МиГ Тоана маневрировал, стараясь вклиниться между группами неприятеля. Вдалеке над населенным пунктом выросли хлопья зенитных разрывов. "Значит, головные машины противника уже там!.." Дым от снарядов и линии отработанных газов из реактивных турбин смешивались с дымом и пылью, взметенными с земли разрывами бомб, и все плотней застилали горизонт.
"Фантомы" продолжали идти прежним курсом. Лыонг насчитал уже четыре звена, а сзади видны были еще самолеты.
Его охватила ярость. Он выбрал четыре ближайшие машины и атаковал последнюю, замыкавшую строй. Американец ушел в сторону и торопливо сбросил бомбы. МиГ обрушился на следующее звено, и "фантомы" рассеялись перед ним в беспорядке.
- "Жаворонок"!.. "Жаворонок"!.. - позвала "земля". - Ешьте пирог!.. Во что бы то ни стало ешьте пирог!
- Янки идут навалом! Надо их бить, есть пироги некогда!
Стремительный и легкий, как сокол, ворвавшийся в стаю воронья, МиГ дрался один против многих. И всюду, где б он ни появлялся, ломался строй воздушных пиратов: одни сбрасывали куда попало бомбы, чтоб облегчить себе бегство, или стремились уйти, прижимаясь к земле; другие отвечали огнем на огонь и старались зайти в хвост, чтобы расправиться с ним без помех. Лыонг выпустил уже пять залпов. Он старался атаковать как можно плотнее, бить наверняка, чтоб не расходовать зря боезапас.
- Задымил! Один задымил! - ликовал в наушниках голос Тоана.
Лыонг поднял машину вверх и увидел внизу Ф-105, волочивший за собой черноватый дымок, точно раскуренная сигарета, а чуть повыше - преследовавший его истребитель Тоана. Три вражеских самолета заходили ему в хвост.
- Тридцать первый! Противник сзади!
- "Жаворонок", внимание!.. "Жаворонок", внимание!.. Друзья близко от вас!
МиГ Тоана развернулся и шел на сближение с ведущим. Небо вокруг них было "чистым". Но над горизонтом продолжался ожесточенный бой. Зенитки вели частый огонь. В воздухе висел дым. Снизу, с полей, куда побросали свои бомбы американцы, медленно поднимались желтоватые столбы гари.
Вдалеке как будто появилось звено МиГов. И вдруг Лыонг заметил внизу темные отсвечивающие силуэты. Он развернулся. Теперь уже ясно были видны несколько Ф-105; они шли прямо на городок.
- Я тридцать первый!.. Четыре Ф-105 выходят к объекту.
- Атакую! Тридцать первый, прикройте меня поплотней!
Машина Тоана показалась над головой ведущего. Лыонг вошел в пике, наметил второй самолет в группе, открыл огонь и выпустил по нему все до последнего снаряда. Выровняв машину, он услышал голос Тоана:
- Янки теряет управление! Видно пламя!
Оба МиГа, набрав высоту, встретили звено своих, заняли место в строю и вместе легли на обратный курс.
* * *
После этого боя вражеское радио и служба информации подняли громкую шумиху, расписав его как великую победу. На следующий вечер приехал Би, комиссар полка. Улыбаясь, он спросил у Лыонга и Тоана:
- Как же это вы дали, чтоб американцы обоих вас "сбили"? - Потом он похлопал Лыонга по плечу и сказал: - Ну, ребята, собирайтесь завтра с утра пораньше в Ханой. Горком Союза трудящейся молодежи пригласил от нас двух человек выступить с докладом. Там будет собрание представителей молодежи с заводов и учреждений города.
- Какие из нас докладчики!
- Ничего-ничего. Расскажете, как воюет ваша эскадрилья. Излагайте все, как есть; конечно, не приукрашивайте и лишнего ничего не говорите. После собрания не забудьте сходить в госпиталь, проведать там наших. Послезавтра в пять тридцать утра ждите у моста Лаунг-биен, пойдет машина в полк. Тоан, твоя семья в Ханое или эвакуировалась?
- Разрешите доложить: бабушка с малышами уехала из города, мачеха по-прежнему работает в Ханое, сестренка, старшая, учится в пригороде.
- Я слыхал, у тебя отец болен. Передавай ему самые лучшие пожелания. Раз уж ты побываешь дома, постарайся, наладь там мир и согласие. Вы друг за другом присматривайте. Берегите здоровье, не засиживайтесь допоздна.
VII
На собрании молодежи друзья чувствовали себя сперва непривычно. Шум перекатывался волнами по рядам стульев, плотно наставленных в зале старинного диня.
