* * *
Когда машина двинулась, двое или трое затянули песню. Но никто их не поддержал. Все были измотаны. Космас тоже лежал в полном изнеможении. Автомобильная качка усыпила его.
Машина резко затормозила, и арестованные повалились друг на друга. Несколько минут они не двигались с места. Все молчали.
Потом дверь открылась.
- Эй вы, герои! - крикнул кто-то снаружи, и в дверь просунулись головы двух полицейских.
На улице было темно.
- Эй, вы! Живы? Вставайте скорее!
- Куда теперь? - спросил кто-то. - Что вы нас возите взад-вперед? Это вам не цирк.
- Ну вот, послушайте меня, - сказал полицейский. - Получилось так, что вы лишние. Никто вас не считал, никто вас не принимал. Чтобы духу вашего здесь не было!
Никто не тронулся с места.
- Да вы что, оглохли?
- Брось ты эти штучки! - ответили ему из глубины грузовика. - Что мы, в прятки играем?
- Давайте скорее, пока есть время! - опять крикнул полицейский. - Мы не обманываем вас, честное слово!
Парень, стоявший у самого края, спрыгнул и побежал. За ним прыгнул второй…
В тот момент, когда прыгал Космас, полицейский зажег спичку и осветил грузовик.
- Все? - спросил он.
Космас бросился бежать.
- Эй, ты! - вдруг услышал он окрик за своей спиной. - Да стой же… Космас!
Космас остановился. К нему бежал полицейский.
- Космас! Это ты? Да отвечай же!
- Я.
- Ты что, не узнал меня? Я Феодосис!
- Феодосис?
- Да, да! Сын твоей учительницы…
- Госпожи Евтихии? Феодосис?
Полицейский обнял его.
- Какими судьбами? - спросил он. - Как ты впутался в эту историю?
- Да и ты, посмотрю, запутался не меньше меня. А я совсем про тебя забыл, хоть мне и говорила твоя мать…
- Знаю. Вы встретились на контроле в Коринфе. Она мне писала.
- Феодору! - крикнул из темноты его товарищ. - Брось ты, наконец, своего земляка, мы опаздываем!
- Ты поезжай, - ответил Феодосис, - я пойду пешком. Разве можно бросать земляков?
Грузовик тронулся и с грохотом исчез в темноте.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Подножия гор еще покрыты мраком,
Но первые лучи восхода
Уж осветили пик Родопи.
Ионнис Грипарис
I
Однажды утром пришел Феодосис и увел Космаса с собой. Он был в штатском.
- Народ нас, полицейских, не больно-то жалует! - говорил он Космасу. - Еще немного - и, помяни мое слово, они будут кидаться на наши мундиры, как бык на красную тряпку. На днях меня едва не растерзали… Рабочие шли к министерству труда. Нас послали разогнать их и окружить на улице Стурнараса. Ну и дали же они нам жару, братец ты мой!.. Кое у кого даже оружие отняли! Я успел нырнуть в переулок, увидел открытое окно и прыгнул в него.
- Их-то я понимаю, - ответил Космас, - я другого в толк не возьму: чего ради ты связался с полицией?
Феодосис был немного старше его. Когда госпожу Евтихию перевели в их школу, он уже ходил в гимназию. Безупречный пробор, черные очки, отутюженные брюки и прогулки вдоль железнодорожной линии с местными модистками. Господин Периклис и Евтихия втайне гордились сыном. Они наняли француженку и учили его французскому языку, но, кроме слова "voila", Феодосис так ничего и не усвоил. И мальчишки, увидев его рядом с француженкой, кричали из-за угла: "Вувала!"{}
Гимназию Феодосис окончил во время диктатуры. Он состоял в ЗОН{}, но на сборы ходил редко, за что его выгнали из звеньевых и перевели в рядовые. Была у него страсть сочинять любовные письма. Он выучил наизусть "Вертера" и писал возвышенным слогом, с пышными эпитетами и метафорами, щедро расставляя восклицательные знаки и многоточия…
Самым верным клиентом Феодосиса был сын директора гимназии Арсенис, который заказывал ему по два письма в день и без малейших угрызений совести посылал сестре автора Йемене.
