Переступив порог храма, Елена увидела на возвышении гроб, обитый алым бархатом. Близ него стояли вельможи. Среди них Елена увидела канцлера Монивида и принца Сигизмунда. Были тут князь Михаил Глинский и граф Гастольд Ольбрахт. Но Елена уже никого не замечала. Она шла к гробу, и слёзы катились из её глаз. Да, Александр был нелюбим ею, да, в их жизни было мало радости, а счастье и вовсе не согрело их, и дети не порадовали. Но перед Богом это был её супруг и единственный мужчина, которого она принимала, с которым почти одиннадцать лет делила горести и печали. Это был её государь. Как же ей не впасть в горе, не выплакать на груди усопшего страдания! И Елена упала на грудь Александра, зашлась в рыданиях. Она исходила плачем по–русски, истово, пока не иссякли слёзы. Только тогда она подняла голову и посмотрела на лицо супруга. Александр лежал словно живой, и его лик освещала улыбка. "Господи, он и впрямь умер счастливым", - подумала Елена и вспомнила весёлую горожанку. "Он счастлив. Какая же сила сделала его счастливым в предсмертные часы?" - вопрошала Елена, не в силах оторвать глаз от покойного.
К Елене подошли Сигизмунд и Радзивилл. Оба тронули её за локти и продолжали стоять молча. От их прикосновений Елена вздрогнула. Ей захотелось посмотреть им в глаза, в лица, и она знала, что угадала бы, кто из них причастен к скоропостижной смерти короля. Ей было ведомо, что младший брат не любил Александра, при каждом удобном случае умалял его королевское достоинство. Оба они с Радзивиллом считали, что царствование Александра самое жалкое за минувший век Литвы и Польши. "Кому же из них выгодна смерть Александра?" - спрашивала себя Елена. Ответ показался ей странным, потому как оба они жаждали освобождения престола от Александра. Один из них считал, что он сумеет восстановить державу в пределах рубежей при короле Казимире, другой получал свободу для беспредельного притеснения православных христиан. Всё это Елена знала доподлинно, и в груди её вспыхнул гнев. Она явственно прошептала:
- Зачем вы подошли ко мне? Оставьте меня в покое.
Они засомневались, стоит ли делать это на глазах у всех. Более мудрый Радзивилл счёл, что у королевы есть право требовать того. Осенив покойного крестом, архиепископ отошёл от Елены. Сигизмунд последовал за ним. Остановились они в нескольких шагах за спиной королевы, и все трое простояли у гроба покойного да самого последнего часа, когда, по обряду для государей, тело усопшего было уложено в мраморную раку, поставленную в королевской усыпальнице Кракова.
На заупокойной трапезе в память короля Александра Елена присутствовала не более получаса, пока церковный хор исполнял по обряду же мессу благословения. Едва закончилось песнопение и были подняты кубки, Елена пригубила вино и покинула трапезную. Ей было тяжело сидеть за столом рядом с приближенными Александра. Ощущала она, что среди них находится убийца, и сознание того отзывалось в груди саднящей болью. Елена подумала, что, если бы возле неё был ясновидящий Микола Ангелов, он бы указал на злодея. Увы, он мог бы указать на него дважды и назвать не одну, а две жертвы его злодеяния.
В эти горестные часы Елена сочла своим долгом отправить в Москву к великому князю Василию гонцов, дабы уведомить его о смерти супруга. Знала она, что все дороги за рубеж могут быть вот–вот перекрыты воинами. Так уж повелось в государствах: когда наступало безвременье королевской или царской власти, прекращались всякие отношения с соседями. По воле Елены Пелагея позвала князя Илью. Он предстал перед Еленой с низко опущенной головой. Она не придала тому значения и сказала:
- Князь Илья, отправь немедленно двух–трёх ратников к брату моему Василию. Пусть известят о смерти короля Александра.
- Исполню, матушка–королева, - лишь на мгновение глянув на лицо Елены, ответил Илья. - Что ещё ему передать?
