Это была неправда, машина ее не ждала; она солгала, чтобы он отпустил ее. Анна-Мария шла теперь куда глаза глядят. Луна светила сквозь резьбу кованой вывески, и на ней явственно проступил ажурный силуэт коня. Вторые этажи домов, подпертые балками, выдавались над узкой улочкой. Анна-Мария вдруг поняла, что она не знает, где она… Никого… Тем лучше… Но одна мысль, что она может внезапно очутиться лицом к лицу с немцем, так испугала ее, что она ускорила шаг: хоть они и побеждены… Улица сделала поворот, ага! та самая площадь… Отсюда она легко найдет дорогу. Часы на Rauthaus пробили один раз, человечки, которые там, наверху, выходят звонить, тоже появились только один раз. Анна-Мария устала, страшно устала… Она присела на край фонтана, журчащего снова посреди пустого города. Несколько капель брызнули ей в лицо, словно кто-то старался привести ее в чувство. Она встала… Луна скользила по готической надписи на карнизе Rauthaus, и в этом белом свете нельзя было разобрать ни единого слова. Совсем одна на этой площади, в волчьем логове, в фантастической стране… Анна-Мария подумала о Женни, она представила себе ее голос: "Люди добрые, проснитесь, искупленья час пробил!" А что, если она сейчас закричит? Ей хотелось крикнуть, как иногда хочется схватиться за тормозной кран в поезде… Люди добрые откроют окна и ничего не поймут. Никто никогда ничего не понимает.
Анна-Мария вернулась на виллу очень поздно. Полковник ждал ее на дороге перед калиткой; он вышел ей навстречу. Оба ночных сторожа, сидя у гаража, тихонько переговаривались, немецкие голоса в немецкой ночи…
- Я уже собрался на розыски! - сказал Жако.
Он взял ее руку, ладонь его была очень горячей, он, должно быть, сильно беспокоился.
- Я встретила Франсиса, мы смотрели иллюминацию. Потом я заблудилась.
- Как подумаю, что вы бродили одна по этим улицам… Если вы действительно были одна… Что заняло больше времени: иллюминация или обратный путь?
Анна-Мария выдернула руку и толкнула дверь. Горничная Лотта в своем прозрачном халатике появилась на верху лестницы. Она проводила Gnädige Frau в комнату, которую ей уступил полковник: великолепную спальню промышленника и его супруги.
- Мадам прекрасно выспится, - сказала Лотта, слегка поглаживая подушку. - Я знаю, кровать хорошая. И ночь хороша…
Она задела Анну-Марию бедром, чуть прикрытым полой халатика.
- Спокойной ночи! - сказала Анна-Мария.
Горничная удалилась.
В спальне горела только маленькая лампочка под цветным абажуром, и Анна-Мария зажгла плафон: большая комната… На стенах - отливающие атласом обои с серебристыми ромбами, мебель - светлого полированного дерева, парные кровати, туалетный стол, стулья, обитые атласом с ромбами, такими же, как на стенах и на тяжелых занавесях… Входные двери и дверцы двух больших стенных шкафов были из того же светлого полированного дерева, что и мебель. Анна-Мария открыла один из стенных шкафов - глубокий, с искусно вмонтированными ящиками и вешалкой, - обшитый изнутри деревом… Шкаф, достойный роскошной гостиницы. Анна-Мария разделась, потушила свет и, отдернув занавеси, распахнула окно: луна была с правой стороны, замок лишь смутно угадывался вдали… Ни звука… Слезы? Нет, ей не хотелось даже плакать.
