Через два дня на площади города собралась огромная толпа. Давно горожане не помнили такого скопления народа. Весть о смертной казни бывшего бургомистра облетела округу. На площадь пришли из дальних и ближних деревень, пришли все жители города, стар и млад, чтобы проститься с учителем. И если вначале Ранкенау отдал приказ, чтобы согнали на площадь с помощью автоматов, то потом убедился, что приказ был опрометчивым, что теперь впору разгонять автоматами, чтобы не превратить казнь преступника в демонстрацию народного уважения к нему.
Ольга Ивановна узнала об аресте мужа в ту же ночь, когда женщины в Артемовке пришли к ней, чтобы увести и спрятать от фашистов.
Два солдата вывели старика из гестапо. Когда они приблизились к толпе, по рядам пробежал тяжелый вздох - Ивана Михайловича трудно было узнать. Учитель услышал этот вздох, услышал рыдания и поднял голову. Он не видел виселицу и только по гулу толпы понял, что приближается к петле.
Палачи остановились. Иван Михайлович шевельнул руками, прося отпустить его, и, собрав последние силы, сделал шаг вперед.
- Братья, родные! - прокричал он бессознательно радуясь тому, что голос его слышен, что он может проститься с народом. - На миру и смерть красна! Прощайте! Не бойтесь фашистов, гоните извергов с нашей земли, пусть ваши дети будут счастливы!
Палач накинул веревку.
- Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша Родина!
Палач дернул веревку, и ноги старого учителя закачались над толпой. Женщины плакали в голос. В задних рядах слышались гневные возгласы.
Солдаты подняли стрельбу, начали разгонять толпу. Люди расходились по домам, копя злость, гнев, жажду мщения.
В эту ночь майор Дитер фон Гаген впервые за всю войну написал грустное письмо в Германию. Между строк можно было прочесть: в России нас ничего не ждет, кроме позора.
XIX
Впереди между деревьями промелькнула тень.
- Эй, друг, подожди! - окликнул Павлик. Но человек побежал, прячась за деревьями. Павлик бросился за ним огромными прыжками напрямик через кусты.
- Стой, дурак, застрелю! - пригрозил он, когда до беглеца оставалось шагов десять.
Человек остановился - белобрысый, перепуганный парень, не знает, что делать, то ли руки вверх поднимать, то ли на колени падать.
- Куда бежишь? Как сюда попал? Подошли Жилбек, Мажит, другие партизаны.
- Из деревни Зверинка, - проговорил парень, переводя испуганный взгляд с одного на другого.
- Как звать?
- Тимка.
- А чего от людей бежишь? Натворил что-нибудь?
- Думал, что вы немцы. Три дня назад партизаны взорвали железную дорогу возле Понятовки, поезд в крушение попал… Немцы разозлились и спалили нашу деревню. Всю как есть, ни одного дома не оставили. Хотели, чтобы мы партизан выдали. А откуда мы знаем? Так они взяли да троих повесили. И брата моего старшего повесили. Вот и вся деревня разбежалась.
- Куда? Где они сейчас?
- Километра два отсюда. Нас с одним дружком послали, чтобы мы за немцами следили. Если заметим поблизости, чтобы сразу предупредить своих. Никого не щадят, сволочи, ни старого, ни малого. В городе, говорят, своего бургомистра повесили. Русского, учителем раньше был.
- Кто говорил?! - воскликнул Павлик.
- Люди говорят. Что вы на меня так кричите, я-то при чем?
- Когда повесили, за что?
- Говорят, он взрывал все - и заводы, и дорогу, был главным партизаном.
- Неужели Ивана Михайловича? - проговорил Павлик.
- Кто это? - спросил Жилбек. - Знакомый?
- Больше чем знакомый. - Павлик посмотрел на парня и добавил - Потом расскажу, Жора, наедине. А ты, парень, расскажи-ка мне подробно, где твоя деревня спряталась? А может, врешь?
