Вскоре битва утихла. Повсюду были видны готы, подбрасывавшие копья над телами убитых римлян. Лошади, лишившись хозяев, бегали по западному склону. Некоторые всадники, запутавшись в стременах, всё ещё висели на них мёртвым грузом. Впрочем, несколько тяжело раненных галопом мчались к своему строю.
И тогда дети Тюра, бывшие с Хериульфом, неосторожно подошли на расстояние броска копий тяжеловооружённых римских воинов. На флангах римлян уже стояли пращники и лучники, вновь взявшие своё оружие. Наших же лучников, хотя они и стреляли метко и верно, было слишком мало, чтобы подавить их. К тому же, некоторые из наших лучников отбросили луки, чтобы присоединиться к атаке Хериульфа. Да и местность была для нас не самой удобной. Сначала склон, где стоял римский строй, поднимался плавно, но потом становился всё круче и круче, и воины, взбиравшиеся на него, запыхались. Прочие роды, которым Тиодольф приказал построиться клином, готовы были двинуться вперёд, так что если бы Хериульф с воинами немного подождали, было бы лучше для всех.
Но они не стали ждать, а, издав победный клич, ринулись на римлян, построившихся так, как было сказано ранее. Перед римлянами были воткнуты в землю и направлены на нас острые колья. Позже мы поняли, что это нанесло большой урон нашему войску. За кольями, на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы было удобнее метать копья, находились вражеские воины. Они стояли в три шеренги – это позволяло им сразу выпускать много копий, а если римлянина в первом ряду убивали, то кто-нибудь, стоявший за ним, занимал его место.
Копья обрушились на нас, как ветер в бурю, атака римлян была быстрой и свирепой. Многих убило или ранило ещё прежде, чем они успели добраться до кольев, тоже несущих смерть, но дети готов не обратили на это внимания. Выдернув колья, они промчались вперёд и напали на отважных римских пехотинцев. Дальше незачем долго сказывать. Где бы ни поднимал меч или копьё гот, пред ним было три меча. Тоти из рода Бимингов был ранен и выполз с поля сражения живым. Он рассказывает, что вначале на Хериульфа напало шестеро, а затем ещё больше, но тот даже не думал прикрываться щитом, а лишь поднял Сестру Волка и стал прорубать себе дорогу, словно лесник сквозь чащу, когда уже близится ночь, а он голоден. Так пал Хериульф Древний, а с ним многие из родов Бимингов и Элькингов и множество римлян.
Но между убитыми и ранеными наш клин медленно продвигался вперёд. Мы осторожно прикрывались щитами от свинцовых пуль и стрел, летевших со всех сторон, и когда римляне увидели наш сомкнутый строй и Тиодольфа, идущего впереди с обнажённым Плугом Толпы в руке, они перестали преследовать тех, кто был легко ранен или не ранен вовсе, и отступавшие сумели присоединиться к нам. Когда мы забрали всех, кого смогли, и показали, что не боимся врага, мы стали помаленьку, шаг за шагом отступать, всё ещё держась к римлянам лицом. Отступали мы до тех пор, пока не вышли из-под обстрела копий, хотя стрелы и свинцовые пули ещё долетали до нас. Так окончилась атака Хериульфа".
Гонец замолчал, переводя дух. Все смотрели на него, не проронив ни слова, будто он воочию показал им битву. Многие женщины тихо оплакивали Хериульфа, а многие девушки были ранены в самое сердце, услышав печальные вести о юношах Элькингов и Бимингов, ведь Вольфинги дружили с этими родами. Они оплакивали любовь, которую потеряли, и если бы осмелились, то спросили бы о судьбах своих любимых, но они молчали, ожидая окончания рассказа.
Эгиль между тем продолжил: "С атаки Хериульфа прошло немного времени, и хотя люди совсем не устрашились тем, что произошло, а скорее разозлись, всё же Тиодольф ждал, надеясь на подмогу со стороны леса, из вагенбурга, и не желая, чтобы кто-нибудь из римлян ускользнул от нас. Он с радостью послал бы их всех к Тюру следом за великим старым Хериульфом.