Потом Феодосис уехал в Афины и с тех пор не возвращался в провинцию.
- Приехал я сюда, сдал экзамены на юридический. Но у моих стариков, как ты знаешь, не хватило силенок содержать меня, пока не окончу, вот я и пошел в полицию. Сначала, скажу тебе, было неплохо. Во всяком случае, кое-как перебивался. А сейчас больше не могу. Нужно медленно, но верно менять позиции. Порохом пахнет, брат Космас, а мой нос не выносит таких запахов.
- Что же ты будешь делать?
- Феодосис нигде не пропадет, у меня тьма-тьмущая знакомых, и как бы ни сложились обстоятельства, я сумею устроиться. Вчера вечером столкнулся с одним дружком и замолвил за тебя словечко. У него магазинчик недалеко от Псирри. Хочешь пойти к нему счетоводом?
- Он спекулянт?
- Ну и сказал!.. Какой там спекулянт! Вырыл себе норку пересидеть непогоду и заработать пару грошей. Он славный парень. Немного болтун, но сердце у него золотое. Родом он из Смирны. Раньше работал в канадском посольстве. Но в начале войны канадцы дали стрекача. Вот Исидор и переключился на торговлю. Ну, так как, подходит?
Космас не отказался от решения вернуться в провинцию. Но первая попытка, которую он предпринял при помощи Феодосиса, была неутешительной. Контроль над железной дорогой перешел теперь в руки немцев, и чтобы получить пропуск, требовалось пройти целый ряд формальностей. Космас подал заявление, но ответа пока не получил. Нужно было на что-то жить, не обременяя больше Андрикоса. И Космас решил принять предложение Феодосиса.
* * *
Магазин Исидора находился в узком переулке возле улицы Святого Димитрия, неподалеку от площади Героев.
- Послушай, - сказал Феодосис Космасу, когда они подошли к магазину, - постарайся правильно понять Исидора. Он иногда говорит лишнее. Но ты не думай о нем плохо. Многие принимают его за коммуниста, это ерунда, он хороший парень и в политику не вмешивается. Вот разве немного болтун…
Когда они вошли в магазин, Исидор сидел за столиком и читал газету.
- О! - воскликнул он и бросил газету на стол. - Хорошо, что ты пришел, Феодосис, хоть словечком можно перекинуться, а то прямо помираю от скуки! Мои исчезли с самого утра, анафема на их головы!..
Магазин маленький и весь завален мешками. Пол, выложенный плитами, усыпан изюмом, обрывками веревок, окурками и прочим мусором. У двери два развязанных мешка, выставленных напоказ: в одном - черный коринфский изюм, в другом - белый. Много мух. Исидор не выпускал из рук линейку и то и дело пускал ее в ход. Над каждой казненной мухой он произносил некролог:
- Вот и получила по заслугам, грязнуха. Анафемы, собрались сюда со всего Псирри! Все время приходится быть начеку. Или они тебя, или ты их.
- Ну, полно тебе, Исидор! - усмехнулся Феодосис. - Съедят тебя мухи, что ли? Хватит сказки-то рассказывать…
- А ты что думал! Знаешь, отчего умер мой брат?
- Отчего?
- Его слопали мухи! Я не рассказывал тебе? Это случилось на второй год после того, как мы приехали в Египет…
- Да ладно, Исидор, перестань, сделай такую милость. Я забегу как-нибудь в другой раз, ты расскажешь мне про это, и мы выпьем по стаканчику узо{}. А теперь слушай: я привел земляка, о котором мы вчера говорили.
- Говорили? А что именно?
- Тьфу, черт! Уже забыл?
- Нет, серьезно, Феодосис, разве у нас был такой разговор?
- Был. Вспомни, вчера мы столкнулись с тобой на улице Афины!
- Господь свидетель, ничего не помню. Может, я был под мухой, а, Феодосис?
- А ты хоть когда-нибудь бываешь трезвым?
- Пардон! Минутку!..
Он осторожно встал, прицелился линейкой и ударил по мухе, которая села на его бумаги.
