Откинувшись на жесткую спинку скамьи, Волков прикрыл глаза. Появилось сильное желание немедленно испариться из храма без следа и больше не встречаться с Ниной. Никогда. Но он подавил желание встать и уйти, запетлять по улицам, проверяя, нет ли и за ним слежки, как за Павлом Романовичем. Провериться он успеет, а вот Нину надо попробовать вытащить, если попалась на крючок.
Надо полагать, немцы точно знают, что в городе начала активные действия чужая разведка, иначе не взяли бы так быстро Семенова под наружное наблюдение. Они могут пока не знать, сколько здесь работает чужих разведчиков и где они скрываются, но это дело времени - город мал, нащупают. Будут ли сразу брать? Трудно сказать определенно. Судя по тому, что появилась вдруг уборщица Анна, Бергер и Бютцов пошли в контратаку, если, конечно, Волков не ошибается. Однако весь опыт говорит, что ошибки нет: Нину вычислили или выявили раньше и придерживали, выжидая удобного момента для проведения операции против подполья.
C другой стороны, подобный ход грубоват для Бергера, слишком прямолинеен и незатейлив. Считает всех глупее себя? Или просто торопится, подгоняемый начальством из Берлина? А может быть, он таким образом предлагает разведчикам противника сделку - бери, что дают, и проваливай, пока я не передумал и не прихлопнул тут тебя, как букашку? Неси своим полученную информацию и будь счастлив, оставшись в живых, все-таки жизнь дороже всего…
Попробовать пойти у него на поводу, вернее, сделать вид, что пошел, согласился, поверил и вступил на тропочку, протоптанную фон Бютцовым и его учителем, оберфюрером Отто Бергером, а под прикрытием этого вести свои дела? Но надолго ли хватит у них терпения? И выдержит ли Нина, не запаникует ли, не испугается - такие вещи не под силу многим мужчинам, имеющим большой опыт нелегальной работы, а тут неподготовленная девушка. Опять же, не исключена и ошибка. Голова расколется!
- Есть подозрение, что Анна провокатор, - тихо сказал Антон и заметил, как после его слов дрогнули плечи Нины. - Не пугайтесь, пока ничего страшного, они просто прощупывают и до тех пор, пока не отдадут копирку и не убедятся, что она передана по назначению, решительных мер предпринимать не будут. Встречи с товарищами прекратить, с Ярославом тоже, меня не искать. Когда получите от Анны передачу, дадите условный знак срочной встречи. Я приду и заберу вас с собой. Будьте готовы заранее. При свидании с Анной держитесь дружелюбно, не выказывайте отчуждения или подозрительности. Сможете? Если нет, то придется уходить сейчас.
- Я смогу, - чуть слышно прошептала она. - Но откуда вы знаете?
- Просто не доверяю, вполне могу и ошибиться, - успокаивая ее, сказал Антон. - Но все равно, делаем, как договорились. Всего доброго. Жду сигнала.
Смешавшись с выходившими из костела прихожанами, он выбрался на улицу. Свернув за угол, направился в сторону от центра, выискивая малолюдные улочки и часто сворачивая в проходные дворы. Слежки за ним немцы не вели.
Ошибся в своих умопостроениях? Дал бы Бог, как говаривала мать…
Барбара ждала его на кухне. Поставив перед Волковым стакан морковного чая, она сказала:
- Приходил ваш конфидент.
- Кого вы имеете в виду? - улыбнулся Антон.
- Пана Осипа, - не приняла улыбки хозяйка. - Просил передать, что доктор есть и готов помочь.
- Прекрасно. Где и как его найти?
- На Садовой. Доктор Клемгель. Карл Клемгель.
- Вот как? - Волков отставил пустой стакан. - Спасибо, пани Барбара. Доктор, выходит, немец?
- Фольксдойч, - поджала губы хозяйка. - Но Осип ручался, что он приличный человек.
- Вы его знаете, доктора Карла?
- Нет, он не местный. Спокойной ночи, пан…
Уже лежа в кровати, Волков закрыл глаза и попытался представить себе Антонину - что она сейчас делает: сидит перед зеркалом, расчесывая волосы перед сном, или стирает в госпитале? Какие у нее мягкие и теплые ласковые руки, шероховатые, соленые от слез чуть припухшие губы. Нет, никак не удавалось представить, ощутить рядом ее живое тепло.