Девушка из горкома представила их собранию. Поднялся Лыонг. Долго не смолкали рукоплескания. Сколько блестящих глаз, сколько улыбок встречали каждую его фразу! Он смутился, говорил не очень связно и сразу передал слово Тоану. И все-таки сорвал громкие аплодисменты; конечно, он понимал: хлопали не ему и не его красноречию, а тому, что он летчик. Когда Тоан начал рассказывать о боевых делах эскадрильи, воцарилась мертвая тишина, изредка взрывавшаяся громом аплодисментов, грозивших обрушить древнее здание.
В перерыве десятки парней и девушек обступили Тоана, выспрашивали подробности. В коридоре, возле стола, уставленного термосами и чайными чашками, Лыонг тоже очутился в кольце внимательных, добрых глаз. Стоявшая неподалеку девушка в синей блузке показалась ему знакомой. Разговаривая с приятелями, она поглядывала в его сторону и вроде бы улыбалась. "Черт, где я мог ее видеть?.."
Когда вокруг Лыонга стало поменьше народу, девушка подошла к нему, щеки ее зарделись.
- Вот уж не ждала, что именно вы приедете к нам сегодня.
- Да-а…
- Что Дао вам пишет?
- Понятно: вы - Туйен! - воскликнул он, только сейчас вспомнив ее по фотографиям, где она была снята рядом с сестрой.
- Я давно хотела поздороваться с вами, но здесь была такая толпа. Дао прислала вам посылку, она лежит у меня дома. Вы скоро освободитесь?
- В двенадцать я должен обедать у Тоана. Потом надо зайти в госпиталь… Что, если, скажем, часа в четыре я загляну к вам?
- Ладно, тогда у меня и поужинаете.
- Не знаете, что там Дао прислала?
- По-моему, свитер - сама связала, и еще что-то. Я не успела отослать по почте. Зато теперь есть оказия.
- Здесь от жары прямо на глазах таешь, а она посылает свитер!
Туйен рассмеялась, пожала ему руку и убежала в зал. Звон колокольчика звал всех на собрание. Лыонг сел в последнем ряду.
* * *
Днем было две тревоги. Но Ханой к ним уже привык. Через несколько минут после сирены с улиц исчезали прохожие. Люди укрывались под деревьями, сидели на краю круглых ячеек, уходили в убежища, перекрытия которых высились над тротуарами.
Вторая тревога застала Лыонга посреди улицы по дороге в госпиталь. Он соскочил с велосипеда и прислонился к стволу шау, вслушиваясь в раскаты загрохотавшей где-то на северной стороне города канонады. Появились два МиГа и сделали несколько кругов в небе. Все подняли головы и внимательно следили за самолетами.
Выйдя из госпиталя, он объехал на велосипеде несколько улиц и сделал покупки, заказанные ребятами. Так что к Туйен он добрался с опозданием, да и жила она далеко, чуть не в самом конце Литейного ряда, откуда уже начинались предместья. Между двух- и трехэтажными домами здесь попадались еще маленькие домики под старинной черепицей, сбегавшей к потемневшим от времени колоннам из железного дерева. Над ними широко простирали свои ветви с ярко-зеленой листвой древние банги - у каждого ствол в несколько обхватов. А за старыми домиками и прудами вдруг вырастали прямоугольники недавно построенных больших коммунальных домов, выкрашенных: розоватым раствором известки.
Туйен жила в маленьком кривом переулке. Миновав кирпичные ворота и узкий двор, крытый железом, где помещалась артель, изготовлявшая замки, Лыонг увидал старый невысокий дом, в обоих этажах которого, судя по всему, обитало немало народу. Он оставил велосипед под деревянной лестницей и поднялся на узкую длинную галерею; сюда выходило множество дверей - все были плотно прикрыты. Не зная, как быть, он поколебался минуту, потом легонько постучал в филенку ближайшей двери.
- Кто там? - спросил ворчливый женский голос.
- Будьте добры, где здесь живет Туйен?
- Последняя дверь.
"За что ей досталась такая свирепая соседка?" - улыбнувшись, подумал он.
Подойдя к последней двери, он постучался и стал ждать. Раздался торопливый стук шагов, и дверь приоткрылась.
- Вы… входите, пожалуйста… Входите.
Она помогла ему снять рюкзак и повесила его на вешалку рядом с маленьким зеркалом.
- Я только вернулась. Ну, думаю: пришел вовремя, никого не застал, и теперь его не сыскать.
- А я боялся, что безнадежно опоздал.
Туйен - он только сейчас это заметил - переминалась с ноги на ногу, и рукава ее блузки были закатаны выше локтей.