Белая вилла предлагала новым хозяевам все свои удобства: холодильники, электрическую плиту, шеренги кастрюль и прочие домашние и хозяйственные усовершенствования, книги в прекрасных золоченых переплетах, выстроенные на полках Wohnzimmer, как кастрюли на полках кухни, одни и те же книги на всех виллах, которые до сих пор доводилось реквизировать полковнику, те же кресла, обитые ворсистой тканью, по преимуществу с крупным геометрическим рисунком, столы со стеклянной столешницей, произведения искусства - картины и скульптуры - на те же сюжеты, что и книги; новая мебель, как в хорошей гостинице или в санатории: современный комфорт, фаянс, белый кафель, гигиена, солнце, здоровье…
Господа офицеры завтракали внизу, в столовой. Анна-Мария завтракала в постели, лакей принес ей завтрак на подносе. Полковнику достался этот лакей вместе с виллой; он знал здесь все, знал, где что находится, умел управлять обогревательными и прочими приборами… Поднос, который он поставил перед Анной-Марией, был в новейшем вкусе, со стеклом, в плетеной раме, выкрашенной в желтый цвет. При желании из него можно было сделать столик, который устанавливался на коленях. Анна-Мария оценила и поднос, и яйцо, сваренное в мешочек, и ветчину, и кофе, и кофейник, и тонкую фарфоровую чашку в цветочках, и красивое столовое серебро… Тосты, завернутые в салфетку, были совсем горячие. Лакей хлопотал. Казалось, ему доставляло удовольствие делать то, к чему он привык в счастливые времена… Возможно, он хотел показать этой даме, настоящей даме, не чета тем, которых иногда приводите собой офицеры, что в Германии умеют прислуживать не хуже, чем в Париже. До поступления к промышленнику он служил у высокопоставленных господ, у Herr Oberst… и у Herr Direktor… Анна-Мария смотрела, как он суетился, и размышляла: может быть, это жена директора требовала, чтобы тосты ей подавали совсем горячими? А жена промышленника, может быть, научила лакея задергивать муслиновые гардины после того, как раздвинуты атласные занавеси с геометрическим рисунком… и придвигать к постели столик светлого дерева… и ставить на место домашние туфли, которые валялись в комнате вверх подметками?.. Теперь лакей пустил воду в ванне, ни о чем не спросив Анну-Марию; во всем чувствовалась выучка. Она услышала, как он закрыл дверь: чтобы не потревожить ее, он не вернулся в спальню, а вышел через ванную. Анна-Мария поставила поднос на столик и сунула ноги в домашние туфли: удивительно, до чего все предусмотрено… Ну что ж, пойдем принимать ванну…
Через открытую дверь с веранды в ванную врывалось солнце, можно было подумать, что это оно нагрело голубую воду в голубой фаянсовой ванне. Гимнастические приборы… весы, душ за голубой клеенчатой занавеской. На столе - стакан лимонада и бисквиты. Анна-Мария словно вторглась в интимную жизнь бывшей хозяйки дома, ей стало даже как-то не по себе. Анна-Мария погрузилась в воду и невольно вздохнула от наслаждения. С чем связано такое пристрастие немцев к ваннам? И уж не потому ли здесь так много грязных душ? Полотенца и плотный пеньюар грелись на толстых никелированных трубах. Анна-Мария спустилась вниз лишь ко второму завтраку.
Офицеры в полном составе находились в гостиной, отсутствовал только полковник. Все как один поднялись. Майор представил их Анне-Марии. Казалось, Анна-Мария делает им смотр, как сердитый генерал. Настолько сердитый, что юнкер, которого приглашали к офицерскому "котлу" как милого мальчика и сына крупного фабриканта шелковых тканей в Лионе, молоденький юнкер, в общем отнюдь не робкого десятка, залился пунцовым румянцем под своим нежным, как у персика, пушком. Непонятно, чем Анна-Мария так их смутила. На ней была форма АФАТ, только белая, косы она уложила так, чтоб они уместились на ее маленькой головке. К счастью, пока ей представляли офицеров, вошел полковник, и все пошли к столу.
Сидя между полковником и майором, Анна-Мария смотрела на знойную террасу с оранжевыми зонтами, на оранжевые цветы вокруг террасы, неутомимо вращающиеся фонтанчики, а за ними виднелась цепь низеньких лесистых пригорков, замок на одной из вершин…
- Рудольф, задерните слегка занавеску, солнце мешает мадам…
Лакей бросился закрывать занавеску, и узорный шелк заслонил солнце. За столом прислуживали Рудольф и Лотта в облегающем кружевном платье и маленьком передничке. Торжественно внесли блюдо с закусками, украшенное посредине храмом из редиски и масла.
