* * *
В самолете было почти пусто.
- Никому не хочется лететь в день Рождества, - объяснила стюардесса, разнося напитки. - Если и находятся желающие, то их немного. Ажиотаж всегда бывает перед Рождеством, потом самолет обычно битком набит с самого дня подарков и до Нового года, а дальше все снова приходит в норму.
Она объяснила это молодому человеку, который высказался по поводу обилия пустых мест.
- А я провожу Рождество в самолете потому, что мне больше некуда податься. Я думал, будет забавно.
- Обязательно будет, - пообещала миловидная стюардесса. - Мы постараемся развлечь вас в полете.
Ее молодой собеседник остался доволен. Он сидел впереди Синтии, через несколько рядов от нее. Обернувшись, он увидел Синтию и улыбнулся. За следующий час вся малочисленная компания в самолете узнала, что он учитель, возвращающийся домой после участия в программе обмена.
Самолет вылетел из Сиднея в четвертом часу, в день Рождества. До Бангкока, где предстояла заправка, оставалось девять часов.
На двух свободных местах в первом ряду расположилась пара средних лет, погруженная в чтение: он читал журнал "Тайм", она - потрепанный томик в бумажной обложке, "Загадочное происшествие в Стайлзе" Агаты Кристи.
Худой длинный мужчина в очках прошел мимо пары, направляясь в туалет. Возвращаясь, он остановился, указал на томик в бумажной обложке и воскликнул:
- Агата Кристи! Вы читаете Агату Кристи. Она серийный убийца. Значит, ваша темная сторона - натура серийного убийцы. - Он торжествующе просиял и занял место за читающей парой.
Появилась стюардесса, и двое читателей хором позвали ее.
- Кто этот человек?
- Вы слышали? Он назвал меня серийным убийцей.
- Извините, сэр, что-нибудь не так? - спросила стюардесса у мужчины в очках.
- Просто высказался, - ответил он.
Стюардесса исчезла в носовой части самолета и вернулась с офицером в форме, вторым пилотом, держащим в руках какие-то бумаги - очевидно, список пассажиров. Он взглянул на номер места, занятого обидчиком в очках, затем обратился к нему:
- Профессор Зигмунд Шатт?
- Зигмунд через "с", - уточнил профессор. - Ничего не случилось. Я просто сделал профессиональное наблюдение.
- Впредь советую держать наблюдения при себе.
- Молчать я не стану, - заявил Зигмунд Шатт. - Что бы вы там против меня ни замышляли.
Второй пилот подошел к читающей паре, наклонился и зашептал что-то ободряющее.
- А я что говорил? - воскликнул Шатт.
Пилот направился по проходу в сторону Синтии и сел с ней рядом.
- Больной на всю голову. В самолетах с такими хлопот не оберешься. Но этот может оказаться безобидным. Уж лучше пусть так. Вам одиноко?
Синтия повернулась к пилоту. Он был симпатичным, довольно молодым. Достаточно молодым.
- Немного, - призналась она.
- В первом классе пусто, - сообщил пилот. - Хотите пересесть туда?
- Мне бы не хотелось…
- Идемте со мной, - прервал он. - Как вас зовут?
- Синтия. А вас?
- Том. Я пилот. Сегодня нас пока трое. В Бангкоке прибавится еще один.
- В таком случае мне нечего бояться.
Все закрутилось в Бангкоке, когда они вышли из самолета на полтора часа, чтобы размять ноги. Пассажиры отправились бродить по отделам беспошлинного магазина - скупать кукол и шелковые галстуки, никчемные "сувениры из Бангкока", запивать печенье и пирожки кофе и другими напитками. Том и Синтия никуда не пошли. Они занялись любовью в красиво обставленной каюте с настоящими занавесками на окнах - фантастические желтые цветы на белом фоне. Рассказав друг другу о себе, Том и Синтия продолжили.
- Это Рождество, - сказал он, - я никогда не забуду.
- Я тоже, - кивнула она.
