- Так отделать человека! - снова возмущается пожилая дама с палкой. Светловолосый господин направляется к мосту, а оживленный обмен мнениями все еще продолжается. Он, словно это само собой разумеется, берет Иоганну под руку. Окружающие слегка разочарованы: все кончилось, а подробностей узнать так и не удалось. Но поскольку все считают, что господин и дама - старые знакомые, им беспрепятственно дают уйти.
- Что-то ее лицо мне очень знакомо, - говорит один из студентов.
- Она не киноактриса? - мечтательно спрашивает девочка-подросток с портфелем.
- Он сам к нему пристал, - авторитетно сообщает кто-то.
- Кто? К кому? - восклицают другие, и новоявленный очевидец сообщает красочные подробности.
- Поглядите только, как они его отделали! - возмущенно взывает к остальным пожилая женщина с палкой, и все в некотором отдалении следуют за светловолосым господином, который идет, прихрамывая и опираясь на руку Иоганны. Теперь он уже не испытывает чувства досады.
- Разве не ловко я их провел? - с плутоватым видом обращается он к Иоганне.
- Как? Каким образом? - удивленно переспрашивает Иоганна, стараясь одновременно оттереть приставшую к юбке грязь.
- Я схватил его слишком низко и уж потом ничего не мог поделать, - объясняет он. - Ясно, что в этом случае самое умное - закрыть глаза и прикинуться мертвым. - Он все еще сильно прихрамывает. - По-вашему, было бы геройством, если бы я дал им избить себя еще сильнее?
Иоганна невольно улыбнулась.
- Кстати, вы знакомы с этими молодыми людьми? - спросил он, повернув к ней умное, в мелких морщинках лицо и хитро улыбаясь.
- То есть как это? - вскинув брови, изумилась Иоганна.
- Раз вы не хотите мне рассказать об этом инциденте, у вас, вероятно, есть на то свои основания, - сказал он. - А я не отказался бы узнать подробности. Должен вам признаться, я от природы любопытен. - Он снова доверчиво и лукаво посмотрел на нее. - Ой! - внезапно вскрикнул он оступившись. Но, когда она хотела его поддержать, он сразу же заворчал:
- Да уберите же руку, вы только измажетесь в крови.
- Конечно же, я не знаю этих молокососов, - сказала Иоганна, - но они, должно быть, меня узнали.
- Как это узнали? - спросил он фальцетом. - Вас непременно все должны узнавать? Вы что, кинозвезда? Или чемпионка по плаванию? Впрочем, теперь мне ваше лицо в самом деле кажется знакомым.
- Как хорошо, что мы уже добрались до машины, - сказала Иоганна, так как лицо его снова исказилось гримасой боли. - Эта история, кажется, не прошла для вас даром. Может, мне все-таки проводить вас?
- Ерунда, - сказал он. И после короткого молчания добавил: - Меня зовут Жак Тюверлен. Если пожелаете, можете справиться о моем здоровье. Мой номер есть в телефонной книжке.
Она вспомнила, что где-то встречала это имя, но все же попросила Тюверлена продиктовать его по буквам. Потом сказала:
- А меня зовут Иоганна Крайн.
- Ах так, припоминаю, - подумав, после короткой паузы сказал он. - Но тогда, пожалуй, и впрямь будет лучше, если вы поедете со мной. Не ради меня, а в силу сложившихся обстоятельств. - Лицо его покрылось сетью морщинок. Он умолк и выжидательно поглядел на нее.
Она тоже взглянула на него и увидела, что у него широкие плечи и узкие бедра. Мотор уже был заведен. Помедлив с минуту, он сел в машину.
- О, не думаю, чтобы кто-нибудь снова пристал ко мне. - не сразу ответила Иоганна. - Эти четверо, верно, были пьяны. В общем-то здешние обитатели вполне миролюбивы.
- Вы так думаете? - протянул он. - Тем не менее при всем своем миролюбии они за последние годы убили немало людей.
