- Подождите, подождите. - Секретарь встал. - Эти господа пришли по общему вопросу. И вполне вероятно… э… что вам удастся… Если даже он и не сможет вас принять, то назначит час аудиенции в пятницу.
Секретарь снова улыбнулся и торопливо вышел. Космас сел в углу неподалеку от бюро секретаря, Ему видна была вся приемная.
Одна сторона зала была сплошь заставлена книжными шкафами. Толстые тома в черных кожаных переплетах поблескивали за стеклом. Космас сидел слишком далеко и не мог прочитать золотые буквы, вытисненные на корешках. Он различал лишь номера томов. Очевидно, это были собрания сочинений, но какие именно, Космас так и не узнал, у него не хватило смелости подойти к шкафам. Ему казалось, что едва он переступил порог этого дома, как его язык, руки и ноги одеревенели.
Он заметил, что люди, сидевшие за столом, время от времени лениво поглядывали на него, но сам избегал смотреть на них и обозревал приемную. Стены были увешаны большими фотопортретами в золотых рамках. Космас узнал лишь двоих. Один был Панагис Цалдарис, объектив фотоаппарата запечатлел его, как видно, в час послеобеденной дремоты; второй - Димитриос Гунарис{}. Покойный отец Космаса был одним из его восторженных почитателей. Он выучил наизусть несколько отрывков из предвыборной речи Гунариса и, вспоминая о нем, вставлял в рассказ полюбившуюся цитату: "Я стою среди вас как простой солдат, призванный вступить в священный бой…" Чаще всего он цитировал именно эту фразу и произносил ее с особым ударением на словах "простой солдат" и "священный бой".
Обращенный к нему вопрос вывел Космаса из забытья:
- Ну как там у вас дела?
Смуглое худощавое лицо, темные очки на ястребином носу, лихие усики, высоко приподнятые брови.
- Как вам сказать… - замялся Космас. - У нас голод.
- Голод! - Было видно, что ответ не удовлетворил худощавого человека. - Ну, а что еще? Меня интересуют люди. Что думает народ?..
- Господин полковник! - прервал его человек, спрашивавший Космаса про линию Лехена-Патры. - Почем будет масло в Каламате дней через пять?
- Дней через пять? Что-то около четырех бумажек.
- А инжир?
- Цены на инжир сравнительно устойчивы. Но я уже сказал вам, дело не в цене. Как перевезти - вот в чем вопрос!
- Не исключено, что нам уступят несколько вагонов.
- В таком случае проблема решена. Но дадут ли власти разрешение?
- С Команде Пьятца все уже урегулировано. Но вот удастся ли достать пропуск комендатуры и, главное, сопровождающих? Без них первый же немецкий сержант задержит наш товар.
- Однажды мы так уже погорели… Господин Алексопулос, наверно, помнит.
- Еще бы! Операция с изюмом…
- Вся беда в том, что Красный Крест хочет отдать эти вагоны народным столовым. Сейчас разгорелся настоящий бой. Комендатура обещает вагоны Красному Кресту, а Команде Пьятца - нам.
- Ну так что же? - раздраженно спросил полковник. - Что вы предлагаете, господин Куртис?
- У господина Павлопулоса есть блестящая идея, - ответил Куртис.
Павлопулосом оказался тот самый мужчина, который первым обратился к Космасу.
- Чего-чего, а идей у нас куры не клюют! Но в данном случае идеи у меня нет, все мои надежды я возлагаю на… - И Павлопулос протянул руку в сторону соседней комнаты.
- На Теодора? Вы хотите, чтобы Теодор обратился в комендатуру? - спросил секретарь, который только что вернулся в зал.
- Нет, дорогой Панос, - успокоил его Павлопулос, - ты меня не понял. Было бы глупо требовать такой услуги от министра. Но дело тут несложное: немецкая комендатура обещала вагоны Красному Кресту. Ну что ж, пусть он их и забирает. Только с одним условием: уполномоченными он сделает нас. А тут уж мы используем Командо Пьятца.
- Значит, вагонами придется поделиться с Красным Крестом? - вставил Алексопулос.