- Я сам могу повести.
- Ты можешь повести не в ту сторону, а нам это ни к чему.
Жилбек решил послать Мажита с двумя партизанами в том направлении, куда укажет парень. Идти осторожно, с опаской, чтобы не попасть в засаду. Не стрелять. Парня предупредил: если раздадутся выстрелы, расстреляем тебя как фашистского лазутчика.
- Да там они, - срывающимся, обиженным голосом проговорил парень. - Куда им деваться сейчас?
Он сел на траву. Мажит с двумя партизанами ушли. Вернулись они через полтора часа. Вместе с ними пришло восемнадцать парней, пожелавших уйти с партизанами. Мажит рассказал, что жителей нашли и что положение у них тяжелое. Тимкиного брата действительно повесили.
Когда Мажит рассказывал, парень начал всхлипывать и утирать слезы засаленным картузом.
- Ладно, не сердись, Тима, не сердись. Партизаны должны быть осторожными, сам знаешь, как с ними фрицы обращаются.
Мажит разговаривал с отцом Тимки. Тот плачет, сына жалко, да и самому старику от немцев досталось. Показывал спину, вся в синяках - фрицы пороли. Предупредили, чтобы Воргу обошли стороной, там сейчас много фашистов, даже танки есть. Завод восстанавливают.
- Не в силах, сволочи, с нами воевать, так вымещают свою злобу на стариках да детях! Чтобы я еще хоть одного гада пощадил! - злился Павлик.
К ночи вышли к дороге Рославль - Ершичи. По ней изредка проносились машины с фашистами.
- За каким чертом я буду таскать с собой эти мины! - разозлился Павлик.
Он искусно зарыл все три мины в разных местах…
Заметно выросший отряд Жилбека продолжал двигаться в сторону базы. Партизаны голодали. Вся беда была в том, что деревни жались к шоссе, а по шоссе беспрестанно сновали немцы. Показываться у дорог всему отряду было рискованно, поэтому решили на поиски съестного отправить Мажита и Павлика с тремя партизанами.
"Добытчики" вернулись на следующий день с хорошим уловом: принесли ведро соленых огурцов, десять кусков свиного сала и четыре буханки хлеба. Довольные, что все обошлось благополучно, они начали шумно рассказывать, перебивая друг друга.
- Перестаньте галдеть, говорите по одному, - не выдержал Жилбек. - Давай, Павлик, расскажи.
Случилось так - наткнулись на дом лесника. Дом добротный, хозяин, видать, зажиточный, по двору бродят куры, корова мычит в хлеву. У калитки двое мальчишек играют в чижика. Если дети резвятся, значит, немцев поблизости нет. Иначе пацаны не отважились бы на чижика. Но тем не менее трое партизан остались в кустах с автоматами наготове, а двое пошли ко двору. Увидев вооруженных людей, мальчишки убежали. Партизаны вошли во двор и минут через пять вышли оттуда вместе с высоким и грузным лесником с бурой седеющей бородой. Несмотря на свой бирюковатый вид, лесник оказался разговорчивым, пообещал дать кое-что из съестного и посоветовал дальше не ходить, потому что немцев в эти дни прибавилось, особенно на шоссе и в самой Ворге.
