- Отмени, значит, вызов.
- Поздно. Все уже на колесах. Это тоже ведь подготовка к бою…
- Пожалуй, начальником артиллерии командира артиллерийской бригады Сергея Ссргеича Чалого, а? - наконец вопросительно высказался Ермишин, упорно и озабоченно продолжая думать свое, как будто совсем не слышал того, что говорят вокруг, и единственной трудностью представляя себе выбор нового начальника артиллерии вместо себя.
Он привык к своей должности. Заядлый артиллерист, он считал ее до того решающей, важной, что ему казалось более значительным событием не перемена командарма, хотя командармом был назначен именно он же сам, - более важным считал он то, что его снимали с поста начальника артиллерии и приходилось теперь кем-то его заменить.
- Хороший артиллерист Чалый, - одобрил Ивакин.
- Не завидую я ему, - усмехнулся Рокотов. - С командармом-артиллеристом хлебнет он заботы… Я помню…
Слова Рокотова прервал сигнал воздушной тревоги. В тот же момент в помещение вбежал дежурный по штабу.
- Ракеты! Из лесу на село ракеты! - выкрикнул он в испуге.
- Товарищ капитан! Что такое? - с укоризной сказал Рокотов. - Доложите толково, как полагается.
Дежурный смущенно вытянулся:
- Виноват, товарищ командующий! Три минуты назад из леса неизвестно кем выпущены в направлении штаба армии две сигнальные ракеты. Над селом самолет противника.
- Вот что, товарищи, - не ожидая ответа Рокотова, обращаясь ко всем бывшим в комнате, сказал Балашов, - садитесь-ка по машинам, и через пять минут вас в селе чтобы не было. Штаб по приказу, данному ранее, уже начал передислокацию. На новом КП связь будет установлена через час, а то и минут через сорок. Я не ошибся, товарищ майор? - спросил он Бурнина.
- Так точно, не позже, чем через час! - отозвался тот.
- Отлично. Мы с вами останемся тут, товарищ майор, пока на новом КП генерал Острогоров возьмет управление в свои руки.
В это время издали заговорили зенитки.
Мигом все в темном селе всколыхнулось. Шоферы и бойцы батальона охраны вместе с работниками штаба уже выносили из домов и блиндажей штабное имущество. Машина командарма три-четыре минуты спустя пошла по дороге к северо-востоку, а за нею вытягивалась вереница других, увозивших командование и основную группу КП. Балашов и Бурнин с оперативною группой остались на старом КП, на узле связи.
Прожекторы пересекали путь самолетов с запада. Вставали и мчались по небу десятки скрещенных белых лучей. Зенитки били на протяжении пятнадцати километров густым заградительным огнем.
Во мраке за грохотом канонады было едва слышно, как похрапывали последние грузовики, в которые поспешно укладывались пишущие машинки, телеграфные и телефонные аппараты, личные вещи…
Поняв значение всей суматохи, колхозники торопливо вытаскивали из домов добришко, бежали с семьями в лес, в поле, в кусты, гнали туда же скотину. Иные из них запрягали лошадей, наваливали в телеги самое ценное из общественного добра.
И вдруг в небе начали зажигаться под облаками неподвижные яркие люстры; их расстреливали со всех сторон поднявшие оглушительный треск зенитные пулеметы, но зажигались новые и новые люстры. Они осветили село и дорогу.
Тяжелые бомбовые удары обрушились на село, когда основная колонна штабных машин была уже в десяти километрах в лесу и начала разгружаться у приготовленных блиндажей.
Балашов спустился в блиндаж узла связи, метрах в трехстах за сельскими огородами. Земля уже содрогалась от первых упавших бомб, но бетонное перекрытие блиндажа было надежно. Бурнин задержался, спасая последний груз оперотдела из-под бомбежки. Его отсутствие начинало уже волновать Балашова. Наштарм послал лейтенанта связи с приказом Бурнину немедленно явиться на узел.
Наконец майор появился в окровавленной шинели. Кровь была и на руках. Балашов тревожно вскочил:
- Бурнин, ранен?!