Так, не трогаясь с места, мы ждали некоторое время. Тиодольф, положив Плуг Толпы на плечо, стоял без шлема и кольчуги, словно доверяя свою защиту родичам. Римляне тоже не дерзали покинуть выгодный для обороны участок и наблюдали за нами с такими же мрачными лицами, с какими мы смотрели на них.
Мы трижды делали вид, что нападаем, но они так и не двинулись с места, хотя это очень серьёзное испытание для воина – стоять пред врагом так долго и, ничего не делая, просто ждать. Многих наших лучников убило или ранило, а остальных было слишком мало, чтобы противостоять вражеским стрелкам. Наконец, мы начали пододвигаться ближе и ближе, не ломая клин, пока не оказались на расстоянии броска копий их пехотинцев. Как громко взревел наш боевой рог! Мы перестроились, разбежавшись вправо и влево от князя и встав длинной шеренгой лицом к врагу, а затем, подождав минуту, бросились вперёд под градом копий, и в тот момент услышали будто бы эхо нашего рога. Ни у кого из воинов, бежавших в бой, не было времени, чтобы понять – это пришли на подмогу свежие силы.
Мы неслись так быстро, что римляне не успели метнуть много копий. Да и бежали мы не одной толпой, как отряд Хериульфа, а растянувшись, и каждый из нас твёрдо знал, что никто не подумает отступить.
Хотя местность была против нас, мы бросились на их колья, словно были свежи и полны сил, и вскоре уже дрались врукопашную. Битва была суровой. У римлян не получалось оттеснить нас, а мы не смогли с первой атаки расстроить их ряды. Воин дрался с воином так, словно в мире кроме них двоих никого не существовало. Меч встречал меч, сакс встречал сакс. Слышались лязг и звон. Древковое оружие было бесполезно. Мы сражались плотной толпой, и никто не видел, как шла битва, дальше, чем на два ярда от него самого. Каждый вкладывал всю душу в удар, что наносил в тот момент, и ни о чём больше не думал.
Наконец, мы почувствовали, что римляне колеблются, и наша работа стала легче. Тогда у нас появилась надежда, мы закричали и усилили натиск. В тот самый миг прямо за нашей спиной взревел рог воинов Марки, и на наши крики ответили криками родичи. Тогда те из римлян, кто в тот момент не рубил мечом, не наносил удара саксом или не защищался щитом от наших ударов, развернулись и побежали, а мы издали победный клич. Земля затряслась, и мимо сражавшихся промчались всадники готов, которых послали нам на помощь. Они быстро нашли нас по протоптанным нами тропам. Тут я увидел Тиодольфа. Он как раз убил очередного врага, и вокруг него было пусто. Он метнулся в сторону, поймал за стремя Ангантюра из рода Берингов, пробежал с ним десять шагов, а затем, разжав руки, понёсся вперёд быстрее, чем рыжие кони Берингов, продолжая погоню, как он обычно и делал.
Но мы, уставшие больше, выполнив свою работу, остались на месте среди живых и мёртвых, в окружении свободных воинов Марки и их невольников. Вскоре к нам вернулись Тиодольф и те, кто отправился в погоню, и мы сделали круг по полю сражения, пропев Песню Победы. Это была песня Вольфингов.
Так закончилась атака Тиодольфа".
Когда гонец замолчал, наступила тишина – слушатели не нарушали её, думая о своих мёртвых сородичах и погибших возлюбленных. И Эгиль заговорил вновь: "Но внутри этого круга лежала печаль наших сердец, ибо Один призвал домой многих воинов, оставив на поле лишь тела. Самым могущественным из них был Хериульф. Римляне подобрали его там, где он пал, и оттащили в сторону, но не стали раздевать. Рука его всё ещё сжимала Сестру Волка. Щит был весь истыкан наконечниками стрел, кольчуга во многих местах была разорвана, а шлем от ударов потерял форму. Метательные копья нанесли ему серьёзные раны в бок и бедро ещё до того, как он вступил в рукопашную с римлянами, его ещё трижды проткнули саксом – в горло, в бок и в живот. Каждой из этих ран было достаточно, чтобы лишить воина жизни. Но лицо его было по-прежнему прекрасно, и нам казалось, что Хериульф умер улыбаясь.