До возвращения экипажа и пассажиров оставалось еще полчаса. Один из заправщиков, пополняющих запасы топлива в самолете, уже укатил.
Синтия без стеснения воспользовалась роскошью Уборной с зубными щетками и запасами туалетной воды. Она привела себя в порядок, освежилась и снова стала симпатичной, расчесала красиво подстриженные шлемом темные волосы. На обратном пути в салон она встретилась с Томом: он откуда-то возвращался, улыбаясь, и выглядел помолодевшим. Том вручил Синтии коробку:
- Подарок на Рождество.
В коробке обнаружились гипсовые фигурки для рождественского вертепа - товар категории "сделано в Китае". Коленопреклоненная Дева Мария и святой Иосиф, младенец Иисус, башмачник с колодкой, дровосек, неопознанный монах, два пастуха и два ангела.
Синтия расставила их на столике перед собой.
- Ты в это веришь? - спросила она.
- Скажем так: я верю в Рождество.
- И я тоже. Оно означает новую жизнь. Никогда не видела, чтобы мать с отцом на коленях преклонялись перед младенцем в колыбели, а ты?
- Нет. Это же символика.
- Они просто прелесть. - Синтия осторожно касалась подаренных фигурок. - Из настоящего материала, не из пластмассы.
- Будем праздновать, - заявил Том, куда-то исчез и вернулся с бутылкой шампанского.
- Но ведь это так дорого…
- Не волнуйся. В первом классе не скупятся.
- Ты же при исполнении.
- Нет, моя очередь завтра.
И они снова занялись любовью высоко над землей.
После этого Синтия вернулась на свое прежнее место. Профессор Зигмунд Шатт препирался со стюардессой по поводу своей еды, очевидно, заказанной заранее, но так и не приготовленной. Синтия устроилась в том же кресле, где сидела раньше, вынула из кармана спинки переднего кресла открытку и написала кузине Мойре: "Чудесно провожу время на высоте 35 тысяч футов. Начала новую жизнь. Целую, Синтия". Потом кресло вдруг показалось ей частью прежней жизни, и она перешла обратно в первый класс.
Ночью появился Том и устроился рядом.
- Ты почти ничего не съела, - заметил он.
- Как ты узнал?
- Заметил.
- Для рождественского ужина у меня не было настроения.
- А сейчас хочешь что-нибудь?
- Сандвич с индейкой. Пропусти, я схожу к стюардессе.
- Предоставь это мне.
Том признался, что переживает финальную стадию развода. Разумеется, жене пришлось нелегко - слишком часто он был вынужден отлучаться по работе. Но ведь она могла бы чему-нибудь учиться. Нет, учиться она не стала, она терпеть не могла учебу.
Ему было одиноко. Он предложил Синтии выйти за него замуж, и она ничуть не удивилась. Только сказала:
- Том, ты ведь меня толком не знаешь.
- А по-моему, знаю.
- Мы едва знакомы.
- В таком случае давай знакомиться.
Синтия обещала подумать об этом. Она добавила, что могла бы отказаться от своих планов и немного побыть с ним в его лондонской квартире, в Кэмден-Тауне.
- Через три дня у меня как раз выходные, в конце этой недели, - сообщил Том.
"Господи, а он хоть порядочный? Надежный? - гадала про себя она. - Надеюсь, рядом с ним мне ничто не угрожает. Кто он?" Но она чувствовала, что уже увлеклась.
В четыре часа утра она проснулась и увидела, что Том рядом. Он сказал:
- Уже день подарков. Ты прелесть.
Она всегда втайне гордилась собой, но прежде в присутствии мужчин на нее нападала робость. В Австралии у нее было два кратких, ничем не примечательных романа. А лететь высоко над землей в пустом первом классе рядом с Томом - это настоящее, то, что запомнится навсегда, начало новой жизни.
