- Нет в том твоей вины, Яков. Ведь не прячешься ты, не отсиживаешься… А Кочубей еще вернется. Как же иначе. Завтра я постараюсь слетать в Харьков, в госпиталь - узнаю о нем… А вас обоих обязательно представим к ордену Ленина. Вы эту награду заслужили.
В этот вечер Яков долго не мог уснуть - не шло из памяти бледное, с посиневшими губами лицо Кочубея. А потом всплыли лица тех, с кем летел в первый бой и кого уже нет. Стараясь уйти от тяжелых мыслей, Яков прислушался к голосам товарищей. Они тоже не спали, курили, разговаривали..
- Технические возможности нашего бомбардировщика вы уже сами знаете-это говорит Пряхин. - Командир полка поручил сделать на своем самолете еще одну пулеметную установку. Исаев смастерил. Сегодня мы с Дружининым летали на разведку.
- Ну и как? - заинтересованно спросил Банников.
- Встретил нас немецкий истребитель и, как всегда, стал заходить снизу, а мы и дали ему из крупнокалиберного, он задымился и - камнем в лес.
- Молодцы. Но это только на одном самолете. Время надо, чтобы и другие обновить.
- Техники наши решили за ночь все сделать. Мы отдыхаем, а они, трудяги, сейчас там, на аэродроме.
То, о чем говорили друзья, не могло не интересовать Якова, но сейчас он лишь горестно усмехнулся. "Как в мирное время, где-нибудь на тактических занятиях. Словно и не было сегодняшнего боя, и этих с трудом произнесенных израненным Кочубеем слов: "Выполнил!" А впрочем, это так и должно быть! Жизнь продолжается. И хорошо, что люди, каждый миг встречающиеся со смертью, не думают о ней. Они живут, мыслят, делают все, чтобы смерть эту победить. Да, в этом величайший смысл жизни!"
* * *
Бомбардировщики летели на запад красивым строем, напоминая стаю журавлей: впереди вожак - ведущий девятки - комиссар полка Чугунов. Осталась позади линия фронта. Внизу полыхали бесчисленные огни пожарищ. Горели скирды хлеба, горели колхозные хаты. Вдоль железной дороги на Харьков шли колонны немецкой пехоты.
На фашистский аэродром налетели неожиданно, захватив немцев врасплох. Вражеские самолеты подняться не успели. На двухмоторные "юнкерсы" посыпались бомбы.
Потом советские бомбардировщики быстро развернулись и взяли курс на восток. Машины шли навстречу солнцу, которое большим огненным шаром выкатывалось из-за горизонта. И вдруг в крыльевой бензобак самолета Колоскова попал снаряд зенитки. Бомбардировщик, объятый пламенем, быстро пошел к земле. Яков старался вывести его из отвесного падения, но машина не подчинилась.
Дружинин видел это. Он быстро отстроился от звена и стал кружиться над горящим самолетом. Внимательно наблюдая за снижением сбитого экипажа, он увидел, как у земли появились две белые точки: Колосков и штурман Банников спускались на парашютах.
Пряхин крикнул Дружинину:
- Гриша, запомни место. Двадцать пять километров восточнее Будищева.
На высоте двадцати метров Дружинин пролетел над местом посадки парашютистов. Делая повторный заход, он заметил, как из леса вышли две фигуры. Они махали руками, поднимали их вверх и скрещивали, показывая невозможность посадки. Дружинин быстро отдал распоряжение штурману:
- Брось вымпел, напиши им, пусть ждут у трех берез. Прилечу на У-2. Пусть выложат из парашюта круг.
Последний раз Григорий покачал крыльями самолета и полетел догонять своих.
На аэродроме к нему подбежал Чугунов.
- Ну что, где они, живы?
Дружинин рассказал все, что видел. Подошел командир полка.
- Товарищ командир, разрешите лететь на У-2. Я их привезу, - попросил Григорий.
Зорин знал, что это игра со смертью. Но есть ли другой выход? Ведь Колосков и Банников могут погибнуть. Он подумал и разрешил полет.
Через двадцать минут учебный самолет поднялся в воздух. Выйдя на реку Мерля, Григорий взял курс на запад, туда, где Мерля впадала в Ворсклу. Самолет летел низко, почти касаясь колесами воды.