- Красноармейцы нашей охраны. Один убит, один ранен. Шофер наш убит, и "эмочка" вдребезги, - сообщил Бурнин. - Я перевязку делал, приказал, чтобы раненого захватили в грузовике со штабным имуществом.
Связь работала. Телефон было плохо слышно из-за непрерывного воя и грохота бомб.
Из дивизий сообщали о прибытии боепитания, о проверке в частях наличия противогазов. С левого фланга начальник химслужбы потребовал противоипритных накидок. Никто, разумеется, не представлял себе, что штаб армии в эту минуту подвергается ожесточенной бомбежке с воздуха, что над ним носятся около двух десятков вражеских самолетов.
- Да ну вас к богу! Какие накидки? Что вы панику порете, товарищ капитан! Был приказ только касательно противогазов! - раздраженно ответил Бурнин.
Над селом, тут же, совсем рядом с ними, продолжали рушиться бомбы. Земля дрожала. В соседнем блиндаже располагалась силовая станция, где сидели техник и красноармеец.
Девушка-связистка работала на телеграфе, вздрагивая плечами, как будто от холода, при этом особенно жалобной казалась свисавшая на ее лоб белокурая детская челочка.
- В первый раз, Надя, в такой переделке? - участливо спросил Балашов. - Ничего, не робейте. Перекрытие блиндажа крепкое…
- Я понимаю, товарищ генерал, - едва слышно прошептали ее губы.
"Я "Дунай", Дубрава. Взял языка. Направляю к вам на машине. Пленный указывает координаты скопления танков противника", - отстукали из штаба дивизии.
- Ну же, возьмите же себя в руки, Надя! - приказал наштарм. - Отвечайте немедленно. Вы же старший сержант, а не девочка! Отвечайте: "Нас бомбят. Посылайте немедленно пленного ориентир семнадцать дробь семьдесят восемь. Все донесения направлять туда же". Все.
"Волга", "Волга"! Говорит "Океан", нас бомбят. Надо мною бомбардировщики. Машины не успели взлететь. Все горит. Прощайте!" - принял Бурнин по рации
- Петр Николаевич! Аэродром разбомбили - воскликнул Бурнин. - Самолеты горят!
В волнении Бурнин нарушил официальность обращения и даже этого не заметил. Он думал в этот момент про Варакина. Успел ли он улететь в Москву?..
- Вызывайте теперь "Орел", - приказал Балашов Наде. - Доложим о перемене дислокации. - Он посмотрел на часы. - Через пять минут связь будет на новом КП установлена.
Дрожащей рукой девушка вызвала штаб фронта. Фронт откликнулся. Но вместе с новым страшным ударом бомбы и содроганием земли телеграф перестал работать и рация замолчала…
Радист и телефонист выскочили наружу из блиндажа, за ними Бурнин.
В едком дыму, в блеске искр и каком-то фантастическом зареве через кусты мимо них, чуть не смяв их, пронеслась взбесившаяся корова и с ревом помчалась в поле. Бурнин с товарищами бросились к соседнему блиндажу, где была силовая установка. Блиндаж оказался разбит.
- Ефимов, проверить провод! - приказал Бурнин. - А мы с вами, сержант, давайте раскапывать. Может быть, техники живы…
Из села сквозь давящий гул самолетов доносились женские крики, конское ржание, визг свиней… Там все пылало.
Бурнин почувствовал страшную беспомощность перед нагромождением бревен и этой горою земли, которая погребла силовую станцию.
- Вот они, оба здесь, товарищ майор! - почему-то необычайно громко крикнул радист.
Они лежали один на другом, красноармеец и техник. Оба были убиты.
- Ефимов! - позвал Бурнин.
- Здесь я, товарищ майор. Один конец разыскал! - откликнулся телефонист.
В тот же миг раздался давящий вой с неба.
- Ложись! - скомандовал Бурнин и упал.
Грохот рухнул, казалось, в самой его голове. Он еще никогда не слышал такого грома. И вдруг он почувствовал, как сыплется с неба земля на него самого; она ударяла его по каске, по шее, по спине… земля сыпалась, сыпалась, будто из самосвала… "Заживо похоронит!" - успел подумать Бурнин, стараясь вскочить. Но сил не хватило на это. Явственно он увидел лицо Варакина и в ужасе закричал.