- А вчера столько шуму тут было, не приведи бог, - продолжал лесник. - Ехали в ту ночь по шоссе четыре машины с солдатами. Передняя наткнулась на мину - и вдребезги. Задние затормозили, солдаты повыскакивали, давай стрелять во все стороны. В Ворге стрельбу услышали. Сразу же подняли весь гарнизон и бросились выручать своих. Впереди танк пустили с пушкой. Ударили из нее раз, ударили другой - прямо по своим, которые еще живыми остались. Убитых, раненых - человек двадцать. Остальные ничего не понимают - откуда пушки появились? Подоспела помощь, смотрят- по своим лупили. Танк проскочил дальше, чтобы стрелять по партизанам, а там еще две мины шарахнули - и танк встал. Офицеры потом со злости чуть друг друга не перестреляли. И додумался кто-то мины-то заложить не в одном месте, а вразброс, с умом…
XX
Смерть за смерть! Кровь за кровь! Узнав о казни Ивана Михайловича Емельянова, коммунисты отряда решили повесить епищевского старосту. Лебедев отобрал добровольцев и сам возглавил группу мстителей. Перед отрядом стояла задача во что бы то ни отомстить, во что бы то ни стало показать мирному населению и немецкому командованию, что партизаны не дремлют, что партизаны - грозная сила.
Заранее заготовили листовки, чтобы расклеить их не только в Епищеве, но и в ближайших деревнях - Барковичах, Алешинке, Белевке, Сергеевке, Слободе, Артемовке.
Отряд Лебедева подошел к Епищеву глубокой ночью. В условленном месте, на восточной окраине, партизан должна была встретить связная. Ждали ее часа два. Начали беспокоиться - операция была очень ответственная, Тамара знала об этом и не могла задержаться по пустякам. Может быть, и ее схватили? Неудивительно, фашисты сейчас хватают первого попавшегося, авось среди сотни невинных окажется один виноватый, и то польза. Темень сплошная, от напряженного вглядывания устали глаза. Наконец послышался шорох, среди кустов показалась светлая косынка.
- Стой, пароль? - приглушенно спросил Лебедев.
- Винтовка. Это я, Петр Васильевич, Тамара. Вместо косынки на голове девушки был окровавленный бинт, волосы растрепаны.
- Что случилось?
- Вас окружают!.. Кто-то выследил… - Тамара говорила с трудом, еле дышала. - Меня схватили вместе с другими девчатами… Охранял полицай. Я с ним заговорила. Сначала ласково. А потом пообещала, что за меня партизаны все равно отомстят. Он отпустил всех. И сам, наверное, уйдет в лес.
- А кто нас окружает?
- Немцы. Злющие. С офицером.
- Сколько?
- Не успела узнать, но отряд немалый.
Немцы не знали точного местонахождения группы. Начали стрелять наугад. В воздухе засияли ракеты.
Лебедев принял решение возвращаться к своим. Осторожно двинулись обратно. Как только взмывала ракета, партизаны замирали. Судя по частым выстрелам и ракетам, немцев было много. Неожиданно совсем рядом, в той стороне, куда направлялись партизаны, раздались голоса:
- Рус, сдавайся!
И автоматные очереди.
- За мной!
Лебедев ринулся обратно. Со всех сторон засвистели пули, ракеты заискрили еще чаще. Кольцо сжималось. Павлик и Алимбай бежали рядом с комиссаром.
- Может быть, займем круговую, попробуем отбиться, - предложил Алимбай.
- Мало нас, горстка, - ответил Лебедев. - Надо прорвать кольцо там, где поменьше фрицев. А в лесу они нас не найдут.
Неожиданно где-то сбоку раздалось по-русски:
- Идите за нами! Мы пришли на помощь!
А вдруг ловушка?
- Идем за вами! - крикнул Лебедев. - Если ловушка - стреляем в спину.
- За нами! - повторил голос.
Партизаны побежали за неизвестными помощниками. Минуты через три спустились в овраг. Выстрелы и ракеты остались в стороне.
Таинственные голоса принадлежали полицаям из Епищева. Среди них Тамара узнала своего освободителя.
Полицаи сообщили, что фашисты получили приказ во что бы то ни стало захватить нескольких партизан живыми для какой-то особо важной цели. Пока фрицы не выполнят приказа, в деревню не вернутся.
- В таком случае мы сами пойдем в деревню, - решил Петр Васильевич.
Павлик с Алимбаем пробрались в церковь. Вернулись вместе с богомазом, обросшим так, что его еле узнали.