Он уже сидел в машине, мотор громко урчал.
- Вы владеете приемами джиу-джитсу? - спросил он. И, так как она, смеясь, покачала головой, добавил: - Тогда вам все же лучше поехать со мной. - Прищурившись, он глядел на нее лукавыми, немного сонными глазами.
- Но в половине двенадцатого мне нужно быть у адвоката, - сказала она, ставя ногу на подножку.
- Так-то благоразумнее, - весело сказал он, когда она села рядом с ним, и машина тронулась.
Книга вторая
Суета
Перевод М. Вершининой
1. В вагоне метро
2. Несколько попутных замечаний о правосудии
3. Посещение тюрьмы
4. Пятый евангелист
5. Fundamentum Regnorum
6. Необходимы законные основания
7. Господин Гесрейтер ужинает в Мюнхене
8. Некоторые замечания по делу Крюгера
9. Жених в арестантской одежде
10. Письмо в снегу
11. "Пудреница"
12. Живая стена Тамерлана
13. Смерть и преображение шофера Ратценбергера
14. Кое-какие исторические сведения
15. Комик Гирль и его народ
16. Свадьба в Одельсберге
17. Заветный ларец Каэтана Лехнера
18. Керамическая фабрика
19. Давид играет перед царем Саулом
20. И все же - ничто не гнило в Баварском государстве
21. Долг писателя.
22. Шофер Ратценбергер в чистилище
23. "Ночные бродяги"
1
В вагоне метро
Вагон номер четыреста девятнадцать берлинской наземно-подземной дороги был в тот час, после окончания работы, битком набит. Одна половина вагона с красными кожаными сиденьями сверкала красным лаком, другая - с деревянными скамьями - желтым. Люди стояли, держась за поручни, стиснутые со всех сторон, прижатые к коленям сидящих. Они толкали друг друга локтями, сжимались, как могли, бранились, извинялись. Один из пассажиров, от которого сильно пахло карболкой, сидел в углу, прислонившись к стене вагона забинтованной головой и прикрыв глаза; какая-то дама посасывала шоколадные конфеты с начинкой, извлекая их из пакетика, другая поминутно роняла то сумочку, то какой-нибудь из бесчисленных свертков. Беспомощный господин в очках, несмотря на все старания, непрерывно толкал соседей, какой-то ловкий жулик обшаривал карман стоявшего рядом, какая-то дама возилась с губной помадой. Две молодые девушки мешали другим пассажирам своими теннисными ракетками, а человек в синей блузе - похожим на пилу инструментом, который, по убеждению большинства, вообще не положено возить в метро.
Весь этот людской конгломерат, хихикая, споря, заключая сделки, флиртуя, распространяя запах духов, с отупевшим видом цеплялся за поручни, в том же механическом ритме, что и сам поезд, шатался и покачивался на крутых поворотах в такт его движению, одинаково щурился, когда поезд из освещенного электричеством туннеля выскакивал наверх, навстречу яркому предзакатному июньскому солнцу.
Многие читали свежие выпуски вечерних газет с фотографиями и огромными, возбуждавшими любопытство заголовками. ПОКУШЕНИЕ НА ДЕПУТАТА ГЕЙЕРА гласил набранный крупными буквами заголовок одной из газет. Другая газета, наоборот, напечатала это сообщение мелким шрифтом и на второй полосе, отведя на первой главное место броскому заголовку: КРУПНЫЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ЧИНОВНИКОВ-СОЦИАЛИСТОВ.
Но независимо от крупного или мелкого шрифта читатели обеих газет могли узнать, что пополудни на одной из тихих улиц города Мюнхена трое неизвестных напали на адвоката Гейера и так избили его дубинками, что он, истекая кровью, остался лежать на земле. Преступники скрылись. Первая газета бурно негодовала на то, что в Мюнхене можно среди бела дня безнаказанно напасть на человека, и объясняла одичание нравов попустительством со стороны властей. Вторая упоминала лишь о "легком ранении" доктора Гейера и высказывала предположение, что скорее всего - это акт личной мести. Все, кому известно, сколь вызывающе ведет себя этот адвокат, что вновь проявилось на недавнем процессе Крюгера, если и не оправдают эксцесс, то, во всяком случае, поймут его причину.