- Пусть скажут гонцы, что на трон может встать принц Сигизмунд. Он ненавидит Русь и с первых же дней, как поднимется на престол, будет угрожать россиянам войной. Ещё накажи гонцам возвращаться не в Краков, а в Вильно. Мстится мне, что мы уедем туда.
- Исполню, матушка–королева, как велено, - повторил Илья, с тем и ушёл.
Он сделал наставления гонцам и благословил в путь двух побратимов - Глеба и Карпа.
- В городах не останавливайтесь, обходите их стороной. В селения заезжайте только за кормом. Пока вы в Польше, вам всюду будет грозить опасность. Возвращайтесь из Москвы в Вильно, мы будем там, а ежели нет, то всё-таки ждите нас.
- Всё будет путём, побережёмся, княже, - ответил Глеб.
И вот уже гонцы покинули Краков. Они уезжали без подорожных сум, чтобы не привлекать внимания. Илья снабдил их деньгами, дабы не бедствовали в пути.
Королева Елена два дня никого не принимала. Лишь на третий день она пригласила к себе канцлера Монивида и попросила его прояснить причины гибели короля, доложить, какие меры приняты для поисков отравителей.
- Злодеи должны быть наказаны. Вы понимаете, граф? Мы станем судить их, и судьями будут все депутаты сейма и рады. Убийцы заслуживают казни.
Монивид, однако, не проявил желания осуществить повеление государыни. Он признался в своей полной беспомощности.
- Матушка–королева, я не обещаю исполнить вашу волю.
- Почему же? Вы канцлер, и это ваш долг.
- Всё так, но вы, государыня, не знаете некоторых обстоятельств, предшествующих смерти короля.
- Ну так расскажите. Это тоже ваш долг.
- Я исполню эту печальную обязанность, государыня. Дело в том, что король вернулся в Краков не один. Говорят, что до города его провожали четыре сотни воинов. Кто они, откуда, неизвестно, и ускакали неведомо куда. На дворе Вавеля они были всего лишь какой- то час. В ночь и ушли. После них остались только две кареты и в одной их них сидел король, а в другой - молодая женщина.
- Кто эта женщина? - спросила Елена.
- В том‑то и дело, что никто не знает, кто она. Даже постельничий Мартын не видел её лица. Король вернулся в Краков ночью, она вышла из кареты в чёрном плаще, лицо скрывал капюшон. Так она проследовала с королём во дворец. Они поднялись на второй этаж, король увёл её в свои покои и спрятал в спальне рядом с королевской. Наутро король не выходил из своих покоев и провёл в них весь день. Пан Мартын накрывал стол для полуденной и вечерней трапезы, но даму тоже не видел.
- Может быть, её и не было? - снова спросила Елена. - Уж не досужие ли это выдумки?
- Ан нет, была, - уверенно сказал канцлер. - Утром, когда обнаружили мёртвого короля и все сбежались в спальню, были найдены её вещи и украшения. Ну и постель рядом с королём была смята, даже золотистые волосы нашли в изголовье. Позже я узнал, что её видел архиепископ Радзивилл. Он даже разговаривал с нею.
- Куда же она скрылась? И когда?
- А вот этого ни одна живая душа не знает, государыня. Наваждение, да и только, - развёл руками Монивид.
- Господи, я ничего не понимаю. Король умер с выражением счастья на лице. Так ведь не бывает, если его отравили злодейски!
- Я тоже так считаю, здесь, ваше величество, не обошлось без нечистой силы, - сделал вывод канцлер. - Всё загадочно, везде тьма, как ночью в еловой пуще.