В деревне Колесникове У-2 настиг "мессер". Григорий пошел на хитрость. Он подлетел к стоявшей на пути церкви, заложил вираж и на высоте пятнадцати метров начал кружиться вокруг куполов.
Потеряв из виду советский самолет, "мессер" улетел на Мирошино. Дружинин вывел самолет из виража и бреющим полетом поспешил на выручку к друзьям.
Между рекой и большим массивом леса, куда приземлились Яков и Банников, было безлюдно и очень тихо. Даже канонада не доносилась сюда.
Банников сидел на стволе поваленного дерева. Яков с перевязанной рукой лежал рядом.
- Вчера мама звонила, - тихо говорил Банников. - Я обещал отпроситься сегодня и вечером вместе с комиссаром слетать в Харьков. Таня просила заехать, да и к Кочубею загляну.
- Эвакуироваться они не думают? - спросил Колосков.
- Мама решила остаться в Харькове, а Таня хочет посоветоваться с тобой.
- Я написал ей, чтобы немедленно уезжала в Новосибирск к родным Дружинина. Деньги выслал, согласится - аттестат отошлю. Сам знаешь… девушка… немцы придут, черт знает что могут сделать.
- Не беспокойся, она у нас самостоятельная. Она из тех, кто умеет постоять за себя, - ответил Банников, и все же ему страшно было даже подумать, что сестра и мать могут остаться в Харькове, если город будет сдан.
- Нам здесь рассиживаться нельзя, - переменил разговор Колосков. - Вот-вот немцы могут нагрянуть.
- Нет, мы должны ждать друзей, - ответил Банников. - Если сегодня что-нибудь помешает, то завтра за нами прилетят обязательно.
Донесся отдаленный рокот мотора. Летчик и штурман вскочили на ноги. Над водой бреющим полетом прошел учебный самолет. Банников поспешно выложил из шелковых полотнищ парашюта условный знак. Самолет, круто развернувшись, пошел на посадку.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Назаров и Пылаев пришли в часть на десятые сутки. Измученные и усталые, они вошли в ворота аэродрома. Был полдень. Летчики только вернулись с боевого задания и теперь обедали. Из столовой потянуло запахом печеного хлеба.
Возле большого трехэтажного здания, где размещался штаб, друзья остановились. Сейчас они должны обо всем доложить командиру и комиссару полка. А вдруг им не поверят? Николай даже вздрогнул от этой мысли. Штурман, волнуясь, спросил:
- Что говорить будем?
- Как что? Все. Нам нечего скрывать. Вели мы себя достойно, присягу не нарушили…
- И все же на первый взгляд неладно получается: в плен сдались, из плена ушли живыми и невредимыми. Можно подумать…
- Не горюй, Вася, разберутся. Самое главное - мы среди своих. - И Николай первым решительно вошел в открытую дверь.
… Вечером Назаров узнал от друзей, что Лида с частью прибыла в Чернянку, работает медсестрой, и поспешил к ней. Когда он вошел в санитарную часть, Лида готовила какое-то лекарство. Увидев Назарова, она радостно вскрикнула, бросилась к нему.
Николай подхватил ее, бережно поцеловал.
- Милый, хороший ты мой, я так боялась за тебя, - шептала Лида. - И верила, верила, что ты вернешься. А теперь мы опять вместе. И все время будем вместе.
- А может быть, уедешь, - осторожно начал Николай. - С мамой жить будешь, а работать будешь в тыловом госпитале.
Лида отстранилась от Николая, покачала головой.
- Нет, Коля, никуда я не уеду. Тут мне твои друзья не раз уже это предлагали. И что это за поветрие такое - обязательно любимых в тыл отправлять. Ну, понимаю, если дети, если старики…
- Ах, Лида, Лида, мы просто боимся за своих близких, не хотим их потерять… Ладно, пусть будет так. Только, знаешь что, Лида, давай… зарегистрируемся.
- Как же так… сейчас?
- Ты что, в любви своей не уверена? - хмуро спросил Назаров.
- Лохматый мой, что ты придумываешь? Просто время сейчас такое…
- А если я не доживу до конца войны?