- Я дам тебе ключи от квартиры, - пообещал он. - Приезжай сразу. Там тебя никто не потревожит. Я живу вместе с младшим братом, но его не будет дома еще недель шесть. Сказать по правде, он отбывает срок. Ввязался в драку футбольных болельщиков, вот его и замели за нанесение тяжких увечий и нарушение общественного порядка. Правда, нанесенные увечья вовсе не были тяжкими. Просто он оказался в неудачное время в неподходящем месте. Словом, по меньшей мере шесть недель квартира будет свободна.
В аэропорту, несмотря на ранний час - десять минут шестого, - собралась целая толпа встречающих. Забрав багаж, Синтия повезла свою тележку к выходу. Она вовсе не рассчитывала, что ее хоть кто-нибудь встретит.
Но ее ждали: отец с женой Элейн, мать с мужем Биллом, а за ними у барьера толпились брат Синтии с подружкой, кузен мужа кузины Мойры, еще несколько мужчин и женщин, которых Синтия не узнала, в сопровождении детей в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Все родственники, вплоть до незнакомых, явились встречать Синтию. Откуда они узнали, в каком часу она должна была прилететь? Синтия обещала только позвонить им по прибытии в Англию.
- Номер рейса мы узнали от твоей кузины Мойры, - объяснил отец. - Понимаешь, нам просто не терпелось увидеть тебя на родине.
Первым делом Синтия отправилась к матери. Уже наступил день подарков, но родные не стали праздновать Рождество, решив дождаться гостью. Пришлось участвовать во всех рождественских обрядах без исключения. Под елкой ждали подарки, в том числе десятки свертков, предназначенных для Синтии. На рождественский ужин были приглашены ее брат с подружкой и еще несколько родственников.
Когда начался обмен подарками, Синтия достала из багажа кучу пакетов, купленных еще в Австралии. Среди них был и набор гипсовых рождественских фигурок, сделанный в Китае и предназначенный для брата Синтии.
- Какой симпатичный, - сказал брат. - Лучший из всех, что я видел, и вдобавок не из пластмассы.
- Это из магазина Мойры, - сообщила Синтия. - У нее не бывает случайных вещей.
Она много рассказывала об Австралии и ее чудесах. За чаем прочитали завещание тетушки, которая назначила Синтию душеприказчицей. Синтия осталась довольна этим назначением: обычно она витала в облаках, никогда не вдавалась в юридические подробности, и теперь доверие тетки ей польстило. Положение душеприказчицы придавало ей некий вес в семье. Она решила провести Новый год с отцом и его кланом.
Ее брат расставлял на столе рождественские фигурки.
- Не понимаю, почему мать и отец стоят возле младенца на коленях, - заметила она, - это выглядит неестественно.
Она не слушала, что говорили остальные, и так и не узнала, какую реакцию вызвало ее замечание: в ней вдруг шевельнулось воспоминание. Кажется, квартира находится в Кэмден-Тауне, но по какому адресу, Синтия понятия не имела.
- Промежуточная посадка была в Бангкоке, - сообщила она родным.
- Ты выходила?
- Да, но вы же знаете, из аэропорта не выпускают. Там был кофе-бар и чудесный магазин.
Тем же вечером, оставшись одна и распаковав вещи в своей комнате, она позвонила в авиакомпанию.
- Нет, - ответил ей женский голос, - в помещениях первого класса нет штор с желтыми цветами. Но я могу уточнить. Скажите, а почему вы?..
- Там был второй пилот по имени Том. Вы не могли бы сказать мне его фамилию? У меня срочное сообщение для него.
- Какой, говорите, это был рейс?
Синтия назвала не только номер рейса, но и свою фамилию и место в салоне бизнес-класса согласно билету.
После затянувшейся паузы голос послышался вновь:
- Да, вы значитесь в числе прибывших.
- Знаю, - ответила Синтия.
- Боюсь, я не смогу предоставить вам информацию о наших сотрудниках. Но в экипаже этого самолета не было ни одного Тома. Или Томаса. Стюардов в бизнес-классе зовут Боб, Эндрю, Шейла и Лилиан.
