- Пойду.
- У меня есть девочка, поменьше тебя. Живем с ней вдвоем.
- Так, значит, ты не родной ее сын? - изумленно воскликнул Яков, - и Таня тебе не сестра?
- Не родная она, но была не хуже родной. В первый день я сказал матери: "Пока я буду звать тебя тетей. А если будешь настоящей мамой, то…".
И назвал ее мамой через три дня…
Разговор прервал сильный рев моторов в воздухе. На высоте шел жаркий бой двух советских бомбардировщиков с немецким хищником, который всеми силами пытался уйти в облачность. Банников узнал итальянскую машину из отряда "пикового туза". Бомбардировщики яростно атаковали немца, прижимая его к земле.
- Можно утверждать: немец на "пиковом тузе" проиграет, - подмигнул шофер.
"Пиковый туз", сделав крутой разворот в сторону левого бомбардировщика, пошел ему прямо в лоб, открыв ураганный огонь. Шофер испуганно воскликнул:
- Пропал бомбардировщик!
- Не пропадет, - сказал убежденно Колосков.
Удачная очередь пулеметов второго бомбардировщика зажгла немецкий самолет. С земли было видно, как "пиковый туз" бросился в сторону, в глубокую спираль, пилот вывалился из кабины и повис на стропах парашюта.
Машина свернула с дороги и помчалась по полю к месту предполагаемого приземления парашютиста. Видно было, как немец упал на землю, быстро подхватился и помчался к лесу. Тотчас же Банников и шофер выскочили из машины и бросились вдогонку. Немец, достигнув опушки, оглянулся и устремился к Донцу.
Банников решил во что бы то ни стало настичь врага. Он нагнулся, сбросил сапоги и побежал дальше. Вот немец уже близко, Банников выхватил пистолет и открыл по нему огонь.
Внезапно в лесу разорвался снаряд, за ним другой. Видимо, немцы подошли вплотную к Донцу. Банников в нерешительности остановился.
- Надо отходить, - раздался сзади запыхавшийся голос шофера, - немцы наводят переправу.
В это время фашист подбежал к реке. Банников быстро прицелился, но выстрела не последовало - кончились патроны. Фашист прыгнул в воду с крутого берега, лег на спину и поплыл по течению на юг, туда, где немцы строили переправу. Банников яростно погрозил кулаком:
- Все равно, гад, не уйдешь! Под землей разыщем!
Когда машина подъехала к аэродрому, полк уже сворачивался.
- Товарищ командир, прибыли! - доложил штурман командиру полка.
- Берите с собой в легковую машину четырех техников и быстро уезжайте. Я с инженером полка полечу на У-2. Эх, оставлять жалко, - Зорин показал на одиноко стоящий бомбардировщик. - Мотор и планер хороши, а шасси надломленно, не взлететь!
- Товарищ командир, если разрешите - взлетим. Шасси можно усилить деревянными распорками.
Колосков ждал ответа.
- Зачем рисковать жизнью?
- Товарищ подполковник, разрешите, - вмешался Банников. - Жалко ведь машину…
- Ладно. Даю полчаса. Инженер, посмотрите, что надо - сделайте…
Немецкие снаряды уже рвались на восточной окраине аэродрома, когда Колосков вырулил на взлетную. Самолет, набирая скорость, побежал по зеленому полю и незаметно оторвался от земли. Все вздохнули с облегчением.
- Пора и нам. Немцы близко, - и, обращаясь к Пряхину, Зорин приказал: - Идите оврагами, навстречу вышлю машины.
Когда командир полка улетел, Пряхин подошел к техникам.
- Медлить некогда. Немцы обошли нас с севера и юга. До нового аэродрома сто километров. Будем пробираться оврагами. Оружие у всех есть?
- Да.
Через несколько часов подъехали к реке. Возле переправы столпилось много народа. Люди ждали, пока пройдет встречная колонна танков. Тяжелые, новенькие машины, поднимая пыль, медленно одна за другой расходились по полю, готовясь к встрече с врагом.
Высоко в небе большой группой пролетели фашистские самолеты. Но не успела скрыться с глаз замыкающая группа, как самолеты стали разворачиваться обратно. Раздался свист падающих бомб. Шеганцуков выскочил из легковой машины.
- Скорее в лес! Заходят на переправу!
