- А что он велел тебе передать наместнику пану Товтовилу? - Илья заметил, как Виттен прищурил глаза, как изменилась их синь, будто льдом её затянуло. - Ну, говори. В том тайны нет, потому как мне ведомо, с чем ты едешь.
- Зачем же спрашиваешь, ежели знаешь? От меня не пытайся узнать, пан князь, с чем еду. То не моя тайна. Как же мне чужое кому‑то отдать?
- Но ведь мы с тобой оба служим государям. Нужно ли скрывать? Лучше по–доброму выкладывай.
- И вельможный пан Сапега служит им, а велел же весть донести только до наместника. Вот и отпусти меня.
- Нет, Виттен, по–твоему не будет.
Илья понял, что продолжать словесную перепалку - лишь трата времени, но и силой принудить Виттена не хотелось. Честный воин исполнял свой долг и не был врагом ему, князю Илье. Однако и Илье надо было выполнять волю государыни. Самый горячий из троих, Глеб, воскликнул:
- Княже, что ты с ним цацкаешься! Давай мы его прижмём, и сразу откроется.
- Охолонись, Глеб, - заметил Карп. - Князь знает своё дело.
- Знаю, други, знаю. Только мы этого Виттена и его вельможу Сапегу на козе объедем. Ну‑ка вставай! - приказал Илья Виттену.
- Ну, встану. Чего ты от меня хочешь?
- Говорю тебе: волею государыни я отлучаю тебя от дела. Иди на все четыре стороны, но в Могилёве не появляйся. Худо тебе будет, ежели тебя там застанем: в железо попадёшь.
- Но, пан–князь, ведь я на службе, - дрогнувшим голосом произнёс Виттен. - С меня пан Сапега голову снимет.
- Это уж его дело. А вот как явишься к государыне да покаешься, она и защитит и простит. Иди же. - И князь за плечо отстранил от себя Виттена.
- Но мне нужен конь. Я без коня никуда не пойду.
- Нет, воин Виттен, конь и сабля принадлежат государям, и потому я отбираю их у тебя. Давай сюда ножны, - приказал Илья.
Всё для Виттена было так неожиданно, что он, сильный, находчивый воин, растерялся. Если бы ему угрожали, если бы вынудили защищаться, он бы постоял за себя, а тут всё было так просто, что виделся лишь один праведный путь: ему надо было всё рассказать князю Илье. Да, он выдаст пана Сапегу, но это будет честная игра. Ведь у него лично против государыни нет никакой вражды. Что с того, что она не католичка, она добрая и заботливая государыня–матушка. Однако Виттен не спешил открыться Илье, вспомнил, как предупреждал Сапега, говорил о длинных руках. И шевельнулся в груди страх, мелькнула мысль о том, что за спиной пана Сапеги стоят, может быть, более могучие люди, чем государыня. Не зря же его послали к самому епископу. "Ой, епископ да паны рады управляют паном Сапегой, - пронеслось в голове у Виттена, - и тогда, как только вернусь в Вильно, растопчут меня, как улитку".
Он ещё колебался, не зная, что делать, а князь Илья велел Карпу взять коня Виттена на повод, Глебу отдал саблю и поднялся в седло. Глеб и Карп освободили коней от чехлов на ногах, тоже поднялись в седла, и все направились к дороге.
Виттен остался один. Он посмотрел на дорогу, ведущую в Рогачев, и туда, куда уезжали русы. В тот миг, когда они должны были скрыться за мысом леса, он во всю мочь побежал следом и истошным голосом закричал:
- Стойте! Стойте! Подождите!
Илья услышал крик Виттена, но продолжал путь, пустив коня рысью. Виттен не был нужен ему. Но спустя минуту–другую здравый смысл, а может быть, жалость подсказали ему, что нет нужды гнать от себя литвина, тот уже не навредит государыне, и он решил остановиться. Вскоре Виттен догнал всадников. Ухватившись за седло Глеба, подняв умоляющие глаза, он попросил:
- Возьмите меня с собой! Я ещё послужу вам. Даю слово воина!
- Скоро же ты одумался, - сказал Глеб. - Иди к князю, его и проси. Авось милость проявит.