У ног его распростёрся юноша из рода Бимингов в ярко-зелёной куртке, а рядом лежала голова другого воина из его рода, тело которого мы нашли в нескольких ярдах от того места. Много пало и Элькингов. Девушки, оплакивайте тех, кто вас любил. Теперь они отправились к богам вместе с достойными воинами, прихватив с собой и славный отряд врагов.
Семь десятков и семь сынов готов погибли от рук римлян в бою и пятьдесят четыре на склоне, перед тем как успели вступить в рукопашную, а кроме того ещё двадцать четыре погибло от стрел и свинцовых пуль и многие были ранены.
Но на месте последней схватки и рядом с ним, мы не нашли раненых. Только убитых, так как раненые либо отходили к нашему отряду, либо продолжали атаку на римские ряды, чтобы умереть от новых ударов.
Мёртвые тела чужаков грудами лежали там же, ибо кровавым было побоище после того, как всадники Берингов и Вормингов напали на врагов. Большинство римлян презрели бегство и умерли, где стояли, не выпрашивая пощады, которая была дарована лишь немногим из них. Всего пало пять сотен, восемь десятков да ещё пятеро римских пехотинцев. Тех, кому удалось бежать, было совсем немного. Пращников же и лучников было убито лишь восемьдесят шесть человек, ибо они стреляли, а не стояли насмерть, как пехотинцы. Они были проворны и быстры, с покатыми плечами и очень смуглой кожей, но не сказать, чтобы неприятные".
Продолжил юноша песней:
"Сумерки. Шествие воинов.
Наши друзья и родные
Помощи не попросят,
Сами помочь не смогут
Больше. Свершён их подвиг,
Подвиг во славу рода.
Головы держат прямо
Воины. Раны прятать
Им не к чему. Смотрите,
Недруги, как прекрасны
К пиру готовые залы,
Залы богов! О, воины,
Прибыли вы не первыми
В город богов, но любимы
Опытными в войне.
Павшие мост проходят
Радужный, и сбираются
Толпы теней – послушать
Славный рассказ о битве,
Битве на длинном холме".
После этих слов гонец спустился с Холма Речей, и женщины, обступив его, отвели в бражный зал, омыли и накормили. Он очень устал и уже хотел спать, но некоторые из женщин не смогли сдержаться – они обязательно должны были спросить о судьбе своих друзей, участвовавших в битве. Юноша как мог отвечал им: одних он обрадовал, других опечалил, а третьим так и не смог сказать, живы ли их друзья или погибли, а после разговора он прошёл к своему месту и заснул. Спал он долго. Женщины разошлись: одни пошли на пашню, другие на луг, кто-то смотрел за тем, как пекутся хлеба, кто-то отправился шить одежды, а кто-то ушёл на дальние луга с коровами да овцами.
Солнца Крова с ними не было: она разговаривала со старым воином, Сорли, который, будучи хромым, не годился для походов, но обладал большим опытом в военных делах. Вскоре девушка и воин вместе с несколькими старушками и мальчиками приступили к работе: они осмотрели бражный зал и изгородь вокруг него, собрали оружие – как стрелковое, так и рукопашное – и сложили его там, откуда удобнее всего было бы его взять, затем убедились, что пищи заготовлено на много дней вперёд, собрали под крышей над женской половиной множество сосудов с водой, чтобы обезопасить дом от огня, осмотрели входы и окна, проверили, крепко ли держатся и легко ли входят в пазы задвижки. Убедившись, что всё в порядке, они стали ждать исхода дела.
Глава XVI. О том, как гномью кольчугу унесли из бражного зала Дейлингов
Теперь следует поведать о всаднике, прискакавшем с юга в жилище Дейлингов тем ранним утром, что наступило после того, как Гисли принёс Вольфингам вести о битве в лесу. Прибыл он как раз пред восходом солнца, когда ещё немногие успели выйти из дома. Подъехав к бражному залу, он слез с вороного коня и, привязав его к кольцу в стене у Врат Мужей, вошёл внутрь, бряцая оружием – он был в боевых доспехах с большим широкополым шлемом*.