- А разве у нас есть другой выход? Иначе мы рискуем потерять все.
- Погодите, погодите! - вмешался секретарь. - Если вагоны дадут Красному Кресту, то он отдаст их столовым. И тогда… Нет, я не вижу смысла в вашем проекте.
- А между тем все очень просто, милый Панос! - сказал Куртис. - Нужно, чтобы кое-кто позвонил в Красный Крест, - и дело в шляпе. Вся загвоздка в том, чтобы обработать Красный Крест.
- Кто там из наших?
- Майор Папацонис! - воскликнул полковник. - Он служил у меня в полку.
- Есть тут еще один плюс, - вставил Павлопулос. - Команде Пьятца дает нам вагоны до Ахайи. А если удастся уладить дело с Красным Крестом, мы получим их до Каламаты.
- Давайте подытожим, что будем предлагать, - сказал Алексопулос.
- Как говорил Ненес. Через Красный Крест. Папацонис там держится крепко, - отозвался Куртис.
- За майора можно не беспокоиться, - снова вставил полковник. - Достаточно телефонного звонка или открытки от Теодора. К тому же я лично знаком с Папацонисом.
- Папацониеу тоже будет непросто. Еще не известно, сумеет ли он…
- Об этом не печалься, Мимис. Подбросим еще один кусок. Как говорится: "Там, где хватает еды на восьмерых, достанет и на девятого".
- Но есть и другая поговорка: "У семи нянек дитя без глазу".
- Не беспокойся. Они дадут нам полномочия, возьмут свою долю - и баста, в наши дела они лезть не станут. Половина вагонов достанется им. Могут перевозить в них, что их душе угодно, нас это не касается. Остальные вагоны наши, и мы тоже будем перевозить что нам угодно: инжир, масло, изюм. И отчета никому давать не будем.
Одна из дверей открылась, в зал вошли трое. Первый, мужчина невероятной толщины, с золотыми зубами, поздоровался с Павлопулосом.
- Аи да ловкач! - погрозил он пальцем. - Здорово ты меня надул!
- Скажите лучше, что нас обоих надули, господин Лампис.
- Не знаю, как тебя, а ты меня знатно обставил, это факт. До сих пор ни одному мошеннику не удавалось оставить меня в дураках.
Остальные с усмешкой следили за их разговором.
- Нет, клянусь, вы ошибаетесь, господин Лампис, пусть господин Куртис будет свидетелем!
- Ладно, верю. Ну, а чем мы займемся теперь?
- Наклевывается неплохое дельце в Пелопоннесе.
- Опять с изюмом?
- Нет, изюм невыгодный товар. Думаем заняться маслом. Шеф поможет?
- Послушай, Ненес! - уже серьезным тоном сказал толстый. - Не знаю, что именно приключилось тогда с этой проклятой партией, но сейчас нам подвертывается выгодная операция с македонским табаком.
- С табаком?! - воскликнул Куртис. - Так вы уже прибрали к рукам это дельце? Молодцы! Тут-то я и расквитаюсь с Кероглу, Он из кожи вон лез, чтобы заграбастать эту партию.
- Мы дали настоящий бой! - удовлетворенно сказал толстый. - Битва богов и титанов! Теодор целый час сражался по телефону!
- Смотрите, будьте начеку. Этот субъект без сопротивления не капитулирует.
- Ну, теперь он обезврежен! - выкрикнул кто-то из компании толстого. - У телефона был сам Хаджимихалис.
Куртис поднял руки:
- Министр? Тогда сдаюсь.
- Итак, - снова заговорил толстый, взяв под локоть Павлопулоса, - дело верное, и, главное, никакого шуму и риска. Перевозку берут на себя немцы. По рукам?
Ответа Павлопулоса Космас не расслышал. В дверях кабинета Марантиса появился секретарь.
- Вам придется немножко подождать, - сказал он, беря под руки полковника и Алексопулоса. - Телефоны взбесились с самого утра.
Толстый и его спутники отошли с Павлопулосом к книжным шкафам и завели разговор вполголоса.