- Неряха! Так и не образумилась. Она, видишь ли, уже разок побывала здесь, но удрала!
- О черт, ты метишь их, что ли?
- Зачем метить? Они тоже божьи создания, как и люди, а ты что думал? И все разные! Одни черноглазые, другие курносые, третьи усатые, четвертые безбородые - все как у людей, говорят тебе, нужно только уметь их различать.
- Ты опять за старое?
- Ха! Ты смотришь на них, как белые смотрят на негров. Попробуй скажи белому, что черные не на одно лицо. Он поднимет тебя на смех. Белый смотрит на черных как на инкубаторских цыплят. А ты поди поживи с чёрными, вот и увидишь разницу. Так и эти божьи создания.
- Ну, перестань ты!
- Да, да, я тебе говорю. Вот я сижу здесь и наблюдаю: у мух миллион физиономий и повадок, как у людей. Есть и бородатые. Сегодня утром прилетела одна такая и села мне на шею. Я глянул потихоньку в зеркальце - точь-в-точь Мари, жена моя. Хлоп по шее и…
- Нет, право слово, мы уже по горло сыты мухами.
Исидор засмеялся.
- Ну ладно. Мы и вправду говорили вчера вечером?
- Конечно! И ты сказал, чтоб я привел его сегодня утром.
- А зачем?
- Чтобы книги вести.
- Твоя правда, неплохая мысль. А сколько ему платить?
- Ну, сколько? Чтоб мог жить человек. Капитала заводить он не собирается.
- По рукам. Я не возражаю. Вот только, - он понизил тон и обернулся к Космасу, - не будет у меня с тобой хлопот по той самой части?
- По какой? - спросил Космас.
- Может, ты, милый друг, красный? Я тебе все, что хочешь, сделаю, душу отдам, но только не впутывай меня в такие дела, терпеть этого не могу. Я, если хочешь знать, за гражданскую войну, за материализм… Черные силы… борьба классов, бандьера росса и так далее, но важнее всего для меня я сам, Исидор, и другого бога у меня нет. Понял?
- Да я…
- Что? Только не рассказывай мне сказок, будто ты не красный! Теперь все красные. Ты не смотри, что они в этом не сознаются. Разве они дураки? Все теперь покраснели: кто от взглядов, кто от стыда…
В эту минуту в магазин кто-то вошел.
- Вот и Манолакис! Иди сюда, пролетариат! Я должен сказать вам по секрету: Манолакис тоже красный!
Вошедший растерянно оглянулся на дверь.
- Боже мой! Исидор, сынок! Что за шутки?
- Подлый старикашка! Уже напустил в штаны. Иди сюда, я представлю тебя новому начальнику. Так вот он красный, только не от идеологии, а от стыда. Когда-то он владел дворцами, а сейчас продает изюм и сигары. У, пропади ты пропадом!..
- Ах, Исидор, у тебя же, сынок, золотое сердце, так зачем же ты меня огорчаешь?
Сморщенное, прокопченное лицо, покорные глаза старого вола. Скулы торчат, передние зубы выпали, рот провалился, зато нос и челюсти выдались вперед. Лоб скошенный, цвет лица мертвенный, уши большие и волосатые. На голове коричневая шляпа с обглоданными полями. Коричневый костюм из толстой бумажной материи в клетку, но клетки почти неразличимы из-за грязи. Манжеты брюк свисают клочьями, обнажая грязные ноги и большие стоптанные ботинки.
- Ну как? - спросил Исидор. - Продал сигареты?
- Продал, сынок!..
- Вот мошенник! Люди принимают их у него из рук, словно просвирки, и знать не знают…
- Прошу тебя, Исидор, я больше не могу…
- И знать не знают, что он подсовывает им навоз вместо табака.
- Господь свидетель! Зачем, сынок, так зло шутить надо мной?
- Какие там шутки! Ты что, забыл про бочку с виноградным сиропом? Так вот, Манолакис…
- Да будет тебе, Исидор, - сказал Феодосис, - я уже тысячу раз слышал об этом.
