда было прочесано все лесное урочище, он вернулся назад и с большой охраной спустился в овраг.
Генерал по особым поручениям долго рыскал но кустам. Он лично осматривал убитых. Но того, кого искал, не было. Вернувшись в Лохвицу, Мюллер запил. Любитель красного бургундского, он опустошал бутылку за бутылкой, пока вдребезги пьяный не свалился на походную койку.
Но Вальтер Шванц не дремал. Свора полицаев и тайных осведомителей вела слежку в госпиталях, сельских больницах.
Генерал Мюллер готовился к отъезду в штаб второй танковой группы, когда на пороге появился сияющий гестаповец:
- Господин генерал, честь имею доложить вам о поимке важного большевистского начальника. В лохвицкой больнице нами опознан и задержан член Военного совета Юго-Западного фронта дивизионный комиссар Рыков. Вот его удостоверение. Прикажете, господин генерал, доставить к вам большевистского комиссара?
Мюллер принялся внимательно изучать удостоверение.
- А где же партийный билет?
- Успел передать неизвестному лицу.
- Каким образом большевистский комиссар попал в лохвицкую больницу?
- Он был тяжело ранен в голову. В роще его нашел лесник и тайно доставил в Лохвицу. В больнице русские врачи оказали ему неотложную помощь, пытались укрыть. Однако преданный нам человек сумел все разведать и донести в полицию.
- Недаром я молил бога. Само провидение посылает нам в руки такого пленника.
- Так прикажете, господин генерал, привести к вам большевистского комиссара?
- Привести… И немедленно.
Шванц порылся в портфеле.
- Честь имею положить на ваш стол досье… Некоторые сведения о дивизионном комиссаре пригодятся вам при допросе.
Когда дюжие конвоиры ввели Евгения Павловича Рыкова, Мюллер удивился. Он ожидал увидеть старого седого большевика, но перед ним был еще сравнительно молодой коренастый человек. Из-под окровавленных бинтов выбивались русые кудри. В голубых глазах пленника Мюллер не заметил страха. Посланец Гальдера отрезал перочинным ножичком кончик сигары и закурил.
- Ахтунг! - Старший конвоир, толкнув в спину Рыкова, повторил: - Ахтунг!
- Господин гросс комиссар, вы ранены, и я разрешаю вам сесть. - Мюллер выпустил из ноздрей колечки дыма и на чистом русском языке продолжал: - Я надеюсь, вы не станете отрицать того, что являетесь членом Военного совета Юго-Западного фронта?
- Нет, не отрицаю.
- Очень хорошо… Но даже если бы вы попытались отрицать, это оказалось бы невозможным. Пленные показали, что вы потеряли на финской войне мизинец. Действительно, у вас не хватает пальца на правой руке. Примета налицо. - Мюллер выпустил из ноздрей колечки дыма и обрадовался: наконец-то получились точно такие же, как у Браухича. Вслух он произнес: - Мне известно, господин гросс комиссар, что вы служили в коннице. Я тоже в свое время проходил службу в конногвардейском полку. Мы - кавалеристы и, я думаю, быстро найдем общий язык. - Он усмехнулся. - Но пока мы в разведке…
- Когда в разведке встречаются конники из разных станов, они скрещивают клинки, - посиневшими губами с трудом выдавил Рыков.
Но Мюллер, как бы ничего не расслышав, снова выпустил колечки дыма:
- Я глубоко сожалею, что среди русских пленных нет моего берлинского друга Василия Ивановича Тупикова. Не знаете ли вы, где генерал? Может быть, он тоже ранен и находится сейчас в какой-нибудь больнице? Я мог бы облегчить его горькую участь.
- Тупиков был в Берлине, но он никогда не был вашим другом.
Мюллер продолжал курить.
- Господин Рыков, давайте поговорим о главном… Согласно инструкции верховного командования все большевистские комиссары подлежат уничтожению на месте. Я являюсь представителем немецкого генштаба и при определенном условии могу гарантировать вам жизнь.
- Если я подпишу какую-нибудь сфабрикованную вами листовку или обращение к советским войскам с призывом сложить оружие. Не так ли?
- Не листовку, а воззвание к русскому народу. Ваша подпись спасет вам жизнь.
- А не подло ли обещать человеку сохранить ему жизнь ценой предательства?
- Видите ли, я усматриваю в этом только военную хитрость.. Я хочу говорить начистоту. На Западе и на Востоке побеждает новый порядок нашего фюрера. Вы, господин Рыков, должны работать для русского народа и найти общий язык с германским командованием. Иначе… вы станете пылью на наших походных сапогах.
- Она будет долговечней германского хрома!
- Фанатизм и презрение к смерти свойственны русским комиссарам. Вот почему наша борьба на Востоке не может иметь ничего общего с рыцарским поведением солдата.
- Вернее, с правилами Женевской конвенции.
- Я буду откровенен с вами. Дело идет о том, "быть или не быть". Мы готовы перевернуть мир.
- В борьбе на Востоке вы отступаете от рыцарского поведения, но придерживаетесь рыцарской идеи… Небезызвестный вам Дон Кихот тоже когда-то стремился перевернуть мир.