В штатской жизни майор был владельцем скаковых конюшен и исторических замков. Исторические замки перешли к нему не от далеких предков, а просто от родителей. Скаковых лошадей приобрел он сам, и они мало-помалу съедали его замки. Он был опытный покоритель сердец. Один из капитанов был сельский врач, другой - содержатель кафе в Париже. Врача выводила из себя мысль, что им придется терпеть эту мадам Белланже в течение всего завтрака. Только бы она не зажилась здесь… похоже, что она близкий друг полковника. Владелец кафе, круглый, как шар, привык к любым клиентам, его кафе находилось на бульваре Осман. За время войны и оккупации он, пожалуй, отвык от общества женщин, при которых нельзя распускаться, но он решил терпеть, тем более что сама дама была очень хороша собой. Оба лейтенанта, учитель и студент, пожирали Анну-Марию глазами. Это вам не Лотта. О юнкере и говорить нечего. Три места за столом пустовали: опаздывали майор и два лейтенанта, которые должны были проездом явиться в Д., но так как полковник сразу же после завтрака отправлялся к генералу, то гостей ждать не стали. Они появились, едва внесли закуски. Все встали, и некоторое время движение не утихало - так бывает, когда пройдет большой пароход. Потом все разом придвинули стулья к столу, разложили салфетки на коленях…
- Эрцгерцогиня Т. принимала нас в своем замке, где в нашу честь была устроена охота, - рассказывал приглашенный майор, накладывая себе закуски, и храм из масла рухнул… - Ну и размах, высший класс! Собачьи своры во дворе средневекового замка, егеря в красном… Нет, мы во Франции не умеем жить… Бедная Франция!
Он сидел против полковника и говорил, глядя главным образом на Анну-Марию. Наступила небольшая пауза.
- Тихий ангел пролетел, - сказала Анна-Мария, и нельзя было понять, то ли она издевается над майором, то ли просто глупа.
- Сейчас, дорогой майор, - сказал капитан медицинской службы, - Франции хватает забот… Не знаю, что на уме у австрийских эрцгерцогинь, но всем нашим принцессам и герцогиням подряд можно со спокойной совестью брить головы…
- Ничего не поделаешь, чистка, - произнес один из молодых лейтенантов, которых привел с собой майор.
- "Герцогинины рубашки ждут просушки, сушки, сушки", - робко пропел лейтенант-студент.
Все рассмеялись. Смешной он, этот лейтенант!
- Нужно устраивать как можно больше празднеств, - сказал владелец кафе. - Знай наших! Вчера мы зажгли в городе такую иллюминацию, что все ахнули… Красиво было, не правда ли, мадам?
Разговор перешел на иллюминацию.
- А где Франсис? - спросила Анна-Мария у Жако. - Разве он не завтракает с вами?
- Франсис сегодня рано утром уехал в Париж.
- Если вы любите охоту, дорогой майор, - заговорил здешний майор с майором-гостем, - доставьте мне удовольствие, приезжайте ко мне. У меня в Альпах есть домик, там охотятся на кабана, без собачьих свор, без егерей, но для тех, кто действительно любит охоту…
До Анны-Марии доносился голос полковника, который утверждал, что республиканская Франция не поддержала бы Габсбургов… Анна-Мария чувствовала слабость после нанесенного ей удара: уехал без единого слова! Она барахталась в тине унижения. В один миг изменилось соотношение между нею и всем остальным миром: она чувствовала себя уродливой, старой, неинтересной, хуже всех на свете. Раза два ей почудилось, что если бы не спокойный голос Жако, дело между гостями и хозяевами дошло бы до драки. "Надо, чтобы Франция, - говорил Жако, - вела свою, продуманную политику в Германии и в Австрии, чего бы ей это ни стоило…"
Да, надо проводить свою политику, все согласились с этим. Надо проводить свою политику… Но никто не уточнял, какую именно.
