Возможно, Лоре действительно отправится завтра к сестре и останется у нее до конца учений. Может быть, смена обстановки скажется на ней благоприятно. Во всяком случае, она целых семь дней проведет там, где почти ничто не будет напоминать ей о Катрин. Даже работа мужа и эти предстоящие учения, как и все, что с ними было связано, но имели для нее особого значения, потому что был нарушен баланс между общественным и личным. "К чему все это? Какой смысл в этом, если восемнадцатилетняя девушка, еще не познавшая радостей жизни, умерла от инфаркта?.." - с горечью думала Лоре.
* * *
Генерал-майор Вернер сидел в своем рабочем кабинете, но не за столом, а в одном из массивных кресел. Миновала полночь. На час ночи командир дивизии вызвал к себе своих заместителей. До их прибытия ему хотелось немного побыть одному. В штабе к приезду командира дивизии остались только дежурный офицер и адъютант генерал-майора фенрих Риссман, двадцати пяти лет, имевший фигуру тяжелоатлета и носивший обувь сорок пятого размера.
В приемной послышались легкие шаги. Для своего роста и веса Риссман передвигался на удивление тихо. Чуть слышно зазвенела посуда, и через несколько секунд фенрих принес генералу кофейник и рюмку коньяку. С рюмками и чашками Риссман умел обращаться так же ловко, как с оружием и автомобилем. У адъютанта было спокойное широкоскулое лицо, усыпанное веснушками. Не сказав ни слова, он вышел. Это его качество Вернер очень ценил. Риссман говорил только тогда, когда его спрашивали.
Вернер услышал, как Риссман разговаривал по телефону. Он и по телефону обычно говорил мало: коротко спрашивал и передавал указания спокойным, дружелюбным тоном, который чаще всего звучал как просьба. И выполняли их, как ни странно, гораздо быстрее, чем приказы.
Вернер попробовал коньяк, налил кофе в чашку и вытянулся в кресле. Для него учения начинались уже сейчас, когда он расслаблялся, постепенно отдаляясь от того, что было важным для него до прихода в штаб. Например, расставание с женой, которое он переносил сейчас намного тяжелей, чем раньше. Лоре сильно изменилась после смерти Катрин, стала какой-то заторможенной. Но это была скорее не физическая заторможенность, а моральная. При расставании с ним она улыбалась. Это тронуло его сильнее, чем слезы, ибо он знал, что жена улыбалась только ради него. После смерти Катрин она стала еще более тихой и мягкой. Несмотря на седеющие волосы, Лоре выглядела моложе своих лет и очень напоминала Катрин, как будто она старалась сохранить дочь в самой себе, сохранить живой.
Сегодняшнее прощание показалось ему сейчас слишком поспешным. Вернер уже сожалел, что не задержался около жены немного дольше, не дотронулся еще раз до ее густых бровей, не сжал в ладонях ее тонкое лицо, не прижался лицом к ее волосам.
Вернер снова поднес к губам рюмку с коньяком. Этот час одиночества был нужен ему, чтобы полностью сосредоточиться на том моменте, когда он одним-единственным словом приведет в движение сложный военный механизм. Это движение начнется одновременно в нескольких местах. Затем оно будет развиваться согласно закономерностям и правилам, которые диктуются военными действиями. Они определят и все этапы движения, и общую его цель. Любые учения проводятся в условиях, приближенных к боевым. Ни одно из учений, в котором до сих пор принимал участие Вернер, не являлось самоцелью, не служило удовлетворению чьего-либо тщеславия. Учения проводят отнюдь не для того, чтобы занять солдат и офицеров. Ради этого не стоило расходовать столько человеческой энергии, времени и материальных средств.
Конечно, в период подготовки и планирования предстоящего учения всего нельзя предусмотреть. В подготовляемых приказах и распоряжениях, которые отдаются в письменном виде, а затем переводятся условными знаками на топографические карты, только посвященные могут увидеть общий объем работы, которую предстоит потом совершить тысячам солдат, унтер-офицеров и офицеров. Но помимо них в этой работе часто участвуют и многие безвестные помощники: работники железных дорог и охраны, участковые уполномоченные, лесничие, крестьяне производственных кооперативов и руководители государственных учреждений.
За время своей службы в армии Вернер участвовал в учениях на всех командных уровнях, от командира взвода до командира дивизии, а также во многих маневрах Объединенных Вооруженных Сил Варшавского Договора. Его всегда интересовали и впечатляли тактические карты, которые увеличивались в размере по мере его продвижения по службе. Те карты, которыми он пользовался, будучи командиром взвода или роты, умещались в обычной полевой сумке.
Риссман еще раз зашел в кабинет. Он принес карту с нанесенной обстановкой и развернул ее на большом рабочем столе генерала. Вернер допил коньяк, долил кофе в чашку и подошел к столу. Адъютант удалился из кабинета так же тихо, как и вошел.