Космас встал. Он хотел незаметно уйти. Но секретарь увидел его, подошел и обнял за плечи.
- Ну вот, все в порядке! - сказал он и засмеялся, подмигивая.
Космас не понял.
- Я зайду послезавтра, - сказал он. - Я позвоню…
- Не нужно, - сказал секретарь, садясь за свое бюро. - Я уже доложил… э… и, короче говоря, все в порядке.
Он торопливо набросал несколько строк на визитной карточке Марантиса и вложил ее в маленький, узкий конвертик.
- Отправляйтесь в Красный Крест и спросите там господина Папацониса. Передайте ему вот это… и все будет в порядке.
* * *
За железными воротами Космас приостановился и взглянул на конверт. Сбоку было напечатано: "Марантис, бывший министр, Илии, 6". Ниже секретарь написал: "Господину Папацонису, майору. Красный Крест".
С дальнего конца улицы волной катился ветер, увлекая за собой обрывки бумаги, окурки и пыль. Он подхватил и те клочки, которые бросил Космас, и со свистом унес их вместе с прочим мусором.
VI
Каждое утро Андрикос отправлялся на рынок. У него была своя тележка, но он не держал ее дома. В одном из тупиков улицы Афины Андрикос отыскал сарай, договорился с хозяином и оставлял там тележку на ночь. К нему примкнуло несколько таких же мелких торговцев. Утром они забирали тележки, а в конце недели платили хозяину сарая за постой.
Андрикос не брезговал никакой работой: продавал вещи соседей, покупал и перепродавал продукты.
Дом, где жил Андрикос, принадлежал предприятию, на котором он работал до оккупации. Здесь же жиля директор, несколько высших чиновников и какой-то военный. Все их имущество, начиная с чайных ложек и кончая кроватями и шкафами, прошло через руки Андрикоса и перекочевало на улицу Афины и к Монастыраки.
Этим утром предстояло продать вещи одной актрисы. Вместе с Андрикосом на рынок пошел и Космас.
Три платья, шаль, две скатерти с затейливым орнаментом. Актриса некогда была очень известна, много путешествовала, и теперь Андрикос ворохами носил на рынок ее платья, безделушки, украшения, продавал их. за бесценок или обменивал на горстку бобов.
Они пришли на рынок рано, когда торговля еще только начиналась. К зданию мэрии за ночь притащили несколько трупов. Трупы лежали возле подъезда, покрытые брезентом; кое-где высовывались то рука, то нога. Прохожие не обращали на них внимания. Неподалеку устроилась со своей тележкой женщина, продававшая триорофа{}; рядом выстроились штукатуры - кто с лопатками, кто с кистями; в ожидании клиентов они стояли неподвижно, как статуи. Перед дверью расположился мужчина с корзинами. Он был раздражен тем, что его место оказалось занятым, и вступил в перебранку с человеком, высунувшимся из окна второго этажа.
- Наберись терпения, человек божий! - кричали сверху. - Сейчас приедут катафалки. Ну что еще мы можем сделать?
Мужчина суетился, нервно переставлял корзины и непрерывно ругался.
- Кому нужна ваша лавочка, раз вы даже похоронить не можете? Черт знает что, мертвецы валяются с самого утра…
Наконец он пристроил свои корзины и водрузил над ними кусок картона: "Пакупаю все".
- С него и начнем! - сказал Андрикос Космасу. Они подошли к пустым корзинам.
- Что покупаешь, сынок? - спросил Андрикос.
Мужчина все еще не мог успокоиться. Он что-то бормотал, поглядывая то на трупы, то на окна. Потом повернулся к Андрикосу:
- Чего тебе, старик?
- Я спрашиваю, что покупаешь.
- Все, хоть саму богородицу! А что у тебя?
- Шелковые вещички интересуют?
- Интересуют.
Андрикос взял из рук Космаса платье и разложил его на корзинах спекулянта.
- Надел бы ты его, что ли, старый хрыч, да и изобразил нам парочку-другую эдаких номеров, - сказал спекулянт, ощупывая материю. - Ну что ты мне суешь? Искусственный шелк, простым глазом видно.
