- Где же он сейчас? - прислушиваясь к раздавшемуся вдали стрекоту мотоцикла, спросил Антон. - Где?
- В школе, в подвале сидит. Да уходите же!
- В другом месте не может быть?
- Не знаю, - разозлилась Анна. - Чего ты ждешь, человече? Погибели на свою голову ищешь?
Волков обернулся и поглядел вдоль улицы. По ней катил мотоцикл с двумя немцами. Филанович сидел сзади водителя, показывая вытянутой рукой на свой добротный дом.
- Спасибо, хозяйка, за хлеб-соль, - поблагодарил Антон. - Поздно уходить.
- Сам виноват, - бросила Анна, скрываясь в доме.
Мотоцикл остановился у калитки. Филанович соскочил с сиденья и, указывая рукой на капитана, прокричал:
- Вот он, господа немцы! Говорил, от границы идет, а сам с востоку, из леса вышел. А тама и дороги никакой нету! Ни шоссе, ни железки.
Антон мысленно чертыхнулся, ругая себя за такую оплошность - надо же на такой ерунде проколоться, не додумать. Правильно говорят: Бог в мелочах! Поторопился, а стоило крюк побольше сделать, не соблазняться близостью дома Матвея, но зайти с другой стороны или, еще лучше, дольше понаблюдать. Тогда установил бы, что в доме деда нет никого, а в деревне стоят немцы.
Да чего уж… Теперь надо действовать по-другому. И он пошел навстречу входившим во двор солдатам.
- Большевика спрашивал, - вертясь вокруг унтера, тщательно ощупавшего одежду Антона, твердил Филанович.
- Папир? Документ? - закончив обыск, требовательно протянул руку унтер-офицер.
Волков подал немцу потертый и помятый советский паспорт. Тот раскрыл его, мельком глянул на фотографию, сличая ее с оригиналом, потом сунул паспорт в карман мундира и махнул рукой в сторону мотоцикла:
- Ком! Иди!
Сделав удивленное лицо, Антон пожал плечами и пошел. Его усадили в коляску. Второй немец сел сзади водителя и взял Волкова за воротник пиджака…
* * *
Волкова привезли к церкви, высадили, привели в здание школы - именно ее зеленую крышу он видел в бинокль, наблюдая за деревней, - приказали подняться на второй этаж и ввели в бывшую классную комнату. За столом, на месте учителя, развалился в невесть откуда взявшемся в этой глухомани кресле рыжеватый офицер с погонами обер-лейтенанта. Он небрежно перелистал паспорт, изредка поглядывая на сидевшего перед ним Волкова. Повертев документ, рассмотрел печати, штампы, зачем-то поскреб ногтем обложку. В стороне, около открытого окна молчаливо стоял человек в немецкой форме без знаков различия.
"Переводчик", - понял Антон.
Ожидая начала допроса, он мельком оглядел помещение - рваная карта полушарий на задней стене, сдвинутые в угол парты, два широких окна. Около одного, открытого настежь, и стоял переводчик. На подоконнике другого выстроились в ряд разнокалиберные горшки с засохшими комнатными цветами. Кучки сора в углах, дощатый некрашеный пол, затоптанный следами солдатских сапог, коричневая школьная доска за спиной обер-лейтенанта испещрена дырками от пуль, выпущенных из автомата. На стене, над доской, где, наверное, раньше висел портрет Сталина, тоже следы автоматных очередей, перечеркивающие оставшееся от портрета темное пятно.
…Пришли другие люди, верящие и поклоняющиеся иным вождям, выпустили из автомата очередь по портрету чужого вождя, сшибли его со стены, растоптали. Война…
Может быть, спустя много месяцев здесь вновь зазвенят детские голоса, тренькнет школьный звонок и учитель начнет урок, но пока здесь будут допрашивать его, Антона Волкова, будут допрашивать те самые люди, что исповедуют иные принципы, верят в иные идеалы и поклоняются иным вождям, сбивая со стен портреты чужих вождей автоматными очередями.