Вернер еще ребенком полюбил географические карты и собирал все, какие только ему попадались. Из них он черпал дополнительные сведения о странах, о которых учитель рассказывал на уроках географии. Вернер уже тогда хорошо знал, как обозначаются на карте горы, реки, пустыни, леса. Иногда он часами простаивал над одной из своих карт, прослеживая по ней маршрут экспедиций Свена Хедина, мысленно путешествовал вместе с Ливингстоном и Стэнли по Центральной Африке или фантазировал, как он пересекает Австралию, плывет на остров Пасхи или пробирается по тропическим лесам Бразилии и Перу. В своих мечтах он то открывал неизвестные до сих пор народы и племена, то наталкивался на огромные сокровища в недрах земли, а в Южной Америке раскрыл тайну земли обетованной Эльдорадо, сказочно богатой золотом и драгоценными камнями. В ходе этих игр в нем постепенно развивались два важных качества: фантазерство и любознательность. Когда же мальчуган подрос, работа, повседневные заботы воспитали в нем дисциплинированность. Такой же работой, сыгравшей в жизни Вернера воспитательную роль, стала и долголетняя служба в армии.
Но его любовь к географическим и топографическим картам с годами не иссякла. Для Вернера карта с нанесенной на ней обстановкой была не только важным в военном отношении графическим материалом, где "красные" противостояли "синим", где определенным цветом были аккуратно нанесены маршруты движения и направление ударов, пути отхода, позиции своих войск и войск "противника" и масса других обозначений.
Когда Вернер стоял перед картой, как сейчас, она будто оживала в его воображении. Он читал названия населенных пунктов, около которых менялось направление разграничительных линий, названия сел и поселков, через которые проходила красная стрела, обозначающая полосу наступления его дивизии. Он внимательно смотрел, какие дороги соединяют интересующие его населенные пункты, где протекает река, где проходит железнодорожная линия. Многие из городов и сел, находящихся в полосе наступления дивизии, Вернер хорошо знал. Более того, ему были известны не только их широкие центральные площади и главные улицы, но и узкие, кривые переулки с остатками городских стен и сохранившимися башнями. Перед его мысленным взором всплывали дома с пересекающимися буквой "X" балками, солидные кирпичные здания и церкви, чем-то напоминающие крепости. В селах эти церкви выглядят как оборонительные замки, а в городах - как мрачные старые постройки. Вернер знал, что в селах центрами духовной жизни стали новые Дома культуры, заметно потеснив пивные. Он мысленно видел перед собой оживленные улицы и площади, по которым снуют пешеходы, неторопливо прогуливаются влюбленные парочки, бегают дети. Детей везде много. Вот в этом лесу он вместе с женой и Катрин собирал грибы и голубику, вот в этом озере купался…
На самом верху карты, там, где на одном из стрельбищ закончатся учения, расположено село Барсеков, центр одного из самых крупных в ГДР сельхозкооперативов. Бургомистром там Рут Древен. Много лет подряд учения дивизии заканчиваются там балом, который устраивают местный совет и руководство кооператива. В окружении высоких тополей, напоминающих часовых, там до сих пор стоит кирпичный амбар, в котором старший лейтенант Конрад Вернер и агроном Рут Древен проводили свободное время более двадцати лет назад, когда его рота помогала кооперативу в уборке урожая…
Сегодня ночью части дивизии несколькими колоннами выйдут из казарм. Земля начнет содрогаться. Грохот тяжелых машин разбудит и напугает многих жителей. Кое-где на дорогах возникнут пробки, что вызовет у некоторых недовольство и даже раздражение. Подразделения дивизии будут действовать не тайно, а открыто, и эти их действия затронут многих людей независимо от того, понимают они, для чего это делается, или нет.
Вернер знал, что большинство его соотечественников никогда не видели военных карт с нанесенной на них обстановкой, многие из них даже не предполагают, какую большую роль играют в военных учениях карты. Не догадываются они и о том, что карты эти имеют непосредственное отношение к их чаяниям и планам, к их мечтам и стремлениям, потому что любые учения в конечном счете способствуют укреплению боевой мощи армии, без чего не может быть прочного мира.
В его штабе были люди, которые прекрасно разбирались в любой военной обстановке и умели быстро принять правильные тактические решения. Они умело планировали, организовывали и осуществляли передвижение подразделений и частей. Однако леса, как таковые, интересовали этих людей только с точки зрения использования их для сосредоточения войск или создания скрытых путей движения. Населенные пункты они рассматривали с точки зрения их тактического значения, поскольку здесь бой нужно было вести особым способом. А тот, кто в своих оценках и планах не принимал во внимание людей, проживающих в районе ведения боевых действий, не учитывал их мыслей, чувств и отношения к армии, допускал серьезную ошибку и в реальном бою мог потерпеть неудачу.