Банников метнулся следом за мотористом, но не успели они скрыться, как раздался в лесу взрыв. Шеганцуков резко отшатнулся назад, широко раскинув руки, загородил Банникова. Комья земли тучей обрушились на смельчака и отбросили его в сторону. Когда улеглась пыль, Банников увидел моториста. Он лежал со сжатыми кулаками, запорошенный землей. Лицо было в крови. Штурман испуганно вскрикнул:
- Шеганцуков! Что с вами?
Шеганцуков открыл глаза и громко чихнул. Увидев вокруг себя товарищей, слабо улыбнулся и стал медленно подниматься с земли. Банников помог ему, потом обнял его и крепко поцеловал в запекшиеся губы.
До нового аэродрома добрались благополучно. Бывает и так на войне.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Два фонаря "летучая мышь", стоявшие на ящиках из-под бомб, тускло освещали командный пункт. Несмотря на поздний час, никто не спал. На нарах сидели летчики, штурманы и техники, ожидавшие прихода командира полка. Дежурный телефонист задумчиво смотрел на переговорную трубку.
Зорин вошел в землянку не сразу. Он несколько минут постоял у входа и только потом неохотно переступил порог.
- Колосков летит разбрасывать листовки. Один самолет остается для разведки, - заговорил командир.
Он медленно развернул полетную карту и стал ее рассматривать. В полку осталось всего два самолета. Летный состав на боевые задания не летал. Ждали новых машин, а их все не было.
"А что, если и завтра, и послезавтра не прилетят? - подумал Зорин. - Да нет, не может такого быть".
- Веселее, орлы, - обратился он к летчикам, - завтра, ну, от силы, послезавтра самолеты будут. - Оглядел летчиков, улыбнулся: - Что же молчите?
- Верим, товарищ командир, вот и молчим, - проговорил Мирон Исаев.
Зорин кивнул головой, задумался. Да, положение не из легких. Не в силах вести общее наступление, фашистское командование бросило все свои резервы на юго-запад, создав здесь большой перевес сил.
Тысяча танков хлынула в донские и кубанские степи. Фашисты рвались к Грозному и Баку и особенно к Волге. Немецко-фашистское командование мечтало обходным путем занять Москву и с востока отрезать ее от Урала и Сибири.
Наша армия сумела остановить наступление разбойничьих орд. Вот уже несколько дней гитлеровские дивизии, истекая кровью, топтались на одном месте. Сейчас, как никогда, нужны были самолеты, а их все нет и нет…
Заскрипела дверь землянки, вошел Колосков. На нем были черный зимний комбинезон и меховые белые унты, плотно обтягивающие ноги. В руках он держал реглан, с которым не расставался с начала войны. Это было все, что он захватил с собой в день тревоги.
- Самолет готов, - доложил летчик. - Разрешите лететь.
- Да, разрешаю.
Зорин раскрыл свой планшет и достал карту.
- Сбросите листовки в населенные пункты. Внимательно просмотрите вот эти дороги к Сталинграду.
- Ясно, товарищ командир.
И снова тяжело заскрипела дверь. Вошел капитан Банников и передал командиру полка телеграмму. По тому, как изменилось лицо командира, все поняли: вести радостные.
- Дружинин с первой девяткой самолетов утром будет здесь. - Зорин засмеялся. - Спите, неугомонные, завтра налетаетесь!
* * *
Колосков попытался пошевелиться, но боль обручем сковала тело. Он силился вспомнить, что с ним произошло в полете. Постепенно кое-что прояснялось. Самолет попал в полосу зенитных разрывов… Отказал мотор… Самолет падал вниз… Дальше провал.
Колосков еще раз попытался приподняться. Но сейчас это ему удалось. В темноте прямо перед ним возвышался переломленный фюзеляж самолета, чуть сбоку лежал без движения полузасыпанный листьями Банников. Яков всем корпусом потянулся к товарищу, но тут же отвалился назад и от резкой боли в руке заскрипел зубами. "Черт, опять та же рука!"
Так он сидел довольно долго, привязанный ремнями к пилотскому сиденью, не в силах пошевелиться. Потом осторожно отстегнул поясной замок, оттянул ремни парашюта. Стало легче. Он сполз с сидения и нагнулся над Банниковым. Тот пошевелился.
- Жив, - радостно проговорил Колосков, ощупывая тело друга.
Штурман застонал. Сквозь брюки просачивалась кровь Мокрая гимнастерка уже успела замерзнуть и звенела, как жестянка.
- Куда ранило? Слышишь, Борис! Куда?
- В спину, - чуть слышно ответил штурман. - Очень больно.