- Не прогоняй! Послужу честно! - выдохнул Виттен, подбежав к Илье. - Я не хочу потерять службу.
Илья подумал: "Ничего не случится, ежели он будет при нас".
- Карп, отдай Виттену коня! - крикнул Илья.
- Спасибо, князь, спасибо, - повторял Виттен, спеша к коню.
Следующая ночь застала ратников в пути. Они остановились утолить голод и подремать. Илья не поддался благодушию: дескать, теперь Виттену можно доверять - и велел воинам спать, сам же нёс службу, охраняя их сон и размышляя о том, как вести себя у наместника. Он понимал, с какой целью добивалась Елена встреч с простыми россиянами, с князьями и боярами. Но как она будет говорить, если рядом с нею муж - государь великого Литовского княжества? И опять пришла мысль о храмах. Там разговор может быть вольным. От этой приятной мысли Илья расслабился. Сказалась и вторая ночь без сна: он начал дремать.
Ночное бдение Ильи уже близилось к концу, когда сон подкрался‑таки к князю и он, стоя, прислонившись к могучей сосне, провалился в "чёрную яму". Сколько времени длилось небытие, Илья не мог сказать. Проснулся он оттого, что заржал конь. Открыв глаза, он увидел в предрассветной дымке, как Виттен вскочил в седло своего коня и с ходу помчался крупной рысью. Илья метнулся к своему коню, но, пока подтянул подпругу, пока отвязал, вскочил в седло, Виттена след простыл. Проснулись Глеб и Карп.
- Что там? - переполошился Глеб, хватаясь за саблю.
- Виттен сбежал! - крикнул Илья и поскакал за гонцом.
Князь и его воины мчались в сторону Могилёва долго. Кони уже были взмылены, но никаких признаков того, что кто‑то впереди уходил от погони, не было. Первым об этом прокричал Карп:
- Княже, мы зря гоним! Нет свежих следов, нет!
- И впрямь нет, - подтвердил Глеб, внимательно оглядев дорогу.
Илья осадил коня, повёл его шагом, присматриваясь к пыльному полотну просёлочной дороги, и признался в своей оплошности.
- Надо же так опростоволоситься! Ну, не прощу я себе, что упустил татя! Ах, какой же подлый он оказался! - сокрушался Илья.
- Доброта тебя подвела, княже. Скрутил бы руки-ноги на ночь, и вся недолга, - рассудил Глеб. - Да ныне о другом надо думать и печься. Как бы он нас не опередил и не напакостил в Могилёве.
- О другом, - согласился Илья. - И верно то, чтобы он раньше нас к наместнику не добрался. Он может где‑то лесом, знакомыми тропами уйти к Могилёву.
- А доберётся раньше, всё извратит, и сами мы в татях окажемся, - посетовал Карп.
Илья и с Карпом согласился. Понял он, что попал впросак и дело осложнил. Теперь любым путём надо примчать к Товтовилу раньше, чем к нему явится Виттен. Здесь вся надежда была лишь на выносливость и быстроту коней. Илья знал, что у Виттена сильный закалённый конь, покрепче, чем у Карпа и Глеба, но слабее, чем у него. На своего жеребца Ястреба Илья мог положиться: не подведёт. Все эти скорые размышления привели к тому, что он должен мчаться в Могилёв один.
- Вот что, други. Дабы не загубить ваших коней, я скачу в Могилёв без вас. Вы поспешайте следом.
Глеб и Карп не могли перечить князю: знали, что он прав.
- Смотри, княже, будь осторожен. Волк и из засады может напасть, - предупредил Глеб.
- Да нет уж, второй раз оплошки не будет, - ответил Илья и, ударив коня плетью, помчался.
В тот же день, близко к полудню, князь Илья Ромодановский появился в Могилёве. Он въехал на городскую площадь, спросил пожилого дядьку, где дом ясновельможного пана Товтовила.
- А вон палаццо того пана, - отозвался горожанин и показал на просторный деревянный дом с мезонином.
Приближаясь к подворью наместника, Илья подумал, что гонец Виттен не стал ему помехой. Оставив Ястреба у коновязи, князь поднялся на крыльцо, вошёл в покои и, встретив слугу, сказал:
- Передай ясновельможному пану Товтовилу, что явился гонец от государя и государыни.