Вот каким образом эту новость узнало двадцать восьмого июня большинство пассажиров вагона номер четыреста девятнадцать берлинского метро. "А все потому, - подумал тучный, страдавший одышкой господин, - что слишком уж этот Гейер лез на рожон. Я при своем слабом сердце не мог бы себе позволить подобных вещей. Разумеется, это создает человеку рекламу. Но платить за нее ценой таких волнений - себе дороже". Он вытер мокрое от пота лицо, погладил собаку, которая беспокойно терлась о его ноги, и твердо решил и в дальнейшем держаться от политики подальше.
"А все потому, что эти евреи вмешиваются в наши дела, которые их вовсе не касаются, - подумал внушительного вида господин в охотничьем костюме и высоких сапогах. - Сами во всем виноваты".
"Мюнхен, - подумал толстяк с массивной тростью, - акции пивоваренных заводов. Не повлияет ли эта история на их курс? Если он не поднимется выше, так я и останусь без автомобиля".
Двое молодых людей, склонившихся над газетой, прочтя эту новость, переглянулись и продолжали сидеть молча, взволнованные и расстроенные.
- Когда реакционная сволочь избивает рабочего, - высоким, прерывающимся голосом произнес молодой человек в плохоньком пиджаке, обращаясь к двум другим, - а это происходит чуть ли не каждый день, заголовков жирным шрифтом в газетах не найдешь.
Какой-то здоровенный детина в куртке враждебно поглядел на говорившего, раздумывая, не следует ли вмешаться, но поняв, что в этом вагоне он вряд ли найдет поддержку у большинства пассажиров, ограничился свирепым взглядом.
"Опять эта грязная политика", - подумал человек с огромным перстнем на пальце, на лице которого, точно маска, застыло выражение мужественности, и стал перелистывать газету, пока не нашел рецензию на вчерашнюю премьеру, где играл его товарищ.
- Я всегда говорил, - басистым голосом произнес еврейского вида господин, обращаясь к даме, - не нужно ездить на баварские курорты. Когда туристов там поубавится, эти субъекты сразу перестанут выкидывать такие фокусы.
- Если они и дальше будут выкидывать такие фокусы, - сокрушалась молодая женщина в очках, - цены на масло подскочат еще выше. Уже сейчас фунт стоит двадцать семь марок двадцать пфеннигов. К концу недели и так приходится давать Эмилю с собой на завтрак сухой хлеб.
"Не послать ли телеграмму с выражением сочувствия? - думал про себя бледный, аскетического вида господин в пенсне, с громадным, мешавшим его соседям портфелем. - Если не пошлю, скажут: "Вас вообще ничто не волнует". А если пошлю, и потом дело обернется скверно, эти деятели начнут ворчать".
- Ну и времена пошли! - сокрушалась какая-то нервная дама, через плечо соседа прочитав новость о покушении.
- Кого это казнили? - громко спросила ее полуглухая дряхлая старуха-мать.
- Доктора Гейера.
- Это не тот ли министр, который вызвал инфляцию? - кричала мамаша с другого конца вагона. Кто-то пытался ей объяснить, в чем дело, кто-то возмущенно требовал прекратить, наконец, шум.
- Значит, тот самый министр, - удовлетворенно констатировала глухая.
На каждой остановке люди выскакивали из вагона, быстрым шагом направлялись к выходу, торопясь к ужину, к девушке, к другу, в кино. Уже на лестнице, ведущей на улицу, они успевали забыть о газетной новости, и громкие, пронзительные крики продавцов газет: "Покушение на депутата Гейера!" - для этих куда-то спешивших людей звучали как нечто устаревшее и докучное.