Подобные штабные офицеры, по сути дела, недооценивали роль солдат, унтер-офицеров и офицеров, рассматривая их лишь как живую силу, необходимую для выполнения поставленной задачи. В конце концов у таких офицеров штабная работа превращалась в самоцель, а штаб, укомплектованный такими офицерами, - в малоэффективный орган.
К этому выводу генерал-майор Вернер пришел, анализируя собственный опыт. Он основательно занимался этим вопросом, учась в военной академии. И теперь, став командиром дивизии, он постоянно задумывался над подобными проблемами. Пока речь шла только об учениях, еще можно было поразмышлять, так как здесь не могло быть реальных потерь, но совсем иначе будет обстоять дело в настоящем бою.
В армии каждый учебный час, каждое политическое занятие, каждый день подготовки кроме основной цели служат еще тому, чтобы научиться лучше понимать своих подчиненных и лучше управлять ими. Особенностью и в то же время главной трудностью в армии является то, что кадровые офицеры и унтер-офицеры должны за относительно короткое время передать огромному числу молодых солдат, надевших военную форму лишь на короткое время, все то, чему сами они научились за многие годы службы в армии. Сегодня солдат должен не только отлично владеть техникой, но и быть образованным, убежденным воином. Офицер, не понимающий возросшей роли партийно-политической работы или забывающий это со временем, вряд ли годится для военной профессии. Офицеров, которые, командуя подразделениями или частями, прежде всего заботятся о собственном продвижении по службе, следовало бы снова направлять на учебу в роты. Не солдаты существуют для штабов, а штабы для солдат. Даже в условиях мирного времени люди являются решающим фактором, а во время войны от него в конечном счете будет зависеть исход войны…
Услышав в приемной шаги, генерал выпрямился и отошел от карты.
Полковник Бредов, коренастый мужчина с чуть намечающимся животиком, который ему, однако, удавалось скрыть благодаря отличной выправке, по-уставному доложил о своем прибытии. У него был глубокий, приятный, но какой-то холодный голос. Старший сын Бредова, курсант третьего курса общевойскового училища, дружил с Катрин, поэтому на похоронах дочери Вернера присутствовала вся семья полковника. Будущий лейтенант Бредов сидел молчаливый и бледный, лицо его время от времени дергалось. Его отец, полковник Бредов, плакал, не стесняясь, и слезы падали на китель, оставляя на нем темные следы.
Вернер поздоровался с полковником за руку, ощутив тепло его плотной, крепкой ладони. Бредов дважды пожал руку генерала, как тогда на похоронах, будто снова хотел выразить Вернеру свое искреннее соболезнование. И Вернеру опять вспомнилась дочь, сидящая за роялем, ее темные легкие волосы, движения, сопровождавшие игру. А в следующее мгновение он представил себе жену, которая осталась дома одна со своей невыплаканной печалью. Генерал в душе разозлился на Бредова, хотя тот ни в чем не был виноват.
- Кофе? - коротко спросил командир дивизии.
Бредов согласно кивнул. Вернер позвал Риссмана и попросил его сварить кофе. Затем генерал снова подошел к карте, хотя мысли его все еще были заняты Бредовом. Полковник не был желанным гостем в частях и подразделениях дивизии. Однако, будучи заместителем командира дивизии по боевой подготовке, он чаще других заместителей Вернера имел дело с командирами частей и подразделений. По характеру это был человек замкнутый, порой просто недоступный. Когда он два года назад, успешно окончив военную академию, получил назначение в дивизию, его очень быстро прозвали "сапожником", так как с давних пор предметом его особого пристрастия являлись сапоги и, наезжая в качестве заместителя командира дивизии в роты и батальоны, он не забывал проверить их состояние. Теперь, если ожидался приезд полковника Бредова, целые подразделения принимались старательно чистить сапоги. За годы службы генералу Вернеру приходилось встречаться с подобными примерами. Среди офицеров попадались и "фуражечники", и "пряжечники", и даже те, кто с особым усердием боролись за чистоту носовых платков. Такие командиры вызывали не уважение, а насмешки и, по сути дела, не улучшали дисциплину, а на какое-то время отвлекали внимание целых взводов и рот от главного. Но бороться с подобными проявлениями педантизма было трудно, поскольку укоренились они довольно прочно.