- А пилотов? Среди них Тома не было? С виду лет тридцати пяти, рослый, с каштановыми волосами. Мы познакомились в самолете. Он живет где-то в Кэмден-Тауне. - Синтия судорожно сжала трубку и обвела взглядом комнату - частицу реального мира.
- Все пилоты австралийцы, но больше я ничего не могу вам сказать. Сожалею. Мы не разглашаем информацию о нашем персонале.
- Полет получился запоминающимся. Точно вдень Рождества. Я никогда его не забуду, - сказала Синтия.
- Спасибо, мы вам чрезвычайно признательны, - отозвался голос. Казалось, он долетает издалека, с расстояния многих тысяч миль.
СНОБЫ
© Перевод. У. Сапцина, 2011.
"Сноб - человек, придающий слишком большое значение положению в обществе, стремящийся приобщиться к высшему классу и свойственному ему образу жизни и относящийся к тем, кого считает ниже себя, с пренебрежением и снисходительностью" (Словарь Чамберсов).
Не привести это определение я не могла, настолько оно соответствует супругам Рингер-Смит, которых я знавала в пятидесятые годы и с тех пор повстречала в таком множестве вариантов и разновидностей, что по сей день не перестаю удивляться. Снобы поистине удивительны. Они допускают промахи, стараясь обмануть тех самых людей, в круг которых стремятся попасть, за которых себя выдают и за которых надеются быть принятыми. Даже если они живут в демократическом обществе, это ровным счетом ничего не значит. Ничего.
В супружеской паре Рингер-Смит особенно ярко проявлялся снобизм Джейка. Его жене по крайней мере была присуща естественная безмятежность, которую она сама принимала как должное. В сущности, она была весьма самодовольной особой. Она происходила из рода мелких фермеров-землевладельцев и столь же мелких чиновников. Сама Марион была прижимиста, прижимиста до чертиков. Джейк также происходил из семьи чиновников, а по материнской линии - из дельцов, занимающихся экспортом и импортом фруктов, не обеспечивших, впрочем, мать Джейка: состояние досталось наследникам мужского пола. Джейк и Марион вполне подходили друг другу. Ниже ростом из них двоих был Джейк. Худосочными выглядели оба. Детей у них не было. Истинного сноба скелеты в фамильном шкафу не обескураживают, напротив, придают спеси: именно так обстояло дело с Джейком. Семейный скандал в масштабах страны перерос в международный. После эффектного ограбления банка и убийства, которое совершил один из братьев, их фамилия чуть ли не в каждом доме воспринималась как ругательство. Преступник Рингер-Смит вместе с сообщниками благополучно удрал в Южную Америку, предоставив Джейку и его престарелой матери отбиваться от журналистов и телерепортеров. Никому и в голову бы не пришло вымещать на них досаду, если бы не пренебрежение, с которым они обращались с полицейскими, журналистами, следователями, чиновниками и публикой в целом. Они задирали нос, корчили из себя "хорошую семью" с безупречной репутацией - словом, держались так, словно были графами и маркизами, а не заурядными представителями самого что ни на есть среднего класса. Ни один ныне живущий граф или маркиз не стал бы так кичиться, разве что выживший из ума, пропащий наркоман или неудачливый игрок.
С Рингер-Смитами я встретилась вновь, когда гостила у друзей в шато близ Дижона. Это было в девяностых годах. Я едва узнала их. Они не просто явились в шато - Энн столкнулась с ними, растерянными и озадаченными, возле деревенской лавки: они ломали голову над картой, не зная, куда направиться дальше. Войдя в их положение, неизменно отзывчивая Энн пригласила заблудившихся англичан в шато, выпить чаю и заодно разузнать дорогу.
Энн и Монти, сами англичане, жили в шато последние восемьл ет. Это наследство досталось им совершенно неожиданно от последнего в роду дальних родственников Монти. Дом и небольшое состояние, обретенные им в пятьдесят с лишним лет, стали для него невероятным сюрпризом. За свою жизнь Монти успел поработать, в частности, продавцом обуви и водителем автобуса. Энн служила секретарем у брокера. Их две дочери вышли замуж и поселились отдельно от родителей. Похожая на волшебную сказку история с получением наследства в свое время облетела газеты, но знакомиться со стремительно меняющимися новостями считают своим долгом далеко не все.