- Я подам вам другое пирожное, с кремом, - прошептал над ухом Анны-Марии Рудольф. - Повар приготовил его специально для вас…
Анна-Мария взяла пирожное. Кроме этого лакея, во всем мире не оставалось ни одного человека, от которого она могла ждать ласкового слова: он еще не заметил, что ей можно плевать в лицо. Бешеный гнев ужалил ее в самое сердце.
- Мы наскучили мадам Белланже, - сказал майор, владелец скаковых конюшен… - Вчера вы, кажется, совершили прогулку, мадам? Восхитительные окрестности, не правда ли?
- Да… - отозвалась Анна-Мария, - восхитительные… Я видела очень любопытные вещи. Мы ехали не совсем той дорогой, которую предложил полковник… Шофер вначале упирался, но затем согласился, что можно проехать и лесом, дороги не так уж разбиты…
- В какую же сторону вы поехали? Что видели?
Полковник улыбался, все ели пирожное и слушали, пользуясь затишьем после политического спора, неуместного в обществе дамы.
- Я видела, - рассказывала Анна-Мария, - деревья, похожие на театральные декорации… Очень, очень высокие… над дорогой листья сплетаются кружевом. Громадные деревья с зеленым мхом на стволах и у подножья… Вдруг вижу, по дороге навстречу нам мчится машина с немецкими офицерами… Оба мы с шофером реагировали одинаково: не успела я сказать "стоп!", как он уже затормозил и выхватил револьвер. Машина пронеслась мимо, все произошло в одно мгновенье.
- Вы бредите, Анна-Мария! - сказал полковник: он был смущен.
- Погодите, - остановила его Анна-Мария с каким-то злорадством. - Я пересела к шоферу. Всю дорогу мы только и говорили что об этой машине и торопились доехать до какого-нибудь пункта, где можно было сообщить о ней… Это не были призраки, мы ясно видели офицеров при оружии, в касках, с орденами… Дорога была хорошая, лес становился все красивее. Но я прекрасно видела, что у молоденького шофера не спокойно на душе. Мы ехали, ехали, а впереди был все тот же лес, но не думайте, что мы сбились с пути; с тех пор как мы съехали с магистрали, мы ни разу не сворачивали… Наконец - поворот, солнце бьет нам в глаза, и перед нами - опушка леса… Так, по крайней мере, мы считали…
Анна-Мария замолчала. Все смотрели на нее…
- Продолжайте, мадам, умоляю вас, - сказал приглашенный майор с приторной улыбочкой. - Захватывающий рассказ! Что же вы там увидели? Оборотня? Спящую красавицу?
- Оказалось, это не опушка, а поляна с разбитыми на ней палатками. Немецкие солдаты, по пояс голые, сновали взад и вперед, пилили дрова, играли в мяч… Поблизости стояла походная кухня, возле нее одни солдаты дожидались своей очереди, другие ели… А рядом - несколько артиллерийских орудий. Мы не остановились. Я не сделала снимков. Как видно, нас не заметили.
Приглашенный майор кашлянул.
- Вы действительно видели то, о чем вы нам сейчас рассказываете, и мастерски рассказываете, мадам? - спросил он.
- Так же, как вижу вас сейчас, майор. Оба мы, и я и шофер, можем указать дорогу…
- Это не у нас?.. - Капитан медицинской службы впервые за весь завтрак посмотрел на Анну-Марию.
- Нет, не у нас…
Анна-Мария оглядела присутствующих: она торжествовала, - значит, теперь не она одна думала о таинственных силах, о том, что незачем быть добродетельной, благородной и т. д. и т. п.