- Погоди! Дай послушать Космасу, надо же ему знать, с каким типом он имеет дело. И, кроме того, скоротаем время, дорогой Феодосис. Я ведь говорил тебе, что с самого утра молчу, как рыба!
Манолакис взглянул на Исидора, как побитая собака.
- Нет, ей-богу, Исидор, креста на тебе нет!
- И как у тебя, старый грешник, язык только поворачивается поминать бога? Опять мучеником прикидываешься?
Манолакис согнулся в три погибели, юркнул в угол и сел на весы, что-то бормоча себе под нос.
- Так вот, приходит ко мне Манолакис и начинает скулить: "Не дадите ли вы мне, господин Исидор, бочку виноградного сиропа, чтоб продать в розницу?" Посмотрел я на него, горемыку. "Ну ладно", говорю, ведь и ему тоже есть надо. Разве не так оно было, говори!
- Ах, Исидор, Исидор! Ты всегда готов человека смешать с грязью!
- Вот видите, теперь он заботится о своем престиже! О каком престиже может идти речь, анафема, если ты собственными руками утопил его в бочке с сиропом? Ну, слушайте дальше, ребята. "Ладно, говорю, забирай". Забирает он бочку и отправляется с ней на площадь. Жду неделю, жду другую - словно в воду канул, да еще деньги с собой прихватил. "Вот подлец! - думаю. - Когда он вернет мне деньги, я не смогу купить на них даже пачку сигарет". Наконец является ко мне с полной бочкой. "Не продал, - спрашиваю, - Манолакис?" - "Не повезло, господин Исидор!" - "Ну, не беда. Попробуй еще раз". - "Нет, видно, не умею я этого, господин Исидор". Оставил он мне бочку. Я продал сироп за один час. На другой день приходит взбешенный покупатель. "Прекрасно, господин Исидор! Теперь, значит, чистую водичку за виноградный сироп продают?" - "Какую такую водичку?" - "Да вот такую: сверху слой сиропа, а внизу вода". Видали подлеца? Мало того, что ограбил, так еще и опозорил, дискредитировал фирму…
- Ну, полно… - пролепетал Манолакис.
- Что? Ах ты сморчок! Дискредитировал фирму, а туда же, каждую субботу требует прибавки. Ни в жизнь тебе этого не забуду, бессовестный! И буду пилить, пока Черчилль второй фронт не откроет. Потом сгинул мой Манолакис. Месяц спустя встречаю его возле Монастыраки. Увидел меня, растерялся. "Не бойся, - говорю. - Давай руку! Ну, поздравляю: тебе первому удалось обвести меня вокруг пальца. Такому ловкачу грех пропадать задаром. Иди-ка ты работать ко мне в магазин". - "А сколько вы платить будете?" - "Девяносто процентов своих доходов, только иди, сделай милость!" Вот так и появился у нас этот старый мошенник. Даром жрет изюм, а толку от него ни на грош, разве что обвесит какую-нибудь женщину или сплавит папиросы с пометом вместо табака. Ни на что другое не годен, подлец!
* * *
В магазин вошел третий компаньон. Невысокий, смуглый, с усиками, в сдвинутой набекрень кепке, он ворвался, как тайфун, и сразу бросился к мешкам.
- Ну что смотришь? Иди сюда, чертова кукла! - крикнул он Манолакису. - Передал Исидору, что я велел?
- Да я только что пришел, сынок.
- Чтоб тебе провалиться на этом месте! Врешь перед всем честным народом!
- Да что с тобой, Анастасис? - спросил Исидор.
- Ах, Исидор, и ты тоже…
Однако с Исидором он говорил куда мягче.
- Ах, Исидор, нашел я одного клиента. Через четверть часа будет здесь. И я сказал этому паршивцу - разве не сказал? "Поди, говорю, извести Исидора". Нашел я, понимаешь, клиента, удобнейший случай сбагрить подмокший изюм. Он гонит из него узо. - И к Манолакису: - Держи, слюнтяй!
Манолакис взялся за мешок. Руки у него дрожали. Анастасис работал молча и споро. Он перетаскивал мешки, развязывал их, часть изюма отсыпал Манолакису и восполнял убыль из другого мешка. Его сильные руки двигались, как рычаги.