- А вы, господин Рыков, политик и острый на язык человек. Я с большим удовольствием прочту вам один важный параграф из директивы главной ставки фюрера. Как видите, у меня нет от вас никаких секретов… - Мюллер порылся в портфеле, зашелестел бумагами. - Слушайте меня внимательно. Вот что сказано в директиве: "Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны уничтожаться. В тыл не эвакуируются".
- В таком случае у меня есть возможность избежать "баланды", отлично приготовленной отменными немецкими поварами из шелухи проса, полусгнившего картофеля с примесью земли и осколков стекла.
- Эта дерзость, господин комиссар, может дорого вам обойтись. Мне стоит пошевелить пальцем, и вы навсегда уйдете в туман и мрак. У вас даже не будет могильного холмика.
- Я буду стоять безыменным солдатом на городских площадях.
- Послушайте, господин Рыков, на что вы надеетесь?
- На нашу победу. - Он прислонился к спинке стула: боль рвет все тело, нет сил пошевелиться.
В расплывающемся кольце дыма усмехается немецкий генерал:
- Это фантазия. На фронте у вас безнадежное положение. Я имел честь недавно разговаривать с фюрером. Он мне сказал: карточный домик - Россия - рухнул! Итак, господин комиссар, я обращаюсь к вам в последний раз… Принимайте мое предложение и подписывайте воззвание.
- Вы, как истинный кавалерист, командуете прямо с седла. А последнее слово за мной… Недавно меня в Кремле принимал Михаил Иванович Калинин. Он сказал: "Разбойник Гитлер будет уничтожен, а его грабительская армия разбита".
Мюллер отшатнулся.
- Казнить! - крикнул он.
Конвоиры подхватили под мышки пленника. Вальтер Шванц распахнул дверь.
Попыхивая сигарой, Мюллер подошел к окну. Конвоиры привязали русского комиссара колодезной цепью к старой яблоне. Шванц взмахнул белым платком. К пленнику шагнули гренадеры с примкнутыми тесаками.
"Этот русский комиссар мужественный человек. Его следовало расстрелять, но… Он дерзко вел себя на допросе и оскорбил фюрера".
Мюллер отвел взгляд от исколотого тесаками человека.
14
Долго прохаживался по тропинке встревоженный Мажирин. За ночь приходили в голову многие предположения. Но одно из них было весьма вероятным: штаб Юго-Западного фронта окружен немцами, руководство нашими войсками нарушено.
На рассвете, утомленный длительным дежурством, он присел отдохнуть под вербой. Прислонился спиной к дереву и сразу словно оцепенел, даже пальцем пошевелить не мог. Только слух еще улавливал шаги комиссара.
"Железен… жилист…" - Не успел подумать, как шаги удалились и затихли.
Когда Мажирин проснулся, солнце стояло высоко. Из бурого дубняка красными кроличьими глазками выглядывала спелая калина. Тихо шелестели и потрескивали ломкие ветки. Бойцы запасались ягодами.
Расторопный Пляшечник уже успел где-то раздобыть бредень. Старшина стоял на пне и давал бойцам советы, с какой стороны заходить и как лучше тянуть сеть между островками.
- А ну там, на правом фланге, быстрей пошевеливайтесь! Дружней, хлопцы, беритесь. Пошли, пошли! Не зевай, Бугай, шуруй в камышах палкой. Там щука стоит. Загоняй ведьму в бредень.
В камышах послышался плеск, шум, и на росистой траве затрепетали пойманные караси.
- Пляшечник!
- Слушаю, товарищ комдив!
- Ты вот что, голубчик, бросай бредень. Приставь, к нему охотников, пусть рыбачат, а сам подбери ребят, возьмитесь за лопаты и топоры. Землянки нужны, понимаешь, шалаши конусные; пока тепло, подойдут и заслоны-навесы. Пойдем осмотрим остров, прикинем посадку землянок на местности.
Попав вместе с Ниной в строительную бригаду, Иван Бугай усмехнулся:
- Шалаши и землянки?! Да это проще пареной репы.
Дымя крючком самокрутки, Пляшечник шутливо добавил:
- Веничком махнуть раз да два.
Вскоре Иван так намахался саперной лопаткой в котловане, что его гимнастерка от выступившей соли стала поблескивать.
Объявив очередной перекур, Пляшечник принялся поучать:
- Землянки, хлопцы, надо располагать небольшими группами под деревьями или в кустарнике… Их не следует строить на опушке и рядом с дорогами, а надо удалять в глубину леса метров на тридцать. - И уже за кустами калины, в соседней бригаде звучал его голос: - При устройстве землянок необходимо предусмотреть возможность круговой обороны…
До позднего вечера Иван укладывал по сторонам котлована опорные бревна, устанавливал стойки, закреплял с бойцами прогоны, а Нина подносила сухую траву для лежанок, хвою, хворост. Как ни старались бойцы, а закончили строительство землянок только вчерне, и ночевать многим снова пришлось под открытым небом.
Иван оказался хитрей других. Он заранее припас длинную веревку и, перекинув ее через гору сена, помог Нине взобраться на самую верхушку стога, а потом и сам вскарабкался туда.