Не удавалось уже который день…
* * *
К часовенке, - вернее, оставшимся от нее развалинам, - Семенов пришел заранее. Продравшись через заросли бурьяна и лебеды, миновав купы кустов бузины, еще не успевшей скинуть с ветвей яркие зонтики цветов, должных со временем превратиться в мелкие ягоды, он очутился перед каменным столбом с фигурой милосердной Божьей Матери, держащей на руках младенца Иисуса. Каменная скульптура стояла на верхушке столба и, наверное, раньше хорошо была видна усталым путникам, спешившим в Немеж, как бы сообщая, что конец путешествия уже близок: скоро их взору откроются предместья и появится над деревьями сторожевая башенка замка с потемневшей от времени шатровой кровлей.
Однако все это было раньше, когда городок еще не разросся и не подступил вплотную к бывшей часовенке, оказавшейся в пригороде. Но место для встречи Ярослав выбрал хорошее - тихое, безлюдное, скрытое зеленью от посторонних глаз.
Лицо у скульптуры Божьей Матери жалостное и умиротворенное - прижимая к себе младенца, она смотрела вниз с выражением печали и всепрощения. Павел Романович попытался разобрать, что выбито на столбе под скульптурой, но камень выкрошился и буквы заросли мхом, только и можно понять, что поставлено это здесь стараниями какого-то пана Казимира, жившего в незапамятные времена.
Крыша часовни рухнула, дверей не осталось, и Семенов, заглянув в проем, внутрь не пошел - что делать среди куч щебня и лопухов? Думать о том, что все на свете ждет такая же печать запустения?
Устроившись под кустами бузины, он покурил, поглядывая на поднимавшееся все выше солнце - скоро полдень и должен появиться словак. Из партизанского отряда передали шифровку: Москва сообщала, что Ярослав Томашевич до призыва в армию работал автомехаником, одинок, родителей потерял рано, состоял членом профсоюза и играл в баскетбольной команде. Политикой интересовался мало, но разделяет взгляды панславистов, призывавших противостоять агрессивным германцам.
Умеренно выпивал, играл на скрипке в любительском оркестре, охотно посещал праздники и гулял с девушками, намереваясь создать семью с некоей Любицей Блажковой, жившей там же, в Прешове, но этому помешала война. Вот и все, что сообщили о Ярославе. Данных о его сотрудничестве с немецкими или словацкими спецслужбами после прихода к власти Тиссо не имелось.
И на том спасибо: Павел Романович прекрасно понимал, как трудно узнать подноготную человека, живущего за тысячи километров от России - Центр и так сделал все возможное, чтобы помочь. Спасибо и низкий поклон товарищам.
Ну что, пора бы уже прийти механику, но дорога все так же пустынна, как со стороны города, так и со стороны аэродрома. Опаздывает? Почему, что могло его так задержать? А вдруг подозрения Антона, которыми он успел поделиться с Семеновым, уже начали приобретать очертания вполне реальной опасности, и словака быстро взяли немцы? Допрашивают сейчас, выбивая из него все, что тот знает… Ведь он знаком с парикмахершей Ниной. Тогда - большая, страшная беда!
Вдалеке, на дороге, ведущей от аэродрома, показалась большая легковая машина. Привстав, Павел Романович с тревогой поглядел на нее и почел за благо убраться подальше в кусты - в машинах здесь ездили только немцы, а попадаться им на глаза совершенно ни к чему.
Неожиданно автомобиль замедлил ход и свернул к часовне. Ломая молодые тонкие стволики зеленой бузины, вкатился в кусты и, фыркнув мотором, остановился. Пригнувшись, Семенов метнулся в сторону, достал "ТТ" и затаился, спрятавшись в бурьяне рядом с тропкой, уводившей в чахлую рощицу, смыкавшуюся с садами предместий. В случае чего можно отступить туда, оторваться от преследования, скрывшись среди построек, сараев, поленниц дров, и попробовать тихо уйти, запутав погоню в сложном лабиринте покосившихся заборов и палисадников - благо лето почти наступило, поможет пышная зелень.