Что ж, он знает, чего от него хотят, а врагам его замыслы должны остаться неизвестными как можно дольше. Пока не стоит их дразнить, настораживать и злить. Наоборот, необходимо всячески успокоить немцев, погасить возникающие подозрения, польстить, выказать покорность. Уходить отсюда ни с чем ему нельзя…
Отбросив в сторону паспорт, обер-лейтенант закурил и начал качаться на стуле, с любопытством рассматривая задержанного. Судя по возрасту, он может быть переодетым окруженцем из разбитой русской части. На рядового не похож - слишком длинные волосы, они не могли успеть отрасти, а русские офицеры не носят таких причесок, как у этого… черт бы его побрал, разве можно запомнить варварские имена и фамилии, да еще с неизвестно зачем приляпанными к ним именами отцов. Опять же, у русских офицеров не бывает паспортов.
Сумел добыть и подделать, переклеив фото? Сомнительно - где ему в сумятице вообще добыть свое фото в штатском? Хорошо, пусть даже оно у него было, пусть оказалось случайно, но печать на фотографии, поставленная при выдаче документа, не нарушена. Когда и где русский офицер мог переклеивать фото, подделывать паспорт?.. Нет, тут дело в другом, но в чем?
Задержанный сидел на стуле спокойно, только нервно мял пальцы одной руки в ладони другой. Вполне естественная реакция - не может же он совсем не волноваться. Вон и нога чуть заметно дрожит от тщательно скрываемого нервного напряжения. Ждет вопросов? Ждет, что с ним сейчас будут делать, и мучается неизвестностью? Прекрасно, пусть еще немного помучается - напряженное ожидание неизвестного исхода всегда полезно.
Стряхивая пепел сигареты прямо на пол, обер-лейтенант продолжал рассматривать сидевшего по другую сторону стола Волкова.
Непримечательный какой-то мужчина, на вид - лет тридцати, но можно дать больше, а можно и меньше. Если судить по морщинкам около глаз, то он старше, а если по хорошей коже лица - что видно даже под темной клочковатой щетиной - он моложе. Чуть выше среднего роста, достаточно пропорционально сложен, но весь какой-то жеваный, мятый, жалкий - испуганно-заискивающие глаза, кривая улыбочка, стоптанные грязные полуботинки, скрученный, как веревка, галстук на несвежей сорочке.
- Фамилия, имя, год и место рождения, - процедил офицер, цепко глядя Антону в глаза.
Тот взгляда не отвел и никак не реагировал на вопрос, пока его не повторил переводчик.
- Я? - привстал Волков, отметив про себя, что переводчик у немцев хороший, но говорит каким-то тихим, тусклым голосом, словно шелестит над ухом чужой шепот, растолковывая смысл непонятных слов.
- Сидеть! - повысил голос переводчик, и Антон послушно опустился на стул. - Отвечайте!
- Буров, Иван Иванович, родился в тысяча девятьсот десятом году в Минске.
Переводчик все тем же тусклым голосом передал офицеру ответ на немецком. Обер-лейтенант удовлетворенно кивнул.
- Как очутились здесь? Подробно.
- В отпуск поехал, - выслушав перевод, начал Антон.
- У Советов отменены отпуска, - бесстрастно отметил переводчик на русском и немецком. Офицер снова кивнул и осклабился.
- Это у военных и на заводах отменили, а я бухгалтером в артели инвалидов работал, - прижал руки к груди Волков, преданно глядя на обер-лейтенанта. - У нас ничего военного не делали, у нас сумки дамские делали, клеенчатые, на базар ходить. Кто же знал, что война будет? А у жены родня, хотели навестить, а тут разбомбило…
- Стоп! - поднял руку обер-лейтенант, прерывая задержанного. - Вы инвалид? Отвечать!
- Да, - опустил голову капитан, - туберкулез… Костный, - быстро добавил он, - это не заразно, ей-богу, не заразно!
- Вы верующий? - усмехнулся офицер.
- Верующий и крещеный, - в подтверждение своих слов Волков вытянул за гайтан из-за ворота рубахи нательный крестик.
- Хорошо, хорошо, - отмахнулся обер-лейтенант, брезгливо покосившись на грязный ворот сорочки задержанного. - Как вы оказались в лесу, там, где нет дорог? Об этом нам сообщили местные жители, а они не могут ошибаться. Отвечать!
