Фелисити привыкла к странным пациентам, но была серьезно раздосадована вторжением в ее частную жизнь. Естественно, она не видела основания для препирательств с Теневым. Вместо этого она решила позвонить коллеге и попросить его помочь ей выдворить неожиданного пациента. Она набрала номер, а Ж. Теневой уютно расположился в кресле с газетой.
Номер, набранный Фелисити, не отвечал. Она с минуту подумала и стала искать другой номер в адресной книжке.
Она нашла имя того, кого искала, - Маргарет Аркенс, гинеколог, которая была замужем за Джеймсом Аркенсом, тоже гинекологом. Подумав о них - загорелых, молодых, смеющихся, белозубых, - она почувствовала себя идиоткой.
А Теневой продолжал сидеть. Он отложил в сторону газету и, судя по тому, что могла разглядеть Фелисити, выглядел более взволнованным, чем раньше.
- Мистер Теневой, что вас тревожит? - спросила она.
- Насколько я понимаю, вы ищете своих друзей-медиков, - сказал Жемчужная Тень. - Они могут вам посоветовать принять снотворное или что-то еще.
- Несомненно, - сказала Фелисити, начиная видеть некий выход из ситуации. - Я в любом случае приму снотворное.
- Если вы так поступите, это может меня убить.
- Успокойтесь. Просто успокойтесь. Я приму слабое снотворное. Но, честно говоря, мне действительно нужно что-то принять, чтобы заснуть.
В ванной Фелисити взяла одну белую таблетку из своего медицинского шкафчика. Почистила зубы. Затем заглянула в дверь гостиной. Жемчужная Тень уже ушел. Чтобы полностью в этом увериться, она, прежде чем лечь в постель, обошла весь дом. Да, таблетка сработала. Она хорошо поспала.
- Сестра, успокойтесь. Просто успокойтесь.
- Он - в приемной, - сказала сестра.
Было девять тридцать следующего утра - время, когда открывался кабинет психиатра.
- Есть другие пациенты? - спросила Фелисити.
- Еще трое. Но они, похоже, не замечают его.
Фелисити вполне этому верила. Большинство пациентов психиатра странно выглядят, особенно в ожидании консультации.
- Он может снова пройти сквозь меня, - громко взвыла сестра. - Мне становится жутко от этой мысли.
- Тише, - сказала доктор. - Вас могут услышать.
Дверь в кабинет была открыта. Кто-то услышал ее.
Доктор Маргарет Аркенс заглянула в дверь:
- Что-то случилось?
- Сестра Симмонс не очень хорошо себя чувствует, - сказала Фелисити таким тоном, что было ясно: теперь она твердо знает, как действовать дальше.
- Я испытала нечто ужасное, - сказала сестра Симмонс. - Вчера вечером, а сейчас - сегодня утром - это снова случится.
Маргарет и Фелисити проявили к ней необычайное внимание. Фелисити сама сделала ей укол, чтобы она успокоилась, и, отведя ее в комнату отдыха персонала, уложила.
- Переработала.
Оба доктора посмотрели друг на друга и со знанием дела покачали головой. Они обе уже давно знали, что все в их отделении перерабатывали, включая их самих.
Возвращаясь к себе в кабинет, Фелисити заглянула в приемную. Жемчужной Тени там не было.
Фелисити рекомендовала сестре Симмонс взять на месяц отпуск и пропить курс успокоительного. Сестра Симмонс жила в большой семье, все члены которой страшно волновались всякий раз, когда она, забыв принять свои таблетки, считала, что в комнате кто-то "есть". Она часто вскрикивала.
- У нее по-прежнему бывают галлюцинации, - сказала ее сестра по телефону.
А Жемчужная Тень однажды вечером снова посетил Фелисити.
- Вы что, хотите убить меня, давая ей все эти успокоительные?
- Да, - сказала Фелисити.
- Она может принять чрезмерную дозу.