Елена задумалась. Ум её оставался ясным, и она пришла к мысли, что Александру никто не угрожал и отравили его во сне. Помнила она, что Александра по ночам мучила жажда, а спал он счастливый и умиротворённый. Вот и ответ, решила Елена. Она видела такое выражение его лица в лучшие дни их жизни. А они у него всё-таки были, потому как он любил её. В те часы, когда она исполняла свой супружеский долг и отдавалась ему, он, насытившись, засыпал с блаженной улыбкой. И Елена сказала канцлеру:
- Граф Монивид, вы должны найти убийцу. Это не женщина, которая была рядом с ним. Его отравили во сне, но не она. Вы уж поверьте мне. Я её не видела, но догадываюсь, что он был счастлив с нею. Она, по–моему, тоже. Не привёз же он её во дворец силой. Он на подобное не способен.
Канцлер согласился, что размышления королевы не лишены глубокого смысла. Он‑то кое‑что знал о спутнице короля, о баронессе Кристине, племяннице князя Михаила Глинского, и, конечно же, она невиновна. Но кто из окружения короля мог совершить преступление? Монивид даже подозревать никого не отважился и себе не дерзал сказать правду. А она билась в глубине души, словно птица в клетке, рвалась на свободу. За то время, которое Вавель пребывал без короля, Монивид дважды был свидетелем того, как принц тайно примерял королевскую корону, не в состоянии удержаться от её притягательной силы. И созыв сейма явное свидетельство тому, что Сигизмунд намеревался потеснить брата, хотел добиться хотя бы малого и в отсутствие короля управлять государством. Но король вернулся, и жаждущий власти Сигизмунд не пожелал расстаться с мыслью о захвате трона. Было и другое свидетельство о причастности принца к смерти брата. Перед роковой ночью Монивид сказал Сигизмунду о необходимости поставить на охрану гвардейцев вернувшегося короля, однако принц отверг это предложение и ответ прозвучал с глубоким смыслом:
- Полно, граф, коней на переправе не меняют. Вот отоспится наш государь и распорядится сам. А пока будь спокоен: мои гвардейцы не уронят чести.
Монивид был тонким придворным и хорошо понимал, что сейчас ему нет никакой необходимости разоблачать принца. Он наследник престола, теперь у него никто не отнимет этого и улик против него у правосудия не найдётся. Монивид знал, что путь к престолу Сигизмунду открыт. Правда, был в Литве и Польше ещё один вельможа, который имел основания быть избранным королём. Имя тому вельможе - Михаил Львович Глинский. К счастью, - Монивид не мог сказать, для кого "к счастью", - умного могущественного князя Глинского и его братьев, под властью которых была половина великого Литовского княжества, депутаты польского сейма и литовской рады очень боялись. Ныне у них был повод ополчиться из‑за Кристины, отказать ему в претензиях на трон.
Монивид оказался провидцем: все потуги Глинского увязли в болоте. Не прошло и нескольких месяцев, как между Сигизмундом и Глинским вспыхнула непримиримая смертельная борьба. Почти половину земель государства охватило восстание против Сигизмунда, которое возглавлял клан Глинских. Но всё это произошло чуть позже.
А пока королева ждала от канцлера откровения. Она хотела знать, кого он подозревает в отравлении короля. Монивид, однако, остался верен себе и сказал, чтобы успокоить Елену:
- Моя государыня, наберитесь терпения, и всё встанет на свои места. Мы выведем преступников на чистую воду.
Елена отозвалась на скупое утешение почти спокойно:
- Да, граф, всё тайное становится явным. Нельзя спрятать горящую свечу, чтобы её не заметили. Я внимаю вашему совету: наберусь терпения и буду молиться.
Королева отпустила канцлера и окунулась в свои печали и надежды. Ей, отныне вдовствующей великой княгине литовской, было над чем подумать. Она знала определённо одно: лучшей жизни в Кракове ей не приходится ждать. Сигизмунд был не тот человек, который мог ужиться с неугодной ему невесткой.
Однако Елена ошибалась, во всяком случае, какое- то время. После девяти дней от кончины Александра Елена увидела утром в своей опочивальне вазу с большим букетом алых и белых роз. Она обошла вазу, вдыхая аромат роз, и удивлённо спросила Анну Русалку:
- Любезная боярыня, откуда такое чудо? Кажется, в саду Вавеля не выращивают такие розы.