Исидор заговорил с Феодосисом тихо, но так, чтобы слышал Анастасис:
- Анастасис у нас столп фирмы. Волк! А ты думал, на Манолакисе она продержится? На этом трутне? Бедняга Анастасис прямо горит на работе. И я этого не забуду. Когда придет освобождение, я надену шляпу - и будь здоров! Хозяином оставлю Анастасиса… Послушай, Анастасис, теперь тебе будет полегче, у нас новый сотрудник.
Анастасис выпустил мешок из рук и впился глазами в Космаса.
- Космас будет у нас работать.
- Очень приятно. - Лицо Анастасиса перекосилось. - Будет вести книги.
- Ясно.
Мешок накренился, изюм рассыпался по полу. Анастасис схватил старика за горло.
- Ах ты падаль! Чтоб тебя!..
Голова старика ударилась о доски и свесилась набок.
- Эй, Анастасис! - закричал Исидор и встал. - Ты что ж делаешь?
- Да я же говорил ему, Исидор, - голос Анастасиса звучал на полтона ниже, - я же говорил этому болвану: "Держи, говорю, золотце, мешок". Берется, оболтус, а руки у развратника дрожат…
- Мать божия! Не могу я больше, Исидор…
- Расхныкался, ублюдок! Враль, нюня! Нет, на мое мучение ты взял его, Исидор! Держи, тебе говорят, нужно дело делать.
Манолакис протянул руки и снова взялся за мешок. Анастасис принялся за работу. Руки его мелькали, как поршни. Лоб покрылся потом. Время от времени Анастасис подбегал к двери и украдкой выглядывал на улицу. За несколько минут он провернул всю работу. Манолакис взобрался на весы и закурил сигарету.
- Дай мне твою паршивую сигарету, - сказал ему Анастасис.
Старик снял со стены сетку, вынул пачку сигарет и вскрыл ее.
- Одну, сынок?
- А сколько же? Или ты думаешь, что я куплю у тебя целую пачку?
- Как хочешь, Анастасис.
- Как хочу! Нюня…
Он прикурил и сел на мешок. Манолакис вынул бумагу и карандаш.
- Что, запишешь и эту сигарету?
- Да, Анастасис, ведь ты еще не заплатил за вчерашнюю.
- С ума спятил? Я каждый вечер тебе плачу!
- А вчера ты ушел рано, сынок. Тасия зашла за тобой, помнишь?
- Гм! Нет, каков! Ничего не упустит!
Анастасис встал и, пыхтя папиросой, зашагал по магазину.
- Сейчас, Исидор, придет клиент. Отправился за золотыми. Обязательно придет.
Слово "придет" он выговаривал с улыбкой, потирая руки и забыв обо всем на свете: об усталости, о стычке с Манолакисом и о той неприятности, которую ему доставило появление Космаса.
- Пардон! - неожиданно воскликнул Исидор и спрыгнул со стула, будто его кольнули иголкой. - Сейчас, когда Анастасис здесь, я могу отлучиться на минутку.
И он стремительно направился к двери.
- Куда ты опять идешь, Исидор? - с усмешкой спросил его Анастасис.
- Помилуй, Анастасис, уж и по малому делу нельзя сходить?
Когда Исидор вышел, Анастасис сел на его место за стол.
- По малому делу! Будто мы слепые! Все, милый Феодосис, сидят у меня на шее. И этот старый прощелыга, и хозяин, который через каждые полчаса изволит бегать по малому делу. Я-то знаю, что он бегает в соседний бар и пропускает там по стаканчику. Пьянчуга!
- Ну, теперь у тебя будет Космас! - сказал Феодосис.
- А… Ну что ж, будем работать вместе. Что ж. С удовольствием. - Анастасис надулся и принял важный вид. - Так как, дружок, тебя зовут?
- Ты уже слышал! - резко ответил Космас. - Не сердись. Я не сказал ничего плохого. Правда, Феодосис? Наоборот, Космас, я рад. Я уверен, что мы будем друзьями.