- Наверняка примет, - сказала Фелисити.
- Но это же убьет меня.
- Я знаю, - сказала она. - Если вы не оставите нас в покое, вам скоро конец.
- Но я же ваш пациент.
- Вы ничего не почувствуете, - сказала доктор. - Абсолютно ничего.
У Жемчужной Тени вид был ужасно испуганный.
- Ваша единственная надежда, - сказала Фелисити, переключая телевизор с канала на канал, - оставить нас в покое и пойти лечиться куда-нибудь в другое место.
Сестре Симмонс стало лучше. Ни она, ни доктор Фелисити Грэйленд больше не видели Жемчужную Тень, но несколько лет спустя они услышали, что где-то на севере умер психиатр от передозировки барбитуратами, от которых - как ни странно - его кожа стала прозрачной и словно бы жемчужной.
ЖЕНА РОСТОВЩИКА
© Перевод. Н. Анастасьев, 2011.
В Си-Пойнте, на океанском побережье, обрывающемся мысом Доброй Надежды, в 1942 году постоянно что-то праздновали, отовсюду доносился шум веселья, а море, что ни день, выносило на берег тело в военной форме - бывало, что и не одно. Воды вокруг мыса были густо заминированы. Люди группами бросались вытаскивать тех, кому удалось уцелеть. Девицы с побережья и из гавани, по двое, ловили сходивших на берег моряков с тех кораблей, которым все же удалось пойти в залив.
В ожидании корабля, следующего в Англию, я жила на берегу, в доме миссис Йен Клут, жены ростовщика. Из окна, подле которого миссис Йен Клут до боли в глазах вязала носки для военных, ей было удобно следить за входом, и стоило мне зайти к себе в комнату или, наоборот, выйти, как она приоткрывала дверь и, не переступая порога, делилась последними новостями.
Это была невысокая женщина лет пятидесяти трех, Уроженка Сомерсета. Ее муж, Йен Клут, давно потерялся в Трансваале, где, по слухам, жил с местной женщиной. Жене он оставил трех дочерей, дом на берегу и ломбард, примыкающий к его тыльной части, со стороны какой-то грязной улочки.
Миссис Йен Клут в меру своего понимания довела до ума все начинания мужа. Дом находился в лучшем состоянии, чем когда-либо, и большую часть комнат хозяйка сдавала внаем. Ломбард же так и вовсе процветал, так что миссис Йен Клут смогла прикупить еще и лавку по соседству, в которой торговала всякими подержанными вещами, не выкупленными из ломбарда. Процветали и все три дочери. По словам очевидцев, в школу они бегали в башмаках на босу ногу, ибо, пока в доме жил отец, все деньги уходили на два его самых больших увлечения - желтый ликер "Адвокат" и чернокожих девиц. Но если посмотреть на дочерей сегодня, никогда не поверишь в их горькое прошлое. Младшая, Иза, - школьница с длинными золотистыми косами, девушка в своем роде весьма соблазнительная. Две другие, обеим под двадцать, более походят на мать, невысокие, застенчивые, тихие, воспитанные, чопорные и скромные. Зовут их Грета и Майда.
Миссис Йен Клут редко открывала дверь в свою комнату достаточно широко, чтобы можно было ее рассмотреть. Этой привычке следовали и другие члены семьи, хотя скрывать от посторонних глаз было, в общем, нечего. Обычно миссис Йен Клут, одна или с кем-нибудь из дочерей, застывала в узком проеме двери, открытой не более чем на двенадцать дюймов, и глядела куда-то через плечо. В коридоре было темно, ибо, будучи женщиной бережливой, она даже не вкручивала лампу, так что свет там не горел никогда. Однажды, войдя в дом, я разглядела в полоске света, пробивавшегося из хозяйских апартаментов, небольшую фигуру, тонкий профиль и шишковатый пучок волос.