- Когда шилось это платье, сынок, тогда еще не знали, что такое искусственный шелк, - спокойно возразил Андрикос.
- Может, ты еще скажешь, что оно из гардероба Анны Комнины{}.
- Ну ладно. Сколько дашь за него, сынок?
- Только за платье?
- Пока за него. Сколько?
- Сначала назови свою цену!
- Давай прежде договоримся, чем будешь платить.
- Своими честными денежками.
- Деньгами?
- Так точно, ваша милость, денежками. А ты чего хочешь?
- Послушай, сынок, у меня еще два платья, шаль и две скатерти, все чистый шелк. За деньги я этого не отдам.
- Магазин платит только деньгами.
- Ну, тогда пойдем дальше! - сказал Андрикос, собирая вещи.
Спекулянт еще раз пощупал их.
- А твое слово? Ты-то чего хочешь?
- Полтора золотых за все.
- Немножко погодя, в августе. Когда поспеет пшеница. Понял?
- Пойдем дальше!
- Ну и проваливай, скотина!.. Эй, Аристарх! Хватит тебе глухим прикидываться! Когда уберете трупы? Какого черта?
Улица кипела народом. Люди и тележки смешались в одном шумном потоке, непрерывно катившемся по грязной дороге. Тележки следовали одна за другой; покупатели, продавцы, носильщики и хулиганы рвались вперед в поисках клиента или воровской удачи. У них были помятые, небритые, бледные лица, опухшие, водянистые и жадные глаза. В воздухе висел крик и невообразимая вонь. Асфальт под ногами скользкий, жирный, покрытый клочьями бумаги, раздавленным виноградом и плевками. Самую большую суматоху создавали носильщики. Они толкали свои тележки, заваленные мешками, бидонами, ящиками и кувшинами; то наезжали прямо на людей, то угрожающе кричали:
- Замара-а-а-ю! Задавлю!
Их крик, извещавший о приближении самодельной двухколески, слышался на каждом шагу. Однако надо всей этой пестрой массой людей, вещей и звуков поднимался и царил вопль покупателей:
- Покупаю! Покупаю!
Покупалось все, не продавалось ничего. Отовсюду доносились охрипшие, надрывные голоса:
- Куплю фасоль! Куплю мясо! Покупаю овощи, масло, табак, рыбу, лапшу, бобы, изюм, лекарство от чесотки, инжир, уголь, соль, спички, папиросы, курительную бумагу!
Те, у кого не хватало голоса, поднимали над головами куски картона, на которых было написано, что они хотят купить. Многие надписи лаконичны: "Покупаю все съедобное!"
- Тут все хотят купить, а кто же тогда продает? - спросил Космас.
- Да большинство продает, а не покупает, - ответил Андрикос. - А кричат, чтобы не нарваться на неприятности.
- Но у них нет ничего с собой.
- У каждого свой склад. Если удается поймать клиента, они ведут его туда. Многие просто хулиганы и бандиты, они заманивают людей на какой-нибудь пустырь, а там раздевают и грабят.
Они вошли в магазин. Андрикос поздоровался с хозяином и, не говоря ни слова, развернул на столе скатерть.
- Чья это сегодня? - спросил владелец магазина, не поднимаясь со стула.
- Розалии, дорогой Василакис!
Василакис изумленно покачал головой.
- Ай да Розалия, неистощима, как тысячеголовый дракон! - сказал он и рассмеялся. - Что она дала тебе на этот раз?
Опухшие веки его на секунду приоткрылись и снова упали, как бы изнемогая от усилия. Глаза у Василакиса были налиты кровью.
- Три платья, скатерти…
- Ладно, оставь. Поди на склад, возьми немного фасоли, масла.
- Пожалей ее, господин Василакис! Ведь это все, что у нее осталось.
- Вещам Розалии нет ни конца, ни края, уж я-то знаю это лучше, чем ты.
- Дай ей по крайней мере хоть один золотой, господин Василакис!
- Ну что я могу выручить за этот хлам? И так беру только ради Розалии. А ты еще толкуешь про золотой! Иди, говорят тебе, и возьми немного фасоли.