Хлопнула дверца машины и появился высокий парень в табачного цвета форме словацкой армии - без головного убора, коротко остриженный, светловолосый. Попинав ногами шины, он открыл крышку капота и достал из багажника ящичек с инструментами. Оглядевшись по сторонам, прислонился к машине спиной и закурил, явно кого-то ожидая.
Ярослав? Но откуда у него машина с немецкими номерами, да еще такая дорогая, почему он один разъезжает на ней столь свободно? В том, что в машине никого больше нет, Семенов убедился, заглянув через окна в салон. Но могли притаиться лежа на полу.
Рискнуть или подождать еще? Зачем им прятаться, если они и так могут все узнать - хотят взять их на месте встречи? Тогда окружили бы часовню или устроили засаду, а ее нет - Павел Романович пришел заранее не зря и все облазил, осмотрел, дотошно проверил.
Он спрятал оружие и вышел из кустов. Услышав звук чужих шагов, стоявший у машины парень обернулся и вопросительно поглядел на Семенова.
- Сломалась? - кивнув на автомобиль, на польском спросил Павел.
- Немножко, - ответил водитель с жутким акцентом. - Пан говорит на немецком?
- Говорит, - подходя еще ближе, Павел как бы ненароком еще раз заглянул внутрь машины. Никого. - Форма на вас странная.
- Словацкая. Нас мобилизовали, - неохотно пояснил водитель. - Разбираетесь в машинах?
- Не очень, - признался Семенов. - А как пана зовут?
- Ярослав. Ярослав Томашевич.
- Вам привет от Нины, - дружелюбно улыбнулся пограничник. - Можете называть меня Казимиром. - Ему на память неожиданно пришло имя, прочитанное на столбе со скульптурой Божьей Матери, и он не задумываясь присвоил его.
- Спасибо, - Ярослав смотрел недоверчиво, вертя в сильных пальцах, испачканных маслом, большой гаечный ключ.
- Вам описали внешность другого человека? - догадался Павел Романович. - Выше меня ростом, светлоглазого, с квадратным подбородком? Это мой друг, но он не смог сегодня прийти.
- Хорошо, пан Казимир, - глядя исподлобья, согласился словак. - Но чем вы докажете свою правдивость? Я могу показать документ, что действительно являюсь Томашевичем, а у вас, сдается, нет бумаги, подтверждающей названное имя? Или я неправ?
"Рубанет еще гаечным ключом по черепу, - невольно поежившись, подумал Семенов. - Вон какой лось вымахал. Затевать с ним драку и терять контакт? Надо было раньше подумать о возможном недоверии. Теперь придется выкручиваться".
- Покажите, - согласился он. - Я тоже имею право сомневаться.
Не отводя взгляда от Семенова, Ярослав медленно расстегнул карман френча и достал солдатскую книжку.
- У вас был пятый номер в баскетбольной команде, - кивнув в знак того, что прочел данные, сказал пограничник. - Если этого недостаточно, я готов рассказать о Любице и ее отце, старом Блажкове, и повторить слова, сказанные вами Нине: "Мы все очень рискуем".
- Достаточно, - Томашевич положил ключ на капот. - Чем я могу быть вам полезен?
- Откуда у вас немецкая машина?
- Командира части, - снова пнул ногой шину Ярослав. - Барахлит. Гоняю ее время от времени в город. - Он хитро улыбнулся. - Для механика ничего не стоит заставить ее работать, как часы, но тогда реже удастся вырываться с аэродрома.
- Понятно, - Павел Романович присел на траву, жестом предложив словаку расположиться рядом. - Можете одолжить нам машину на несколько часов? Ну, скажем, сегодня вечером?
- Трудно, но можно попробовать. Я позвоню и скажу, что ремонт потребует больше времени, однако утром надо обязательно вернуться и авто должно остаться в целости, иначе…
- Все будет нормально, - похлопав его по колену, заверил Семенов. - Получите его обратно еще до утра, в полной сохранности, кроме сожженного бензина. Что слышно на аэродроме?