- Пан Товтовил при деле, и тревожить его нельзя. Ждать надо, - ответил слуга вовсе неучтивым тоном.
- Иди, однако, потревожь своего пана, - строго произнёс Илья, - не то я сам найду его и встряхну.
Слуга ушёл с высоко поднятой головой. Очевидно, слова Ильи не произвели на него никакого впечатления, и князю пришлось ждать его возвращения довольно долго. Он уже устал расхаживать по прихожей, рассмотрел все воинские доспехи и оружие, коими была украшена одна из стен просторного покоя, вымерял десятки раз пол. Наконец, слуга появился с надменным лицом, повёл князя за собой и через чёрный ход вывел его на двор. Там в просторной загородке Илья увидел пана Товтовила. Он сидел на берёзовом чурбаке и подстригал ножницами большую белую собаку. Остановившись возле загородки, Илья громко сказал:
- Вельможный пан, я гонец от великого князя и великой княгини.
Товтовил поднялся. Это был человек–гора, его усы свисали ниже бороды, шапка курчавых с сединой волос спадала на широкие плечи, грудь колесом, саженный рост - ну есть медведь.
- Что случилось в княжестве Литовском? Не в сечу ли зовут? - спросил он густым басом, покидая загородку.
- В державе мир и покой, - ответил Илья.
- С чем же примчал гонец?
- Князь Илья Ромодановский, ваша светлость, - представился Илья. - Государь и государыня завтра утром прибывают в Могилёв. Уведомите о том горожан и достойно встретьте их. И чтобы в храмах служили молебны.
Товтовил внимательно осмотрел князя своими маленькими, круглыми, чёрными глазками и, склонив голову набок, спросил:
- А от панов рады у тебя есть слово? От графа Монивида?
- Зачем ему быть? Пану наместнику должно знать, что слово и воля государя превыше всего.
- Государевой воле я не перечу и воле рады встречь не иду. А вот тебе перечу. У великого князя нет русских гонцов. Я их всех в лицо знаю, а тебя нет. И разговору не будет.
- Что же вы не верите моему слову, пан наместник? Сие негоже.
- Не тебе знать, почему я не верю, московит. Я великой раде служу!
Илья понял, что рада уже сказала своё слово и наместникам не велено устраивать торжественные встречи государю и государыне. Такой наказ, заключил Илья, отдан во все восточные и юго–восточные земли Литовского княжества. Он не ошибся. Товтовил давно знал, что многие русские князья по правобережью Днепра, аж до Новгород–Северского и Чернигова - пытаются отойти от Литвы. Ведомо было Товтовилу, что удельный князь Черниговской земли Семён Можайский какой год рвётся под крыло Москвы, что князь Василий Шемяка, сказывали, тайно собирает рать и готовится с боем отойти к Москве с Новгород–Северским княжеством и Рыльском. Князья Стародуба и Гомеля, Мосальска и Трубчевска стремятся под власть Ивана Васильевича. "Не восстанут ли и могилёвские бояре против Литвы, как государыня–русачка приедет? " - задал себе вопрос Товтовил. Поскольку сей "медведь" был горазд на дерзкие поступки, он задумал придержать молодого князя в своих покоях. "Посидит в клуне, не убудет его, а мы тут распорядимся по–своему к приезду государя и государыни", - решил всё по–своему наместник.
- Ладно, - согласился Товтовил с Ильёй. - Будет государям должная встреча. Идём же, княже, с подворья. Здесь жарко, душно, а в покоях я тебя квасом попотчую, мальвазией.
- Не откажусь, ясновельможный пан, - ответил Илья.
Товтовил и Илья вошли в дом. Наместник повёл князя какими‑то тёмными коридорами, сенями, через переходы, сворачивал то направо, то налево, наконец, распахнул дверь в полутёмную камору, где горели перед образом Девы Марии две лампады. Когда вошли в камору, Товтовил показал на скамью.
- Ты присядь, княже, а я сейчас слугу кликну, питье–кушанье принесут.