"Ясно, я оторвал ее от домашних дел…"
- Никуда не денешься. Одно название "выходной день", а с утра до вечера - заседаем. Сперва беседа с вами, потом - собрание. Из-за тревоги оно еще больше затянулось. Ничего, вы посидите немного, я мигом приготовлю ужин.
- Нет уж, давайте я вам помогу. Я - очень одаренный помощник повара.
- Неужели! Ну раз так, займитесь пожалуйста, овощами.
Комната у Туйен была маленькая, с низким потолком, но зато выходила на небольшой балкон, где был даже водопровод. Там под навесом из циновки помещалась и кухня. В кране сейчас не было воды, но рядом стоял наполненный до краев большой глиняный кувшин, возле него лежала вязанка дров.
Он вышел на балкон, взял низенькую табуретку, уселся на нее и начал мыть овощи. Туйен, присев рядом, проворно разделывала рыбу.
- Вы уж не взыщите за скудное угощение.
- Да к такой рыбе ничего и не нужно!
- И правда, чой совсем свежий. Побежала после собрания на базар. Боялась, что все уже раскупили. А вот - повезло.
- Ханой, замечаю я, не изменился: все как до войны. И народу на улицах полно!
- И это ведь после эвакуации. Но детей стало меньше.
"Да, она права, - подумал Лыонг, - не стало на улицах малышей со школьными портфелями и шумных ребячьих ватаг в скверах и на берегах озер.
…И вообще в городе много необычного! Сегодня в полдень из окна Тоана я видел, как в начале улицы, покачиваясь, плыли над зеленью сквера две плетенные из пальмовых листьев желтые шляпы: женщины пропалывали газоны. Потом они поливали клумбы. А тут же, рядом, люди, cтучали мотыгами, копая ямы для убежищ, опускали в них широкие бетонные кольца и плотно утрамбовывали землю. Темные круги ячеек тянулись все дальше и дальше вдоль стволов старых раскидистых шау, укрывавших их своей тенью…"
Он перемыл овощи и глядел теперь на открывавшийся перед ним город, над которым в лучах заходящего солнца золотилась легкая дымка пыли. Город шумел и клокотал, не умолкая ни на минуту.
Когда поспела еда, уже вечерело. Туйен yакрыла ужин на маленьком столике у окна, выходившего на балкон. От кухонного жара щеки ее раскраснелись, и черные глаза казались еще ярче. Она подала на стол котелок с вареным рисом и похлебку из рыбы, над которой клубился ароматный пар.
- Давайте есть, пока все горячее, - сказала она. - А, чуть не забыла приправу!
Открыв тумбочку, стоявшую у изголовья кровати, она достала маленький сверток.
- Черный перец из Винь-линя. Ньон такой внимательный, всегда приезжает с подарком.
Она засмеялась, и глаза ее лукаво блеснули.
"Конечно, она когда-то тоже покровительствовала Дао и моему свояку…"
Туйен вышла на балкон, умылась, поправила прическу и уселась за стол румяная и свежая, как распустившийся лотос.
За окном совсем стемнело. Поля, засаженные муонгом, и подернутые болотной чечевицей пруды утонули во мраке. Видны были только электрические огни, их становилось все больше и больше. В темноте, окутавшей предместья, вспыхнули, озаряя край неба, этажи новых домов.
- Не правда ли, Туйен, даже отсюда видно, что Ханой - настоящий социалистический город?
- Да. Когда я только сняла эту комнату, за домом были сплошные свалки и мусорные кучи. Летом от долетавших оттуда ароматов даже голова кружилась; да и в дождливое время приходилось несладко. А сейчас вот разбили парк, домов понастроили. Осталось несколько старых улочек, да и там чистота и порядок. Если б не война, здесь бы за два-три года выросли новые городские кварталы.
- Дао долго жила у вас?
Туйен подняла на него глаза.
- Она переехала ко мне сразу после смерти матери. И после замужества прожила у меня с год, пока ее не перевели на работу в Киеу-шон. Тут мы с ней и расстались.
Улыбнувшись, Туйен снова взглянула на него.
- Она очень вас любит. По-моему, другую такую сестру не найти.
Он тоже улыбнулся и обвел глазами комнату.
- И не тесно вам было вдвоем?
- У нас всей мебели только и было что две кровати. Когда заходили гости, мы рассаживали их по кроватям. А одной - вроде бы ничего. И балкон есть. Я здесь давно, привыкла.
- Жаль их, поженились, а не видятся годами. У него вообще здесь, на Севере, нет никакой родни. Смешно: мы друг друга и в глаза не видели. Чего доброго, встретимся и подеремся еще со свояком.