- Так я лесом и шел, - обезоруживающе улыбнулся Антон, - я же места здешние знаю немного. Надеялся добраться к деду Матвею, я у него на охоте со своим начальником был, год назад. Долго уже иду, а тут жилье да надежда на знакомых.
- Подождите, - прервал его переводчик, выслушав замечание офицера. - Нам надо знать, через какие пункты вы шли, как зовут вашу жену, ее фамилию, ее девичью фамилию, где вы с ней расстались, у какой станции разбомбили эшелон, точные адреса, фамилии и имена родственников вашей жены, где вы жили в Минске, когда из него выехали, каким поездом. Видите, сколько вопросов? И на все придется дать исчерпывающие ответы, которые мы обязательно проверим.
- А чего, я согласен, я все расскажу, - снова привстал Волков, намеренно проверяя реакцию немцев. И тут же раздался злой окрик:
- Сидеть!
"Главный здесь - переводчик, - понял Антон. - Обер-лейтенант - это так, говорящая кукла, ширма, а главный все же переводчик. Офицер не упоминал ни девичьих фамилий, ни станций, ни поезда из Минска. Надо полагать, под маской переводчика скрывается человек из абвера или фельдгестапо. И они мне не верят, не верят ни одному слову. Может быть, обер-лейтенант и дал задурить себе голову сопливыми рассказами и поверил бы, но рядом с ним этот - в форме без знаков различия.
Этого не задуришь, он не поверит, пока не пощупает все своими руками. Они старательно ищут нашу группу и пока не могут понять, зачем ее сюда выбросили. Не исключено, что немцы догадываются о важности нашего задания и потому направили во все подразделения, блокирующие район поиска, сотрудников абвера. Надо выкручиваться, тянуть время, искать выход, чтобы выполнить задуманное, не то терпение у них лопнет и они перестанут разыгрывать из себя справедливых и беспристрастных и начнут выбивать нужные показания. До этого доводить не стоит".
- Девичья фамилия моей жены - Рюмина. Зовут ее Надежда Георгиевна, родилась тоже в Минске, в пятнадцатом году. Двое детишек у нас, мальчики, Саша и Алеша, пяти и трех лет. А родные живут в деревне Слободы… Водички можно?
- Потом, - все так же бесстрастно ответил переводчик. - Потерпите, давайте дальше, а я буду переводить.
"Гонит, - подумал Волков, - торопится, не хочет ждать, пока я выдавлю из себя по капле всю легенду, желает скорее начать гонять меня по ней по второму кругу, чтобы накрыть на несовпадении мелких деталей, измотать морально и физически. Жаждет приблизить момент надлома, когда будет некуда деться, когда я завиляю, засуечусь, начну ошибаться, путаться.
У него наверняка припасено несколько каверзных вопросов, ответы на которые он знает как "Отче наш", а я их знать просто не могу, поскольку ни разу не был в тех местах, о которых принужден рассказывать. Некогда нам было готовиться, торопились мы, очень торопились, не рассчитывали на такой поворот… Ну что ж, сам решился сюда пойти, сам и выпутывайся!"
- Говорите, мы слушаем, - поторопил переводчик.
- А чего? - сделал непонимающее лицо Антон. - Билета у меня не осталось, да и не до билетов было, когда самолеты бомбили. Где это случилось, точно не скажу, но поезд шел от Бреста к Минску. Бомбить начали на перегоне, вдали от станций.
- Попробуйте вспомнить точнее, - терпеливо попросил переводчик. - Это в ваших кровных интересах!
Обер-лейтенант, не стесняясь, зевнул - ему стало скучно наблюдать за полицейскими играми. Волков отметил, что переводчик уже почти не тратит времени на перевод - так, бросает офицеру короткие фразы, кое-как объясняя смысл разговора.
- Я, господин офицер, - обращаясь к обер-лейтенанту, сказал Антон, - должен подумать, вспомнить. Тяжело так-то сразу все. Думаете, легко было сюда добираться? Голодовал, мок под дождичком, - он тонко всхлипнул, - есть хочется, жена незнамо где, может, уже молит перед Господом вместе с малыми детками за отпущение наших грехов…
- Что с ним? - недовольно скривился офицер.