- Ш-ш-ш. Не зайдете ли сегодня вечером разделить чашечку чаю с другими гостями? - едва слышно проговорила она.
Принимая предложение, я подумала, что потребность в шепоте была каким-то образом продиктована скромностью предстоящего чаепития, выраженная самой формой слова - "чашечка".
После ужина я постучала в ее дверь. Майда открыла ее ровно настолько, чтобы я могла войти, и тут же захлопнула. В комнате находилось еще несколько жильцов: молодой человек, работавший в портовой конторе, страховой агент на пенсии и его жена.
Вскоре появилась Иза - та самая школьница. Меня немало удивили ее ярко накрашенные губы и глаза.
- Очередной транспортник пришвартовался, - сообщила Иза.
- Тише, дорогая, - остановила ее мать, - считается, что мы должны помалкивать насчет судов.
При этих словах миссис Йен Клут подмигнула мне. Только тут я сообразила, насколько гордится она Изой.
- Из Аргентины, - продолжала та.
- Правда? - сказала миссис Йен Клут. - Ну и как, есть хорошие ребята?
Пожилая пара переглянулась. Молодой человек, для которого многое здесь было внове, судя по всему, удивился, но промолчал. Майда и Грета, как и их мать, похоже, сгорали от любопытства.
- И не один, а? - проговорила Майда. У нее была Распространенная в здешних краях манера заканчивать любое высказывание, вопрос, а впрочем, и ответ, междометием "а?".
- Можешь не сомневаться, приятель, - откликнулась Иза, которая также следовала обычной манере, добавляя "приятеля" ко всему, что бы она ни говорила, независимо от того, к кому обращается, мужчине или женщине.
- Ты ведь в "Звездную пыль" идешь, так, Иза? - осведомилась миссис Йен Клут.
- В "Звездную пыль"! - воскликнула миссис Маре, жена страхового агента. - Надеюсь, вы не о ночном клубе, приятель?
- Почему же, именно о нем, - отчеканила миссис Йен Клут. Единственная в семье, она не следовала местному стилю, и вообще ее речь заметно улучшилась со времен сомерсетской молодости. - Ей там весело, что в этом дурного?
- Молодым бываешь только раз в жизни, а? - проговорил молодой человек, стряхивая пепел в блюдце под укоризненным взглядом миссис Йен Клут.
Миссис Йен Клут послала Майду наверх, за подарками, которые Иза получала от мужчин, - вечерние сумочки, броши, шелковые чулки. Ситуация возникла довольно неловкая. Что тут сказать?
- Славные вещицы, - вымолвила я.
- Да ничего это не значит, ничего, - сказала миссис Йен Кнут, - ничего, это просто подарки. Иза знакомится только с хорошими молодыми людьми.
- А вы тоже танцуете? - поинтересовалась я у Греты.
- Нет, приятель. За нас Иза танцует, а? У нее это отлично получается.
- В точку, приятель, - поддержала сестру Майда.
- Ну да, - вздохнула миссис Йен Клут, - мы люди тихие. И если бы не Иза, жизнь у нас и вовсе тягомотная была бы.
- Она нуждается в пригляде, эта девочка, - заметила миссис Маре.
- Иза! - окликнула ее мать. - Ты слышала, что сказала миссис Маре?
- Слышала, приятель. Я конечно, слышала, а?
Из моей комнаты нельзя было не услышать то, что говорится в ломбарде, прямо у меня под окном.
- Надеюсь, вас ничто не беспокоит, - сказала миссис Йен Клут, искоса посматривая на старших дочерей.
- Нет, - сочла нужным заверить ее я, - сверху мне ничего не слышно.
- Я всегда повторяю девочкам, - продолжала миссис Йен Клут. - Нечего стыдиться работы в ЛД.
- В ЛД? - переспросил молодой клерк, приятель которого играл на литаврах в джаз-банде полицейского управления.
Миссис Йен Клут понизила голос.