- Приказали готовить самолет для эсэсовца, улетающего в Берлин, - сообщил Томашевич.
- Когда летит, зачем, кто?
- Скоро, но точно не знаю когда. Думаю, это тот, что прилетел в начале весны. Важная персона, его встречали и поселили в замке. Наш начальник потом еще несколько дней трясся от страха. Зачем летит? Трудно сказать, нам не докладывают, но когда вылет, я, пожалуй, смогу узнать: у меня хорошие отношения с начальством и я никогда не отказываю немцам в помощи, если у них неполадки с моторами.
- Маршрут полета сможете выяснить? - покусывая травинку, задумчиво спросил Павел Романович.
- Послушайте, пан Казимир, - доставая сигареты, усмехнулся словак. - Я догадливый с детства. Нина рисковала, расспрашивая о самолетах, и я ей сказал об этом: могли в два счета донести! Много раз я просил ее свести меня с серьезными людьми, и теперь вижу, что просил не напрасно, если вы знаете даже мой номер в баскетбольной команде и о Любице. Из Немежа нельзя запросить Прешов в Словакии! Это могут сделать только немцы или…
- Или? - покосился на него пограничник.
- Или русская разведка, - решившись, выдохнул Ярослав. Капли пота выступили у него на лбу, и он небрежно смахнул их ладонью. - Я никому здесь не рассказывал ни о баскетболе, ни о Блажковых. Говорите прямо: что нужно?
- Помочь. Потом, возможно, придется уйти в лес. Согласны?
Томашевич откинулся назад и уставился в небо, дымя сигаретой. Семенов сидел рядом, ожидая ответа. Казалось, словак совершенно забыл, что он тут не один, и продолжал все так же лежать на спине, закинув за голову длинные сильные руки. Наконец он глухо ответил:
- Что я должен сделать?
- Узнать маршрут полета, день и час вылета. Надо полагать, в Берлин отправляется оберфюрер Бергер, - объяснил пограничник. - Сегодня к вам подойдет немецкий офицер и вы дадите ему машину. Встреча с ним у Варшавского шляха, на перекрестке с дорогой к озеру. Знаете?
Ярослав кивнул: да, он знает это место, достаточно глухое, куда даже патрули редко заглядывают.
- Как я его узнаю? - спросил он. - И где мне потом вернут машину?
- Узнаете, - засмеялся Семенов, - а авто получите там же. Оно будет стоять и ждать вас. Даже лучше, оставьте машину в этом месте в восемь вечера, а рано утром заберете. Договорились? Так меньше риска.
- В лесу я стану пленным? - поднимаясь и отряхивая мундир, мрачно поинтересовался Томашевич.
- Нет, - твердо ответил Павел Романович. - Не забудьте про дату и время вылета, и о маршруте. Чем скорее это нам станет известно, тем скорее кончится ваша служба у немцев. Мы сами найдем способ сообщить о времени и месте нашей новой встречи. Надеюсь, оберфюрер вылетает не завтра?
- Дня через два-три, так говорили. Я могу ехать? Вас подвезти?
- Спасибо, я пешочком. Если в следующий раз придет другой человек, он передаст вам привет от пана Казимира…
Спрятавшись в кустах, Семенов видел, как Ярослав закрыл крышку капота, потом сел за руль и несколько минут не трогался с места, положив руки на баранку и глядя перед собой - о чем он раздумывал? И будет ли сегодня вечером стоять на условленном месте большой черный автомобиль начальника аэродрома? Наконец хлопнула дверца, заурчал мотор, машина, пятясь задом, выползла на дорогу и унеслась к городу, подняв за собой шлейф пыли.
Опять тишина, щебечут в ветвях птицы, гудит далеко в небе немецкий самолет - и ни души вокруг.