С тем он и вышел. В тот же миг дверь захлопнулась и загремел железный засов. Илья метнулся к двери, толкнул её плечом, но безуспешно: дубовая дверь не шелохнулась. Он понял, что его заманили в ловушку. Ругаясь, обзывая себя простаком, Илья принялся осматривать камору. Срубленная из толстых брёвен, с потолком и полом из тяжёлых плах, с маленьким, в две ладони, отдушиной в потолке, камора показалась Илье крепче железной клетки. Да так оно и было. Товтовил сооружал её с расчётом, чтобы тот, кто оказывался в ней, не смог вырваться, а сгинуть мог. Под полом была подвальная клеть. Из неё в камору вёл тайный лаз. В любое время через этот лаз могли проникнуть дворовые холопы Товтовила, расправиться с узником как угодно и унести его, куда им будет велено. Илья этого не знал и запасся терпением в надежде на то, что сможет вырваться из ловушки, благо при нём оставалась сабля.
Глава двадцать вторая. ЗВОНЫ
В православном могилёвском храме Богоматери завершилась литургия верных, на которой дозволялось присутствовать только православным христианам. Закончилось таинство причащения, на колокольне отзвонили колокола, и прихожане покидали храм. Каменная церковь была невелика, и вскоре она опустела. Верующие уходили умиротворённые. Назавтра предстоял большой церковный праздник - Духов день: "Утешая учеников Своих, Господь говорил, что для них лучше, чтобы Он взошёл на небо, ибо, взойдя, Он пошлёт вместо Себя Утешителя - Духа".
Какой россиянин той жестокой поры, будучи под игом литвинов, не ждал Утешителя? "И сошёл Дух Святой и пребывает в церкви, совершая в каждом дело Христово". Для душевного общения и собирались ныне могилёвские православные в своём храме. В этот час, когда успокоенные прихожане расходились по домам, за церковью, где были коновязи и навес, появились два воина, ведя на поводу коней. Они укрылись под навесом, и один из них, что был попроворнее, направился к служебному входу в храм. Глеб и Карп, прибыв в Могилёв, не спешили открыто искать князя Илью. Их настораживало многое и прежде всего побег Виттена. Глеб предположил, что Виттен, как и Илья, тоже добрался до города, потому им следовало быть осторожными и они сочли за лучшее искать приюта в православном храме, в чём и не ошиблись. Настоятель храма Богоматери, Иннокентий, не пошатнулся в вере. Он не общался с патерами католических церквей и не поддавался на увещевания принять унию .
- Что ты ищешь, сын мой? Здесь храм Божий, а не постоялый двор.
- Я пришёл в православный храм и, похоже, не ошибся. Благослови, святой отец, и услышишь ответ, - сказал Глеб и склонил перед Иннокентием крепкую шею.
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, - произнёс настоятель и осенил Глеба крестом. - Теперь отверзи свои уста и глаголь, какую помощь ждёшь от меня.
- Я ищу дом наместника Товтовила, но мне туда не идти. Укажи, святой отец, его подворье.
- Хоромы сего пана напротив церкви. Светёлка над ними заметная. Но ты ищешь не дом и не пана.
- Верно, святой отец, тебе доверюсь во всём. Мой князь Илья явился в Могилёв гонцом от государыни Елены Ивановны, дабы уведомить наместника, что она завтра будет здесь. И что же, он всё ещё у Товтовила?
- Мой служка Ипатий видел того князя и дом ему показывал. Было то в полдень. Князь до сей поры там. Опять же мне Ипатий о том изрёк: господарь, поди, собачек кормит…
- Но князь не должен быть там. Нам надо возвращаться к государыне. И что это за собачки? С князем что‑то случилось.
- Ой, сынок, родимый, могло что угодно случиться, - запричитал Иннокентий. - А тебе ведомо, с чем шёл князь к наместнику?
- Ведомо. Чтобы достойно встретить государей. В Рогачеве, как приехали, город словно вымер. Того не хотелось бы и здесь.
Отец Иннокентий задумался, его благообразное лицо затянуло хмарой.
- Эх, сердешный, должно бы вам знать, что Товтовил не чтит ни государя, ни государыню.