- Ломбард, - поспешно пояснила она.
- Ах да, - кивнул молодой человек.
- Да, стыдиться тут нечего, - повторила миссис Иен Клут. - Ну и конечно, я всего лишь жена хозяина ЛД, сама-то вовсе не ЛД.
- Мы содержим лавку в отличном порядке, приятель, - сказала Майда.
- А вы там были? - повернулась ко мне миссис Йен Клут.
- Нет, не приходилось.
- Положим, ничего такого особенного там не увидишь, - сказала она, - но иные ЛД, доложу я вам, это нечто. Посмотрели бы вы на них в Англии. Сплошная грязь! По крайней мере так мне говорили, - добавила она.
- Да, в Англии и впрямь иные ломбарды - настоящая свалка, - подтвердила я.
- А вы что, сами видели? - спросила миссис Йен Клут.
- Ну да, и не раз, - сказала я, пытаясь вспомнить, где это было. - Естественно, в Лондоне, как-то раз в Манчестере, и еще…
- А зачем вы туда заходили, приятель? - осведомилась Грета.
- Ну как зачем, вещи заложить, - сказала я, довольная тем, что могу продемонстрировать кое-какое знакомство с их профессией. - Был у меня компас, но я его больше так и не увидела. Правда, никогда им и не пользовалась.
Миссис Йен Клут поставила чашку на стол и, оглядевшись, убедилась, что, к несчастью, все услышали мои слова.
- Благодарение Богу, - сказала она, стуча по дереву, - но мне, к счастью, ни разу не приходилось попадать в такое положение.
- Я тоже никогда ничего не закладывала, - сказала миссис Маре.
- А вот моя бедная мать то и дело таскала вещи в ломбард, - заметил мистер Маре.
- Это уж точно, - подтвердила миссис Маре.
- Смотрите, сколько грязной пены на море, - сказала жена ростовщика.
- Я собираюсь на концерт полицейского джаз-банда, - сообщила Иза. - Что бы такое н'деть? - У девушек есть привычка глотать гласные в некоторых словах.
- Можешь н'деть свое вечернее голубое, - предложила Грета.
- Нет, - зачастила ее мать, - нет, нет, нет. Она наденет новое платье.
- Я собираюсь п'стричься, - заявила Иза, дергая себя за золотистые косы.
При мысли о том, как это будет выглядеть, ее мать так и передернуло. Грета и Майда покраснели, обменявшись непонятным жадным взглядом.
Наконец дверь приоткрылась на несколько дюймов, и мы гуськом вышли из комнаты.
На следующее утро я, как обычно, услышала, как миссис Йен Клут открывает ломбард. С клиентами, ожидавшими, как обычно, у входа, она общалась с большим знанием дела. В первые полчаса звонок дребезжал неустанно - заходили матросы и другие военные, которым не терпелось заложить фотоаппараты, портсигары, часы, костюмы и многое другое, то, что, подобно моему компасу, никогда не вернется к хозяевам. Я не видела хозяйку, но без труда представляла, какими действиями сопровождались ее слова. Миссис Йен Клут минуты три (что легко рассчитывалось по продолжительности тишины, наступавшей после вступительного: "ну?") изучала предложенную вещь. Изучение осуществлялось с большим тщанием, вроде бы при помощи чувствилища, или измерительного прибора, - ее длинного носа (мне уже приходилось видеть, как она осуществляла подобную операцию с сокровищами Изы). Не то чтобы она в буквальном смысле обнюхивала вещь, нет; но к носу приближала, а уж тот все калькулировал и выносил окончательный вердикт. Затем она отрывисто называла цену. Если с ней не соглашались, она становилась необыкновенно красноречивой, хотя на этом этапе нив коем случае не утрачивала выдержки. Изо рта миссис Йен Клут телеграфной лентой разматывался перечень недостатков объекта заклада; ее уменьшавшаяся рыночная стоимость была ей хорошо известна; этот костюм никогда не подойдет другому мужчине; это кольцо не стоит тех денег, которые пойдут на его расплавку. Обычно закладчики сдавались, принимая сниженную цену. Если же нет, жена ростовщика без дальнейших споров переходила к следующему клиенту. "Ну?" - бросала она. Если тот, первый, все еще мялся, колебался, раздумывал, миссис Йен Клут наконец утрачивала выдержку. "Ну что, никак не решишься? - переходила в атаку она. - Чего ждешь, чего ждешь?" В результате такой шоковой терапии клиент либо поспешно ретировался, либо столь же поспешно заключал сделку.