Глава 6
Прихода Анны Нина ждала с замиранием сердца - все валилось из рук, внутри образовалась сосущая пустота и мелкая дрожь во всем теле, как от озноба. Даже порезала щеку клиенту, правда не сильно, скорее оцарапала немного, но все равно раньше с ней такого не случалось - при любых обстоятельствах она могла брить и стричь хоть с завязанными глазами. С другой стороны, какие уж такие случались в ее жизни обстоятельства? Что всем досталось на долю, то и ей: сначала жили при панах, потом два года при советской власти, а после пришли немцы. И всегда она чувствовала себя какой-то ущербной, что ли: панские власти смотрели косо на белорусов и русских, пришли Советы и стали подозрительно относиться к жившим при панах, да еще мелким предпринимателям, в разряд которых попала и Нина, как совладелица маленькой, всего на два кресла, парикмахерской, а для немцев вообще не существовало людей, кроме них самих, - остальные так, что-то вроде рабов или бессловесного скота, с которым можно поступать, как заблагорассудится. Вечный страх, вечная неуверенность, постоянное ожидание неприятностей поневоле приучили уходить в себя, замыкаться, искать забвения в мелочах жизни.
Доверие Колесова, предложившего ей остаться в подполье, изумило и вселило новые страхи. Тебе доверяют, на тебя надеются, от тебя хотят многого, но можешь ли ты оправдать доверие и не подвести? Вдруг о тебе, вернее о твоих связях с подпольем, узнают? Что тогда - ров в Калинках или застенок гестапо? Откажешься - тоже неизвестно, как все повернется.
Успокаивало, что приказывали ждать, ничего не делать, только вновь открыть парикмахерскую и заводить знакомства. Когда будет надо, к ней обратятся. Это показалось не таким уж сложным делом, и теплилась надежда, что все закончится очень скоро - опять придут советские войска и жизнь покатится по привычной колее, войдет в знакомое русло, поскольку за два года они привыкли ко многому, чего были лишены при панах: участвовали в выборах, появилась возможность учиться, да вот только реализовать ее не удалось.
Однако получилось совсем не так, как думалось - немцы обосновались в Немеже по-хозяйски, Красная армия все дальше отступала и отступала, настала осень, за ней зима, потом весна, и снова пришло лето, минул год с начала войны, а ей все еще не видать ни конца ни края.
Разгромили подполье, казнили многих, кто не успел скрыться, и снова Нину обуял жуткий страх: вдруг кто из пойманных немцами знал о ней, о ее связи с Колесовым, и не выдержал на допросах, сказал, и теперь надо скорее бежать. Но проходил день за днем, неделя за неделей, страх съеживался и прятался - немцы не интересовались ей совершенно. Более того, доверили обслуживать аэродромную команду и летчиков. Тогда-то и появился впервые человек от Колесова.
А теперь ее привлекали для более серьезного дела, чем болтовня с немцами и передача через почтовый ящик полученных сведений - об этом она догадалась сразу, как только назвал пароль севший в ее кресло мужчина с немецкой стрижкой и крепким подбородком с ямочкой. Что же будет?
Боже, почему она сразу никуда не уехала, осталась здесь и обрекла себя на такие мучения? Не выйдет из нее ни Жанны Д’Арк, ни Шарлотты Корде, ни Веры Хорунжей - слишком она всего боится! И, скрывая это, сама лезет в петлю. Даже Ярослав призывал ее быть осторожнее и осмотрительнее, не зная, что все это от отчаяния и страха, а отнюдь не от избытка храбрости.
Когда в костеле она услышала о подозрении, что Анна провокатор, ее словно обухом ударило по затылку и, если бы не сидела на жесткой скамье, то колени бы подкосились и она опустилась бы на пол, лишившись чувств. Хорошо им, мужикам - пришли, ушли, спрятались незнамо где, плетут свои интриги, а каково ей, прожившей тут всю жизнь? Куда уйдешь, где спрячешься - в лесу? Но туда еще надо добраться. Зачем люди придумали себе врагов? Говоришь не на том языке - враг; исповедуешь не ту религию - враг; не хочешь жить, как тебе велят другие, - враг; не хочешь отдать свою землю и жизнь чужому - тоже враг! Разве не естественно, когда каждый хочет жить так, как ему больше нравится, как он привык? Так нет, тебе навяжут чуждые идеалы и религию, заставят петь чуждые песни и читать только разрешенные книги, ходить только по определенной стороне улицы и в строго отведенное для этого время - иначе расстрел.