2
Несколько попутных замечаний о правосудии
Экономка Агнесса провела Иоганну Крайн в спальню, где лежал больной адвокат Гейер. Тщетно стараясь говорить потише, экономка плаксивым голосом запричитала, что с доктором нет никакого сладу. Всего только второй день, как вернулся из больницы, а уж рад бы отослать сиделку и засесть за работу. Несмотря на запрет врача, он на сегодняшний вечер вызвал своего помощника, а на завтра - управляющего конторой. И с Иоганной наверняка собирается беседовать не только о предписанной ему диете.
Едва Иоганна вошла, Гейер отослал сиделку. Иоганна внимательно и сочувственно оглядела худое, бледное лицо адвоката. Теперь особенно четко обозначился его крупный череп, высокий лоб, впалые виски, тонкий, заострившийся нос. Голова была забинтована, щеки поросли рыжеватой щетиной, голубые глаза потускнели и казались больше обычного. Не успела сиделка выйти, как он исхудалой рукой нашарил очки, пользоваться которыми ему было запрещено. И как только он ими вооружился, так сразу же стал похож на прежнего энергичного Гейера.
О случившемся он говорил с подчеркнутым безразличием. Смеялся над бесконечными газетными вымыслами. Ведь покушение не повлекло за собой серьезных последствий. Сотрясение мозга уже почти не дает себя знать, рана над глазом не опасна. В худшем случае тазобедренный сустав станет менее подвижным.
Как только температура спала и он снова обрел способность мыслить трезво и ясно, он решил не принимать эту историю всерьез. Перебирая в уме все подробности, он приходил к выводу, что держался тогда достойно. Услышав на тихой, безлюдной улице позади себя торопливые шаги, он обернулся, и в краткий, но для него бесконечно долгий миг до удара уже понял, что сейчас его ранят - возможно, даже смертельно. В то мгновение он не ощутил страха, не струсил, сохранил хладнокровие перед лицом опасности. Он был доволен собой.
Правда, было одно обстоятельство, которое его угнетало. Тогда, обернувшись, он увидел трех парней. Он видел их какие-нибудь доли секунды; к тому же тот, который интересовал его больше всего, укрылся за двумя другими и нагнул голову. И все же он был почти уверен, что узнал это наглое, пустое, насмешливое лицо с мелкими, крысиными зубами. Возможно, это была лишь бредовая идея, плод воображения. Но мысли Гейера, как он ни боролся с собой, беспрестанно возвращались к этому лицу. Было бы нетрудно получить более достоверные сведения: достаточно было назвать следователю имя страхового агента фон Дельмайера. Но если пустопорожний страховой агент был замешан в этом деле, тогда о покушении наверняка знал и кое-кто другой. Но об этом Гейер узнавать не желал; он предпочитал оставаться в неведении.
В общем же он отнесся к покушению довольно спокойно. С подобными неприятностями может столкнуться всякий, кто борется во имя идеи. Если бы не воспоминание о том лице, он испытывал бы даже некоторое удовлетворение от своих страданий. Но стоило ему вспомнить о том мелькнувшем на миг лице, как раны его начинали ныть, и появлялось такое чувство, будто череп сверлят острым буравом, что-то жгло под закрытыми веками - на кровати лежал беспомощный, разбитый человек.
Спокойная, ясная сидела Иоганна в спальне, кое-как обставленной случайной, стандартной мебелью. Всякое кокетство было противно ее натуре, и в подчеркнутом безразличии, с каким Гейер рассказывал о случившемся, ей почудилась рисовка. Поэтому она почти не поддерживала разговора и вскоре перевела его на дело Крюгера, ради которого, собственно, и пришла.
Мартин Крюгер после приговора наотрез отказался от подачи кассационной жалобы. Иоганна сочла это просто театральным жестом, позой обиженного: чем мне, мол, хуже, тем лучше. Но она не смогла переубедить его. По-видимому, его фатализм имел глубокие корни. Она надеялась, что резонные доводы адвоката поколеблют решение Мартина, заставят его бороться с проклятым невезением. Но за день до истечения срока подачи кассационной жалобы на Гейера было совершено нападение. Его помощнику не удалось уговорить Крюгера изменить свое решение. Срок был упущен, и Мартина перевели в исправительную тюрьму Одельсберг.