Подобно большинству здешних заведений, ломбард миссис Йен Клут был разделен перегородками на несколько отделений, так что походил скорее на трактир с салуном и стойками, общими и отдельными. Перегородки разделяли помещения для белых посетителей, черных и тех, кого называли цветными, - индусов, малайцев и полукровок.
Когда кто-нибудь смуглолицый входил в ломбард через вход для белых, миссис Йен Клут всегда давала ему время оглядеться, но устало жаловалась Майде и Грете на то, что ей приходится метаться туда-сюда.
- Нет, вы видели ту цветную девчонку, что только что вышла отсюда? - вопрошала она. - Вошла через вход для белых. Цветная, точно цветная, но ведь ничего не скажешь. Того и гляди в клевете обвинят.
В то утро, о котором идет речь, народ валил валом. Вот возник какой-то военный.
- Этот малый - цветной, факт, - заявила миссис Йен Клут в промежутке между звонками в дверь. - И направляется к входу для белых.
- Я бы его пинком под зад, - сказала Иза.
- Нет, вы только послушайте ее, а? - захихикала Майда.
- Да, Иза у нас - молодец, - проговорила мать, бросаясь к двери на очередной звонок.
На сей раз голоса доносились из другой части магазина. Я увидела прибитую снаружи дощечку - "Только для персонала".
- А, это вы, - протянула миссис Йен Клут.
- Я за картиной, - сказал голос. - Вот квитанция.
- Вы опоздали на месяц, - отрезала она. - Все, она больше не ваша.
- Вот, здесь пятнадцать шиллингов, - настаивал мужчина.
- Нет, нет, - сказала она. - Слишком поздно. Вы не заплатили проценты, она больше не ваша.
- Проценты я готов заплатить сейчас, - сказал он. - Ну же, - сказал он, - мы ведь старинные друзья, вы обещали подождать, пока я выкуплю ее. Эту картину написал мой дед, - сказал он. - Вы обещали подождать, пока я выкуплю ее.
- Да, но не месяц же, - прорвалась она наконец. - Не целый месяц. К тому же там только рама чего-то стоит.
- Это хорошая картина, - сказал он.
- Это ужасная картина, - сказала она. - Кому нужна такая картина? Она могла навлечь на нас беду. Я ее выбросила.
- Послушайте, дорогая моя, - начал он.
- Вон! - вскричала она. - Вон отсюда!
- Без картины я никуда не уйду, - сказал он.
- Майда! Грета! - окликнула она.
- Ну ладно, - сказал он голосом безнадежным и упавшим. - Ухожу.
Неделю спустя миссис Йен Клут снова поймала меня в коридоре.
- Чашечку чаю, - прошептала она. - Заходите поболтать нынче вечером, буду только я с дочерьми и молодой мистер Флеминг.
Посещение подобных чаепитий было обязательным. Тем, кто избегал их, приходилось расплачиваться за свою дерзость: их комнаты не убирались, постели не стелились, утренний чай подавался холодным, а газет не приносили вовсе. Жилье же в это время найти было трудно.
- Спасибо, - сказала я.
В тот вечер я разделила семейную компанию. Супруги Маре съехали, но юный клерк оказался на месте. Иза, как и раньше, пришла размалеванная.