В бражном зале люди только начинали просыпаться, и к гостю вышла лишь одна старушка. Осмотрев незнакомца, она поняла по одежде, что это гот, притом из рода Вольфингов. Старушка вежливо поприветствовала его, а он сказал ей следующее: "Мать, я пришёл сюда по делу. Время не ждёт".
Она спросила: "Сын мой, какие же вести принёс ты с юга? Судя по виду, ты из войска готов".
Воин ответил: "Вести те же, что и вчера. Разве только Тиодольф собирается провести войско через дикий лес, чтобы встретить римлян вне его пределов, так что скоро ожидается новая битва. Послушай, мать, есть ли среди вас кто-нибудь, кто узнает это кольцо Тиодольфа? На случай, если кто засомневается, что меня послал он".
"Есть, – ответила старушка, – Агни узнает его. Он знает всех вождей Марки. Но что у тебя за поручение? И как тебя зовут?"
"На эти вопросы легко ответить, – сказал воин. – Я Вольфинг по имени Голова Тора. Я прибыл, чтобы привезти Тиодольфу сокровище мира, кольчугу, сработанную гномами, которую он забыл, когда отправился на юг три дня назад. Пусть побыстрее придёт Агни, чтобы я мог её получить. Время совсем не ждёт".
Теперь вокруг них собралось три-четыре человека, и одна девушка спросила: "Мне привести сюда Агни, матушка?"
"Зачем? – возразила старушка. – Агни спит, и его тяжело будет разбудить. Он стар, пусть спит. Я сама схожу и принесу кольчугу. Я знаю, где она лежит, и рука моя найдёт её так же легко, как мой собственный пояс".
И она пошла в сокровищницу, туда, где хранились драгоценности рода. Там в прекрасных сундуках были сложены ткани – их оберегали от пыли и от дыма. На полках, перед которыми висело вышитое покрывало, стояли золотые и серебряные сосуды. На крюках вдоль стены были развешаны искусно сработанное оружие и доспехи, украшенные золотом и драгоценными камнями. Среди них легко можно было заметить прекрасную гномью кольчугу. Тёмно-серая и тонкая, она была мастерски сделана и занимала совсем мало места. Старушка сняла её с крюка, провела по ней рукой, подивилась и произнесла: "Дивные руки выковали тебя, преграда мечу! И в дивных землях ты была сделана! Ведь ни один кузнец из наших родов не смог бы создать подобное тебе, разве что с помощью богов или их недругов! Ты изведаешь и удар меча, и удар копья, прежде чем вернёшься к нам, ибо с Тиодольфом ты окажешься там, где для тебя найдётся работа".
Она вернулась к гостю с кольчугой в руках и, отдав её, сказала: "Когда Агни проснётся, я передам ему, что здесь был Голова Тора из рода Вольфингов и что он забрал чудо мира, сработанную гномами кольчугу Тиодольфа".
Голова Тора взял кольчугу и развернулся, чтобы уйти, но в этот момент старый Асмунд встал со своего спального места и, оглядев зал, заметил Вольфинга, выходившего из дверей. Он спросил старушку: "Что он тут делает? Какие-то вести от войска? Моя душа ничего не предчувствовала прошлой ночью".
"Пустяки, – ответила старушка, – князь послал за своей чудесной кольчугой, которую забыл в нашей сокровищнице, отправляясь на бой с римлянами. Возможно, грядёт кровавая битва, а Тиодольфу больше, чем кому бы то ни было, понадобится защита от меча".
Пока она говорила, Голова Тора вышел из дверей и сел в седло. На своём вороном коне могучий воин поехал вниз по земляной насыпи, ведущей с холма на равнину. Асмунд же подошёл к двери и так стоял, глядя ему вслед, до тех пор, пока тот не пришпорил коня, направившись галопом на юг. Тогда Асмунд произнёс:
"Каких чудес желают нынче готы
Страданиями родичей купить?