- Притворяется, - равнодушно пояснил на немецком переводчик. - Хочет разжалобить. В России это весьма распространено в беседах с начальниками. У русских веками отбивали чувство собственного достоинства, поэтому нам легко будет превратить их в рабов.
Он подошел ближе к Волкову, легонько похлопал его по спине ладонью:
- Хватит, хватит, Буров! Вы не у себя дома. Бросьте паясничать! Я дам вам шанс доказать, что вы правдивы. Хотите?
- Заставьте век за вас Бога молить, - начал ловить его руку Антон, но переводчик быстро убрал ее за спину.
- Слушайте внимательно, - сказал он. - Получите два часа времени, кусок хлеба, карандаш и бумагу. Напишете все, без утайки, а потом мы снова встречаемся. Держите!
Он сунул в ладонь капитана огрызок карандаша и лист бумаги в клетку, вырванный из школьной тетради.
- Напишете все о родных жены, о своем маршруте. Только точно, Буров. Идите, хлеб тоже дадут.
Знаком подозвав солдата, стоявшего у двери, переводчик показал на задержанного:
- Отведете в кладовку в конце коридора. Запереть, дать хлеба.
Солдат грубо сдернул Антона со стула и толкнул к двери. Подождав, пока они выйдут, переводчик устало потер ладонями лицо и, обращаясь к обер-лейтенанту, сказал:
- Надо вызвать штурмбанфюрера Шеля. Я не провидец, но вполне вероятно, Буров один из тех, кто ему так нужен.
- Вы думаете? - поднял брови офицер. - Он производит впечатление недалекого человека.
- Он все лжет. Причем довольно изобретательно и ловко, - жестко ответил переводчик. - У нас сегодня недурной улов, обер-лейтенант, сразу трое задержанных, не считая выявленного вчера старого большевистского подлеца. Но им лучше пока не встречаться, поэтому я распорядился отвести Бурова в кладовку, а не в подвал.
- Считаете, что все они из одной компании? Но тех двоих поймали совсем в другом месте. И на "лесных призраков" они явно не тянут.
- Поглядим, - доставая сигареты, ответил переводчик. - Скоро все станет на свои места…
* * *
В рощице действительно оказалась лощинка - узкая, с пологими краями, она скрывала свое начало и конец в густых кустах бузины. Располагаясь в ней, Зверев еще раз подивился внимательности и предусмотрительности командира - надо же, по туману определил, что здесь есть где укрыться! Помня о постоянных наказах капитана, чтобы рядом с радистом все время находился один из членов группы, Николай приказал Егорову залечь рядом с Костей, а сам выполз к кустам на краю лощины, поднял бинокль и стал ждать, когда у околицы появится знакомая фигура в мятом штатском костюме.
Всюду - на привалах и во время движения - капитан берег радиста: по очереди, сменяя друг друга, ребята помогали Крылову нести рацию и батареи питания, охраняли его. Однажды командир объяснил им, что если бы их было пятеро, трое могли бы вести поиск, а один нести охрану рации и радиста.
Поэтому предусматривалось создание группы из шести человек, чтобы поиск вели две пары одновременно, однако Попов оказался слабо подготовленным, и его пришлось оставить на базе, а теперь, после гибели Трофимова, у них даже нет возможности создать поисковую тройку…
Капитан не появлялся долго. Зверев уже начал волноваться: что могло случиться с их командиром, почему его до сих пор не видно? Заблукал в лесу? Абсурд, его нарочно не заставишь заблудиться. Произошла непредвиденная встреча? Ведь он ушел безоружным, даже пистолет оставил, как будто собрался в гости к знакомым в Москве, а не в деревню в глубоком вражеском тылу. Странный человек, временами просто непонятный. Иногда мягкий, задумчивый, но чаще - собранный, жесткий, не терпящий возражений, не объясняющий, почему и зачем, но требующий - так надо! Надо - и все!