Новый КП расположился под непосредственным прикрытием дивизии Чебрецова, всего в двух-трех километрах от ее штаба.
Попытка фашистов ударить по штабу армии еще раз подтверждала суждения Балашова о готовящемся вот-вот наступлении.
Из леса было видно огромное зарево, - должно быть, над только что покинутым ими селом. Там в красном зареве, в туче багрового дыма метались бледные прожекторные лучи, рвались зенитные снаряды, едва заметными искрами в небе обозначались пулеметные трассы, и еще раз за разом - там или нет? - грохотали тяжелые авиабомбы, мигали вспышками взрывы.
Рокотов и Ивакин наблюдали пожар с опушки. Их свита сгруппировалась чуть в стороне, предоставив им разговаривать с глазу на глаз.
Рокотов еще пытался настаивать на совместном выезде по приказу фронта, однако Ивакин не сдавался.
- Но это же нарушение дисциплины! - убеждал Рокотов. - Где это слыхано!
- Доедешь и там все объяснишь. Я понимаю, что будет буча! Когда на смену другого пришлют, я поеду вслед за тобой. Не пришлют - не уеду. Я коммунист! - настаивал Ивакин.
- А я?! Обыватель, чинуша, да?! - с обидой воскликнул Рокотов.
- Другое дело: тебе приказали Ермишину сдать. А я - кому? Приедет смена - уеду! - повторил Ивакин с упорством. - Ты видишь, что тут творится! Нельзя же здесь все оставить на новых людей. Неделю назад я уехал бы, три дня назад - тоже, может быть даже вчера… А сегодня - не та обстановка! Мне самому тяжело нарушить приказ. Если бы одного меня отзывали, я бы не смел ослушаться, но вместе - тебя и меня…
- Это же недоверие к тем, кого оставляют на нашем месте - воскликнул Рокотов.
- Ерунда! Я своей роли не преувеличиваю. Ермишин прекрасно справится. А с ним Балашов, Острогоров. Но нужно ему дать время войти в управление армией: ведь все-таки артиллерист!..
- А фронт, по-твоему, об этом не думал?!
- Фронт не знает как следует, что тут творится…
- Ну, это сказка про белого бычка: "На колу висело мочало. Не начать ли сначала?.." Как знаешь! - оборвал Рокотов.
- Отбомбились, должно быть, ушли, - сказал Ивакин, заметив, что в стороне покинутого КП нет больше взрывов и гаснут прожекторы.
- Хороши мы были бы, если бы не успели тут с запасным КП, - отозвался Рокотов.
- Товарищ командующий, связь установлена! - доложил сержант по приказу Острогорова.
Вызванный с КП своей артбригады, сюда же подъехал назначенный начальником артиллерии усач Сергей Сергеевич Чалый, чем-то похожий на полковника царских времен.
Все спустились в просторный блиндаж командного пункта армии.
Поступило сообщение, что по штабу армии правого соседа фашистская авиация только что нанесла неожиданный удар прежде смены их дислокации. Там был ранен командующий. Сообщали также о налетах на госпитали, аэродромы, на тыловые базы боепитания и горючего.
- А ведь прав оказался наш Петр Николаевич, - признал Острогоров, - к рассвету, конечно, на фронте начнется.
- Вызывайте его скорее. Доложите, что управление принято новым КП. Пусть снимают связь и выезжают сюда, - приказал Рокотов - Ну и жарко же там, в селе, было! Все в огне… Вызывайте.
Связь с дивизиями из нового расположения штаба возникала не сразу, исподволь, но поступали уже сообщения об артиллерийских налетах на дивизию правого фланга, на район КП Мушегянца.
Ермишин, Ивакин, Чалый, Рокотов, Острогоров склонились над картой, изучая последние данные. Но карта пока еще не могла показать сколько-нибудь ясной картины.
Артналёты один за другим угасали, но возникали тотчас же новые, без всякой видимой логики, совершенно в других местах. Из всех дивизий сообщали, что слышат демонстративный рев танковых моторов и лязганье гусениц.
- Темнят фашисты! - сказал Чалый. - Но артиллерия наша всюду готова к отпору.