- Пошли, ребята, с нами бог, - сказал богомаз.
- Тут вот у нас есть некрещеные, - отозвался Павлик. - Полицаи.
- А что же вы их не окрестите?
- Если выволокут нам самого Дурнова - будем считать крещеными, - заметил Лебедев. - Есть ли фрицы в деревне?
- Сейчас ни одного, - ответил богомаз. - К утру появятся.
Лебедев распределил листовки между партизанами. Предполагалось расклеить их на воротах, на столбах, на деревьях. В общем, где придется, лишь бы бросались в глаза.
- Идем сразу к дому Дурнова!
Двое "некрещеных" и Алимбай с Павликом вышли вперед. Отряд разделился на три группы.
- Дурнов один или с дружками? - спросил Павлик полицая.
- С дружками. Человек пять-десять у него каждый раз ночует. Один боится.
- Вооружены?
- Автоматы, мины, ножи, гранаты. На это не жалуются, фрицы снабжают. А во дворе волкодав. С теленка.
- Волкодав - это хуже. Может залаять, предупредить.
- Да-а, что-то надо придумать.
- А что придумывать. Петлю на шею, - предложил Алимбай. - И не пикнет.
У Дурнова добротный деревянный дом на отшибе. Алимбай, Павлик и двое полицаев перелезли в огород, прячась в тени невысоких верб, пошли ко двору.
Шли осторожно, еле слышно ступая, - боялись, что пес поднимет тревогу раньше времени. Вот и двор, темный, как погреб. Окна в доме оранжево светятся. Белые занавески задернуты, на них время от времени мелькают тени.
- Где же волкодав, черт бы его забрал? Танка не боюсь, а этой скотины пугаюсь, - признался Павлик. - Шагай во двор первым! - приказал он полицаю.
Тот осторожно прошел. Пса не было.
Как теперь вызвать Дурнова? Поджечь дом? Но они будут сопротивляться, откроют стрельбу, заявятся фрицы, и ничего из первоначального плана не получится.
- А ну-ка, друг, ты в форме, зайди в хату да попроси старосту на пару слов. Притворись, что выпил или еще что-нибудь в таком роде, - посоветовал Павлик полицаю.
- Сразу пристрелит, - угрюмо отозвался тот. - Уже знают, что я девок выпустил и что из деревни убег. Лучше посидим здесь, подождем, будут выходить по малой нужде, мы их похватаем. Самогонка на это дело здорово тянет.
Ждали долго. Окна светились, тени на занавесках двигались, но дверь молчала, словно забили ее на веки вечные. Те, что остались за огородом, по одному стали пробираться поближе ко двору.
Кто-то предложил высадить окна и перестрелять всех, кто попадется на глаза. Другой возразил: пока будем высаживать, в комнате сшибут лампу и из темноты нас самих перестреляют.
Предложение полицая оказалось наиболее верным. Дверь отворилась, и на крыльце показались двое. Обнявшись, они направились в угол двора.
- Дурнов, - прошептал полицай.
Посредине двора оба остановились, у старосты началась рвота. Его спутник безуспешно пытался поддержать грузное тело начальника. Холуй упал первым, получив прикладом по голове. "Некрещеный" тут же всадил в него нож. Алимбай и Павлик опрокинули Дурнова на спину, мгновенно заткнули рот, связали руки. Староста был до того пьян, что и не подумал сопротивляться…
Утром деревня узнала о случившемся. Тайком, по одному каждый прошел мимо полицейского участка, чтобы посмотреть на старосту, висящего вниз головой в воротах. Близко подойти боялись, но убедиться, поторжествовать хотелось каждому. Так он и висел до самого вечера, всеми оставленный, пока не приехали из города фашисты. Даже верная молодая супружница не вышла пожалеть муженька, не успев проспаться с похмелья.
А волкодав, оказалось, взбесился за день до гибели своего хозяина.