Летчик медленно приподнялся, разглядывая место падения самолета. Бомбардировщик врезался в кусты. Кроме этих нескольких деревцев, кругом была голая степь, жилья поблизости видно не было. Поднятые ветром желтые листья влетали в разбитый корпус самолета и шуршали там.
- Далеко забрались, - проговорил Яков. - Ночь… только она и спасла нас. Как же быть?
- Яша, - зашептал штурман, - кроме Белокаменской, населенных пунктов поблизости нет. Это километров пятнадцать отсюда. Сможешь добраться? Там живет брат матери. Помнишь, в 1940 году у наших гостила Елена Александровна, жена дяди Феди…
Колосков, молча посмотрев на штурмана, присел на корточки.
- Я не брошу тебя, Борис. Давай подумаем вместе, может, что еще на ум придет.
Он осторожно отстегнул у штурмана парашют, распустил его, достал из кармана нож и стал срезать стропы.
- Сделаю тебе из руля поворота сани, попробую дотянуть.
Через полчаса все было готово для трудного путешествия.
- Ну, держись, Боря.
Яков потянул за белые стропы, и руль поворота, прижатый телом штурмана, сдвинулся с места. "Совсем ты плох, друг, - думал Колосков. - Надо быстрее двигаться, каждая минута дорога. Надо уйти подальше в лес от места падения самолета и от грунтовой дороги, которая ведет к линии фронта".
Долго полз Яков, таща за собой Банникова. Наконец, он решил отдохнуть и остановился. Банников открыл глаза:
- Сына повидать хочется… Яша. Так хочется.
Сглотнув горький комок, Яков проговорил:
- Увидишь еще… Летчиком сын станет.
Ветер постепенно слабел. Стало тихо. Слышалось лишь поскрипывание кустов, тронутых тонким льдом, да временами доносился посвист вороньих крыльев. Голодные птицы стаями кружились над полем.
- В детстве и я мечтал быть летчиком, - тихо заговорил Борис. - И вот не получилось из меня истребителя, стал штурманом… Ты, Яша, в Белокаменскую заходи с южной стороны. На площади трехэтажное здание - это школа, рядом живет дядя мой, Федор Банников, его все знают… Не забудь документы мои взять, а если первым попадешь в Харьков, зайди к нам. Таня любит тебя…
- Обязательно будем в Харькове. Зайдем к вашим, опять душистым чаем нас напоят. Помнишь, каким Таня нас угощала?
Банников молчал.
- Слышь, Борис, а там свадьбу с Таней сыграем, а там, глядишь, кумом будешь моим.
Борис с трудом пошевелил губами и слабо улыбнулся. Потом внутри у него что-то заклокотало, по телу пробежала судорога.
Яков быстро нагнулся к штурману. Тот лежал без движения, широко открытые глаза его были неподвижны.
Умер!.. Яков стянул шлем, долго смотрел в застывшее лицо Бориса. Потом достал нож, стал копать могилу. Рыть было тяжело. Верхний слой земли с трудом поддавался, на ладонях быстро появились ссадины. Порою Яков в изнеможении припадал к земле, отдыхал, набирался сил и снова копал. Когда могила была вырыта, Яков отбросил нож и окровавленной рукой провел по мокрому лицу. Шатаясь, поднялся на ноги, бережно осмотрел карманы Банникова, раскрыл партийный билет и долго разглядывал фотографию друга.
- Ах, сволочи, сволочи! - погрозил он кулаком куда-то в сторону.
Просматривая бумаги, он увидел небольшой блокнот. На первой странице прочел: "Я не щажу себя никогда. И потому вы здесь все меня любите, потому что вы мне верите. Ф. Дзержинский".
И чуть ниже: "12 декабря 1941 года - лучший день в моей жизни. Меня, молодого секретаря комсомольской организации, приняли в партию. После заседания партийного бюро ко мне подошел командир полка, поздравил и долго со мной беседовал. На прощанье сказал слова, которых я никогда не забуду: "Только тот побеждает врага, кто его ненавидит".
- Мы победим, Борис, победим, - прошептал Яков. - Клянусь тебе! И отомстим за тебя.
Среди листков блокнота Яков нашел небольшой портрет Владимира Ильича Ленина. Аккуратно свернул его и вместе с партбилетом бережно положил в левый карман гимнастерки.
В планшете была фотография Бориса. Из коры дерева Яков быстро вырезал рамку, вставил туда фотографию, написал карандашом: "Погиб за Родину 5.XI.1942 г. - капитан Борис Банников" - и прикрыл ее целлулоидом, отрезанным от планшета. Потом он осторожно уложил тело Бориса в могилу и стал засыпать мерзлой землей. Когда среди кустов вырос небольшой холмик, летчик вытащил пистолет и, забыв об осторожности, разрядил его в свинцовое небо.