- О том мы немного ведаем, - отозвался Глеб. - Матушка–государыня ещё до нас послала гонца, но он мчал не с вестью от государыни, а с чёрным словом от канцлера–литвина. Мы того гонца догнали, перехватили, но он сбежал от нас. Не примчал ли он к наместнику?
- На площади его не видели. Поди, за дворами на подворье проник.
- Что же делать, святой отец?
- Я думаю, сын мой, думаю. Нам, россиянам, только это и остаётся. Мы живём в окружении нечестивых. - Однако в унынии отец Иннокентий пребывал недолго. - У нас ещё есть время помолиться Богу и испросить у него совета. А пока я повелю укрыть в конюшне ваших коней и побратима твоего позову, накормлю вас. Сиди тут, я скоро вернусь. - И настоятель храма покинул придел.
Той порой, вопреки предположениям князя Ильи и его воинов, Виттен вернулся к поезду государя. Он знал, что ему некуда бежать, что Иван Сапега повсюду его найдёт, потому счёл за лучшее предстать перед грозным канцлером и, повинившись, рассказать всё, как было.
Государь и государыня в это время двигались к Могилёву. Спрятавшись за деревьями, Виттен дождался, когда экипажи и ратники проехали мимо, и выехал на дорогу позади них. Какое‑то время он держался поодаль, а дождавшись удобного случая, поспешил вперёд, чтобы дать о себе знать канцлеру. Вскоре это ему удалось. Сапега ехал верхом, Виттен догнал его и, когда удивление канцлера схлынуло, рассказал о том, что с ним случилось, утаив лишь то, что был схвачен сонным. Под конец он добавил:
- Бежать от твоего гнева, ясновельможный пан, мне некуда, вот я и вернулся.
Слушая Виттена, Иван Сапега побледнел, в его глазах появился страх. Разоблачение грозило ему опалой и неведомыми карами. Он лихорадочно искал щит, за которым мог бы укрыться. Он понял, что, если Илья поведает государыне всё, что произошло в дороге, ему спасения нет. А вспомнив о епископе Войтехе, о панах рады, Сапега вовсе пришёл в отчаяние. Он готов был сорвать зло на Виттене и до боли в руке сжимал плеть, но сдержал гнев, ибо это было чревато последствиями, сквозь зубы сказал Виттену:
- Мерзкий трус и болван! Как ты мог попасть им в руки?! Убирайся с глаз долой! Да помни, что будешь наказан!
- Я готов принять кару.
Виттен поклонился, придержал коня и отстал от Сапеги. А канцлер поскакал вперёд и, поравнявшись с каретой великого князя, осадил скакуна. Сапегу озарило: его спасение в великом князе. Оставалось только подумать, как подойти к государю, чтобы не вызвать подозрения государыни. И вновь изощрённый ум нашёл лазейку. Догнав тапкану Елены, Сапега спешился, подбежал к повозке, открыл дверцу.
- Матушка–государыня, можно на два слова?
В просторной тапкане Елена ехала вдвоём со своей любимой боярыней Анной Русалкой. Она пригласила Сапегу:
- Садись, пан канцлер, говори, с чем пожаловал?
- Случилось неладное, матушка. Завтра Духов день и у католиков, а я не сказал гонцу, чтобы побудил наместника служить молебен и в католическом храме. Государь‑то прогневается. Да время есть исправить. Позволь узнать у великого князя, будет ли он завтра стоять службу. Тогда и пошлю человека.
- Иди к великому князю, винись. А поскачешь в город сам. Будет с кого спросить.
- Готов, матушка, готов к ответу…
С этими словами канцлер чуть ли не выпрыгнул из тапканы. Он подождал карету великого князя, на ходу открыл дверцу, получил разрешение войти и скрылся в карете. Александр ехал один. Он полулежал на мягких подушках и, пребывая в утренней дрёме, вяло произнёс:
- Чего тебе, вельможный?
- Великий князь, отец наш заботливый, помнишь ли ты, как встречал тебя Рогачев? На улицах было пустынно, храмы закрыты, колокола молчали. Вы даже остановиться не изволили в том холодном граде.
- Верно говоришь. Да мне Рогачев никогда не нравился. И хорошо, что без приёма и застолья обошлось.