Предстоящие учения имели для полковника Бредова огромное значение. Ему будет поручено выполнение целого ряда важных задач, потому что, как окончивший Военную академию Генерального штаба, он считался одним из кандидатов на должность командира дивизии. А ведь были случаи, когда Бредов терял контроль над собой. И начиналось все, как правило, со злополучных сапог. Ну а кончалось жалобами из частей…
И снова в приемной послышались чьи-то шаги. Вошли начальник политотдела и начальник штаба дивизии, внешне очень похожие друг на друга. У обоих были темно-русые вьющиеся волосы и голубые глаза. Оба славились невозмутимым спокойствием и жизнерадостностью, которая не раз помогала им в сложной обстановке. Оба были прекрасными стрелками из пистолета и хорошими волейболистами.
Вернер свернул карту. Ему нравились эти офицеры, выполнявшие свои обязанности в дивизии еще до того, как он четыре года назад был назначен командиром. Они очень помогли ему тогда. Но в конце учебного года с одним из них Вернеру придется расстаться. Полковник Петер Хемпель, начальник политотдела, направлен в Москву на учебу в академию. В штаб прибудет новый офицер, потому что полковник Шанц окончательно решил перейти на командную должность. Вернер охотно оставил бы его в дивизии, он хорошо знал полковника и был убежден, что Шанц со временем стал бы таким же хорошим начальником политотдела, как и Хемпель. Почему Шанц решил сменить работу в политотделе на командную, Вернер точно не знал, но предполагал, что напряженность, создавшаяся в поселке в отношении дочери полковника, повлияла на его решение в большей степени, чем он сам этого хотел бы.
Риссман принес кофе. Офицеры расселись в кресла. Все они выглядели немного возбужденными, как перед любыми учениями. На учениях многое повторяется: дневные и ночные марши, боевые стрельбы на дальних стрельбищах, но все-таки ни одно из них не похоже на предыдущее, так как основную массу солдат составляют новобранцы, да и техника и вооружение постоянно меняются, становятся более современными.
Вошел полковник Хорст Зайферт, заместитель Вернера по боевой технике и вооружению. Он вспотел и так раскраснелся, будто все расстояние от дома до штаба пробежал бегом. Поздоровавшись с офицерами, он снял очки, протер их, бросая на присутствующих вопросительные взгляды и смущенно улыбаясь, как опоздавший, который просит, чтобы ему рассказали о том, что он пропустил. На округлом, добродушном лице Зайферта выделялись густые подвижные черные брови, что делало его лицо особенно выразительным.
Последним с точностью до минуты появился полковник Манфред Науэндорф, начальник службы тыла дивизии. Он медленно вошел в кабинет, четко, по-военному поздоровался. И вся комната сразу же наполнилась запахом лаванды.
Хемпель прищелкнул языком:
- От тебя опять чем-то слегка попахивает!
Все весело засмеялись. Полковник Науэндорф выделялся среди офицеров. Даже в стеганом комбинезоне он выглядел элегантно. Кроме того, никто из них не танцевал так хорошо, как Науэндорф, никто не ходил со своей женой так часто в театр, как он, и никто другой не представлял командира дивизии на общественных мероприятиях так охотно, как Науэндорф. Свой кофе он выпил стоя.
- Садись, - предложил ему Вернер.
Науэндорф отрицательно замотал головой, а Бодо Кулонски, начальник штаба, ехидно заметил:
- Сомнутся отутюженные ватные брюки…
Каждый из офицеров так сосредоточенно пил кофе, будто все они и собрались в час ночи специально для того.
Вернер поочередно рассматривал офицеров. Кроме Бредова, он всех их знал много лет. Науэндорф и Заиферт прибыли в штаб дивизии из полков. Здесь они получили звание "полковник" и оба довольно быстро освоились со своими новыми обязанностями. Вернер хорошо чувствовал себя среди них. В штабе дивизии старшие офицеры обращались друг к другу скорее по-дружески, а не как начальники и подчиненные. Каждый уважал товарища, ценил его честность и ответственность. Единственным человеком, с кем Вернер еще не наладил тесного личного контакта, был Бредов.
Командир дивизии поднялся, и все офицеры сразу же поставили свои чашки на стол и тоже поднялись. Вернер знал, что никто из собравшихся в его кабинете не преследует на этих учениях своих личных целей, в том числе и Бредов, хотя его ждут серьезные испытания. Все были готовы к тому, чтобы с момента объявления боевой тревоги в течение многих дней не щадить своих сил и нервов, командовать и управлять тысячами солдат и имеющейся в их распоряжении боевой техникой, вместе с ними участвовать в борьбе за скорость, точность и надежность.
Все они хорошо знали, что на западе их республика граничит с государством, моторизованные армейские соединения которого могут достичь ГДР за полтора-два часа, а его самолеты - всего за две-три минуты. Вероломное нападение такой же агрессивной армии в недалеком прошлом вылилось в самую крупную войну в Европе.
Офицеры смотрели на генерала Вернера и ждали, когда он отдаст приказ начать учения.