Все встали из-за стола и через большие застекленные двери столовой перешли в Wohnzimmer. Здесь находились уже упомянутые выше кресла и полки с книгами… И хотя в вазах стояли розы, а паркет был навощен до блеска, чувствовалось, что в доме живут одни мужчины: мебель была расставлена кое-как - просто сдвинута к стенам, стулья и кресла в ряд… Лотта в своем облегающем кружевном платье подавала кофе; ей помогал юнкер.
- Вы заметили, как примерно ведет себя Лотта, - сказал капитан - владелец кафе.
Все рассмеялись: юнкер чуть не опрокинул кофейник… Оба майора беседовали о немецком университете. Анна-Мария вспоминала, как Франсис сказал: "Пойдем ко мне…" Пойди она с ним, и он точно так же уехал бы, не сказав ни слова…
- Прошу извинить меня, - сказал полковник, - меня ждет генерал. Вы не останетесь у нас до завтра, Анна-Мария?
- Вы же знаете, Жако, меня ждут к обеду, вы сами все и затеяли…
- Ваш приезд настоящий праздник для нас… Постарайтесь на обратном пути снова заглянуть сюда… Господа, извинитесь за меня перед бургомистром и его коллегами; скажите, что я вызван к генералу по служебному делу. Примите их как следует, мне не хочется их обижать. Останьтесь здесь в полном составе, - возможно, от этого пострадает работа, но ведь и это тоже наша работа. Как это некстати, что я вынужден покинуть своих гостей…
- Мы поедем с вами, полковник, я хочу добраться в Ландау засветло.
Анна-Мария поднялась в свою комнату; гостиная опустела: остались лишь офицеры, поджидавшие немцев.
- По мне лучше пилить дрова, чем принимать господ муниципальных советников, - проворчал юнкер.
- Пилить дрова или сопровождать мадам Белланже, говорите правду, Люлю! - сказал лейтенант-учитель.
- А ты разве не находишь ее красивой? - отозвался Люлю.
- Есть в ней какая-то прелесть, - согласился лейтенант-учитель. - Но на мой вкус она недостаточно молода.
- Кто эта женщина? Откуда она взялась? - полюбопытствовал капитан медицинской службы.
Разговор вертелся вокруг Анны-Марии: она была близкой подругой Женни Боргез, знаете, той актрисы, да, той знаменитой актрисы, которая перед самой войной покончила жизнь самоубийством… Почему, так и осталось тайной. Существует множество версий… Несчастная любовь? Но у такой великолепной женщины!.. Слышал я, что причина - неудавшаяся роль… Но, конечно, не (роль Жанны д’Арк! Вы видели этот фильм? Правительство Даладье его запретило. Подумать только, Жанна д’Арк, запрещенная Даладье! Пикантно, не правда ли? Вот так мы и проиграли войну… Именно эта самая мадам Белланже и нашла Женни Боргез мертвой… Что, она тоже из киноактрис? Да нет, что вы… У вас допотопные представления об актрисах! Можно быть светской дамой и одновременно актрисой… Но она не актриса… Не думаю… Но актриса она или нет, от нее веет холодом… Она не умеет улыбаться… Ну, это как сказать… Во всяком случае, на вас, по-моему, трудно угодить, она потрясающе сложена, грудь… Спокойно, мальчик… На мой вкус - она неотразима: тонкая талия и высокая грудь…
Лейтенант-студент с таким грустным видом говорил о груди Анны-Марии, что все покатились со смеху…
- Что тут смешного, - сказал лейтенант-студент, - у меня прямо голова закружилась.
Черная прядь волос печально свешивалась ему на лоб. Все снова рассмеялись. Смех вызывали не его слова, а то, как он говорил все это.
- Она прелестна, - мечтательно сказал майор, - не похоже, чтобы она имела отношение к кино. К сожалению, она слишком смахивает на подруг моей матери и сестер… Порядочная женщина со всем, что в ней есть пугающего и великолепного… Я с удовольствием снова повидался бы с этой дамой, у нее что-то есть…
- Жемчуга, - сказал капитан - владелец кафе, - и к тому же настоящие, поверьте мне, такое ожерелье - целое состояние…