Лида молча прижалась к нему и глухо проговорила:
- Что бы ни случилось, я буду ждать тебя, буду верна живому или мертвому…
Николай нежно обнял Лиду и начал целовать ее влажные глаза. Да, он не сомневался в том, что она будет ждать его, будет ему верна. Но зачем ждать? Он хочет, чтобы у них был сын. И если с ним самим что-либо случится, на земле останется человек с фамилией Назаров…
* * *
Черная туча закрыла небо. Резкий ветер, отрывая от нее отдельные клочья, гнал их на восток. С утра шел дождь. Земля раскисла. Самолеты взлетали с большим трудом. Отложить полеты было невозможно - враг упорно наступал. Танки Клейста шли на Харьков.
И все же настроение у Дружинина сегодня было приподнятое. Он получил утром письмо от жены - первое с начала войны. Сложным, долгим путем шла к нему эта долгожданная весточка. Из подмосковных лесов, из партизанского отряда в Москву, из столицы с корреспондентом центральной газеты сюда, на аэродром. Нина писала, что вместе с отцом ушла в партизаны. И еще писала, что там, в подмосковных лесах, в надежно запрятанной санитарной землянке месяц назад родилась у них дочь, Валюта.
Вот отчего так радостно было на душе у Дружинина в это слякотное, хмурое ноябрьское утро. А кроме того, сегодня - 7 ноября!
Октябрьская годовщина! Он, Дружинин, в числе курсантов-отличников, проходит в стройной шеренге перед трибуной мавзолея. Члены правительства приветствуют литые колонны, приветствуют и его, Дружинина. Это было в прошлом году.
В этом году по нашей земле ползет враг. И он, Дружинин, должен остановить врага, чтобы снова увидеть на мирной земле разноцветные знамена, услышать гул праздничных колонн.
Дружинин отошел от самолета, закурил.
- Товарищ командир, как, по-вашему, парад в Москве состоится? - вывел его из задумчивости вопрос моториста.
- Будет парад, Шеганцуков, - твердо ответил Дружинин. - Москва стоит, почему же параду не быть!
Со стороны КП к самолету торопливо шел командир полка. Он только что прилетел и, на ходу расстегивая ремешки летного шлема, спешил к летчику.
Дружинин пошел ему навстречу.
- Товарищ подполковник, экипаж готов на разведку.
- Задание хорошо уяснил? - спросил Зорин.
- Все ясно.
- Командованию нужно точно знать, с какого района немецкие войска свернули на юг. - Зорин помолчал, внимательно оглядел летчика и тихо добавил: - В этом районе много немецких ассов.
- Приказ выполним…
Уже возвращаясь с задания, Дружинин увидел впереди себя два немецких самолета. Они летели к линии фронта, неся смертоносный груз. Можно было уклониться от встречи и пролететь ниже их, но Дружинина вдруг покинула его обычная осторожность. "Сегодня такой день… и дать врагу сбросить бомбы на наших людей. Нет, сейчас дадим прикурить в честь праздника".
- Приготовься к бою! - скомандовал он штурману, разворачивая самолет в сторону врага.
Один "юнкерс" резко отвернул вправо, похоже, удирать собирается. Дружинин скомандовал штурману: "Огонь" - и сам нажал на гашетку.
Второй "юнкерс", видимо, не ожидавший такой смелой атаки, заметался. Огненная очередь прошила его, и он загорелся. Сбросив куда попало бомбы, летчик заложил крутой вираж, стараясь сбить пламя.
"Ну этот теперь не опасен, - подумал Дружинин, - займемся другим".
А другой уже заходил сверху, с хвоста. Пулеметы молчали.
- Что ж ты, стреляй! - заорал в микрофон Дружинин.
- Патронов нет! - устало доложил Пряхин.
"Вот это влипли". Дружинин отер рукой вспотевшее лицо и бросил беглый взгляд по сторонам. "Юнкерс" почему-то не стал атаковать советский бомбардировщик и пролетел мимо.
"Что это он?" - подумал Дружинин.
- Сзади настигают "мессеры"! - бросил Пряхин. - Ниже нас!
"Вот оно что. Посадить хотят. Не выйдет". Он моментально развернул самолет на 90 градусов и, войдя в пике, стал приближаться к немецким истребителям.
- Товарищ командир! Дружинин! - бился в наушниках голос Пряхина. - Наши передают: истребители идут на помощь. Слышите, наши идут на выручку.