Лишь к вечеру Яков выбрался из леса. Впереди на возвышенности раскинулась станица. Яков решил переждать в кустах возле грунтовой дороги и уже ночью перебраться в Белокаменскую. Погода хмурилась. Над Доном спускалась морозная дымка, белые нити инея узорами ложились на деревья и кусты. Из-за поворота показалась машина.
"Неужели заметят?" - думал летчик, прижимаясь плотнее к земле. Недалеко от него на полном ходу промчалось несколько автомашин с немецкими солдатами. Они испуганно жались друг к другу, держа наготове автоматы, направленные в сторону леса.
Когда машины проехали, Колосков с трудом поднялся и пошел по дороге, ускоряя шаг. На повороте он остановился. В глазах зарябило. Тошнота подкатывалась к горлу. "Главное - не потерять сознания", - размышлял летчик.
Где-то высоко в бездонном небе Яков услышал гул самолетов. Он поднял голову. Самолеты летели тремя девятками. Левее и выше больших двухмоторных кораблей парами барражировали истребители сопровождения. "Ну вот и дождались наши", - с облегчением подумал летчик.
Превозмогая боль, шатаясь, он перешел поле и, оглядываясь по сторонам, вошел во двор крайнего домика поселка. Долго прислушивался. Потом, сжимая в руках пистолет, постучал в окошко.
В комнате послышались шаги. Кто-то надрывно закашлялся, подошел к дверям.
- Кто там? - донесся до слуха Якова старческий голос.
- Скажите, Банникова Елена Александровна далеко живет?
- Пятый дом от угла.
До дома Банниковых Яков добрался благополучно. Открывшая дверь женщина проворчала:
- Ночевать негде, да и не имеем права пускать посторонних, узнают - расстрел, - но все же посторонилась, пропуская летчика.
Миновав темные сенцы, Яков вошел в комнату. Окна были занавешены шторами, сделанными из камыша, на столе тускло горела керосиновая лампа Летчик быстро осмотрелся, устало присел на скамью. Вошедшая вслед за ним женщина, остановившись у порога, внимательно рассматривала летчика. Вдруг на лице ее появилась растерянная улыбка:
- Яша, откуда… ох, голубь ты мой! - Елена Александровна бросилась к нему.
- Елена Александровна, вы не беспокойтесь. Я только перевяжу рану и сейчас же уйду.
- Да ты что? Куда же в ночь пойдешь? Не пущу, и не думай. Ишь, что придумал: "не беспокойтесь". Располагайся, как дома, а завтра подумаем, что и как.
- В станице немцев много?
- Немцев мало, а румын много, госпиталь здесь у них.
Елена Александровна поспешно достала из печи большую кастрюлю, налила в таз горячей воды.
- Давай обмою рану и перевяжу. Да ты не стесняйся.
Она молча обмыла летчику распухшую руку и покачала головой:
- Где же это тебя?
- Подбили утром, за лесом упал. Там и друга похоронил, - проговорил Колосков, умолчав, что друг этот - Банников.
- А Боренька как?
- Он у нас герой… герой, - тихо проговорил Яков.
Елена Александровна поспешно подошла к шкафу, набросила на плечи солдатскую шинель.
- Пойду к соседям, у них живет румынский солдат, в госпитале работает… йода и бинтов возьму. Да ты не беспокойся, - замахала она руками, заметив движение Колоскова, - он не выдаст, помогает нашим…
Когда Елена Александровна ушла, Яков достал из планшета карту, развернул ее. Он решил завтра же ночью пробраться в Калач. Путь предстоял далекий и трудный. Немцы укрепились на левом берегу Дона. Линия фронта дугой уходила к Волге.
"Подамся на северо-восток, - размышлял летчик, - там наши ближе, да и лесов побольше. Ночами доберусь до своих. Эх, если бы не рана!"
Елена Александровна вернулась быстро. В руках она держала небольшой саквояж. Ставя его на стол, радостно проговорила:
- Сейчас выберем, что нам надо, - и тут же спросила: - Последние известия не слышал?
- Нет.
- Наши сегодня на всех фронтах сдержали наступление немцев. Много немецких самолетов сбито, и наших пять не вернулось с боевого задания.
"И мы вошли в это число", - подумал Яков и спросил:
- Откуда узнали?
- Соседи рассказали, они читали сообщения Информбюро.
- Где же достали?