Анна посмотрела на Елену с загадочным видом, словно прицениваясь к ней.
- Принёс дворецкий Дмитрий, сказал, что от принца Сигизмунда.
- Странно. С какой это стати принц так внимателен к вдовствующей королеве? - заметила Елена.
- Господи, да что тут странного! Он всю неделю с вами ласков, матушка, да только вы того не замечали. А так все окружающие…
Елена припомнила: из‑за тумана печали возник образ принца. Вчера за трапезой, когда она сидела на положенном ей месте, а принц сбоку, он и впрямь смотрел на неё с налётом нежности, уже не опасаясь чьего‑либо осуждения. Но Елена поняла, что принц всего лишь проявлял лицемерие, пряча за ним свои истинные намерения. Ему это нужно было для того, чтобы Елена не помешала достичь желанной цели. Ведь за спиной королевы явственно проступала огромная сила - русское население Литвы и Польши, занимавшее половину земель объединённого государства. Видел Сигизмунд за спиной Елены и лик её брата Василия, великого князя всея Руси. Надо думать, Василий примет горячее участие в судьбе Елены, как только узнает о кончине Александра. Сигизмунд знал, что она отправила гонцов к брату в день похорон короля.
У Сигизмунда были основания лицемерить и льстить Елене ещё и потому, что в борьбу за престол открыто вступил князь Михаил Глинский. Вскоре до Сигизмунда дошла весть, что в Вильно Глинский уже властвует самостийно. Князь собирал званые пиры и на этих пирах искал себе сторонников среди депутатов рады. Сигизмунду было чего опасаться. Не знал он в эту пору лишь того, что в стане литовских вельмож было много противников союза с русскими князьями и боярами, на которых опирался Глинский. Вельможи боялись русских, их влияния на католиков и засилья православия.
Глава виленской церкви епископ Адальберт Войтех в эти дни, не страшась угроз князя Михаила Глинского, открыто призывал с амвона собора Святого Станислава народ Литвы к тому, чтобы он избрал себе в великие князья принца Сигизмунда. Этот призыв нашёл благодатную почву в сердцах литовских вельмож, и теперь им оставалось только созвать раду. Но у литовских депутатов рады была одна помеха: они не могли избрать великого князя без согласия на то главы католической церкви Польши и Литвы архиепископа Радзивилла. Когда об этом было доложено епископу, он заявил:
- Я добьюсь согласия от отца нашей церкви.
Чтобы исполнить своё обещание, епископ Войтех отправился в Краков. Там он встретился с принцем Сигизмундом и архиепископом Радзивиллом и получил от них согласие и полную свободу действий. В день возвращения епископа в Вильно сотни горожан потянулись в собор Святого Станислава, чтобы услышать слово пастыря. Он же сказал:
- Дети мои, наше терпение испытано и благополучно завершилось. Всевышний награждает нас милостью. Скоро мы избавимся от сиротства. Принц Сигизмунд уже на пути к Вильно, и к его приезду паны рады должны быть в сборе. Мы изберём принца Сигизмунда великим князем Литвы. Восславим Господа Бога!
В отличие от литовских депутатов рады и вельмож, польские магнаты медлили с избранием короля, и по этой причине Сигизмунд поспешил в Вильно, дабы ухватить сперва синицу, а уж потом устремиться за журавлём. Появление Сигизмунда в литовской столице вылилось в народное ликование. В католических храмах прошли торжественные мессы. Священнослужители славили младшего Казимировича. Епископ Войтех призвал панов рады немедленно исполнить волю литовского народа и избрать принца Сигизмунда великим князем.
Отъезд из Кракова младшего брата Александра побудил королеву к действию. Устав от ожидания вестей от брата Василия, она тоже покинула Краков и выехала со всеми своими придворными в Вильно. Но направлялась она туда не для защиты своих интересов. Ей нужен был князь Михаил Глинский, с которым она связывала совсем другие цели. Её приезд в Вильно мало кем был замечен и заинтересовал лишь русское население города. На площади Свенторога перед Нижним замком Елена вышла из кареты и обменялась приветствиями с горожанами. Они кричали: "Здравствуй, королева!" Елена отвечала им: "Я с вами, россияне!"