Зачем прекрасная из рода праотцов
Смешалась с ними? Может быть, боятся
Могучие, что роды возмужают
И по ступеням каменным взойдут
В богов чертоги, их судьбу верша
И изменяя мир, чтобы цветущим
Он пребывал, не увядая впредь?
Неужто дар напрасен и молитвы,
Проклятие гасящие, как пламя, -
Бессмысленны? Неужто не боятся,
Что Волк, словно огонь из яркой искры,
В мгновенье разрастётся и направит
Народ могучих готов на поля
И в горы, как их боги направляют
Между землёй и теми, что куют
Неволю злую и искусный меч,
Его погибель. Разве не боятся
Сынов глухого леса, что осилят
Жестокий, омерзительный народ
И станут после этого богами,
В домах богов по праву поселившись?"
Сказав это, старик вернулся в зал. На сердце у него лежала тяжесть, и вид его был ужасен. Он видел ещё не происшедшее, и от него не укрылось, что Голова Тора не был воином Вольфингов, что это была Солнце Леса, обладавшая умением изменять свой облик.
Глава XVII. Солнце Леса разговаривает с Тиодольфом
Воины Марки положили Хериульфа в ложбину на вершине холма, где он и был убит, и навалили сверху такой огромный курган, что он был виден издалека. Вокруг захоронили других воинов, решив, что лучше оставить их там, где они создали о себе легенду. А павших римлян похоронили ниже, на западных склонах.
Едва только с захоронениями было покончено, как село солнце, и опустилась ночь. Тиодольф устал и охотно отдохнул бы и выспался, но его одолевало множество мыслей: князь раздумывал, куда теперь он должен вести людей, чтобы снова разбить римлян. Наконец, он решил отойти в сторону от войска, чтобы отдохнуть и вздремнуть. Тиодольф доверил все важные дела воину по имени Сольви и спустился с юго-западного склона холма в небольшую долину, отойдя примерно на фарлонг от места битвы. Долину пересекал ручей, а дальний её конец был укрыт небольшой тисовой рощицей: деревья были низкими, зато росли густо. На короткой траве то тут, то там лежали большие серые камни. Тиодольф спустился к берегу ручья, туда, где поток вливался в озерцо, из которого вытекал потом тонкой полоской и, свернув перед тисовой рощей и пройдя под низкими выступами скалы, оказывался в другой, более широкой долине. Тиодольф смотрел на озеро и улыбался про себя, словно размышляя о чём-то особенно приятном. Он достал висевший у него на боку широкий нож и начал кромсать землю, пока у него не получилось то, что он хотел. Тогда Тиодольф принёс камни и соорудил запруду поперёк того места, где ручей вытекал из озера, потом сел на большой камень и стал наблюдать за тем, как прибывает вода.
Он пытался думать о римском войске и о том, как его одолеть, но все старания были тщетны: мысли Тиодольфа возвращались к обыденной жизни, такой, какой она представлялась ему по окончании войны. Сейчас он не думал об обрушившихся на готов бедствиях, нет, он видел себя среди повседневных забот. Вот он идёт за плугом на пашне, и западный ветер обещает раннюю весну, а вот он с серпом в руках посреди зрелой пшеницы жарким летним днём, и отовсюду доносится смех веселящихся юношей и девушек. Он представлял себя далеко, на другом берегу Реки Бранибора: звёзды ещё только появляются в небе, как и сейчас, а он высматривает, нет ли на опушке случайно забредших в эти края волка или рыси. Вот он идёт по безветренному лесу после первых морозов, когда ещё не выпал снег, с охотничьим луком или дротиком в руке. А вот возвращается из лесу, пробираясь через снег и таща за собой сани с добычей. Стоит глубокая зима, ледяной ветер кусает лицо и несёт клубы снега, а Тиодольф шагает к свету и музыке бражного зала, откуда доносятся весёлые голоса. Там его встретят улыбкой, обрадовавшись возвращению охотников. Тиодольф представлял залитые половодьем луга и сладкий отдых ночью, когда северный ветер завывает вокруг старого дома.