"Не успеют, - мелькнула мысль. - Самому придется…"
В ушах звенело, самолет продолжал падать. "Только таран! Погибну сам, но и ему не уйти. Получай, гад, получай…" Но немецкий истребитель успел увернуться. Бомбардировщик, как метеор, пролетел мимо, чуть не задев истребителя своим крылом. "Не вышло!" Дружинин взглянул на прибор. Стрелка скорости перевалила пятьсот километров.
У самой земли Дружинин вывел самолет из пикирования, коротко бросил в микрофон:
- Жив, штурман?
- Ты молодец, Григорий, ты… - голос Пряхина осекся.
Высоко в небе расплывались силуэты уходивших немецких истребителей, а вслед им уже устремились тупоносые ястребки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
На другой день наши бомбардировщики перелетели на новый аэродром в Синявку. Бои шли уже в Донбассе. Севернее аэродрома, возле железнодорожного полотна стоял большой хлебный элеватор. Немцы усиленно бомбили его. Вот и сегодня, сбросив первую порцию бомб на элеватор, они вдруг заметили советский аэродром. "Юнкерсы" оставили в покое элеватор и начали обстреливать аэродром.
Техника Исаева налет застал у машины. Он бросился к укрытию, его догнала пуля и он, нелепо подпрыгнув, повалился на землю. Тотчас же из укрытия выскочила Лида и, пригибаясь, побежала к Исаеву.
- Постой, сестрица! - крикнул вдогонку Шеганцуков и пополз следом за ней. А в небе с устрашающим ревом пикировали немецкие самолеты. Был слышен резкий посвист пуль да видно было, как клевали они землю.
Вдруг Лида покачнулась, сделала еще несколько шагов и остановилась.
- Мирон! - крикнула она и упала рядом с Исаевым. - Я сейчас, вот только…
Подоспевший моторист подхватил девушку под руки и бережно опустил на землю.
С востока показались наши бомбардировщики в сопровождении истребителей. Немецкие летчики поспешно прекратили обстрел аэродрома и повернули машины на запад. К раненым бежали люди.
Лейтенант Назаров первым зарулил на стоянку самолет, выключил мотор и вылез из самолета. К нему подошел Шеганцуков.
- Товарищ командир. Лида…
- Что с Лидой?
- Налет был, бросилась на помощь к Исаеву, да себя не уберегла…
Назаров схватил за плечи моториста:
- Говори толком, жива? Где она?
- Успокойтесь, товарищ командир, в лазарет отправили…
В лазарете Назаров Лиды не застал. Ее, как тяжелораненую, отправили в тыловой госпиталь.
* * *
В этом году на юге зима была суровой и очень снежной. Летчики ходили в меховых комбинезонах и унтах тяжелой, усталой походкой. Спали они под крыльями самолетов, готовые взлететь каждую минуту, и ночью им приходилось просыпаться от пронизывающего холода.
В эти трудные дни Колосков не летал - болела раненая рука. В госпиталь его не отправили. Командиру жаль было расставаться с хорошим летчиком. Да и сам Колосков наотрез отказался ехать в тыловой госпиталь. Вот и сидел Яков на "вынужденной посадке", в полковом лазарете - тесной крестьянской избушке.
Как-то утром к нему ворвался Дружинин.
- Скорее, Яша, на митинг… Нашему полку присвоено звание Гвардейского, - запыхавшись, проговорил он.
- А врач пустит? - оживившись, спросил Колосков.
- С ним договорились. Меня командир полка с аэродрома на машине прислал… Скорее, нас ждут. Ты выступать должен.
- Так быстро… Что я скажу, какой из меня оратор. - Идем, идем скорей, там разберемся.
На аэродроме, вдоль боевых самолетов, стояли летчики, штурманы и техники. Митинг открыл комиссар полка, дал слово Зорину.
- Товарищи, друзья! - простуженным голосом заговорил командир полка. - Нам присвоено высокое звание советских гвардейцев. Большая честь… Не легко она досталась нам… многих среди нас нет… Мы, оставшиеся в живых, обязаны утроить свои удары по врагу… Все свои помыслы, всю свою силу отдадим на благо Отчизны. Ибо самое дорогое для каждого из нас - Родина!
Выступали летчики, техники, оружейники. Старший лейтенант Колосков, придерживая забинтованную руку, бросал короткие, отрывистые фразы:
- Не пожалеем жизни… Не будет пощады врагу… Клянемся…