Заняв свои прежние покои в Нижнем замке, Елена отправила Дмитрия Сабурова к князю Михаилу Глинскому с просьбой посетить её.
- Иди, боярин, к князю Михаилу Львовичу и скажи, что я жду его для разговора в наших общих интересах.
- Так и передам, матушка–королева, - ответил Сабуров.
Князь Глинский не заставил себя долго ждать. Он появился в Нижнем замке в сопровождении своих братьев Ивана и Андрея. Визит его с братьями был не случаен. Он хотел познакомить их с Еленой и, может быть, кого‑то из них просватать. При встрече с королевой он, не играя в прятки, так и сказал:
- Славная вдовица, государыня Елена Ивановна, я скорблю, что ты сиротствуешь. Присмотрись к моим братьям молодцам–князьям, может, который из них и приглянется. А как придёт время, так и свадебный пир на всю державу закатим.
Елена ничем не порадовала князя Михаила. Она уже не скрывала своего расположения к князю Илье Ромодановскому и ответила без обиняков:
- Сердце моё давно не вдовствует, княже. Ты ведь знаешь князя Илью Ромодановского, испытанного в верности с отроческих лет. Чего же мне искать?
- Прости, государыня, это я к слову. Думал угодить тебе. Илья, однако, князь выше всех похвал. Знаю о том. Теперь готов слушать тебя, матушка, и своё, ой, какое серьёзное, хочу сказать. Я и мои братья знаем, как ты радеешь за русское православие, как помогаешь россиянам возвращаться в лоно родной земли, Руси–матушки. Так нам с тобой пора вкупе за сие порадеть.
- И я о том думала с тобой беседу вести, да обошёл ты меня. Я искренне рада твоему откровению, князь Михаил, - отозвалась Елена.
- Добавлю к сказанному, что если добьюсь трона короля Польши и великого князя Литвы, то все русские земли верну под руку Москвы, - сверкая глазами, продолжал говорить о сокровенном Глинский. - А если трон уйдёт от меня, то возьмусь за оружие и подниму против Сигизмунда весь русский народ Литвы и Польши. Всё это я выражаю открыто, государыня, потому как не страшусь Сигизмунда и потому, что в Кракове у него очень мало сторонников.
Елена слушала князя Глинского внимательно, а в душе появился холодок страха: всё-таки он призывал её к смертельной схватке с Сигизмундом. Хватит ли у неё сил, мужества? Пока она не владеет сердцами россиян так, чтобы они откликнулись на её призыв "идти на Русь!". Но сомнения были недолгими. Теперь она не одинока. На князя Глинского можно положиться, он рыцарь слова. К тому же рядом с нею вставал отважный князь Илья. Нет, с ними ей ничего не страшно, и она ответила Глинскому, как подобает россиянке:
- Михаил Львович, я принимаю твоё предложение. Отныне вместе с тобой во всём порадею за успех благого дела во имя матушки–Руси. Время тому способствует.
- Я доволен твоим ответом и нашим союзом, государыня. Однако должно тебе знать, что лёгкой жизни твоему величеству не видать. Сигизмунд коварен, и, что бы там ни говорили, я вижу его главным злодеем в смерти государя Александра. - Себя Михаил Глинский не причислял к участникам покушения на короля. - Он давно и настойчиво искал путь к трону.
- Всё сводится к тому, Михаил Львович, - согласилась Елена.
- Предвижу и на тебя гонения. А как будет невмоготу, уходи в Туров. Там моя цитадель, и нас никто не одолеет, даже с сильным войском. Земля моя велика, до Днепра стелется, и силы русской много. Соберу полки, легионы и дам отпор Сигизмунду на всех рубежах. Глядишь, и твой брат поможет.
- Дай‑то Бог нам одолеть латинян, - с чувством произнесла Елена.