Когда Энн привезла Рингер-Смитов, Монти не было дома. Я сидела у телевизора, и приезд гостей стал для меня таким шоком, что я напрочь забыла, какую передачу смотрела. Крашеная блондинка Энн, рослая, жизнерадостная и прекрасно сохранившаяся в свои "за шестьдесят", поспешила на кухню ставить чайник. В своей гостиной она постаралась создать истинно английскую атмосферу.
- Кому принадлежит этот дом? - спросил меня Джейк, как только Энн вышла из комнаты. В новой обстановке он явно не узнал меня, хотя в глазах Марион, которая сверлила меня озадаченным взглядом, мелькнуло нечто вроде воспоминания.
- Даме, которая пригласила вас на чай, - объяснила я.
- А-а! - откликнулся Джейк.
- Скажите, мы раньше не встречались? - обратилась ко мне Марион.
- Встречались. - И я назвала себя.
- А сюда вас что привело? - без обиняков спросил Джейк.
- То же, что и вас. Меня пригласили.
Вернулась Энн с серебряным чайным сервизом и прелестными фарфоровыми чашечками. Она несла поднос, а девушка, помогающая ей по дому, шла следом с горячей водой и блюдом печенья.
- Как хорошо вы говорите по-английски, - заметил Джейк.
- Да ведь мы англичане, - отозвалась Энн. - Просто теперь живем во Франции. Этот замок достался моему мужу в наследство от родственников с материнской стороны, семьи Мартино.
- Вот оно что, - сказал Джейк.
Управляющий возвратился с фермы и выпил чашку чаю не присаживаясь. Энн он называл "мадам".
Энн уже жалела, что поддалась порыву и пригласила эту пару на чай. Гости говорили мало и нехотя, но уходить не собирались, и Энн уже боялась, что они опоздают на последний автобус до станции. Повернувшись ко мне, она спросила:
- Кажется, последний автобус уходит в шесть?
Я сказала Марион:
- Как бы вам не опоздать на него.
- Нельзя ли нам осмотреть шато? - спросила Марион. - В путеводителе написано, что его построили в XIV веке.
- Ну далеко не весь, - ответила Энн. - Но с осмотром сегодня будет сложновато. Видите ли, мы не открываем его для посещений. Мы здесь живем.
- Уверена, мы с вами уже встречались, - сказала Марион, обращаясь к Энн так, словно это как-то оправдывало их опоздание на последний автобус, - намек, не ускользнувший от Энн. Я знала, что, несмотря на доброту, она терпеть не могла возить кого-либо до станции на машине и брать на себя другие хлопоты, к которым была не готова. Мне не составляло труда читать мысли Энн: "Надо отделаться от этих людей, иначе они останутся на ужин, а потом и на ночь. Очередные интервенты".
В последнее время Энн часто жаловалась мне на "интервенцию", которой подвергался ее замок. Людям, которые знать ее не желали, когда она была женой простого водителя автобуса, вдруг вздумалось завести с ней дружбу. Монти не видел в этом поводов для беспокойства. Впрочем, устраивать застолья и развлекать гостей приходилось Энн, а не Монти, который целыми днями помогал управляющему в имении, исполнял обязанности егеря и следил за расчисткой леса.
Энн быстро поняла, что пара англичан, которых она пригласила только на чай, - прилипалы, надоедливые честолюбцы, и в полном отчаянии переглянулась со мной, услышав из уст Марион Рингер-Смит "уверена, мы с вами уже встречались".
- Вы думаете? - Энн поднялась и прошла к задней двери. - Это Cour des Adieus, - пояснила она, - отсюда ближе до остановки вашего автобуса.
Марион наклонилась и схватила кусок кекса так, словно у нее остался последний в жизни шанс отведать кекса.