Может, если точно знать, зачем они сюда прилетели, сразу стало бы куда легче, но они - только глаза и руки капитана, причем глаза и руки менее умелые и надежные, чем его собственные. Приходилось это признать, но обидно, если он им просто не доверяет. Конечно, у него тоже приказ, и вполне возможно, что он не имеет права сказать, зачем и куда они идут. Ведет он их уверенно, явно стремясь скорее достичь какой-то одному ему известной цели. Какой? Наверное, об этом знает только капитан да еще в Москве, в центре.
Оторвавшись от бинокля, Зверев поглядел в низкое серое небо, давая немного отдохнуть глазам и гадая - пойдет все-таки дождь или нет? Потом снова приник к окулярам.
Есть! Вот он, их капитан, идет по тропинке через поле, устало переставляя ноги. Подошел к забору одного из домов, открыл калитку, прошел внутрь ограды, постучал в окно, но ему не открыли - капитан начал обходить дом, вертя головой по сторонам. Откуда ни возьмись около забора вдруг появился мужик в пиджаке. Капитан подошел к нему, потом вместе с ним перешел дорогу и направился к другому дому, уселся там на лавку и начал пить из крынки, которую вынесла женщина.
Мужичок немного посуетился на дворе и убежал. Проследив за ним взглядом, Зверев отметил, что бежал он к церкви…
Костя лежал на спине. Ему сегодня плохо спалось, немного познабливало, хотелось в тепло, под крышу, к запахам человеческого жилья и свежего хлеба. И еще очень хотелось спать - давали себя знать усталость, постоянное нервное напряжение, выматывающие марши, бег по лесу, стычка с немцами на хуторе. Он сунул ладони под мышки и мысленно начал внушать себе, что ему хорошо и спокойно, нет рядом деревни, нет рощи, нет низкого сырого неба, готового пролиться дождем. Незаметно он задремал…
Коля Егоров мучительно хотел курить. Последний раз ему удалось сделать две-три затяжки табаком несколько минут назад - капитан сам был курящим и потому иногда разрешал подобные вольности. Но курил он редко, и Егорову тоже приходилось терпеть. Ох и засмолил бы сейчас!
Почему-то вспомнились перекуры с ребятами, жутко завидовавшими Яшке Сегелю, игравшему Роберта в фильме "Дети капитана Гранта". Николай никогда не понимал этого - ну сыграл роль, ну и что? Чему тут завидовать? Другое дело, если бы он, как Чкалов, перелетел через полюс в Америку или, как герои-летчики, участвовал в спасении челюскинцев, воевал на Хасане и у озера Ханка, бился на границе с басмачами! Сам Колька ни о кино, ни о подвигах не мечтал и даже никогда подумать не мог, что попадет в разведгруппу, направленную в тыл напавшего на страну врага.
Нет, его всегда привлекала наука, но осенью сорокового он получил повестку из военкомата: его признали годным к строевой службе и направили в десантные войска. А тут еще поворот - вдруг оказался в спецгруппе как владеющий немецким языком.
"Хорошо дремлет, - покосившись на Костю, подумал Егоров. - Железные нервы у человека, просто зависть берет".
- Ребята, - послышался тревожный шепот Зверева, - сюда, быстро!
Толкнув в бок моментально открывшего глаза Костю, Егоров подполз к своему тезке. Тот протянул бинокль:
- Гляди!
То, что Егоров увидел, заставило его сердце болезненно сжаться: два немца обыскивали их командира, потом повели его к стоявшему у забора мотоциклу.
Рядом нетерпеливо тянул к себе бинокль Костя. Пришлось дать и ему поглядеть.
- Пропал наш капитан! Повезли, - опустил бинокль радист.
- Сдался, даже не сопротивляясь! Вот что странно, - знаком приказав им следовать за собой, Зверев отполз назад, к лощине.
- Может, так надо? - несмело предположил Егоров.
- Напасть и отбить его! - загорелся Костя, но тут же потух под насмешливым взглядом Тихого.
- Голова! - постучал тот себя пальцем по лбу. - Пока добежишь, они уже знаешь где будут?.. Да-а, думаю, из этого скверика нам пора перебираться в лес.
- Но командир приказал ждать здесь, - возразил Крылов.