- План у них ясный, - высказался Острогоров. - Накрыть авиацией штабы армий, прервать нашу связь и обрушить удар на фронт, лишенный единства и управления…
- Ну что же там связь со старым КП? Генералу Балашову доложено? - нетерпеливо спросил Рокотов своего порученца.
- Никак нет. Нет ответа, товарищ командующий. Ни провод, ни рация не отвечают.
- Ищите через дивизии! - потребовал Рокотов.
- Ищем, товарищ командующий!
Но связь порвалась. Балашов и Бурнин со своей группой будто канули в омут. Молчание было ответом на связь всех родов. Дивизии отвечали, что тоже не могут добиться. Да было бы и нелогично: средства связи дивизий переключились теперь уж сюда, на новый КП.
- Высылайте связных за начальником штаба и опергруппой. Надо же их разыскать! - почти выкрикнул Рокотов.
- Уже высланы, товарищ командующий, - сказал Острогоров.
Наступило тягостное напряжение. Казалось бы, Рокотову пора уж отбыть по приказу, но он медлил.
Склонясь над картою начоперода, совместно все проверяли по поступившим донесениям подготовку к большому бою, силились по скупым словам докладов и сводок дивизий и донесений разведки реально представить себе ход назревающих событий.
Нет, Рокотову было тоже не так-то легко в такой момент покинуть свою армию. Ведь здесь назревал огромной силы удар… Там лучше знают, конечно, в Генштабе, во фронту, может быть даже - в Ставке, лучше знают, кому где стоять, где кто нужнее в данный момент… Но оставить армию в такой трудный час… Ермишин расчетливый, умный и образованный генерал, но, правда же, он больше всего на свете артиллерист. Может быть даже, он был бы более чем на месте во главе артиллерии фронта, может быть, он достоин быть маршалом артиллерии. Но ведь главный род войск - пехота-то матушка, простые стрелки - ему пасынки, а не дети!..
Собираясь выехать, Рокотов полагался душою на то, что начальником штаба останется Балашов. Как там у них с Острогоровым ни бегают какие-то черные кошки, а все-таки Балашов, Острогоров, живой и кипучий Бурнин - это сердце штаба во время большого боя. Уговаривая Ивакина выехать вместе, Рокотов удивлялся его смелому отказу от подчинения и, скрывая сам от себя это чувство, радовался тому, что у Ивакина хватает упорства и выдержки для такого отказа. Теперь же, с исчезновением Балашова, он и сам вдруг заколебался: может быть, все-таки прежде выезда радировать фронту свои соображения вместе с Ивакиным? Два голоса будут лучше услышаны.
"Как лучше сделать?" - мучительно думал Рокотов, рассматривая последние сообщения из дивизий о ходе разведки.
…Балашов выглянул из блиндажа связи спустя три минуты после выхода Бурнина. Его встретили ослепляющий пламень и грохот. Над головою его визгнул осколок и хрястнул где-то с ним рядом, врезавшись в землю. Балашов отпрянул назад. Из-под каски он видел, как оседала земля после взрыва. Отдельные комья ее упали возле него, осыпав лицо. Каска на голове, как будто колокол, запела под сыплющейся землей. Он услышал крик Бурнина и рванулся вперед, споткнулся о кучу каких-то путаных проводов и упал в грязь ладонями, поднялся, отирая о полы шинели грязь и кровь с ободранных рук, побежал к блиндажу силовой установки и увидал убитых. Бурнина среди них не было. Он крикнул: "Бурнин!" И вдруг понял, что живой или мертвый Бурнин лежит где-то тут, под этою грудой свежей рыхлой земли…
В селе ударили еще и еще взрывы, грохотали зенитки. Из села доносились сквозь этот рев многоголосые крики и женский плач. Побежать туда, звать на помощь?..
- На по-омощь! На по-омощь! - закричал Балашов, захлебнулся дымом и вдруг раскашлялся.
В ту же секунду он понял, что его не услышат, что надо туда бежать. А Бурнин тем временем задохнется в земле… Он почему-то теперь был уверен, что он слышал крик не кого иного, а Бурнина.