Гейер сухо обрисовал ей положение вещей. На пересмотре дела согласно параграфу триста пятьдесят девятому можно настаивать лишь в случае предъявления новых фактов или доказательств, могущих в совокупности с уже ранее приведенными доказательствами послужить для суда основанием для вынесения оправдательного приговора. К примеру, если б удалось доказать, что шофер Ратценбергер дал ложную присягу. Он, Гейер, само собой разумеется, уже предпринял необходимые шаги и подал соответствующее заявление о лжесвидетельстве Ратценбергера. Но крайне сомнительно, что прокуратура возбудит дело против шофера, раз уж у нее достало ума не возбуждать дело даже против нее, Иоганны Крайн. Больше того, власти решили предать эту историю полному забвению. Добиться помилования сейчас - почти нереально. В этом смысле ожесточенные нападки прессы других германских земель на позорный приговор приносят больше вреда, чем пользы.
- Так что юридическим путем, - резюмировал он, - помочь Крюгеру невозможно.
- А другим? - спросила Иоганна, подняв к нему лицо и устремив на него свои большие серые глаза.
Гейер снял очки и, полузакрыв покрасневшие веки, снова откинулся на подушки. Он потратил слишком много сил. И ради чего, собственно?
- Возможно, вы смогли бы повлиять на власти с помощью светских связей, - вялым голосом ответил он наконец.
И когда он говорил это, перед Иоганной по странному совпадению возникло пухлое лицо с задумчивыми, подернутыми поволокой глазами и маленьким ртом, произносившим слова медленно и осмотрительно. Но ей никак не удавалось вспомнить имя этого человека. Это был один из присяжных заседателей, который вступился за нее, когда прокурор так нелепо к ней придрался. Иоганна взглянула на лежавшего Гейера, очень худого, вялого, сильно уставшего от разговора. Ясно, что пора встать и распрощаться. И все же она резко спросила его:
- Скажите, доктор, как звали того господина, ну, того присяжного заседателя, который вступился за меня перед прокурором?
- Это был коммерции советник Гесрейтер, - ответил адвокат.
- Вы думаете, он может чем-нибудь помочь? - спросила Иоганна.
- Вполне возможно, - сказал Гейер. - Правда, я имел в виду других.
- А именно? - спросила Иоганна.
В дверь постучали; должно быть, экономка Агнесса напоминала, что пора уходить. Гейер с видимым трудом назвал Иоганне пять имен. Она старательно записала их. И лишь после этого ушла. Вначале Гейер был рад приходу Иоганны Крайн. Теперь же, после ее ухода, он совсем обессилел. Оттопыренная верхняя губа обнажала крепкие желтые сухие зубы. Его мучило воспоминание о том лице. Экономка шепотом объясняла сиделке, что неразумно было допускать к больному эту даму.
Перед своим домом на Штейнсдорфштрассе Иоганна увидела Жака Тюверлена, ожидавшего ее в своем маленьком французском автомобиле. Она обещала поехать с ним сегодня за город.
- Видите, - весело сказал он, - я был благоразумен и посигналил всего два раза. Потом сообразил, что вас нет дома, и сидел тихо как мышь. Если бы я продолжал гудеть, верно, переполошилась бы вся улица. Хотите, поедем на Аммерзее? - предложил он. Она согласилась: ей нравилось это тихое, непритязательное место.
Тюверлен вел машину не очень быстро, но уверенно. Из-под больших автомобильных очков его лицо в мелких морщинках светилось умом, он был в превосходном настроении, говорил много и откровенно. За это время они уже встречались дважды, но, занятая своими мыслями, Иоганна пропускала тогда его откровения мимо ушей. Сегодня она слушала Тюверлена более внимательно.