- Ньон очень хотел познакомиться с вами. Так все нескладно вышло: они с Дао собирались съездить к вам на аэродром. Но он, как кончилось совещание, сразу уехал обратно, в Винь-линь. Живут, как птицы. Дао ужасно за него волнуется! Просто она никому не рассказывает. Он ведь служит на самой границе. Их там все время обстреливают, а бывает, и Б-52 налетают со своими бомбами.
Она помолчала, глаза ее стали печальными.
- Но как бы их ни разбросала судьба, все равно - они всегда вместе.
Вдруг она зарделась, встала и вышла на балкон. Лыонг увидал, как она присела спиной к нему у очага и, нагнувшись, раздувает огонь.
Поужинав, они сидели и распивали чай. Туйен выспрашивала у него: как выглядит земля и какие города за границей? Как там живут люди? И еще: вот когда летчик летает на самолете над нашей землей и над чужими странами, видна ли оттуда, сверху, хоть какая-то разница?
Она сидела у лампы, прикрытой бумажным абажуром, и задумчивый взгляд ее уносился куда-то вдаль.
- Знаете, Туйен, каждая страна хороша по-своему. И люди труда везде любят свое дело, у них всегда щедрое сердце. Я и сам-то немного видел. По службе пришлось побывать в двух больших странах, у наших друзей. Если говорить о природе, то золотая осень в Советском Союзе, по сравнению с тем, что бывает у нас, кажется чудом. До сих пор помню, как шел я по Ленинским горам в конце сентября или в октябре. Солнце было ясное, ласковое, и небо высокое и прозрачное, как у нас в канун Тета, а вокруг бескрайнее золотое море. И сам этот цвет такой яркий и свежий, будто под каждой веткой спрятаны фонарики. Зимой - небо чистое, синее и солнце светит вовсю, а земля кругом белая-белая, и на деревьях ни листика. Поля и деревни под снегом выглядят такими веселыми, и на всех крышах точно белые ватные пелерины.
В Китае многое уже напоминает наши пейзажи. Но Север у них все-таки выглядит по-другому. Когда в сухое время года летишь над долиной Хуанхэ - небо ясное и непрестанно дует ветер, поднимая желтую пыль до небес. Кругом все окутано желтой дымкой, словно туманом. Только увидав это своими глазами, можно понять стихи:
Когда ураган землю и небо
смешает, вздымая пыль…
У нас, в Ханое, к примеру, ива редкость, а за Пекином вдоль больших дорог на десятки километров тянутся ивы.Представьте себе: тысячи ив стоят, наклонив свои ветви к земле!
Ну, о характерах людей я могу судить лишь по недолгим своим наблюдениям. Обычаи и нравы повсюду разные. У каждого народа своя жизнь, своя история, и мы не должны мерить каждого нашей меркой. Русские, например, вспыльчивей нас, но характер у них прямой и открытый. Когда они не согласны с чем-то, то сразу повышают голос и сердятся, но зато быстро отходят. И они физически очень сильны. Я встречался с простыми советскими людьми, они добродушны и гостеприимны. Но, если им придется воевать, они будут драться насмерть и перешибут хребет любому захватчику, который вторгнется на их землю. В китайцах мне больше всего понравилось трудолюбие и упорство. Добросовестностью, усердием и ловкостью мало кто с ними сравнится.
А о нашей земле, хоть я и летал над ней столько раз, не знаю, что и сказать. Она у нас очень красивая. Пускай невелика и не можем мы похвалиться бескрайними просторами, но она могуча и прекрасна. Высокие горы ее подходят к самому морю, и бегут к нему ее полные реки. Она многолика: в недолгом полете видишь и грозные вершины, одетые лесом, похожие на штормовые волны; и поросшие деревьями холмы; и плодородные равнины, где простираются сады и пашни - зеленые, коричневые, розовые, переливающиеся под солнцем. А сколько у нас рек, сколько воды! Куда ни глянь, всюду поблескивают речные протоки и русла, змеятся каналы. "Ясная"… "радостная" - эти слова, пожалуй, подходят к ней больше всего. Строга ли она и сурова или тепла и добра - все равно она радостна и ясна. Точь-в-точь, как и наши люди, - пусть живут они пока бедно и хлопотно, они всегда ясны, ясны и радостны…
Он умолк. Слишком уж бедными показались ему его собственные слова. Он понял, что не в силах передать всего, что прочувствовал, пережил и передумал. Взглянув на Туйен, он улыбнулся. И, может быть, эта улыбка о многом сказала ей больше, чем его слова. В глазах у нее засветилась любовь и гордость, и она улыбнулась в ответ.