Генерал метнулся к убитому красноармейцу, отстегнул у него лопатку, "шанцевый инструмент". Разбросать, разрыть эту гору разве под силу ему одному, старику!.. В первый раз в жизни он назвал себя стариком и сам удивился этому.
- На по-омощь! На по-омощь! - опять позвал он, понимая, что голос его глухой и хриплый.
Разве что Надю послать? С лопаткой она не помощница, а добежать ведь сумеет…
Балашов заметил, что гул самолетов смолк, не было больше взрывов, пальба зениток звучала уже далеко. Только кипело море огня над селом да слышались женские вопли…
"Сколько горя!" - подумал он.
Он разбрасывал, разрывал в отчаянии, врезался, вгрызался лопаткой в рыхлую землю.
- На по-омощь! - позвал он еще раз, чувствуя, что теряет силы.
И вдруг он услышал топот бегущего человека.
- Кто кричит? Где? - спросили из дыма.
- Майора засыпало тут. Не откопать одному…
- Эку гору-то ахнуло! Может, майор-то убитый? - спросил прибежавший с сомнением.
- Кричал! - сказал Балашов. - Его засыпало, а он кричал.
- Лопатка есть? Давай браться вдвоем.
- Там, у убитого за кустами. Одну-то я взял, - сказал Балашов.
Он разглядел, что прибежавший ему на помощь одет не в военное. Должно быть, колхозник.
Теперь они раскапывали втроем: услышав их голоса, выбралась Надя, где-то нашла лопатку и принялась вместе с ними за дело. Колхозник скинул шапку и ватник. Балашов тоже сбросил шинель.
- Никак, товарищ, вы генерал?! - удивился колхозник.
- Генерал, генерал… Ты копай, дорогой, не сдавайся, - пересохшим горлом прохрипел Балашов. - Не дадим ему задохнуться…
Балашов сам уже задыхался и обливался потом.
"Да, старик!" - подтвердил он себе.
Вдруг затрещали моторы. К бывшему расположению КП бежали какие-то люди.
- Кто тут? Кто жив? - кричали они еще на бегу.
- Генерал-майор Балашов. Здесь я!
- Товарищ генерал, командующий приказал доложить, что с нового расположения связь установлена, управление частями принято. Явился в ваше распоряжение, капитан Бодров.
- Бери лопатку, товарищ Бодров, помогай откапывать. Бурнина засыпало, - объяснил Балашов.
- Все ко мне! - скомандовал кому-то капитан.
- Ноги! - радостно закричал колхозник, добравшись до сапога Бурнина.
- Значит, вот тут голова. Осторожно! Лопаткой не рань! - остерег Балашов.
- Отдохните, товарищ генерал. Дайте лопатку. Идите пока в машину, - попросил капитан.
- У Нади лопатку возьми, - отмахнулся Балашов, продолжая копать.
Люди бежали со стороны дороги, ломясь сквозь кусты.
Балашов, колхозник, капитан, шофер, двое мотоциклистов, два связиста в восемь лопаток мгновенно извлекли Бурнина из земли. Он был без сознания, но очнулся после десятка движений искусственного дыхания, жадно, с хрипом, дышал и пил воду. Надя заплакала от волнения.
- Сможешь сидеть? Сидеть? Сидеть сможешь?! - громко и беспокойно допрашивал Балашов.
- Куда им сидеть! Теперь на носилки да в госпиталь, - заботливо высказался колхозник.
- Смогу, - еще через силу сказал Бурнин. - Доведите только… Ну и ну! Спасибо вам всем, товарищи. Вам… Петр Николаич… - добавил он, бредя к машине и чувствуя, что земля раскачивается в обступившем дыму.
Новый КП работал "на полный ход".
Показаниями пленного, взятого на участке дивизии полковника Дубравы и уже доставленного на новый КП, было установлено, что на этом участке сутки назад расположилась прибывшая из Франции свежая моточасть, позади которой в лесу за селом массированно сгруппировались танки.
- Отлично знаю этот участок и лес, - сказал Острогоров. - Мы в этом лесу стояли со штабом. Помните, товарищ командующий?
- Помню, - ответил Рокотов. - Около суток стояли во время боев за Смоленск. Поюжнее Духовщины.